В издательстве «Лотаць» и «Звезды гор» вышли из печати 10 глава

Как много у меня работы! Я ещё не управился со статьёй о пути души по материалам латышских дайн, которую готовлю для «Истории литературы». Затем для Общества надо бы написать доклад «Формирование жизни на основе личного примера». Кроме всех прочих помех – жизнь и так вся издёргана. Надо искать квартиру, вполне серьёзно, Элле надо бы жить вместе с сестрой и её детьми, которые ныне временно без отца. Возможно, Элле будет легче жить с матерью, которая присматривала бы за маленькой. Если мы живём одни, нам так или иначе придётся брать служанку. Этот сложный вопрос не так просто решить и потому, что очень нелегко найти квартиру, а приобщиться опять к уличному шуму – значит приблизиться к стихиям.

Стуре в понедельник уехал в Ревель[51]. Перед ним великая, ответственная задача. Вернётся, наверное, завтра, так как по четвергам вечером у нас доклады. В минувший четверг г-жа Иогансон говорила о женском вопросе.

Вчера была неожиданность: я получил от Е.И. чудесную книгу – «Сердце» на английском языке. Удивительные, огненные у неё способности к труду! Когда я думаю о своём долге по отношению к Учению, во мне всё болит. Получил и от Асеева сердечное письмо. Статью о Докторе поместят в третьем номере «Оккультизма и Йоги».

2 октября. Вторник

Этот месяц будет трудным, полным большого напряжения. Вчера, после долгих поисков, наконец мы сняли квартиру на ул. Данцигас, 2, в доме адвоката Г. Целая трёхэтажная дача с семью комнатами, верандой и балконом. Всё было бы хорошо, только помещения здесь в далеко не блестящей опрятности. Надо чистить, ремонтировать. Сердце жутко сжимается при мысли об этом. Конечно, надо быть выше всего этого. Разве своим духом мы не можем внести сюда свои эманации? Воскресной ночью я видел странный сон, до того как мы сняли квартиру. Элла была в каком-то узком помещении и будто что-то собирала, искала, в это время в сознании всплыло на русском языке, будто бы это были черешневые листья (?). Затем всплыло в сознании слово «Талмуд». Действительно, владелец дома, адвокат, – ортодоксальный еврей, при этом симпатичный человек. Семья, которая здесь жила зимой, уехала в Палестину, это, конечно, свидетельствует о хорошем. Однако всё же так жутко войти в старый дом, который весь, кажется, облип чем-то древним и тяжким. Но, может быть, всё же лучше, что мы будем жить вместе с сестрой Эллы. Без служанки мы жить больше не могли. Элла становилась всё нервнее. И у меня дух был не свободен, терялось столько времени. Притом принять в нашу жизнь чужого человека, невегетарианца, не так просто. Кроме того – проблема помещения. Ничего, нужна только решимость духа. Жаль, что именно в этом месяце мне придётся проявлять наибольшее напряжение сознания, и как раз теперь не должны бы отвлекать меня постоянные заботы. Только что я сдал Грину переработанную рукопись антологии. Весьма спешно надо исправить (и даже – переработать) очерки. Надо напечатать второе издание стихов. Труд о потустороннем мире следует завершить к концу октября, с ним я уже задержался. Доклад Обществу. Далее – есть замыслы издавать серию религиозно-философских сборников. А где Общество?! Надо верить, верить в лучшее! С помощью Учителя преодолеем всё!

12 октября. Пятница, утром

На прошлой неделе я получил от Вл. Шибаева письмо с сообщением, что он выслал мускус. И только что, в понедельник, пришло письмо Е.И. Столь трогательно, что она не забывает меня. Я так мало могу делать для Общества, всё ведь делает Стуре один. И всё же она временами меня помнит. Достоин ли я этого? С каким светлым чувством я брал в руки письмо! Она спрашивает, каковы мысли членов Общества об известном месте в «Чаше Востока» о Боге, просит, чтобы я рассказал ей о всех недоразумениях и переживаниях. Она шлёт мне часть рукописей второго тома «Мира Огненного», шлёт одновременно и Стуре, и просит, чтобы я запросил у него начало. В конце она даёт подробные указания о применении мускуса и соды. Это будет большим подспорьем мне и моему другу, ибо после напряжённого труда и забот часто ощущаю исчерпанность сил, а особенно это бывает с моим другом.

Неделю я просматривал очерки, в понедельник сдал Грину для ознакомления. Вскоре получил их обратно, придётся ещё поработать, хотя времени больше нет. Вчера получил первый лист корректуры антологии, который вызвал изумление: не было введения! Я знал, что уже раньше Грин был против него, ибо будто бы его не понимает. Я тут же поспешил к нему, был и у Раппы, спорили мы долго. Раппа был на моей стороне, назвал Грина рационалистом. В конце концов я решил писать – прелюдию в стихах. Раппа опять недоволен, что я не поместил первым какое-то стихотворение Бригадере, вместо того, которое помещено теперь и которое он недопонимает и считает пессимистичным. Поэзия Раппы слаба, неясна. Так во всём надо ломать голову, притом только потому, что издатель не я сам.

На доклад времени осталось только три дня, работал до изнеможения, но получилось всё же хорошо! Практические идеи подавала Элла. Ей тоже Стуре поручил доклад, но так как официально сообщили поздно, то Стуре согласился, что пишу я. Вчера в связи с этим получилось небольшое недоразумение. Читала Элла, Стуре объявил, что доклад её самой. Элла подошла к нему и тихо сказала, что это мой доклад. Однако Стуре ничего не ответил, после завершения доклада даже пожелал ей счастья. Конечно, мне и Элле совершенно безразлично, под чьим именем этот доклад считается. Но Элла некоторым уже ранее сообщила, что это будет мой доклад. Конечно, ей теперь неудобно. Читая доклад, она ничего не сказала, так как боялась поправлять Стуре. Теперь у неё всю ночь болело сердце. Я успокаивал, что всё пустяки. Не понимаю, какие побуждения руководили Стуре? Быть может, то, что он никогда себя не поправляет?

29 октября. Понедельник ул. Данцигас, 2

В четверг переезжаем на новое местожительство. 7-комнатная квартира, отдельный дом. Мы устроились на втором этаже. Красиво отремонтировано. Хорошее печное отопление. Сколько происшествий надо было преодолеть. Кажется, теперь будет лучше. И моему другу легче, малышка сможет целыми днями играть с детьми её сестры, под присмотром её матери. И при всём этом переезде надо было заканчивать сборник очерков, который я сдал сегодня. И ещё – корректура. Воистину, сегодня чувствую себя совсем исчерпанным. Хорошо, что прислали мускус. Но ведь энергия рождает энергию.

9 ноября

Отослал сегодня воздушной почтой длинное письмо Е.И. Написал об отношении членов Общества к «Письмам Махатм», о событиях в жизни Общества и, наконец, упомянул о своём сне 19 августа. Приложил свою фотографию. В письме Е.И., которое Стуре получил вечером, она просила, чтобы и я послал фотографию. Недавно я отослал Шибаеву небольшой собственный снимок, где вся наша семья вместе. Мне теперь стыдно за себя, так мало делаю для Общества. Но ведь я никогда не бездействую. И письмо к Е.И. отняло у меня несколько дней. На русском языке не могу писать достаточно свободно. Кроме того, я посещал некоторых членов Общества, чтобы узнать об их отношении к «Письмам Махатм». Когда писал, опять одолевали токи. Усталость. Залькалн перейдёт жить к нам – на третьем этаже. Тоже стал нервным, хотя раньше был таким крепким. Нам всем нужна десятикратная сила, выдержка и доверие к Руке Ведущей.

Во вчерашнем письме к Стуре Е.И. вновь упоминает слова Учителя об ужасной заразности одержания, также – о психизме. В самом деле, нам надо быть осмотрительными. Кажется, сами основы мира содрогаются. Сражения Армагеддона в кульминационной точке. Каждый чуткий человек это ощущает. Затем Е.И. пишет о том, что всем, кто в Прибалтийских странах хочет учреждать общества Рериха или нечто иное под его именем, следует обращаться за разрешением к Стуре. Также Стуре призван чутко устранять конфликты и осложнения в Таллине, где впереди действительно трудная задача.

В Обществе каждый четверг читаются доклады. Постепенно начинает развиваться деятельность секций. Лишь бы только все смогли объединиться единым духом. Я получил от Е.И. также начало второй части «Мира Огненного». Уже давал некоторым читать. Очень жаль, что Валковский чувствует себя больным. Между прочим, у него изменения со слухом, каждый звук резко отражается. Стуре писал в Индию, что Валковский углубляется в самоощущения и, видимо, из-за этого захворал. Через письмо Е.И. Учитель велел сказать Валковскому, чтобы тот напряжённым трудом пытался преодолеть в себе тягу к пути психизма.

Мы хорошо устроились в новом доме. Моя комната хотя и на северной стороне, но удобная, чистая, и приятнее, чем прежняя. Комната моего друга и ребёнка – на солнечной стороне. На восточной стороне комната поменьше – для матери. Однако чаще всего она помогает сестре Эллы Неллии и её детям. Сестра Эллы ходит на работу и возвращается домой к вечеру. Облегчения в состоянии и бодрости у моего друга нет и теперь, хотя уже она свободнее и в какой-то мере ей легче. Мне кажется, что будет ещё лучше.

14 ноября

Сегодня получил от Шибаева письмо. Получил мои снимки. Он очень отзывчив! Спрашивает, почему я не пишу. Рассказывает об успехах Пакта Мира.

Сегодня упразднили мою лицензию на издательство «Алтаир». Я только недавно узнал, что ещё в феврале следовало перерегистрировать. Я думал в ближайшие дни идти в префектуру и просить возобновить разрешение. Но я ждал сведений из Индии, написал об этом Шибаеву и Е.И. Не знаю теперь, сильно ли мне печалиться? У меня было такое ощущение, что название этого издательства тесно связано с судьбой книги «Знамя Сергия Радонежского».

Сегодня ко мне в библиотеку пришёл пастор Годинь. Симпатичный человек, хочет организовать художественно-культурный салон.

23 ноября. Пятница

Сегодня я получил наконец свою «Красоту духа». Уже вчера вечером пришла из типографии. Это книга, ради которой, истинно, пришлось сражаться. Уже в корректуре я заменял стихи. Дал ещё стихотворение Скалбе «Время героев», взятое мною из журнала «Атпута»[52] за минувшую пятницу. Было у меня и желание исправить некоторые стихи. С позволения Судрабкална я поправил его «Новое окно». Из-за нескольких предложений, которые звучат немного шовинистически, я долго сомневался в стихотворении Яунсудрабиня «Как золото». Но такова уж эта любовь. Я хотел вместо «прекраснейшая» поставить слова «необыкновенно прекрасная» или нечто другое. Встретил нечаянно Яунсудрабиня на улице и не сообразил спросить, а потом было уже поздно. У Вирзы и Стерсте я взял только по одному стихотворению, мне от души хотелось взять больше, но я ничего не нашёл.

Вчера, увидя мою книгу, Вирза сетовал, что от Грота – 3 <стихотворения>, а он, очевидно, в эту книгу не вписывается? Если бы мне удалось найти хоть несколько одухотворённых строчек в его поэзии! Такое же положение с Меденисом. Относительно А.Ниедре должен сказать, что я был внутренне доволен, что ничего у неё не нашёл. Что-то большее я хотел найти у молодых, но где же выявление духовного? Надо бы познакомиться с Леймане, этой загадочной поэтессой, в стихах которой звучит нечто от духа, но сама она против (мне об этом сказали Мауринь Зента и Я.Гр., то есть люди совершенно противоположного духовного склада), поэтому я её стихи выбросил. Я хотел быть насколько возможно объективным. Охотно я поместил бы какие-то стихотворения Стуре. Я обнаружил в его сборнике два вполне неплохих стихотворения («Поездка в Ригу»), но разве можно поместить совершенно неизвестную личность? Возможно, что они написаны давно. Да, у Стуре есть истинная звучная, лирическая струна. Он всесторонне одарён. Вышла его книга стихов на немецком языке, книжка о воспитании и календарь, им одним написанный. Литературу и музыку он воспринимает глубоко.

Ну, один труд завершён. Но всё же горы корректур десятикратно растут. Не справляюсь с ними, работаю каждую свободную минуту. Правлю многое, создаю неприятности для наборщиков. Ещё в последнее мгновение приходится додумывать многие проблемы. Ибо я сознаю всю великую ответственность. Если бы я излагал свои личные взгляды, было бы, наверное, легче. Такого напряжённого труда у меня ещё не было! Быть бы в силах с честью всё завершить. Мне ведь ещё надо окончить многие другие труды.

1 декабря

Стуре прочёл сегодня мне письмо Е.И., которое он только что получил. Вначале – несколько слов о Пакте Мира. Друг, министр Морене, в Париже. Государствам Балтии надо постараться побыстрее присоединиться к Пакту. «Малые народы первыми идут навстречу великим планам». «Держать имя выше высшего... Всё держать достойно, чтобы не умалить Имени» (Указ об Н.К.). Затем – о Махаяне и Хинаяне. Махаяна, кроме Будды, признаёт и Иерархию Света, которую не признаёт Хинаяна. Хинаяна – экзотерическое, а Махаяна – эзотерическое Учение. Махаяна разделилась на две секты: первая – жёлтошапочников, которую учредил Цзонкапа, и вторая – красных шапок, которую создал Падма Самбхава. «Год Земного Дракона» – есть Кали-юга, в Тибете его отмечают как 1927 год, который положил начало особым нападениям тёмных сил. «Опыт Моего Друга» – это опыт основания Теософского общества. Кут Хуми был руководителем Общества. Махатмы ещё при жизни Блаватской прекратили непосредственное руководство Обществом, руководят лишь отдельными личностями. Мориа участвовал <в учреждении Теософского общества> только косвенно. Затем – об отношении крови к элементам. Далее – о печальном положении в Таллине. Стуре решил завтра вечером отправиться туда, посетить не только главных инициаторов Общества, но и министров, чтобы предложить поторопиться принять Пакт. В минувшую субботу Стуре вручил Мунтерсу декларацию Рузвельта о присоединении к Пакту, а также свою просьбу сделать нечто в этом плане и со стороны Латвии. На прошлой неделе разрешено, после двукратного отказа, организовать курсы английского языка с руководителем – г-жой Пормалис. Я недавно был у главы старообрядцев Заволоко, приятного русского человека, учителя, который интересуется русской древностью, собрал многие древние книги и т.д. Он уважает Н.К. и интересуется им, имеет ряд репродукций его картин, показывал и его письмо школе Гребенщикова. Шибаев просил меня передать статью Н.К. об иконе для публикации в «Русской старине». Один год журнал не выходил, но как раз на праздники Заволоко готовится издать один номер. Стуре был в редакции «Сегодня»[53] с этой статьёй, обсуждали, решили не печатать, мотивы отказа, насколько можно понять, – религиозные. Хотя статья выдержана в православном стиле, однако кажется им слишком «интернациональной». Только что подал прошение в префектуру с просьбой разрешить мне возобновить издательство «Алтаир». Я долго сомневался, ждал ответа из Индии. Не знал, есть ли смысл его возобновлять, если мне не разрешат издавать другие книги; если бы разрешили, то я бы писал прошение. Всё же подал прошение хотя бы из-за Клизовского, которому отказали в создании своего издательства. Его книгу, которую просмотрела Е.И., скоро закончат печатать, но она пока не имеет издательства. Если разрешат, смогу поставить своё.

Горы корректуры растут ввысь. Но вскоре, однако, завершу.

8 декабря. Суббота, вечером

Сегодня утром отдал в печать последний лист «Мыслители и воители»[54]. Также отнёс Эгле завершение своего исследования о дайнах. Одни сражения завершены, чтобы начались другие, гораздо громаднее и намного бурнее. Теперь работаю над своей второй книгой. Ещё во второй корректуре много правок. Даже в третьей. Если бы эти труды я писал в последние годы, то дело пошло бы иначе. Но 14 лет внесли развитие или изменение как в мой стиль, так и в мировоззренческие нюансы. Теперь я многое выразил бы иначе. Но тогда всё надо перестраивать сначала. Зачастую над одним предложением приходится очень долго думать. Затем, нередко создавала мне внутреннее затруднение мысль – годится ли то или иное предложение для сегодняшней эпохи. Конечно, я не боюсь «духа времени», но наше Учение подчёркивает принцип «Господом твоим». У меня же и так будет сочинение о великом пацифисте Роллане, но теперешняя современность ненавидит пацифизм. Два дня назад я спорил с проф. Страубергом, который категорически против пацифизма, поэтому он и против Знамени Мира. Идеи мира для Латвии будто бы – яд. Его девиз – быть готовым к войне. При чтении второго листа <корректуры> у меня появилось беспокойство по поводу того, что я не переработал коренным образом главу о Чюрленисе (отчасти где-то и о Данте), где некоторые места кажутся компилятивными. Недаром со статьёй о Чюрленисе они тянули несколько дней. <Очерки о> Шелли, Байроне и др. являются самостоятельными исследованиями, и хотя написаны стремительно и с вдохновением, однако рассматривают авторов глубоко и широко. Также заново надо бы переписать и стихи.

Против моей «Красоты духа» будто бы зреют выступления в правых кругах, среди «Диевтури»[55] и т. д. Особенно обозлились те поэты, чьи стихи я не поместил. Мои друзья опять же виноваты, что пугали Грина и Раппу вымыслами о том, что скажут те или другие. И что «Мыслители и воители» создадут бурю. Больше часа спорил с П.Биркертом. Я будто бы составил антологию в церковном духе (я сказал: не путайте духовенство с духовностью, Райнис – самый духовный). Я хотел заставить его рассмотреть научно проявления духа. Сказал, что у меня не вера, но только наука и осознание (мышление) и т.д. Странно меня поразило и то, что и Круза отрицательно настроен к антологии. Даже упрекает в ошибках, которых там нет. Нападки врагов ведь нередко приятны, но Крузу я считал человеком духовным. Время покажет, кто против духовной красоты и духа.

12 декабря

Зента меня упрекает, она ждала от меня большего духовного сотрудничества. Да, конечно, когда-то я ходил к ней гораздо чаще. Но этой осенью она была сильно занята, и я тоже. И мне казалось, что её мир отдаляется от нашего мира. Её интересы часто тонули в обществе, где любили проявления формы как в жизни, так и в искусстве.

Она не права. Моей обязанностью было дать ей почувствовать близость Учения, хотя она способна уловить только его этическую сторону. Если бы я чувствовал, что её душе необходимо Учение, то для меня не было бы большей радости, как переговорить с ней о самом существенном, но этого-то я и не ощущал. Она сказала, что для неё большая радость читать каждую мою книгу и рассказывать об этом другим. Однако я не понимаю её последних лекций об «антропологах», я был на двух, но они были для меня скучными; притом она к ряду рассматриваемых антропологов причислила нескольких скорее «зоологов», нежели исследователей человека. Друзья Зенты меня упрекают, почему я не пишу о её лекциях. Мне лично всё это кажется странным. Во-вторых, что же даёт реклама? В-третьих – я не способен быть неискренним, хотя бы даже ради пользы друзей.

15 декабря. Суббота, вечером

Сегодня воистину день борьбы и победы. Наконец вышли из печати долгожданные «Мыслители и воители». В последний момент я узнал, что с моей работой знакомилась ближе цензура. Книга должна была выйти уже вчера, но из-за цензуры только сегодня около полудня привезли в магазин. Я был несколько обеспокоен – что скажут цензоры. Среди них есть несколько явных противников моих взглядов. Всё прошло счастливо. Роллан обрёл гражданство Латвии. Это радостно, хотя и столь много противников наших идей. И внешний вид книги, и внутреннее оформление очень приятно. Не менее приятно, чем у антологии.

16 декабря. Воскресенье, утром

Вчера вечером я был очень уставшим. Ощущал крайнюю исчерпанность. Хорошо, что дома ещё есть мускус. Вечером мы с Эллой и дочкой были у Зенты на дне рождения. Малышка на этот раз была на редкость недружественной, чего-то боялась и кричала. Элла сейчас же ушла. Я провожал. Всю дорогу нервничала, ибо не выносит криков ребёнка. Хоть бы мой друг спасла как-то свои нервы! С ребёнком теперь чаще всего спит мать Эллы, но и длинный трудовой день утомляет. Сознаю, что мой друг жертвует собой ради меня, позволяя свободно работать над моими книгами. И всё же теперь лучше, чем в старой квартире. Но у Эллы новая работа – надо прибирать и комнату Залькална, он живёт на нашем третьем этаже, в «келье».

Когда мы явились к Зенте, среди гостей был и Веселис. Подавая мне руку, он сказал, что я будто бы просил, чтобы не печатали какую-то критику. Какая ложь! Жаль, что я не ответил достаточно находчиво, ибо малышка в соседней комнате кричала и сознание моё не было готово к нападению. Веселис в среде наших писателей – яркий представитель бескультурья и бестактности. Сколько раз он обрушивался на Зенту и оскорблял её, в то время как накануне поздравлял и вручал цветы. Веселис обозлён на меня и из-за того, что я не увидел духовности в стихах А. Ниедре и не нашёл для сборника ничего подходящего. Это я знал заранее. Теперь они все имеют большую власть, а также печать в своём распоряжении. Всё же я не понимаю Веселиса, как он может называть цикл романов такими возвышенными словами, как «Беспредельность и вечность»? Ведь главное не идеи, но культура духа.

Стуре получил от Мунтерса сообщение о том, что он на конференции Балтийских стран представил декларацию Рузвельта. Нам радостно, что правительство начинает нас официально признавать.

Чувствую, что у Стуре тяжко на душе от того, что я высказался критически о его календаре – что он этими стихами себя несколько компрометирует. Мне, как его другу, надо было это ему сказать. Он ведь не знает, что говорят о нём некоторые члены Общества. И у меня самого было тяжко на душе, когда листал этот календарь.

Стуре 4 декабря вернулся из Таллина и рассказал о своих успехах. Правительство Эстонии (министерство иностранных дел) решило ратифицировать Пакт. И Балтийская конференция постановила совместно выступить в поддержку Пакта. Затем Стуре был у крупнейших руководителей государственных учреждений по разным делам, в том числе и по делу Знака, который г-жа И<кскюль> когда-то присвоила. Русского писателя Г<ущика> по причине его бескультурья временно пришлось отдалить от Общества. Во главе <Общества> будто бы будет Пятс, брат президента, он и его жена – по-настоящему культурные люди. В Таллине есть ещё несколько движений, и сгармонизировать их – великая задача. Если Стуре удастся с этим справиться, то это будет его великой заслугой.

В пятницу я наконец получил ответ по делу «Алтаира». Резолюция следующая: издательство разрешено для произведений самого автора. Впечатление такое, что ныне разрешения выдают только избранным. И не государственным чиновникам, ибо это «доходное занятие». Мне, однако, пошли навстречу и разрешили самому издавать свои работы. Я был крайне изумлён. Такого решения никак не ожидал. Я слышал о председателе отдела печати Л<епине>, знал, что своими силами чего-то добиться невозможно. Притом я ещё не получил из Индии указаний, что делать с издательством, хотя запрашивал уже два месяца назад. Стало быть, они сами сомневаются. Член нашего Общества Клизовский издаёт книгу об основах Учения. Все главы просматривала Е.И. и возвращала со своими замечаниями. Есть и Указания. Сначала ему предложили, что Общество могло бы издать его труд. Всё же он хотел издать сам. Деньги одолжил Б<уцен>. Теперь книга почти напечатана, остаётся напечатать последний лист, а издателя нет. Просьба самого Клизовского об издательстве отвергнута. Я обещал дать своё – «Алтаир», но единственно с разрешения Е.И. Чувствую, что это название связано с известной книгой, и будет ли хорошо связывать его с другими книгами? В таком духе я писал Шибаеву, позже и Е.И., просил совета. В пятницу мне надо было решиться. Если я не могу издавать другие работы, то не имею права сохранять это название, поскольку оно в моём сознании свято. Поэтому я изменил его на «Рита Дайле»[56]. Я отправился в министерство и в последний момент спохватился, что мне, очевидно, запретят издавать переводы. Так и оказалось. Я ведь хотел издавать книги Учения. Был я у Л., он вначале был против, но в конце концов, с трудом я добился разрешения издавать и переводы. Так в наше время приходится бороться. У меня всё же было на душе отраднее, что Клизовскому какой-то издатель пообещал дать свою фирму «Мир». Клизовский просил Стуре дать ему своё издательство, но тот уклонился. Стуре мне объяснил причину отказа: возможно, цензура будет смотреть его книгу, не будет ли слишком она остра в наших условиях. Далее – невозможно проверить, насколько точно он вносил в текст замечания Е.И. и т. д. И указал на характер Клизовского. Всё же в конце концов всё будет хорошо. Всё будет хорошо. Всё удачное достигается с большими трудностями. Клизовский, однако, свершил великое дело, действительно – великое. Он когда-то не послушался Доктора, что ещё не время говорить открыто об Учении, и сам Доктор признался, что время наступило. И постепенно этот труд завершился.

21 декабря. Пятница, вечером

Сегодня наконец вышла книга «Прекрасной душе». Второе издание. Поздно, но лучше поздно, чем никогда. Раппа затянул, хотя обещал издать. Я понимал, что Грин был против. Поэтому, наконец, издал я сам. Рисунок на обложке мог бы быть одухотворённее. Но хорошо, что и такой получился. За него я беспокоился. Идею подал я, но Стр<унке> ведь мог заупрямиться. В последний момент мы с Залькалном его ещё вдохновляли. Будет хорошо. Первый цикл работ завершён. Вчера вечером Элла прочла мой доклад «Прекрасное и жизнь», переработанный материал статьи «Культура Красоты». И в это надо было вложить свою долю ответственности и напряжения, хотя долго над ним я и не работал.

В среду я получил огромную радость – чудесное, длинное письмо Е.И. С каким огромным чувством я держал в руках это письмо! Ибо каждая строка несёт высшее значение, благословение. Я – под благословением: мою фотографию она будет держать на столе наряду с другими друзьями, и всем вместе посылать хорошие мысли. Пишет о Космическом Разуме, о переводе «Иерархии», о странных явлениях в чувствах членов Общества, наконец – отвечает по поводу моего сновидения. Ободряет меня писать на темы, связанные с Учением, она охотно читала бы мои работы на русском языке. Шлёт приветы моему другу и Огоньку[57], имя которой я написал на снимке, посланном Шибаеву. Воистину – Благословенная Мать Человечества! Достоин ли я получать такие возвышенные письма?

24 декабря. В День Владыки

После праздника у ёлки в Обществе

Владыка, прости, прости, прости мою усталость. Помоги, пусть усталость эта будет временной. Помоги мне снова быть крепким. Дай мне крылья духа. Дай выносливость моему телу. Ниспошли нам мощь Своей Божественной Силы!

31 декабря. Вечером

Если страдания существуют для того, чтобы мы росли, то я принимаю их охотно. Пошли мне страдания, пусть – величайшие страдания, только не допусти, Владыка, ни на мгновение мне потерять гармоничный трепет мысли. Дай мне силы преодолевать каждодневный хаос. Дай сердцу моему звучать чисто, ибо Ты единственный знаешь мои самые сокровенные устремления!

4 января 1935 года

С каким властным дыханием начат Новый год. Истинно, sforza con maestoso[58]. Боль, стихии, тоска поверх всего.

На праздники все четверо детей в нашем доме заболели. Кроме двоих детей Шинки, приехала и жена шурина <Ирма> Страздынь с моим крестником <Андрисом>, который по дороге простудился и получил воспаление лёгких, хотя и не в тяжёлой форме. У моей дочери вначале был насморк, но к Новому году начала расти температура до 38,8°, было что-то похожее на ангину. Элла несколько ночей не спала – нервная усталость. И я всю вчерашнюю ночь промучился с дочкой, которая непрестанно сбрасывала одеяло. Хорошо, что температура падает. И затем вчера произошло великое событие. Свояченица Страздынь приехала в Ригу дожидаться своего будущего ребёнка. Конечно, если бы были явные признаки, я сразу бы отправился с ней в больницу. Вчера она что-то чувствовала, но ещё не обращала внимания, хотя другие домашние предлагали ей ехать в больницу. И вдруг после обеда ребёнок появился на свет. Элла в расстройстве выбежала без пальто в большой мороз звонить врачу, всех обзвонила, но никого не нашла. Наконец, один приехал спустя более получаса, когда малыш уже появился на свет. И всё это происходило в моей комнате, на моей кровати! Крестник с отцом, который спешно приехал, живут в другой комнате. Мы теперь приютились в одной комнате. Элла всю ночь от волнения не спала, в напрасных угрызениях мучилась, что вовремя не уговорила свояченицу ехать в больницу. Сегодня утром такой упадок нервных сил, что плакала. Мы ломали голову, где взять помощника. И сегодня, рано утром, как бы кем-то посланная, явилась Иоханна[59], наша давняя знакомая. Мы уже раньше пригласили бы её к себе, но нас озадачивали её психозы. Она одарённая, интеллигентная, притом большая любительница чистоты, давняя знакомая Райниса. Но не могла нигде надолго прижиться, какие-то странные, даже болезненные, навязчивые мысли гнали её дальше. Своеобразие характера. Однако мы очень благодарны ей. Так. Окончательные пертурбации в нашем жилище. Лишь бы я мог опять работать. Теперь всем существом хотел бы завершить свою работу об Н.К. Но для работы необходим покой днём и ночью. Однако в результате всего моя комната в нашем жилище теперь уже многократно освящена.

7 января

Ритм жизни в нашем доме нарушился. Тяжко. Элла обладает столь великим чувством ответственности и долга, что из-за её нервности эти свойства доходят в ней до болезненности. Она ведь мучается от сознания того, что не отвела молодую мать в больницу. Логически рассуждая, последняя сама виновата, что не послушалась даваемых ей советов именно в тот день, и, кроме того, она сама довольно небрежно относилась к себе. Во-вторых, Элла сожалеет о том, что в замешательстве, когда не могла по телефону найти ни одного врача (надо было ведь искать акушерку!), наконец созвонилась с врачом, который потом потребовал такой большой гонорар. И наконец – вчера медсестра, приведённая врачом для ухода за новорождённым и роженицей, этакий старомодный человек, уходя от нас, обманула: к своему гонорару за дежурства прибавила ещё один день. По этому поводу Элла опять не спала ночь. И дочка кашляла. Когда она начала плакать, Элла убежала вниз, на кухню. Каждый крик ребёнка раздирает ей сердце. И чего стоят мои успокоения? Надо сделать нечто реальное уже сегодня вечером. Жаль, что Элла вынуждена спать с ребёнком, нет другого помещения; есть ещё внизу пустой зал у Шинки, но они поздно идут спать. В чердачном помещении печь вообще неисправна. Раньше некоторое время Элла спала в моей комнате. А с девочкой спала бабушка. Но ей теперь целыми днями приходится присматривать и за моим крестником, которого родители сильно избаловали, вырос слабым. Иоханна теперь обслуживает молодую мать, себя она не щадит, не слушается советов пожалеть себя. Думать о творческой работе я не способен, перевожу, сколько могу, некоторые статьи Н.К. Всё здесь описанное – страница нашей жизни. Главное, возобновить бы хоть немного ритм жизни. А то столь трудно бороться против бури стихий.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: