В издательстве «Лотаць» и «Звезды гор» вышли из печати 3 глава

Лукин держал его с глубоким чувством, мы были в восторге, никогда не забудем это мгновение. Великий час у наших дверей, мы счастливы, что способны его узреть, что можем, пусть немного, участвовать в борьбе за Него, хоть в своих мыслях, чаяниях. Ведринская прочитала фрагменты из «Криптограмм», К. рассказал о Рерихе и, наконец, один из нас огласил гимн Матери Мира, под сенью божественных крыльев которой душа наша пробуждается и устремляется.

Я написал маленький очерк «Твой брат»[14] о том, кого мы вечно не понимаем, кого мы осуждаем, в ком видим больше злого, чем доброго. И о том, что эпоха братства близка, что следует всем стать деятельными сотрудниками строительства храма человечества. В своём устремлении думал: хотя бы этот «цветок» преподнести своему Учителю. И было несколько грустно, что очерк не удалось зачитать. Но в своей тоске я эти «цветы», хотя и ничтожные, кладу к Его ногам.

2 марта

Несколько часов я провёл вместе с Помпоровым. В нём какая-то детская чистосердечность, отсутствие хороших манер, оттого и недоразумения. Было приятно слышать, как спокойно и тепло он отзывается о своих противниках, которые столько зла причинили ему не только здесь, в Латвии, но даже за рубежом. Он видит и понимает объективно. Ибо он – истинный оккультист. Он рассказал и о своей жизни, что ему чужд компромисс. В Болгарии его движение преследуют, последователям не дают работу и т. д. И у него, окончившего высшее учебное заведение, были шансы получить хорошую должность, но в том случае, если он откажется от связей с этим движением. Даже родители были против Донова. Но Донов исцелил его мать – после этого они совершенно изменились. Это было первым его испытанием, но он – выдержал.

Помпоров ближе познакомил меня с личностью Донова, насколько за краткие минуты это было возможно. Донов – истинный Учитель, великий дух.[15] Он знает человека до его глубин, знает ход мировых событий, знает закономерности и смысл Космоса. Суть его учения, в конце концов, та же, что и Учения Мории. Ибо и Донов черпал знания из «Тайной Доктрины» и других оккультных учений, которые в своей основе вытекают из одного божественного источника. Я даже изумляюсь, что все нравственные установки кажутся столь знакомыми, хотя один-другой принцип я бы никогда не затрагивал. В их оккультной школе даже пишут доклады, как у нас. Но в практическом исполнении и в личностном настрое мы могли бы ещё многому у них поучиться. Ибо мы только приступили к нашему Учению, и, хотя нам даны основополагающие законы, в некоторых нюансах нам самим следует интуитивно разобраться, но это зачастую – лишняя трата времени. А иногда и недоразумения, где посредством мгновенной интуиции полагалось бы всё выяснить, и это нередко наводит на меня грусть. Я же не разговариваю. Но если бы я и участвовал в разговорах, вряд ли бы смог дать что-то новое. Я ещё «дитя» в этических и оккультных вопросах, мне следовало бы только учиться и учиться, а не говорить и писать. Главное – настроить себя в этических нюансах, но как раз это иногда столь трудно.

Я загорелся сердцем как-то помирить Либ. и Й. с Помпоровым. Не только ради Помпорова, но как раз больше ради первых. Ибо они сами наносят себе большой урон, а также всему движению эсперантистов. По сути они – неплохие люди. Даже кажутся душевными. Но они ещё не владеют своей мыслью, а именно наоборот. Всё же и Помпоров для меня загадка.

15 марта Воскресенье, 5 часов пополудни

Со святым благоговением и тоской я сегодня приближался к своему Учителю. Странный непокой во мне, но и сокровенная большая радость. Мой друг наконец вступает в наш кружок! Сегодня создалась новая, третья группа, наверно, самая крупная. Большинство будет ещё ищущих, но всё же с большим устремлением обрести ясность. Здесь и Ведринская, у которой Элла когда-то училась на драматических курсах. Несколько беспокоит меня то, что Элла является насквозь человеком характера Бхакти- и Карма-<Йоги>. Она не привыкла долго сидеть над книгой и изучать её. Она привыкла мгновенно, интуитивно схватывать суть. Ещё сегодня она сказала, что любовь должна довести до познания. Это верно – мы изучаем ещё не разрешённую нами проблему, что такое психическая энергия, но чувствуем, что обрести эту энергию можно, только живя духовно, жертвуя, любя. Однако и мысль надо развивать, кристаллизовать и дисциплинировать, и достичь более ясной логики в вопросах, где интуиция требует полного понимания.

Оттого и увлекло Эллу «Белое Братство» Донова. Каждое воскресное утро она теперь идёт на занятия у Помпорова в Агенскалне[16], где читает на эсперанто речи Донова, и Помпоров их переводит. Здесь идеи реализуются в жизни, и притом идеи в простой форме. Но у Донова есть и своё эзотерическое учение, которое доступно только некоторым ближайшим ученикам, и, наверное, там тоже больше языка символов. Также и в Агни-Йоге нужны символы и специфические термины – для тех, кто до этого уровня дорастёт. Мы ведь растём только для того, чтобы понимать. Если бы мы всё по существу понимали и были способны воспринять, тогда ведь нам открылись бы космические тайны, тогда ведь мы были бы близки к совершенству!

Лукин обещает быть «толерантнее» с группой молодых, что было бы к лучшему. Хотя Лукин провозглашает необходимость понимания других, он всё же, в великой пылкости к Учению, иногда игнорирует иные учения, быть может, и неосознанно. Но Лукин растёт, и его прогресс велик. В Донове мне нравится то, что он как раз торопит познакомиться с содержанием различных новейших направленных ко благу учений. И следует познать всё, в чём сияет свет. Ибо всё светлое, все лучи исходят из одного единого всеобъемлющего Изначального Света.

17 марта. Перед полуночью

Моего друга великие страдания никогда не забывают. Они возвращаются временами, чтобы захватить всю её в свою власть. Мой милый, мой бедный друг! Огонь, столь часто сжигающий тебя, – святой, великий жертвенный огонь. Ты и ради меня жертвуешь собой! Своими страданиями ты искупаешь и мою карму. Муками своего тела и духа ты очищаешь и моё прошлое и будущее. И я чувствую, что в наши дни поистине всю себя принести в жертву способна только женщина. Отдавать ежедневно своё время, себя, свои мысли и чувства другому и, в случае необходимости, нести с великой мужественной решимостью свою величайшую жертву.

23 марта

Вчера был первый день астрономического нового года. Значит – истинный Новый год. Весна начинается. Солнце вновь проявляет над нашей землёй свою исполинскую власть. Доновцы этот день считают наиважнейшим праздником в году, весь день они проводят, торжественно собравшись вместе. Наиважнейший момент для них – восход солнца. Также и Помпоров пригласил свой кружок праздновать этот день. Вместе с Эллой отправился и я. Еще в предрассветный час, в звёздной полутьме, когда слегка озарился восток, добрались мы до Агенскална. Отъехали на несколько километров от города. Солнце настигло нас у края леса, на широких просторах. Помпоров читал мантры, пел песни. Я никогда ещё так не ощущал солнце. Я никогда не осознавал, что солнце воистину божественно в своей власти. Миг, когда оно предстало яро горящим в невыразимом серебристом сиянии, как блаженный лик неизвестного. Ведь от солнца исходят все лучи мудрости нашего Космоса. Там космические родники, из которых черпают духовные силы звёзды, планеты и люди. Там обитают и высочайшие существа.

Затем на заснеженных полях и в рощах были упражнения и игры. Как сверкал снег! Столь много праны во всех сосудах! Жаль, что за зиму я стал монахом, почти не общаюсь с природой. Но природа всегда прекрасна и живительна.

Впереди у меня ещё один экзамен, тяжёлый, вынужден думать только о нём. Но незаметно время уходит и на иное. В своём кружке бываю два раза в неделю, там для духа моего часто – воскресный день.

21 мая. Четверг, в 8 вечера

Три месяца прошло в насыщенном, полном громадного напряжения труде. По вечерам почти никуда не ходил, кроме заседаний нашего кружка. Чувствовал, что становлюсь механизмом, но иначе не мог. Многие книги перелистал, все философы многократно вереницей нанизывались в моих мыслях, пока, наконец, не улеглись в моих мозгах, как камни. От сидения стал как оцепенелый. Всякие болезни воображались. Нервы гудели, как мельничные жернова. В последний день заболела голова, даже испугался. Но в конце концов всё оказалось хорошо. Вчера всем мучениям пришёл конец. Залитис должен был торопиться на заседание Сейма, он легко меня пропустил, но Д., хотя и ассистент, этим не довольствовался: подробно ещё расспрашивал. Хотя Д. знает меня лучше всех студентов, но, по сути, никогда не щадил. Поэтому у меня от обоих государственных экзаменов осталось некоторое чувство отвращения: знать-то я знал, но приходилось отвечать чуть ли не по самым неинтересным темам (Юм мне наиболее далёк!), или опять-таки по мелочам. Так или иначе, наконец всё миновало, и чувствую себя поистине, как освобождённый раб, у которого в душе ещё похмелье. Поэтому, в конце концов, вчерашний день – один из важнейших дней моей жизни. Было бы хорошо, если бы я высшую школу окончил лет десять тому назад, тогда моё развитие, может быть, выстроилось бы иначе. Но и так хорошо. Ощущаю в себе волю и новые возможности для новой духовной силы.

Вчера пришли гости, нанесли полную комнату цветов. Я и не думал об этом, но больше всего заботилась Зента. И Цухо был, которого несколько месяцев толком я не видел, и другие.

Вчера нас опечалила весть, что К.Эгле, который уехал в Мерану лечиться, снова заболел плевритом, и весьма тяжело. Из-за всего этого вчера ночью трудно было уснуть. Хочу ринуться навстречу весне, в работу, я и не заметил, как всё вокруг меня распустилось, цветёт, просветлилось солнцем!

8 июня

От судьбы к судьбе наш путь. Хотя верно, что мы сами – кузнецы своей судьбы, однако перед нами в жизни часто предстаёт нечто иррациональное, перейти которое, кажется, слишком мало сил. Мой друг опять в дорожном настроении: лето, и надо решиться куда-то поехать. В её жизни ведь нет конкретной цели, её мечтой извечно было – жертвовать собой, отдать себя, помочь другим, но её жертва в жизненных мелочах была зачастую напрасной, ибо недоставало великого, ради чего она могла бы отдать всю себя. Прошлой осенью она желала поступить на курсы сестёр милосердия, но было ли возможно разрушать нашу жизнь? Два года жить отдельно. Но теперь мысли: быть может, и нужна жертва, жертва от нас обоих. Время слишком серьёзно, чтобы думать о себе. Быть может, и я стану конкретнее: от абстрактного человеколюбия отойду, смогу всмотреться в истинные глубины человеческой души. Но это только начало, неизвестно, как тогда будет, и – это ещё так далеко. Элла, наверное, поедет в Кемери. Ей пришлось пройти через многие унижения, многие трудности. Но нравственно она становится крепче. Журнал эсперанто прислал ей её гороскоп: суть её характера будто бы – страдания и отречения. Но, жертвуя, она редко встречает благодарность. Она способна будто бы благостно влиять на больных. То же ей когда-то говорил и некий иной исследователь характеров. Это она в жизни и сама ощущает.

Мне кажется, что полностью Эллу и Зента не понимает. У Эллы есть все прекраснейшие женские черты. Она – тип Марии, ей, по сути, чужд практицизм Марфы. Но она не желает слышать и абстрактные идеи, долго о них судить. Всё её существо жаждет одного – самопожертвования, воплотить в жизнь великую, великую свою любовь, не в домашнем хозяйстве и тому подобном, на что любая способна, но в великих проявлениях жизни помогать воистину страждущим, быть опорой духу и телу, в жажде и борьбе. И она страдает из-за того, что дни часто проходят напрасно, в мелочах, в помощи там, где, быть может, помогать и не следовало, но душу свою излить она не может.

Я ещё не окреп после большого напряжения. Но некогда отдохнуть вволю. Надо собирать материалы для дипломной работы – о религии и красоте, хочу успеть до августа. Знаю, что мне придётся ещё раз возвращаться к этому, но пока не могу всего преподнести, поэтому теперь хочу только немного расширить уже напечатанный труд. Для меня весьма важен четвёртый том «Листов Сада Мории» – «Беспредельность», который так скоро всё же, видимо, не выйдет, а без него я не смогу окончательно построить своё религиозное мировоззрение, которое кратко попытаюсь изложить в своей дипломной работе, рассматривая идеи эволюции и иерархии.

Вышло в свет воззвание Рериха к женщинам.[17] Я рад, что вчера написал два стихотворения о Вечной Матери. Мечтаю, чтобы стихи мои были достойны пыли у Её ног.

19 июня. Пятница, вечером

Вечная тоска. Часами, днями, ночами нечто невыразимое звенит в душе. Какая-то песнь не от сего мира. В духе я омылся, словно в живой воде, стать бы мне всему чистым, сильным и свободным. Ибо сердце в каждой песчинке жизни, в каждом побуждении только Тебя жаждет, Тебя желает, Тебя, которого по имени я не смею назвать, но по которому вся моя душа истосковалась.

25 июня

Опять бродили мы тропами странников, все четыре дня Иванова праздника. Исходили заводи речки Аматы, несказуемо радовались сверканию цветущих лугов, мерцанию просторов Гауи, день блуждали в джунглях Браслы, где весенние стихии завалили буреломами все стежки-дорожки, не щадя и деревьев-великанов. Временами непогодилось, было сыро, промокли ноги, резкие ветры дули, но это тем паче дало нам прочувствовать близость природы, слиться с ней. Как соскучился я по этому, весь иссохший в идеях и формулах мудрости. Если бы я хоть на несколько дней не прикоснулся к природе, мне было бы тяжко продолжать работу, которую придётся возобновить в великом напряжении.

Вечер Ивана Купалы мы провели в Скрапьи. Дрейманы – самобытные, сердечные люди, одарённые, но некое тайное разочарование заметно в них, ибо ни старшее, ни младшее поколение не нашло того пути, куда вернее всего можно вложить своё сердце и душу.

К вечеру направились мы вдоль берегов Гауи обратно в Сигулду. Как зачарованный замирал я перед некоторыми местами! Красота, красота! В таких местах можно воистину почуять космичность, вникнуть в глубочайшие недра космического. Невыразимое желание было у меня – остаться хоть на несколько деньков в возвышенной стороне, где небо и земля стали едины. Но наверняка и ныне это останется только мечтой. Быть может, лишь в августе... Истосковался я по зарубежью. Обещал и Элле в этом году свозить её туда. Вероятно, только нынешнее лето у неё единственное свободное. Но сейчас это – наиневозможнейшее. Будет хорошо!

Неделю назад мы были ещё раз на конгрессе христианских студентов в Вецаки. На этот раз ощутил немало истинного духовного волнения. Были Кундзинь, Зента, Малдонис, проф. Зандерс, Р.Шмидт. Познакомился с некоторыми приверженцами идеи реинкарнации (какая неожиданность на христианской конференции!). Весьма одарённым кажется Принц, у которого неплохо развит и духовный взгляд, и психическая энергия, в общем-то мощная. По его рассказам – он способен совершать всякие психические феномены, намного успешнее, чем некоторые члены нашего кружка Рериха. И обрёл он это, живя в природе, в великом сосредоточении и по большей части – без книг.

6 августа. Четверг, утром

С начала июля напряжённо работаю над своей дипломной работой. В регулярном ритме, как заведённые часы. Ибо так работать лучше всего. Витаю в прекрасном. Размышляю, мечтаю. Иногда устаю, ведь на дворе <сильное> солнце. Ловлю один-другой солнечный часок. Но радуюсь, что работа спорится. Почти готов черновик. Ещё последний раздел. Культура Красоты. И всё же боюсь, как бы не оборвалось. Жизнь опять окутывает своим иррациональным дыханием. Силы мне нужны, громадные силы! Стать бы вне времени и пространства! Всё глубоко человеческое, в конце концов, условно, единственный смысл – божественное в нас, духовная личность. Но мне надо закончить труд до конца августа. Необходимо напрячь новый ритм. Иначе – нельзя. У меня ведь есть воля, у меня ведь есть дисциплина! И я вновь буду расти.

Всё же не хочу остаться в абстрактном идеализме. Всячески пытаюсь идеал согласовать с жизнью. Думаю, думаю. Часты такие моменты, когда вновь и вновь вижу, что слепой абстрагировавшийся идеализм может приносить отрицательные плоды, даже разрушать. Так и с Зентой, которая всё ещё не перестаёт (часто слепо) одних слишком идеализировать, других – уничижать. И во мне эта тенденция была в ранней молодости, но теперь я подхожу к человеку внимательно, чтобы не разочароваться и не причинить вреда. Ибо главное – по существу понять другого, перед «его Богом» встать, как же иначе тогда можно жить и любить?

Высшее – забыть все свои личные боли, мыслить только о другом, единственно о нем. Не окрашивать свои суждения и мировосприятие субъективизмом. Может быть, это трудно, но это – высшее, это единственная обязанность.

14 сентября. Около полудня

Сегодня я сдал Дале свой «Метафизический аспект Красоты». Ещё вчера до поздней ночи мы работали, сегодня утром отдал в переплёт и теперь, наконец, – свободен. Эти два месяца, начиная с 10 июля, прошли в чрезвычайном напряжении. Утром и вечером – писать, днём – ещё читать и собирать материалы, даже в поезде. Если бы не ходил на море купаться, если бы не использовал некоторые солнечные часы, не знаю, как выдержал бы. Но, может быть, больше всего помогал вдохновенный энтузиазм, с которым я писал, особенно – первичный текст. В последние дни стали болеть голова и глаза. В этом году не видел бы лета, если бы на дни Ивана Купалы не попали мы на природу. Полтора месяца отпуска прошло в основном за столом. У нас в этом году была небольшая, но приятная комнатушка на втором этаже дома родителей, где ароматы сосен и листвы и много солнца. И мой дружочек последние недели промучилась вместе со мной, перечитывая и переписывая мою работу. Я так привык к её советам, что мне было бы трудно жить одному. Яне знаю, что нас ожидает, но, быть может, нечто весьма тяжкое. В насыщенном труде некогда было задумываться, но теперь надо будет думать и думать. Эллу после длительной церемонии приняли в школу сестёр милосердия. Это было до Ивана Купалы, и 1 октября она должна приступить к работе. Но в таком случае ей от всего, от всего надо отказаться. Там она будет оставаться в течение дня, хорошо, если на какой-то час отпустят из больницы. И ночные дежурства, и уход за больными – хватит ли слабых сил Эллы это выдержать? И именно теперь, когда в нашем Обществе намечается большая активность, и как раз для женщины, Элле будет трудно расставаться. Но Элла хочет провести идеи практически в жизнь, а не остаться при теории: следует нечто делать, притом – великое, где можно всю себя отдать другим. Жертвовать собой – всегда и везде неизменно было наиглавнейшей заповедью её сердца. Но в жизни нередко приходилось жертвовать напрасно, силы растрачивались на мелочи, в то время как можно свершить нечто большее. Во-вторых, эта жертва помогла бы ей преодолеть трагизм в случае, если не будет ребёнка. Знаю, если Элла уйдет, жизнь нас обоих радикально переменится. Я останусь один, и какая ноющая струна вплетется в мою жизнь. Возможно, отчасти моя вина, что в прошлом году Элла не ушла. В этом году я не имею права отговаривать, ей самой надо сделать выбор. Но ведь это, в конце концов, нам надо делать совместно. Всё же я боюсь, что и там Элла истратит силы напрасно: не на то, ради чего жаждет жертвовать, нечто великое; вместо того, чтобы служить людям, надо будет исполнять мелкие технические работы, на которые способен любой другой. И, во-вторых, она в скором времени сможет участвовать в практическом строении нашего Учения. Ныне у нас на повестке дня создание женского объединения при Обществе Рериха, которое уже учреждено в Нью-Йорке. Собираемся два раза в неделю, читаются доклады, места из Учения, чтобы приготовиться официально вступить в контакты с другими женскими организациями. Для того, чтобы нечто новое дать и сказать, следует самим это вполне выяснить. Также учредим и детский интернационал, выполняя волю умершего гениального Серёжи.[18] И от этих двух объединений тянутся нити к разным отраслям культуры. Какой только работы там не будет! Сколько потребуется сил и энергии! Там, именно наилучшим образом, наиболее непосредственно можно будет служить человечеству. Д-р Лукин берётся за свои планы с большим энтузиазмом. Теперь он всего себя посвящает Учению, об этом только мыслит и мечтает. И сможет он многое.

Радуюсь от всего сердца, что и мой друг всем сердцем входит в Учение. Стала бы она только свободнее от кармической зависимости, которая в её жизни чинила столь много препятствий, смогла бы она это преодолеть, загорелись бы великой энергией оптимизма её дух и тело, – и обрела бы она наконец способность осуществлять все свои самоотверженные мечты.

21 сентября. Понедельник, вечером

Вчера Лукин прочел мой доклад о красоте. Был сконцентрирован, доклад заинтересовал. В последние дни опять напряжённо работаю. Субботнюю ночь мы с Эллой не спали, она переписывала. Надо было заранее вручить Лукину для прочтения. Красота! Столь много думалось об этом, столь часто я пламенно возгорался. Но работа ещё не окончена. Ещё и ещё придётся возвращаться, чтобы дополнить, переработать этот труд. Ибо это – вопрос моей жизни, но Красота является и чудеснейшим основанием Мироздания.

23 сентября. 10 часов вечера

Мой милый друг, великую, священную жертву несущая. Ты идёшь от одних страданий к другим, и ни одна жертва тебе не кажется тяжкой. Сколь часто я слышал твой голос: жертвовать, отдать всё, всю себя, помочь слабому, поддержать и поднять больного и немощного! Но тебе самой ещё надо идти через школу страданий, чтобы приготовиться к ещё большим жертвам, чтобы на деле существенно могла ты помочь своему брату. Ещё и ещё. Но смею ли я с тобой идти рядом, когда мои страдания столь ничтожны перед твоей самоотверженностью? Ты пришла в мою жизнь как очищающий огонь, чтобы все нравственные вибрации переплавить, переплавить в небесную ясность.

Что только женщина способна терпеть! И с радостью, священной гордостью в сердце, когда верит, что её муки принесут кому-то другому благо.

Сегодня Элла опять была нервной. На миг повернулось ко мне её измученное личико. Большие страдающие глаза устремились ко мне из ещё неосознанного. Хочется верить, что на этот раз операция не будет тяжёлой. И всё же, всё же... Ещё иные чаши страданий не испиты. И новая боль их наполняет. Где конец сему? Когда же будет возможно из школы страданий вознестись гармонией, чтобы суметь других одарять благом, других учить, других осенять мудростью своего духа? Но ведь, страдая, мы учим других. Это сияние любви, невидимое для глаз, распространяется далеко в пространстве, глубоко в сердца близких людей.

27 сентября

Сегодня Стуре прочёл доклад о воспитании. Духовно насыщенная статья. Воспитание – краеугольный камень культуры будущего. Трудно разрешимый, но святой труд. Великое задание, большая ответственность. Больше всего преуспеет в воспитании именно женщина. Новая, одухотворённая, освобождённая женщина-мать. Но много ли женщин, которые способны войти в святилище будущего непорочными шагами? Великий энтузиазм снова проявил Лукин, несколько часов горячо интерпретируя статью Стуре. Энтузиазм ведь величайшая мощь в мире, именно он возведёт новое здание.

Я удивляюсь иногда, как духовно растёт мой друг, как нежданно вспыхивает её душа. Мне временами следует притихнуть, ибо я еще слишком слаб. Где надо показать бескорыстие, там она вся. Во мне ещё много неуклюжего субъективизма, она от этого освобождается. Быть может, это очищающее крещение страданий. Разве из боли не рождается великая просветлённость?

4 октября. Воскресенье

Ты – великая Мощь спокойствия, пусть Твоя Воля освещает наши пути, пусть Мысль Твоя в наших слабых намерениях пламенеет. Благослови нас в тяготах бессилия, благослови в крепости!

5 октября

Всё ещё смущение во мне. Ещё глубоко не осознал. Неужели я остался один? Один в своей квартире, днём и во тьме ночи, день за днём, на два года, быть может – ещё дольше. Неужели теперь мы, которые сплавились, срослись, сгармонизировались в одну душу, кто друг друга поддерживал, учил, очищал, – разорваны каждый в свою сторону? И неужели нам обоим придётся пройти под знаком одиночества, пить из ручья горной пустыни? Всё это мне ещё кажется невероятным. В душу издалека доносится гул неких властных колоколов. Победит труд, великая борьба, всеохватывающая сосредоточенность. Быть может, наше одиночество расцветёт аллеями роз? Быть может, озарится звёздами? Души наши, хоть издали, будут неизменно вместе, будут продолжать вместе вдохновляться, пламенеть, тосковать по Новому Миру.

9 октября. Пятница

Странно, непонятно, как-то невозможно поверить. Идёшь домой – никто тебя не ждёт, тобою не интересуется... Отправляюсь утром на работу, поднимаю по привычке, как ранее, глаза вверх на окна – ни один благословляющий, глубокий взгляд меня не провожает. Но всё же я преодолею, войду в ритм. Сердце у меня болит более всего о моём друге. Она говорит, что в целом чувствовала бы себя хорошо на новом месте, но у неё температура, видимо, последствия операции. И физически она слаба. Вчера мы были вместе в нашем кружке. Но по воскресеньям, очевидно, она не сможет вырваться, хотя это – главные дни. Мне это больнее всего, ибо ей придётся пропускать многие духом озарённые часы. Она всё же не вошла в ритм времени, читает и одна, но живительные импульсы приходят во взаимодействии.

Д-р Лукин вчера сказал: «Я ведь думал, что вы уходите на три месяца, если бы знал, что на два года "идёте в монастырь", то воспротивился бы».

Но Элла не хочет только теоретизировать, она хочет нечто практически реализовать. Она осознала всем существом, что единственная ценность – отдать себя. И отдать себя живым, страдающим, несчастным людям. Разве не лучше, чем отдавать себя одному, отдать себя многим? У меня всегда болело сердце о том, что у Эллы столь много времени уходит на домашнюю жизнь. Это слишком узко, слишком ничтожно, и не может наполнить человека. Где обрести широкое, всеохватывающее? И Элле, с её великой духовностью, с её большой нравственной мудростью, особенно следует идти поверх домашних границ. Мы выучили новую заповедь – чем труднее, тем лучше. «Я так воспитана, – сказала она. – Как же иначе духовно расти?» Жила бы дома – больше бы заботилась о себе. Там же – все труды и мысли сосредоточены на пользу других. Там, где последний акт действия трагедий жизни, куда люди приходят, принося плоды своих мук и горестей. Болезни тела по большей части – последствия болезней духа или конфликтов и кризисов духа. И, помогая человеку физически, можно помогать и духовно. Воистину – великое задание целителям будущего.

Это героизм: человеку с чутким сердцем лицезреть невыразимые страдания и не дрогнуть, преодолеть себя. Сегодня Элле шесть часов надо провести на операции. Первый раз в жизни! Как мой друг это выдержит? Мне это было бы чрезвычайно трудно, возможно, потерял бы сознание.

Хватило бы ей силы. Здесь опять новый порог судьбы в жизни Эллы. Все предыдущие пороги приносили столько неудач, сложностей, боли. Так ли будет и теперь? Но, быть может, путём сознательного самоотречения возможно преодолеть карму? Должна же быть какая-то возможность развязать все узлы. Может быть, судьба велела нам идти именно этим путём? Знать бы это ясно. Но ведь каждый опыт несёт, в конце концов, благо, и единственно руками и ногами человеческими нам надо прийти к развязке.

11 октября

Не могу выразить, как болит сердце от того, что Элла не сможет приходить по воскресеньям в наше Общество. Лукин с великим энтузиазмом руководит коллективными планами. Он даже ночами не спит, думая о Новом Мире. Как суметь сейчас же, малочисленными силами, действенно помочь в воспитании, помочь женщинам-матерям, родителям, воспитателям, художникам? Невыразимо много здесь проблем, требующих решения. Нам надо быть готовыми в скором времени вступить в контакт с другими. И быть готовыми ещё к одному великому делу – открытию музея. Согласно Высшему Указанию, Рерих нам определил несколько десятков картин. И эта честь оказана только нескольким городам. Открытие музея будет величайшим событием не только в жизни нашего Общества, но и всей Латвии, ибо этим оказано ей исключительное внимание. Всю важность этого факта можно будет по-настоящему оценить только в перспективе дальнейшей истории. Так, жизнь нашего Общества предвидится всё более насыщенной, увенчанной великими событиями и трудами. И, быть может, уже в течение года мы реализуем то, о чём раньше и мечтать не смели.

И вот, от всего этого Элле, быть может, придётся быть в стороне. Мы много думали – что же делать? Элла ведь не оратор, сможет ли она себя активно выявлять в Обществе? Она сомневается. Но она жаждет активности. Были бы ей доступны те священные часы недели, когда она могла бы присутствовать на заседаниях, и то было бы хорошо.

С самого начала она приставлена к операциям. Великое внимание, напряжение. Спрашиваю, может ли она переносить кровь и стенания? Отвечает: «Любовь всё может вынести. Нам ведь следует любить страждущих. Их кровь та же, что и во мне. Не кровью и гноем нам надо брезговать, но ложью и безнравственностью. Мы можем любить в другом и физически нечистое, ибо это человечно».

20 октября

Многое, многое было пережито, передумано. Раза два-три в неделю встречаюсь со своим другом. В воскресенье весь день мы были вместе. Хорошо, что она попала на заседание нашего Общества, много было значительного. Лукин повторил и несколько проектов, которые я в прошлый четверг ему вручил. И сам полон новых планов, в настроении нового пути Общества. Ждёт прихода картин. Стремится начать осуществление <планов>. Первая задача – выпустить с большими комментариями воззвание к женщинам. В четверг едет в Париж встретиться с мисс Лихтман[19], прибывающей из Индии. Обретёт много нового, надеется на духовную поддержку. Затем, наверно, отправится в путешествие по Европе – к некоторым обществам Рериха. Будет новый опыт, новые мысли.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: