В издательстве «Лотаць» и «Звезды гор» вышли из печати 15 глава

Сегодня под руководством Буцена начали печатать Оригена «О Началах». Книга пришла из Хельсинки после долгих поисков.

24 февраля. Понедельник, утром

Вчера я был на собрании сотрудников «Даугавы», на квартире у Я.Раппы. Если раньше я испытывал духовное отчуждение, то теперь – вдвойне. Англичанин Метюс по-латышски докладывал о деятельности «Даугавы» в минувшем году. Симпатичный, светлый человек. Затем Я. Янсон – о хронике. Говоря о критике Веселиса о «Мыслителях и воителях», отметил, что таких нездоровых сущностей, интернационалистов следует выбросить из «Даугавы». Необходимо культивировать латышское и т. д. И Я. Розитис позже с желчью бросил недоброе слово о «Красоте духа». Разумеется, у меня это вызвало лишь улыбку. Жаль только, что сам я не был в состоянии говорить. Да и чем бы это помогло человеческому сознанию, которое стопроцентно признаёт только форму. Грин всё же верно в конце сказал, что нам не надо становиться духовными провинциалами, но следует смотреть шире. Однако и он – чисто формалист, хотя немного терпимее. Таков цвет нашей интеллигенции, носители культуры будущего. Под конец большая часть выступающих говорила в алкогольном угаре. Неоспорима одарённость Медениса и других в вопросах формы. Но что это даёт, когда не хватает духовной культуры, того, что может дать истинное служение человечеству. Были и такие, которые тайно шептали: возвращается эпоха народного периода, которая была во времена Лаутенбаха. Я хотел заметить: ещё хуже, возвращается средневековье, именно в духовном смысле. Чем помогут все реформы объединений, пропаганда искусства и культуры, если духовный небосвод вокруг нас становится всё уже?

26 февраля. Среда

Переворот в Японии. Бог весть, что произойдёт на свете! Неужели опять милитаристское безумие охватит мир? Неужто человечество ничему, ничему не научилось? Все государства так вооружаются, словно чувствуют себя на краю пропасти. У всех жуткое ощущение. Когда же человечество одумается? Когда же луч Света разбудит тьму сознания?

29 февраля. Суббота, вечером

За эти два дня опять столько пережито. Познаны новые тяжкие письмена судьбы. Элла вчера была у г-жи Виестур: она, Аида и Принцис раскрыли всё своё теперешнее трагическое состояние. Принцис действительно ныне стал странным, бесхарактерным человеком. Пять лет назад, когда я с ним познакомился, он был совсем другим. И Аида была в восторге от него, увлекалась им. В нём был опыт духа. Рассуждал о космической музыке. Ему присущи были и некоторые магнетические способности врачевания. Но сильного характера в нём и тогда не было. Всё, что начинает, ничего не заканчивает. В последнее время руководил магазином радио[81], но дело с ним не ладилось, и временно магазин закрыли. Принцис вёл себя в высшей мере наивно. Часто казалось, что он находится под каким-то психическим воздействием, ибо он совершал чрезвычайно необдуманные поступки. Так, у него собралась масса неоплаченных векселей. Теперь дело зашло так далеко, что его друзья и отец невесты, со слезами, оплачивают его векселя и, естественно, считают, что Принцис – нечестный. Между прочим, Принцис одолжил у одной из членов нашего Общества крупную сумму под 30%! Это истинное ростовщичество, и такое, представить только, среди членов нашего Общества! В семье Виестур трагедия. Но это лишь одна сторона происходящего. Здесь опять якобы замешан Стуре. Принцис в последние месяцы почти не спит, из-за этого у него днём пропадает сообразительность. Притом у него по ночам, особенно в последнее время, в полусознательном состоянии было несколько астральных видений, будто бы на него нападал Стуре. Подобные видения были ранее и у Аиды, только в ином виде. Уже неоднократно Аида в связи со Стуре видела и пережила отрицательные воздействия. Наблюдалось, что при появлении Стуре в магазине (в том числе и молодого <Стуре>) и т. п. случались многие неудачи. Затем – поведение Стуре в Сигулде не было образцовым. Цухо его уже ненавидит и т.д. Всё это я записываю здесь для того, чтобы показать, что среди некоторых членов Общества всё ещё не утихает вопрос Стуре. И притом главное, что Принцис пережил страх смерти. В связи со всем этим и неудачами он сам не свой. Теперь, как спасение, сознательно или бессознательно, Виестур и Принцис начинают искать вину в Стуре и т.д. Воистину – великая загадка! Вчера мы с Валковским просидели у Виестур до поздней ночи, и они нам открыли свои сердца. Мы думаем, что эти видения, быть может, являются мыслеобразами Стуре, которые настолько сильны, что в сознании воспринимающего превращаются в полуастральные образы. Но, по крайней мере, сам Стуре в эти моменты такое не посылал. Быть может, что раньше, когда не владел своими импульсами. Ныне он думает только о своей второй половине, единственно о ней. Два раза в неделю ездит в Даугавпилс, свой истинный дом чувствует там.

Валковский вчера так воспылал, говорил захватывающе, как никогда. Он так быстро растёт. Всё лучше понимает Учение. И страдания одарили его высоким опытом жизни. Духовная отчуждённость между ним и женой многому его научила. Вчера он изрёк: людям на известной, высшей ступени развития посылаются для совместной жизни не ангелы-хранители, но силы противоборствующие, чтобы направить их вверх.

Валковский когда-то, около года назад, начал излишне углубляться в свои восторженные представления. Когда читал Учение, то ощущал, что всё в нём горит. И теперь он, как очень чувствительная натура, читая наиболее сердечные места, часто едва в силах сдержать слёзы. В то время у него начались странные проявления: тяжело заболел желудок, ходил к врачам. То опять-таки начинало звенеть в ушах, иногда от прикосновения к бумаге вспыхивали электрические искры и т. д. Нечаянно он об этом сообщил Стуре, и тот написал в Индию, наверное, и добавил, что здесь нечто связанное с психизмом. Но затем Валковский прочёл в Учении один параграф, как раз относящийся к его заболеванию, и внезапно всё как прояснилось: все проявления исчезли, как и не были. Он восстал против всего этого своей волей. В скором времени пришёл из Индии ответ со словами Учителя, что Валковскому в связи с психизмом советуется интенсивно предаваться труду. Конечно, Валковского всё это очень и очень огорчило. Ему виделось, что Стуре неверно информировал Е.И. Но ведь Е.И. отвечала ясно. Она упоминала об этом и мне. Уже миновал год, но чувствую, что и теперь в душе Валковского что-то щемит.

Мысль привлекает мысль. Буцен мне рассказал, что его Е.И. спрашивала относительно Стуре. Он и Клизовский недавно дали ей какой-то повод о многом догадаться. Она пишет, что просит меня ответить. Конечно, мне пришлось сказать, что я уже написал, хотя мы с Валковским держали это в секрете. Столь много и с такой болью я сам об этом думал! Сказать теперь ему это совершенно невозможно. Быть может, когда-то при случае. Но утаивать тоже тяжко. Не было бы этого конфликта, я уже давно бы написал. Но, быть может, истина пойдёт на пользу самому Стуре? Наши руководители ведь должны знать о нас всё.

1 марта. Воскресенье

Вчера мы собрались у Буцена в его доме. Кроме меня, присутствовали ещё Валковский и Клизовский. Чрезвычайно напряжённо прошли четыре часа.

Во-первых, мы обговорили вопрос о Стуре. Буцен много рассказывал о своих ощущениях, главным образом отрицательных. Конечно, Стуре теперь подаёт плохой пример не только членам Общества, он плохо представляет и Общество. И всё же, способен ли Буцен совершенно объективно оценивать, он, у кого было мало непосредственных контактов со Стуре? Об этом сделал замечание и Валковский, который рассказал о своём последнем разговоре с ним. Не желаю здесь это пересказывать, ибо и так много упрёков. Конечно, оценить – ещё не значит упрекать, ведь надо знать, как себя вести, ибо нам следует быть в высшей степени начеку относительно благосостояния нашего Общества. И всё же больно слышать о Стуре только отрицательное. Куда же девался весь его светлый потенциал духа? Но что же делать, если он не стремится направить себя в гармоничное русло? Оттого в Обществе уже почти нет членов, которые бы его уважали. Это трагедия, и напрасно пытаться здесь что-то делать, если сам Стуре менее всего пытается. Действительно – великая загадка этот Стуре. Валковскому Стуре высказал немало недостойных слов. Поэтому настрой у нас – быть начеку. И странно, сегодня утром, после длительного перерыва, Стуре опять участвовал в нашей группе. Хотя он и утомлён, ведь большинство ночей проводит в поезде, но сдержан и высказал несколько светлых мыслей. Так всё сменяется, как кадры в киноленте.

Действительно, ради гармонии в Обществе следует избрать иного председателя, Стуре стал только вывеской. Ибо фактическим руководителем и председателем Общества является Валковский. Он ведёт все собрания по четвергам, он и в старшей группе читает письма и рассматривает предложения, в то время как Фрейман, которого Стуре назначил старшим в Совете и руководителем нашей группы, начальствует всего лишь формально, на обсуждение основ Учения по четвергам не ходит, реальными делами Общества мало интересуется. Учение, однако, понимает тонко, знает и «Тайную Доктрину».

Валковский уже ранее задумывался о смене председателя. В письме к Е.И. в связи с этим он упомянул мою кандидатуру. Ибо я будто бы человек со «словом» и «стажем» и т. д. Разумеется, я просил эти строки не посылать, ибо Валковский ныне – единственная кандидатура. Валковский растёт, и члены Общества его любят. На вчерашнем заседании Валковский неожиданно обратился ко всем с упомянутым предложением. Буцен и Клизовский поддержали. Мне тяжко было это слышать. Я решительно отказался. Как же я мог бы и смел бы взять на себя великую космическую ответственность, если я не способен живым словом воспитывать сознания членов Общества? Но чувствую, что, быть может, Буцен и Клизовский пока ещё не желают кандидатуры Валковского. Размышляю, куда же лучше всего направиться. Ведь наша цель – наиболее тесное, наиболее огненное взаимодействие. Я в последнее время с Валковским встречался весьма часто, многое, очень многое мы вместе обсуждали. Он ведь человек, который огнём сердца горит за Общество.

Так каждый день, каждый час несёт новую ответственность, новые переживания.

Сегодня нас посетили г-жа Алексеева с девочкой и чета Якобсон, её друзья. Они так основательно знают Учение. И тем не менее, несмотря на всё, такое странное щемящее чувство было в моём сердце, когда мы беседовали. Элла читала им некоторые общие места из писем. Быть может – это самость во мне? Сегодня я думал о легенде, приведённой Н.К. в брошюре о женщине, как Богоматерь открывает глубины своего сердца навстречу тем, мимо которых мы проходим. Так, Элла недавно съездила в гости к г-же Алексеевой. Она много, много перестрадала. Очень сожалела, что послушалась своего мужа и ушла из Общества, теперь приходится испытывать <действие> кармы. И муж от неё теперь духовно отошёл. Она когда-то желала вновь вступить в Общество. Стуре написал в Индию. Ответ был – можно будет тогда, когда будет позволение Учителя. И ещё в давнем письме Доктору было указание оставить в покое семью Алексеевых. Но, быть может, это было тогда. И главное – самого Алексеева. У его девочки теперь больше нет психических явлений, видения исчезли. И всё же как-то щемит сердце. Ибо всё следует провидеть, все концы и начала. И следует нести ответственность за всё. Что бы думала теперь Е.И., как нам следует ныне относиться к Алексеевым? Сердце моего друга ведь горит. И зачастую я склоняю голову. Но иногда у неё не хватает соизмеримости. Ибо нам надо учиться говорить по сознанию. Ибо надо научиться понять и реализовать наиболее необходимое в данный момент. Единственно Учитель видит и знает карму другого. Как же нам помогать так, чтобы, помогая, не мешать? Я жажду ясности.

6 марта. Пятница

Сегодня я отдал в цензуру третью часть «Мира Огненного».

14 марта

Я получил разрешение выпустить в свет «Мир Огненный». Управление духовных дел отдало на цензуру Веселису. Два экземпляра я отослал в Индию уже в прошлую субботу вместе с письмом Е.И.

15 марта. Воскресенье

Сегодня опять испытание. Я просил Буцена не писать в Индию о Стуре, пока мне не придёт письмо от Е.И. Сегодня Буцен дал мне прочесть копию своего вчерашнего письма. Оказывается, он всё же надумал и отослал его. С изумлением я читал, что Буцен пересказал разговор, который был у него 1 марта, в том числе и то, что выдвигали мою кандидатуру. У меня стало так тяжко на сердце. Ведь если писать, то совсем не так! И моя задача теперь поторопиться завтра или послезавтра с новым письмом в Индию, сказать и мотивировать шире о Валковском, ибо он уже фактически руководитель Общества. У меня нет ни <дара> речи, ни организаторских способностей. Как тяжко всё же писать и обдумывать, когда невозможно теперь сказать Стуре об этом! Хочу, однако, как-то выяснить его собственные мысли и отношение.

Вчера я получил письмо от Е.И., где подробно описано предательство в Нью-Йорке.

16 марта. Понедельник, поздно вечером

Я надеялся получить сегодня письмо – и дождался. Письмо было от Н.К. Сейчас Е.И. очень больна, и он отвечает вместо неё. Сколь чутко, спокойно, величественно, глубоко он пишет. Он говорит, что ныне следует избегать любых осложнений. Хорошо, что у нас есть комитет – правление, которое ведёт дела Общества. Если теперь и производить перевыборы правления, то всё же, в связи с теперешней обстановкой, было бы желательно избежать перемен. Ибо теперь Армагеддон во всех проявлениях всех масштабов. Поэтому надо быть столь осторожным с переменами. «Конечно, мы чуем все Ваши соображения, но и Вы так же, как и мы, отлично понимаете особые обстоятельства». Далее множество чудных слов о культуре, о терпении, о личной активности, о содружестве. «Тот же отбор ликов происходит не только в мировом плане, но и в двух планах». Враги теперь показывают свои истинные лица, так на всех планах.

В три часа пополудни я посетил Стуре, хотел поговорить о чём-то существенном, но говорили о пустяках. Стуре ночь не спал, ибо приехал из Даугавпилса. Так он не спит несколько ночей в неделю. Хотя обстановка сейчас очень тяжёлая, я всё же не смог сказать ему о письме. Я хотел только подготовить сознание. Между прочим, я сказал: «Не чувствуешь ли ты, что отчуждаешься от Общества?» Он ответил: «Я ведь передал все дела комиссии, пусть она покажет, на что способна». Да, столь тяжёл весь этот вопрос! Быть может, только по прошествии времени можно будет узреть, как надо было поступать, но тогда многое будет уже слишком поздно.

Затем мы несколько часов проговорили с Валковским. Он прочёл письмо Н.К. Я сказал: «Не следует ли его желание понимать как указ?» Тяжкая проблема. И фактически дело трудно. Если вновь выдвинуть кандидатуру Стуре перед правлением (согласно уставу, Стуре в этом году следует переизбрать), то его так или иначе не выберут, ибо большинство активных членов – его противники, остальные поступят так, как мы их настроим. Но надо ли нам брать на себя карму Стуре, когда он сам нисколько не пытался умножить уважение и авторитет среди членов Общества? Валковский определённо стоит на том, что председателем надо выбрать меня. По многим мотивам. Один таков – что Стуре на него «взъелся», и, если выберут Валковского, тогда он может стать врагом Общества. (И я так раньше думал.) Конечно, я отстаивал противоположную позицию. Ибо Валковский теперь и есть центр нашего Общества. Я об этом, как и упоминал, напишу Н.К. в качестве дополнения к письму Буцена. Но сегодня вечером я подумал, что надо бы завтра созвать побольше членов Общества на совещание. И всё же, не следует ли учесть замечания Н.К.? И как их понимать и применять? И мой друг тоже так предлагает. Сердце женщины в последнее мгновение зачастую подаёт наиболее верный ответ. И я это чувствую. Но эта проблема так осложняется. Есть моменты в жизни, великие моменты, когда следует мыслить и решать быстро и определённо. Нередко приходится решаться на долгое время.

17 марта. Вторник, перед полуночью

Единственно Твоя Воля да будет над жизнью моей, над моей душой и духом, не моя! Твоей Священнейшей Воле отдаю своё сердце.

20 марта. Пятница, утром

Сердце все эти дни так ноет. И физически. Ночами просыпаюсь и борюсь с токами. Где же истинное решение? Где же путь золотой середины?

Во вторник вечером к Драудзинь мы пригласили десять наиболее активных членов Общества, чтобы ознакомить их с письмом Н.К. Во-первых, уже потому, что на выборах они бы голосовали против Стуре.

Перед совещанием Валковский зачитал введение к книге «Община», которая только что была прислана мне. Это великая книга красоты практической жизни, евангелие дружбы и сотрудничества, какая радость была прикоснуться к этим священным страницам!

«Путник-друг, пойдём вместе. Ночь близка, звери кругом, и огонь костра может потухнуть. Но если мы согласимся разделить дозор ночи, мы сохраним силы.

Завтра наш путь долог и мы можем истомиться. Пойдём вместе. У нас будет праздник и радость. Спою тебе песню твоей матери и жены и сестры. Ты же скажешь предание отца о герое и подвиге; будет наш путь общим».

На сердце лежала тяжесть. Тогда прочли письмо Н.К. Все согласились, что надо следовать указаниям Н.К. С Гор дальше видно. Опасаются, как бы перемены в правлении не внесли осложнений в жизнь Общества. Ведь теперь пространство звучит раскатами сражений.

Но затем начали говорить. Первым – Буцен, потом Валковский. Буцен оценивал сегодняшний разговор со Стуре, что он опять презрительно выражался о членах Общества. Валковский повторил многие факты, которые он упоминал на совещании у Буцена. Со Стуре невозможно сотрудничать, это ощущает каждый член Общества. Его поведение производит именно дезорганизующее влияние на психику членов Общества. Если Стуре заново изберут главой Общества, то будет ещё хорошо, если продолжится так, как теперь. Но если он опять начнёт посещать собрания, то опять без конца будут возникать конфликты. Всё правильно, что Н.К. пишет. Но он ведь не видит наших специфических условий. Он, быть может, боится раскола, в случае, если не изберут Стуре. Раскола быть не может, ибо теперь все члены Общества сплочены вокруг центра, как редко когда. Можно было бы бояться, что Стуре обидится, если его больше не изберут. Но в качестве главы Общества он ещё больше может компрометировать Общество, нежели вне его. Необходимо писать в Индию, что мы согласны переносить все трудности, пусть только разрешат, чтобы Стуре не был больше руководителем Общества. И другие члены Общества выразили согласие с этим и, наконец, просили Буцена, Валковского и меня снова написать в Индию.

Сердце болело. Где же защитники Стуре? Кому же идти против сердец всех членов Общества? Сердец, долго таивших боль. Я замолвил несколько слов.

В конце опять говорили о моей кандидатуре. Буцен упомянул, что он уже писал в Индию. Как было тяжко! Как я могу взять на себя то, чего я не достоин и не способен? Я боролся против. И мой друг меня поддержала. Как может быть во главе Общества человек, который не разговаривает? Буцен снова упомянул Моисея и Аарона.[82] Но Моисей был сыном Бога. Доброе сердце Валковского воссияло и казалось мне родным. Тайно надеюсь ещё на какой-то согласительный синтез.

Теперь думаю о письме, ещё более трудном, чем предыдущее. Писать буду кратко, ибо я не способен говорить об ошибках, не упоминая о положительном. Радуюсь, что Буцен вроде бы сожалеет о резкости своего прошлого письма. Будет писать «нежнее и поэтичнее». Я просил и Валковского не забыть о хорошем. Мы ответственны не только за Общество, но отчасти и за Стуре, И главное – мы ответственны за истину.

Вчера в Обществе Валковский сообщил радостную весть о выходе третьей части «Мира Огненного». Прочёл некоторые места. Мы послали благодарность Владыке. Затем Валковский поведал о рукописи «Общины». Зачитал введение. Под конец познакомили ближе с фактами предательства в Нью-Йоркском Музее, чтобы члены Общества поняли великое современное напряжение Армагеддона. После этого Аида Виестур прочла доклад – выдержки из Учения о предательстве. В прошлый раз она читала о мысли.

21 марта. Суббота, вечером

Вчера поздно вечером я съездил к Стуре, чтобы наконец поговорить по душам. Я столько раз пытался завести с ним разговор о его взаимоотношениях с Обществом, но трудно было начать. Многое теперь мне стало яснее. Я понял, что его напряжённые отношения с членами Общества капля за каплей огорчили его. Отчасти из-за этих несогласий, как он признался мне, он и передал руководство коллегии, ибо «не хотел сидеть за одним столом и ощущать противодействие». Он не хотел влиять своей волей на членов Общества, но хотел, чтобы они в комиссии показали себя в качестве руководителей. Поэтому он пока чувствует себя вынужденным устраниться, чтобы переждать. Взамен Общества он обрёл семью. Ей он отдаётся как дитя. Мечтает о рождении наиболее возвышенного Человека. Два раза в неделю ездит в Даугавпилс, по ночам мало спит, советов, разумеется, не слушает. Так будет ездить, пока жене надо будет работать в школе. Далее – в этом конфликте виноват его необщительный характер, который раньше или позже отталкивает от него. Вчера мне опять пришлось защищать некоторых членов Общества, именно женщин, и как раз тех, которые мне кажутся людьми золотого сердца. Разве это по-человечески – так мыслить и оскорблять в мыслях? Оттого и весь этот бунт против него, особенно в сердцах женщин. Отсюда было так мало сотрудничества. Однако чувствую, что широкий разум Стуре был бы очень необходим Обществу, если бы только он сам хоть немного больше пытался создать гармоничные отношения с членами Общества и отдать свои способности на благо его. Воистину, так много угловатостей и загадок в его характере.

Уже несколько дней я мучаюсь с письмом к Н.К. Каждый день заново переписываю. Сегодня я уже решил закончить и вместе с Валковским отослать, когда пришло новое неожиданное счастье – письмо Е.И. Ей стало несколько легче с её болезнью – и уже торопится писать мне. Её слова мне казались словами истинно ангельского существа. В этом – всё сердце женственности. Вот что она пишет как ответ на моё и Валковского письмо:

«Родной Рихард Яковлевич, последние дни я немного окрепла и спешу послать Вам весточку. Ваше письмо от 15 февраля, конечно, нашло полный отклик в сердце. Понимаю, как тяжка, как незаменима утрата огненного сердца нашего Феликса Денисовича. Помните, я писала Вам, что считаю Вас духовным наследником Феликса Денисовича, так и продолжаю. Но раз сам Феликс Денисович указал на Карла Ивановича как на своего заместителя, то Общество поступило правильно, избрав его. Он очень старался, но натура его иная». Далее, Стуре писал, что он погрузился в личное счастье, упоминал несколько отличнейших членов Общества. Е.И. поняла, что Стуре пока воздержится от внутренней деятельности Общества. Быть может, так и лучше, ибо в связи с современной битвой нежелательно, чтобы в общественных кругах распространились слухи о каком-то расколе. И в письмах Иогансон она не ощутила твёрдости и ответственности. «Так, родной Рихард Яковлевич, действуйте так, как Вам подскажет сердце. Посылаю Вам семь Знаков, передайте их тем, кому думаете. Знак есть особое доверие, означающее, что Владыка признаёт их достойными быть воинами, сражающимися в рядах Легионов Света. Также укажите им на слова в "Криптограммах". Буцену, Зильберсдорфу и Клизовскому я перешлю эти знаки в моих письмах к ним, ибо боюсь утяжелить письмо таким количеством. Должна также сказать Вам, что День Владыки мы празднуем 24-го Марта. Это число полно глубокого эзотерического значения. Число это близко ко дню ухода нашего незабвенного Феликса Денисовича. Как и в прошлом году, прошу Вас, родной Рихард Яковлевич, положить к портрету Феликса Денисовича и мой цветок... Может быть, оттуда позаимствуете на покупку фризий и ко Дню Владыки... Так, родные наши, не бойтесь ничего. Пусть девиз Ваш будет: "Не убоимся!" Ничто и никто не тронет того, кто в сердце своём носит Великое Изображение. Но битва, испытание и преодоление опасностей необходимы для восхождения на следующую ступень. Мы это знаем и потому сражаемся мечом духа. Трудности в жизни неизбежны, но когда мы знаем, Чей Щит над нами, то все они обращаются в достижения... Перед отсылкою этого письма ещё раз прочла Ваше письмо и письмо Карла Оттоновича и должна сказать, что остро почувствовала голод и скорбь сердец Ваших и потому спешу оговориться – ни в коем случае мы не хотим идти против желания членов Общества и, конечно, не будем настаивать на переизбрании Карла Ивановича. Впрочем, может быть, сам он снимет свою кандидатуру? А может быть, возьмёт отпуск на год?..» И ещё чудные слова о Валковском, об Элле.

Как я напереживался! Письмо Н.К. я ещё так и не отослал, придётся опять что-то менять. Так бывает, когда не отправишь немедля. Теперь, в столь динамичное время, каждый день может внести решительные перемены.

22 марта. Воскресенье, вечером

Вчера мы с Валковским договорились, кому вручить Знаки Доверия. Валковский, я и Элла уже получили. Клизовскому, Буцену и Зильберсдорфу отошлют отдельно. Потому мы шесть Знаков разделим между такими членами Общества: Фрейман, Вайчулёнис, Залькалн, Драудзинь, Лицис и О. Мисинь. Наконец, остался один Знак. Можно было бы дать Аиде Виестур, как весьма активной. Но есть ещё <достойные> в старшей группе, среди первых членов Общества. Поэтому мы решили доверить жребию выбрать между Слётовой, Фрицберг и Аидой. И чудесно, что выпало именно последней. Фактически она наиболее цельная и устремлённая. И сегодня мы раньше закончили <занятия> со старшей группой, чтобы собраться вместе тем, кто имеет отношение к Знаку. Зачитали из «Криптограмм» о Камне, также из писем Е.И. Все были в приподнятом духе. Когда я раздал Знаки, во многих глазах были слёзы. Г-жа Лицис расплакалась и сказала, что она чувствует себя недостойной получить этот Знак особого доверия. Чувствую, что этого мгновения многие долго, долго не забудут.

25 марта. Среда, утром

Вчера мы отмечали День Владыки. Прошло в чудесном настрое. Было так много цветов. Гаральд принёс куст сирени и розы. <Принесли> и другие. Возложил я и фризии от Е.И. Присутствовал Стуре, который открыл заседание и позже произнёс речь о воплощении Учения в жизни, что не следует погрязать в аскетизме. Драудзинь прочла молитвы. Валковский подготовился сказать нечто пространное, но Стуре перебил его. Он только зачитал несколько параграфов из «Иерархии». Затем Рекстынь-Лицис прочла стихотворение, которое я вчера написал; увы, в спешке перепутала страницы. Далее Аида зачитала своё посвящение. Г-жа Ренц выступила по-русски. Наконец, Валковский прочёл труд Клизовского о ступенях богопознания, который он в минувшее Рождество отослал в Каунас. В завершение Аида сыграла повествование о Граале <из «Парсифаля»>. Чувство великой торжественности сопровождало нас всю дорогу домой.

Вчера в Обществе мы получили сброшюрованную третью часть «Мира Огненного» и книгу Зильберсдорфа[83].

Сегодня я наконец сдал в типографию Армейского ведомства печатать «Общину». Я долго колебался, в которую печатню отдавать. Конечно, лучшая традиция в предыдущей печатне, но хотелось иного шрифта. Здесь всё же больше риска.

29 марта. Воскресенье

Вчера был день памяти Доктора. Никогда ещё не было вечера, столь богатого вокальной музыкой. Были и краткие посвящения-воспоминания от Валковского, Лицис, Драудзинь, Ренца и г-жи Силинь. Этот праздник – испытание огня нашего духа. Он заставляет нас призадуматься, стремимся ли мы подражать Доктору в его огненном пути? Воплощаем ли мы Учение в жизни? Горит ли воистину наше сердце так, чтобы мы были достойны доверия Носителя Великого Огня Красоты?

Со времени собрания у Драудзинь, 17 марта, меня всё время одолевала чрезвычайная усталость, напряжение, так, что приходилось следить за бодростью сознания, чтобы не захлёстывали токи хаоса. Но верю, что опять буду звучать в высшем равновесии Света. Насколько бы ни были тяжки эти месяцы, насколько бы ни был тяжек фимиам Армагеддона, в глубине существа живёт несокрушимая вера. Великая Победа приближается. Что же может угрожать нам, если над нами как солнце солнц – Лик Владыки?

Длинное письмо Н.К. и Е.И. я отослал только 27-го. Как много размышлял я над каждой строчкой! Ибо действительно, это труднейшее письмо моей жизни. Это была весть моей наибольшей ответственности. Хотя я письмо Н.К. многократно переписывал, однако написал и о своих мыслях относительно Валковского и себя. Теперь ведь жизнью Общества активно руководит «нуклеус», ядро, и это – лучший выход. Чувствую, что ответ даст и развязку. Было бы у меня больше физических сил, чтобы моё сердце всегда было бодрым. Знаю, что сердце творит и оболочку, ибо дух трансмутирует всё. Но теперь такое ощущение, что я осмеливаюсь на слишком великое дерзновение. Е.И. я написал о раздаче Знаков Доверия и коротко характеризовал всех участников старшей группы. Знал, какую великую ответственность я на себя беру. Но всё же чувствую, что Е.И. будет рада этому, какими бы у меня эти характеристики ни получились. Ибо в сердце своём она так сильно интересуется нашим Обществом и его членами.

11 апреля. Воскресенье

Я отослал в Индию небольшую статью Судрабкална из «Сегодня вечером» о движении Рериха в Латвии. Недавно отослал Шибаеву статью Судрабкална «Нашёлся читатель серьёзной книги». Эта статья была принята всеми восторженно. И сегодня я получил письмо Шибаева со вложенной статьёй Н.К. – посвященной упомянутой статье Судрабкална. Кроме того, и открытку с приветствием Судрабкалну. Нам, в свою очередь, эта статья принесла большую, большую радость. Попрошу завтра Валковского перепечатать на машинке, и затем передам оригинал Судрабкалну. Надеюсь, что и он испытает великий и светлый импульс. Мне он недавно признался, что «оккультного мира», которым я занимаюсь и о котором я ему толковал и научно обосновывал, он не отрицает, что всё это интересно, но сам он ещё не обрёл импульса этим интересоваться.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: