|
В издательстве «Лотаць» и «Звезды гор» вышли из печати 16 глава
16 апреля. Четверг, утром
Столь много знаков доброжелательства, столь много даров я получил из Индии! Был ли я достоин получить всё это? Сердце у меня горит, но внешне я так мало ещё способен делать на пользу Общества. Но и у многих других сердце пылает. Как горит Валковский! Сколь много чудных людей среди активных членов Общества, чистых, преданных сердец. Мне кажется, что, пока я ещё полностью не способен владеть своей оболочкой, превратить её в орудие служения Обществу, до тех пор я всё же мало могу дать Обществу. И не скрою, что в последний месяц были моменты громадного напряжения и усталости. Временами столь трудно сражаться с окружающими волнами хаоса. Так трудно концентрировать мысль. Так сроду не было. Подобное и у других, но только иначе.
4 апреля я получил новое письмо Е.И., где она пишет, что шлёт для печати книгу Н.К. «Врата в Будущее». Рекомендует учредить ещё издательство «Агни». Говорит, что в день памяти Доктора будет читать присланные нами доклады о Докторе и в духе объединится с нами. Затем ещё одно предложение: «Прилагаю Вам ещё три Знака, хочу, чтобы эти три были у Вас, Вашей супруги и у Карла Оттоновича». Поначалу я был хоть и радостно, но изумлён, что мне шлют Знаки вторично. Но позже я понял, каково значение именно этих Знаков, особенно когда прочёл один параграф из «Сердца».
20 апреля. Четверг, утром
16 апреля я получил новую чудесную весть от Е.И. Я писал ей о своих предчувствиях и мыслях относительно Знака, о Чаше Подвига, об АУМ – Космическом Первичном Созвучии, вибрации, спрашивал и о Христе, об Урусвати и – получил ответы. Наконец, говоря о Стуре, я упомянул, что он одного нашего члена Общества называет психистом из-за того, что у него появляются слёзы при чтении захватывающих мест в Учении и в письмах. Я спрашивал потому, что этот член Общества, Валковский (его имя я не упоминал), очень много натерпелся от упрёков Стуре, что стало известно также членам Общества. Разумеется, я не верил, что здесь психизм, но, чтобы поддержать Валковского, я хотел знать мысли Е.И. Если что-то в Валковском и было, то это, как я уже писал, Валковский давно преодолел. И пришёл прекрасный ответ: этот внутренний восторг является большой ценностью, и его следует хранить, как священный огонь. Е.И. почуяла, что речь идёт о Валковском. В конце письма я отметил благородный рост духа Валковского. Подобные моменты восторга когда-то часто были у самой Е.И., но Учитель её предупредил, чтобы не забывала о грядущей битве. В завершение опять слова для Гаральда, слова, которые меня захватили глубоко, глубоко: Учитель говорит, что Гаральд лечит больше психической энергией, нежели медикаментами. Мы чувствуем, что Гаральд станет истинным сыном своего отца. Он очень импульсивен, пылок, желает всё очень быстро достичь, познать, изучить. Притом у него болезнь сердца, ему следует остерегаться. У него было несколько случаев чудесного исцеления. Изумляться следует его смелости. Весьма тяжка его жизнь в семье. Его жена – адвентистка, решительно против его приверженности к Учению. Вечные упрёки. Людей из Общества она избегает. Если что-то упоминается об Учении, то сразу плачет. Поговаривает даже о разводе. У них чудный трёхмесячный ребёнок. Но у меня такое чувство, что и его жена когда-то признает путь мужа и присоединится к нему. Ибо, если она истинно любит Христа, неужели она, обретя светлое озарение, была бы способна не любить и Того, Кого Христос признаёт своим Братом?
С печатанием «Общины» сильно не везёт. Я отдал в Армейскую печатню, но в итоге оказалось, что при наборе здесь путали новые буквы со старыми и текст получился пёстрым. Набрали уже четыре листа. Положение неприятное, особенно из-за того, что управляющий печатными делами столь нелюбезен. Я уже с рукописью хотел уходить, возместив затраты, когда наконец согласились напечатать новыми буквами. Очень жаль, что работа затянется. Ведь следовало напечатать очень спешно.
Я получил от Н.К. его труд «Врата в Будущее», отдал его в ту же типографию, где печатали «Мир Огненный» и другие книги, и где я чувствую себя как дома. Отдал сюда с условием, что они приобретут новые буквы.
23 апреля. Утром
Когда-то я познакомился с одним человеком – Иаковом Калнинем, который видит ауры. Вчера он пришёл ко мне в гости. Тридцать лет он прожил в Америке. Долгие годы – на побережье Тихого океана, в одиночестве, и в Канзасе. Имел много приключений и переживаний. В Америке ауры в среднем намного светлее, чем в Европе, даже чем в Риге. В Калифорнии будто бы воплощается новая раса, много ясновидящих и обладающих другими способностями. Все они заняты благонамеренным, культурным трудом. Он сам был близок ордену американских розенкрейцеров, там почерпнул свои знания. Зато американских масонов оценивает весьма низко. Он – простой человек, механик. Это видение аур и великая чувствительность гонит его по свету. Сожалеет, что приехал в Латвию. Недавно он работал на какой-то рижской фабрике, там были люди с серо-красными аурами, было невыносимо. Теперь он поедет в Калкуны. Я рекомендовал ему связаться с Зильберсдорфом в Даугавпилсе. Когда он посетил нас в Обществе и не был утомлённым, он видел и мою ауру: темновато-синюю (темновата из-за грусти), за плечами жёлтая.
26 апреля. Воскресенье
Когда сегодня утром мы направились в Общество, у меня перед глазами вдруг пролетел целый рой чёрных точек. Подумал: быть может, опасность? И затем наступили мысленные натиски. Вскоре я был как бы сломлен, болела голова. И в Обществе было так трудно сосредоточиться. Такое со мной в последний месяц случается часто. Сегодня в старшей группе Валковский докладывал о выборах в следующий вторник. О них уже так много думали, говорили и обсуждали. Прочёл прежнее письмо Н.К., то, где упоминалось, что в современных условиях не рекомендуется осложнять обстановку и лучше оставить всё по-старому. Далее – вчера и позавчера я получил новые письма Н.К. В письме от 9 апреля он опять пишет: «Вы... понимаете, что во время битвы нельзя осложнять положение. Словом, мы уверены, что Вы делаете так, как лучше. Ведь доверие и выражается именно в уверенности, что, если друг что-либо делает, он поступает именно так, как нужно по обстоятельствам». Там же упоминается, что Знак выслан и для Стуре, и что ему сказано, кому этот Знак выслан. В предыдущем письме Е.И. ещё сомневалась насчёт отсылки. В письме от 13 апреля Н.К. пишет о том, что получил посланный нами альбом, о бдительности друзей в Нью-Йорке, о защите добра трудом.
В старшей группе обсуждали состав правления. Я уже как бы привык, что Валковский и Буцен постоянно упоминают мою кандидатуру на пост председателя, хотя сердце очень ноет, хотелось бы видеть Валковского на этом посту! Между прочим, аргумент Валковского, что об этом писала в своём письме сама Е.И. Сердце болит о великой ответственности. Я согласен отдать всё, всё, всё. Но разве я не буду вредить Обществу, если не умею и не способен говорить? И главное – не слишком ли слабо моё теперешнее состояние нервов, чтобы брать на себя великую ответственность за громадную битву? Напряжение растёт с каждым днём. Я ведь согласен браться за всё, если только я буду пригодным, если только я буду в силах, воистину, служить, но не вносить хотя бы малейшее затруднение или диссонанс. Но я ещё внутренне как-то ожидаю, до вторника, какой-то новой чудесной развязки. Однако разве всё не должно происходить человеческими руками и ногами – нашими, жителей этого плана?
28 апреля. Вторник, 6 часов вечера
Уже через 2-3 часа должна решиться судьба Общества. Как тяжело на сердце! И для чего всё это было нужно?! Отчего Стуре не мог подойти к Валковскому, Аиде Виестур, Мисинь и к другим, как к ближайшим друзьям и братьям, кротко поцеловать их в лоб и промолвить: «Вы – мои братья и сестры, не будем помнить зла, давайте работать все совместно плечом к плечу, все по своим возможностям и по желаниям»? А теперь – такая тяжесть! Вчера мы вчетвером (Валковский, Буцен, Клизовский и я) были у Стуре. Вскоре начались споры между Валковским и Стуре. Стуре в резкой форме нападал на Валковского, что тот не пригласил в комиссию других членов Общества. Но Фрейман отказался. Все решения обсуждались со старшей группой. В понимании Стуре комиссии не существовало. Я сказал, что цель всех нас – служение. Валковский больше всех служил, за что следует его благодарить, а не упрекать, он поддерживал высокую бодрость в Обществе в то время, когда все его руководители дезертировали. Расскажу позже. Я ждал, ждал ещё вчера, сегодня письма из Индии. Что бы она сказала? Но ведь правда – всё руками и ногами человеческими. Наши руководители достаточно писали и предупреждали. Настало время нам самим решиться.
Учитель, прояви Волю свою! Да будет Решение Твоё, не моё, не наше! Сердце моё молит об этом денно и нощно. Суметь бы нам поступить так, чтобы исполнить Волю Твою!
28 апреля. Половина одиннадцатого вечера
Осквернён наш Священный Храм. Потоки тьмы хаоса ворвались в него, захватили чувства членов Общества. Столь трудного дня в Обществе ещё не было. Сегодня должно было состояться общее собрание членов Общества. Я, Валковский и Буцен находились в библиотечной комнате, когда туда вошёл Стуре и твёрдым голосом сказал: «Собрание сегодня вечером созвано незаконно. Оно должно собраться 10 мая. Если вы сегодня проведёте собрание, я обращусь к иной власти». Тотчас же начался острый спор с Валковским. Последний сказал: «Ты пойдёшь жаловаться в полицию, иди, это ты умеешь» и т. д. Я сказал: «У нас нет иного закона, кроме Иерархии и указаний Е.И.». В зале собралось 20 активных членов, значит – большинство, и несколько младших членов. К сожалению, возбуждение охватило и зал. Стуре пошёл официально объявить, что собрание отменяется. Тут же вскочили на ноги несколько членов Общества и протестовали. Жаль, что в острой перепалке со Стуре, кроме Валковского, участвовала Аида, не сдержался и Гаральд. Стуре упрекал, что тут действуют за спиной, пишут на него, принимают решения без его ведома. Жаль, что никто не сообразил ответить Стуре именно по данному упрёку, ибо к Стуре мы многократно ходили и предупреждали его, но он всегда избегал не только ответить, но зачастую – и выслушать нас. Во-вторых, в Индии сами считали эти дела конфиденциальными (конечно, Стуре об этом сказать было нельзя). В-третьих, относительно Стуре мы совещались и решали большинством активных членов Общества. В-четвёртых, о собрании и кандидатурах обсуждали и в старшей группе, и ожидали, что Стуре придёт. Ведь главное, сея недоверие к другим, он пробуждал во многих членах определённое недоверие и к себе; все отрицательные представления, которыми он облекал некоторых членов Общества, начали относить к нему самому. Зная его горделивую натуру, нам приходилось раз-другой подходить к нему по его сознанию, чтобы не превратить в своего врага. Такой психологический подход я видел и в письмах Е.И. к Стуре. Для меня лично наибольшим мучением была невозможность открыть Стуре, что мы пишем в Индию и нас спрашивают о нём. Но я теперь сожалею, что <сказал>, ибо пусть лучше он злится на нас, чем на Индию. Я позавчера ему раскрыл, что мы писали в Индию, но ответ был, что мы сами должны с этим справиться. Сожалею, что не поведал совет Е.И.: будет лучше, если сам Стуре снимет свою кандидатуру. Ибо он же ясно понимает, что его ни за что не изберут. Зачем он хочет навязать членам Общества свою власть? Если на этом собрании ещё какой-то случайный голос мог бы быть за него, то на следующем – ни одного, кроме его сына. Слышались реплики, что он из-за своего сына отложил собрание, чтобы тот в воскресенье мог приехать в Ригу.
Конечно, с формальной точки зрения Стуре мог оспорить законность собрания, ибо правление созвало собрание без участия председателя или его помощника (г-жа Иогансон недавно отказалась от своего поста). Теперь <правление> решило выполнить самые мельчайшие формальности, чтобы Стуре не мог придраться – даже объявить в двух газетах повестку дня, хотя это требует больших расходов и т. д. Стуре оспорил и зачисление в активные члены новых людей, которых мы недавно приняли: Лукина, г-жи Ренкуль, Зильберсдорфа, но Валковский обещает получить подпись г-жи Иогансон, так что с этим делом будет улажено и без Стуре. Вот какой битве надо было случиться в нашем священном месте! Здесь выявилась гордыня, и ничто иное. Я сказал Стуре: «Завет Христа – если кто хочет властвовать, то ему надо умывать ноги своих ближних, ему следует быть кротким». У меня тяжко на душе, и я упрекаю себя в том, что не сообразил и не воспрепятствовал тому, чтобы конфликт перекинулся в зал. Некоторые молодые члены Общества были в недоумении, ибо мы, конечно, о Стуре говорили только хорошее. Им даже казалось, что, быть может, истина на стороне Стуре. И очень жаль, что Валковский возбудился так же, как и позавчера.
Затем, я совершенно не понимаю того, почему Стуре хотел насильно воспрепятствовать протоколированию этого собрания. Если этого не сделать и собрание отложить на более поздний срок, наше Общество могли бы упрекнуть, ибо, согласно уставу, годовое собрание положено созывать до 1 мая.
Наконец, стихии несколько утихли, когда Стуре покинул зал. Позже мы совместно написали прошение в префектуру – разрешить в эту пятницу созвать заседание правления, в котором будет участвовать и Стуре. Чего Стуре хочет достичь? Он, видимо, считает нас заговорщиками. Но пусть он прислушается к сердцам членов Общества.
Я ещё до вчерашнего дня надеялся на сотрудничество со Стуре. Позавчера мы ходили к Стуре, чтобы он высказал своё мнение, хочет ли он вернуться в Общество и работать с нами? К сожалению, Валковский весьма скоро разгорячился и поставил этот вопрос в резковатой форме. Валковский не очень старается подойти к Стуре по сознанию, и таким образом осложняет дело.
Неприятной была и вчерашняя нервная вспышка Аиды. Она настолько настрадалась из-за Стуре, что его образ стал для неё почти психозом, вопросом самой жизни. Неизменно столь спокойная, вчера она часто вскакивала на ноги, бледная, и вмешивалась. Наконец, избрали Буцена председателем собрания. Он вёл спокойно и корректно. Протоколировали перенесение собрания.
У нас такое чувство, что вчера, возможно, исполнилась часть из предупреждения Учителя: «Будут покушения». Я не хочу подразумевать здесь кого-то лично. Через членов Общества проявилось покушение тёмных сил, взволновавших их сознания до стихийного состояния.
1 мая. Пятница, утром
Стуре, однако, кое-чего добился из того, чего хотел: заронил в сердца младших членов Общества несогласие. Активные члены хорошо знают обстоятельства происходящего, ибо сами несколько лет совместно сражались. Но младшие члены Общества ничего не знают. И им показалось, что здесь борются две стороны, вернее сказать, Стуре с Валковским, и что истина будто бы на стороне Стуре, ибо тот был спокойнее, в то время как у второй стороны наблюдалось великое возбуждение. Да, истинно, те, кто раздражался на Стуре, сильно навредили престижу Общества. Как же это исправить? Ведь невозможно членам Общества всё рассказать, это было бы агитацией против Стуре. И я Валковскому сказал, что он навредил Обществу своим нервным возбуждением, особенно у него дома. Надо ведь по-доброму, это высший закон. Между прочим, когда Стуре спросил: «Члены Общества считают меня тёмным, неужели и вы тоже?», Валковский резко ответил: «Да, я тебя таким считаю, потому что ты меня признаёшь психистом». Очень жаль, что здесь выявляется и нечто от личной обиды. Также и в Обществе кричали те, кого Стуре тяжко ущемил. Но это совсем не в духе Учения. Об этом каждый прекрасно знает. Но я виноват, что в зале ничего не сказал. У меня нет огорчения, только бесконечная тяжесть на душе. Да, надо было всё заранее предвидеть. Надо было больше вдохновить Валковского быть спокойным. Инициатива всего этого переизбрания была в руках Валковского. Он всеми силами желал добиться, чтобы Стуре сместили. Я ещё надеялся на взаимодействие. Однако в тот день, когда мы пошли к Стуре, и он признавал, что надо попытаться призвать Стуре к сотрудничеству. В таком духе он и говорил со Стуре, но слишком резко. Это, разумеется, навредило. В тот вечер Стуре промолчал, но на второй день отомстил. Допустим, что всё было бы спокойно, но если бы Стуре ушёл и избрали другого председателя, и избранным оказался Валковский, то тогда ведь думали бы, что он воевал ради себя. Ему всё ещё не хватает уравновешенности и такта, хотя он сильно прогрессировал со времён Доктора. Если изберут меня, то, учитывая, что я не говорю и вся инициатива, как и прежде, останется в руках Валковского, я должен буду нести ответственность и за него. В силах ли я всё предвидеть? Конечно, я доверяю ему. Я надеюсь и верю, что единственно наше взаимодействие принесёт всё наилучшее, ибо Клизовский несколько обижен на Валковского, что тот не приглашал его на заседания комиссии (которой в истинном значении слова не было), на которых Буцен тоже критиковал Валковского. Если придёт новый председатель, ему придётся всё это положение обновить, выправить, всех примирить, сдружить в жизненной, весьма активной, братской кооперации.
2 мая. Суббота, вечером
Как больно всё! Моя истинная радость была в Обществе. Нет больше радости. Какая-то грязная тень закралась в Общество. Главная тяжесть – стыд за невладение собою. Как члены Общества могли так поступить! Тем, кто несёт ответственность, необходимо всё предчувствовать и предвидеть. И мне. Теперь многое уже слишком поздно. Меня не оставляет убеждение, что надо было повернуть так, чтобы было возможно сотрудничество со Стуре. Но теперь члены Общества ещё больше против него.
Вчера в девять часов состоялось заседание правления, которого требовал Валковский. Пришла и г-жа Иогансон, которая год не появлялась, значит, правление было в полном составе. Все были спокойны и вежливы. Какая-то грусть была в Стуре.
Кто же может знать, что у него на душе? Заседание ничего не обсуждало. Приняло Зильберсдорфа в активные члены. Всем членам Общества разошлют письменное извещение о собрании. Сквозь Огненное крещение должны пройти все сознания.
9 мая. Суббота, вечером
Я дважды беседовал со Стуре. Сердечно, как редко когда. Открыто. Раньше несколько раз это пробовал, останавливался на полуслове. К Стуре ведь так трудно подойти. Вчера я был у него целых четыре часа. Теперь многое мне стало яснее. Но ныне уже многое слишком поздно. Когда я уходил, то чувствовал, что, хотя и вопреки мнению некоторых членов Общества, совет и содействие Стуре нам по-прежнему необходимы, однако он не может быть председателем, пока не пересмотрит, не одухотворит любовью своих отношений с членами Общества. Он столь многих считает больными. Будто бы они во власти психозов. Особенно по отношению к нему. (Но тогда он сам тому причина, я сказал – он обязан исцелять, настраивать!) Нашему Обществу надо быть не приютом для больных, но кооперативным учреждением Учения. В этом есть некоторая истина. Но разве Стуре здоров? И ведь необходимо подходить к человеку, даже если он и нездоров, не как к больному, но как к сотруднику, товарищу, тогда он не будет казаться нам больным. Подход Стуре к членам нашего Общества совершенно неверный, он образовался единственно из его личных отношений. На это я ему и указывал, но он не захотел признать. Я членов Общества ни в коем случае не считаю больными, разве только некоторых. Всё это создалось в обстановке разлада вокруг Стуре. Быть может, у Аиды есть какие-то психозы, которые её ещё мучают, но это ведь связано со Стуре. Мисинь стала спокойнее, уравновешеннее, и хотя у неё и были некоторые некультурные качества, то ведь провоцировал их сам Стуре, ибо Мисинь жаждет истины, она хочет только блага делу Учения. Обо всём этом столько думалось, и как бы мне хотелось, чтобы более не приходилось этого касаться! Ибо всё это бесконечно больно. Ибо всё это столь некультурно, недуховно и, главное, – противоречит существенным основам Учения. Где содружество, любовь, сострадание, где путь великого служения? Мы не смеем к другим подходить иначе, как только мысля о служении. Стуре признаёт большое продвижение Валковского, так он и написал в Индию. Но у него есть страх, что тот слишком «приспосабливается» к членам Общества, подходит без критики, как бы не сделал их мягкотелыми. Разумеется, этот взгляд мог образоваться из-за противоположной природы Стуре. Конечно, духовная твёрдость нужна, и мне кажется, что дисциплину духа сможет поддержать и Валковский. Следующей осенью Обществу надо составить чёткий план работы. Главное – ввести самодеятельность. Контролировать преподавание Учения. Занятия в группах должны проходить с большей активностью и участием самих членов. Валковский – человек сердца, человек огня, он столь многое совершил для Общества. Главное, он внёс гармонию, именно то, на что Стуре не был способен. За это ему – великая благодарность. Стуре умеет критиковать, один-другой намёк, может быть, и стоит обдумать, но сам он не воспитывает. Он словно боится, как бы члены Общества не погрязли в самодовольстве. Он опасается, что, когда придёт срок, члены Общества не будут готовы представить Учение дальше. Ибо нам ведь следует нести свет Европе. Именно ради этого нам необходимо великое духовное сотрудничество. Именно ради этого нам необходимо абсолютно забыть своё «эго». Стуре сообщил также, почему он сорвал собрание. Как человек он бы этого не делал, но как руководитель <должен был>, ибо здесь преступили принцип руководства. В тот день он от кого-то из членов Общества что-то узнал, поэтому пришёл. Допустим, что это так, но тогда надо было хотя бы заранее предупредить. Мы ведь ходили к нему, чтобы добиться ясности. И Валковский действовал, сознавая, что за ним стоит большинство Общества, что члены Общества уже давно не смотрят на Стуре как на иерарха. Так. Больше писать не стану. Беседовали, и многое отозвалось болью в сердце. Но правда, что у Стуре сильно солипсическая натура. Сколько раз ему подчёркивал о кротости Христа. Оказывается, сегодня он, после нашего разговора, отослал в Индию весьма длинное письмо, к которому присовокупил и свои прежние заметки. Мне кажется, что письмо выдержано в спокойных тонах, и будет хорошо, что интуиция Е.И. с этим познакомится. Он писал и о перевыборах, о том, что предупреждён, что его могут не избрать в правление, и он согласен со следующим правлением (я, Буцен, Валковский, д-р Лукин, Вайчулёнис, Клизовский). Знаю, что он написал, но как было бы хорошо, если бы его строчки были строчками дружбы. Да, истинно, отчего же всё должно было так начаться и так кончиться? Я ещё до последнего момента верил в возможность некоего синтеза. Я вовсе не смотрю на Стуре так, как некоторые члены Общества. Я верю, что свойства своего характера Стуре мог и должен был – ломать. Если бы только он хотел, если бы сам считал их преодолимыми. Но теперь, после 28 апреля, появилось непреодолимое препятствие. Даже кроткая Аида написала моей жене весьма резкое письмо, когда она по телефону сказала: неужели Стуре столь тёмный? Не нам судить, пусть судит Высшая Власть. Та, которая видит все наши сердца, которая оценивает по мотивам. Конечно, нам надо быть постоянно начеку, и, если образовывается какое-то тёмное осложнение, немедля следует мужественно разрешить его. Нам дозволено вопрошать, но не утверждать свои заключения.
Я убеждён, о чём упомянул в письме Е.И., что всё это дело со Стуре является решительным испытанием не только ему самому, но особенно – Обществу. И то же самое я чувствую теперь.
Воистину, всё наше сознание должно пройти огненное крещение.
10 мая. Воскресенье, вечером
Да проявится тут хотя бы крохотный отблеск Твоей Воли, той Воли, к которой я всю жизнь стремился! Имел ли я право взять на себя великую ответственность, я – столь малый, столь мало достойный, столь мало готовый, столь мало способный? Но я только одно чувствую и сознаю: я избран руководителем великой организации. Знаю: то, что для других легко, для меня будет тропой великих тягот. Если бы я знал, что хоть немного смогу внести успокоение и лад гармонии! И всё же назад оглядываться уже нельзя. Да поможет мне Учитель!
11 мая. Утром
Как проходили вчера выборы? Собралось 23 активных члена, почти все, кто живёт в Риге. Кроме них – и младшие. Явился и Стуре, открыл собрание, сказал несколько слов и ушёл. Избрали Буцена вести собрание. Зачитали все годовые отчёты. Тогда приблизилось труднейшее – перевыборы. Предстояло переизбрать К. Стуре, истекло три года, как он в правлении, г-жу Иогансон, помощника председателя, которая сама отказалась работать, и – Мисинь. Разумным было то, что правление само не выдвигало кандидатов, но предлагало собрание. Так правление нельзя будет обвинить в партийности. Были выдвинуты в кандидаты: д-р Лукин, Буцен, К.Стуре, Клизовский и Мисинь. Стуре получил только семь голосов. Жаль, что и Клизовский не прошёл, ибо я почувствовал, что и сам Клизовский, и русские остались недовольны. Клизовского выбрали в кандидаты. Затем избрали ревизионную комиссию, и правление удалилось избирать своих членов <на руководящие посты>. Буцен вёл заседание в напряжённом темпе. Мои отговорки были напрасны. Затем Буцен предложил Валковского в качестве помощника председателя. Валковский отказался, потому что у него есть несколько серьёзных аргументов (мне он позже сказал, что Буцен сам хотел быть на этом посту). Он предложил мне, чтобы я лично выбрал себе помощника. Я определённо просил Валковского. Затем Лукин взял на себя роль секретаря и Буцен – пост библиотекаря. Когда огласили <результаты>, некоторые члены Общества сразу же покинули зал, другие подходили и желали счастья. Хорошо, что Валковский на собрании упомянул о нуклеусе, как о духовном руководстве вне правления, не указывая личностей. Сюда надо пригласить Буцена и Клизовского, только всё следует сделать тактично. Жаль, что у Лукина ещё такой небольшой опыт, пока он может быть полезным только в практической деятельности.
11 мая. Вечером
К вечеру мне прислали 12 роз. Пославшие – одиннадцать членов Общества во главе с Мисинь и Лукиным. Мог бы я хоть немного оправдать надежды! Но я ведь не способен говорить, и это великая трудность. В восемь вечера началось заседание старшей группы. До сих пор её вёл Фрейман. Но на этот раз он отказался. Я долго спорил. Он сказал, что руководство пойдёт мне только на пользу. Так везде и повсюду мне приходится начинать всё сначала. На заседании группы я сказал, что считаю свой пост только формально юридическим решением, пока среди нас не вырос дух такой широкой культуры, как Феликс Лукин. Я считаю, что истинным руководителем, как до сих пор, будет старшая группа, на которой будут обсуждаться важнейшие вопросы. Затем Элла прочла письмо Е.И. к Стуре и ко мне от 12.04.1934 г. Раньше Стуре не хотел, чтобы члены Общества знали о существовании нуклеуса. Так он один взял на себя ответственность. Теперь это письмо в старшей группе зачитали не ради меня, но ради пользы дела, чтобы у тех членов Общества, кто дальше от всех дел, было больше доверия. Я был рад, что ощутил дружескую поддержку.
Мы украсили розами портрет Доктора. Что же он теперь мыслит, что чувствует, взирая из дальних миров на судьбы нашего Общества? И там он не перестаёт страдать за нас.
Больно, когда думаю о Стуре. Отчего всё так должно было случиться? Но как же Обществу существовать без внутреннего согласия?
14 мая. Четверг, половина одиннадцатого вечера
Я ещё не достоин той любви. Я ещё не достоин того доверия, которое члены старшей группы проявляют ко мне. Я рад большому сердечному теплу, которым Валковский и Буцен одарили меня сегодня вечером. Я очень благодарен им за поддержку. Но как трудно было слушать об их надеждах на меня. Ах, если бы я мог хоть немного оправдать всё это. Я всё время был в таком напряжении, как никогда в жизни. В таком напряжении, что казалось – ещё капелька, и во мне всё запылает.
После мгновения молчания Элла прочла моё обращение, где я раскрываю своё положение и обращаюсь к членам Общества с просьбой о поддержке, дружбе и взаимодействии. Элла зачитала это по-латышски и по-русски. Валковский и Буцен потом выступили так мило и тепло, что сердце у меня защемило. Буцен был в таком восторге, как никогда, в том числе и по поводу моего обращения. Воспылав, он клялся, что никогда не свернёт с пути Учения.
В обращении я подчёркивал, что считаю пост председателя формальным, пока среди нас не вырос дух такой широкой культуры, каким был д-р Лукин, – то же самое, что я сказал на старшей группе. Но всё это противоречило тем словам, которые произносили Буцен и Валковский, которые в должности председателя и теперь стремятся видеть нечто высшее. Сердце так переполнено. Сердце полно великой ответственностью.
15 мая. Пятница, утром
Сегодня я поднялся в пять утра и писал письмо в Индию своим духовным руководителям. Оно будет длинным, и я охотно ничего бы не писал обо всех тяжких моментах в Обществе, ибо они в прошлом и всё будет хорошо. Но нашим водителям следует знать истину, и это нужно для пользы самого Общества. И из-за того тоже, что Стуре написал. Так приходится принять и эту горькую чашу.
Вчера Стуре написал мне поздравление в стихах, отчасти всерьёз, отчасти и с небольшой иронией о настроении членов Общества. Однако ощущаю, что он смирился.
29 мая. Пятница, вечером
В воскресенье мы в составе 23 членов Общества на арендованном автобусе совершили поездку к берегам Аматы, в Цесис и Сигулду. Было много солнца, и яблони в полном цвету.
Сегодня получил два письма от Н.К. и также от Шибаева. Е.И. всё ещё сильно болеет. На мои письма коротко отвечает Н.К. Чувствуется, что его очень заботит наше общее собрание, и он снова взывает к благоразумию членов Общества. Далее он выражает недоумение, что «Сегодня» сократило его статью[84], особенно места, посвящённые Латвии. Все они были очень изумлены известием, что «Священный Дозор», который запрещён в Харбине, появился в Риге. Магазины Риги получили его из Парижа и Харбина. Очень странно: сам автор и собственник ничего не знает, что его книга путешествует по миру. Что делают его друзья в Харбине? Он просит меня написать и осведомиться в Харбине у Туркиной. С семьёй Алексеевых всё ещё встречаться нельзя, и с супругой – тоже. Она уже пыталась возобновить сношения, приезжала к нам, чтобы узнать что-то об Учении и т. д. Однако Указ совершенно определённый. Во втором письме Н.К. спрашивает о К. Принце, который в своей последней книге поносит Учение. Он – больной человек, поэтому своими книгами, написанными в возвышенном стиле, приносит десятикратное зло. Ненависть Принца к Обществу отчасти возникла и от того, что Валковский, с ведома Стуре, когда-то в резкой форме написал ему и категорически потребовал изъять из обращения его книгу «Империя Hyp», ибо она запутывает принципы Учения, а также поучиться у члена Общества Бумбер в Вентспилсе. Валковский в отдельной статье шире характеризовал Принца, я приложил её к письму Н.К.
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:
©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.
|