Неопозитивизм и его кризис. Постпозитивизм

Одним из влиятельных направлений западной философской мысли сциентистского направления является неопозитивизм, который сложился как третья историческая форма позитивизма.

Первую историческая форму неопозитивизма – позитивизм – основал в 30-х годах Х1Х века французский философ Огюст КОНТ (1798 – 1857). В первоначальном истолковании Конта позитивизм означал требование к философии отказаться от поисков каких-либо субстанциональных начал и вообще сверхчувственных сущностей. Эти поиски позитивисты характеризовали как бесплодную метафизику и противопоставили им стремление к построению системы «положительного» знания, т.е. знания, не обремененного умозрением, бесспорного и точного, опирающегося исключительно на факты. Программа позитивизма заключалась в освобождении познания от всякой философской (мировоззренческой и ценностной) интерпретации и замене традиционной философии непосредственно специальными науками («наука – сама себе философия»). Одобрение и осуждение явлений, учил Конт, должны быть изгнаны с одинаковой скоростью из всякой позитивной науки, ибо всякое занятие этого рода прямо и неизбежно препятствует объективному изучению явлений и приводит к искажению их исследования. Астрономы, физики, химики, физиологи не одобряют и не осуждают доступных их наблюдению явлений; они их наблюдают и изучают». Следовательно, наука должна в принципе ограничиться описанием внешней структуры явлений и во всех исследованиях следует стремиться к замене слова «почему» словом «как».

Определенная оригинальность позитивизма состояла в интерпретации Контом учения Сен-Симона о стадиях развития человеческого общества. Для Конта эти стадии суть три этапа разных состояний человеческого духа. Первая из этих стадий – теологическая, вторая – метафизическая^[120], т.е. спекулятивно-философская, а третья – позитивная, подлинно научная. На первой стадии безраздельно господствует религиозное мировоззрение, на второй ему на смену приходят отвлеченные спекуляции философов и, наконец, на третьей наступает разочарование в философии, и люди обращаются к позитивным наукам, на основе которых выделяются связи явлений и формулируются законы. В процессе дальнейшего развития позитивизма из науки постепенно выбрасывалась мировоззренческая проблематика, о чем свидетельствуют философские учения Дж.Милля и Г.Спенсера, которые, существенно отличаясь в деталях от концепции Конта, в принципиальных вопросах вплотную примыкали к ней.

Во второй исторической форме позитивизма – махизме – философия была сведена к теории познания. Махизм ставит в центр внимания такие проблемы, которые позитивисты первой волны считали слишком метафизическими: природа познания, опыта, проблема субъекта и объекта, взаимоотношение физического и психического. Познание, согласно махизму, ограничивается связыванием между собой ощущений и представлений; оно не достигает никакой иной реальности, кроме самих ощущений.

В критических выступлениях махистов против метафизики можно обнаружить и здравые суждения, которые оказали благотворное влияние на развитие физической теории (критика механистического понимания причинности, критика классических представлений об абсолютности пространства и времени). Однако развитие естествознания убедительно продемонстрировало несостоятельность основных методологических рекомендаций махистов, и к концу первой четверти ХХ века махизм сменился неопозитивизмом. Его основоположниками явились М.Шлик, Р.Карнап, Л.Витгенштейн, Б.Рассел и другие философы и естествоиспытатели. Как и предшествующие стадии позитивизма, неопозитивизм начинает свою борьбу за «подлинную философию» с критики метафизики из-за ее неясности рассуждений, из-за ее оперирования полумистическими понятиями типа «абсолютная идея», «чистый разум» и т.д. По мнению неопозитивистов к философии необходимо предъявить такие же строгие требования, какие предъявляются к современному естествознанию и математике.

Возникновение неопозитивизма обязано успехам математической логики и, в частности, попыткам Г.Фреге и Б.Рассела обосновать математику посредством логики и свести исходные понятия математики к логическим терминам с последующей формулировкой всех ее положений на языке логики и по ее правилам. Успехи этой операции зародили представления о том, что аналогичное применение логического анализа к философии может свести все философские проблемы к логическим. Исторически первый вариант неопозитивизма – логический позитивизм исходит из того, что философия не имеет собственного предмета, она не может высказать о мире ни одного нового положения сверх того, что говорят о нем специальные науки. Философия – не содержательная наука о какой-то реальности, а род деятельности, сводящийся к анализу естественных и искусственных языков. Что касается всех вопросов метафизического характера, то они относятся к числу лишенных научного смысла псевдопроблем, от которых науку следует освободить как можно основательнее.

С целью отделить метафизическую проблематику от логики и других наук Карнап предложил следующую классификацию суждений. Все суждения, претендующие на содержательность, он разбил на три основных класса: 1) нелепые, 2) научно-неосмысленные или вненаучные, 3) научно-осмысленные, среди которых могут быть ложные и истинные. К вненаучным суждениям Карнап относит все те предложения, которые не допускают эмпирической проверки на предмет истинности, т.е. все традиционно-философские суждения (например, утверждение материалиста, что единство мира состоит в его материальности, или утверждение идеалиста, что мир по своей природе духовен).

Решить проблему «очищения науки от вненаучных предложений» призван неопозитивистский принцип верификации, задуманный его авторами как критерий научной осмысленности. Любое научно-осмысленное предложение, согласно этому принципу, должно допустить свою проверку через сопоставление его с фактами чувственного опыта. Например, предложение «сила тока прямо пропорциональна приложенному напряжению» вполне осмыслено, ибо можно указать метод его проверки: посмотреть показания соответствующих приборов и сравнить их. Если же предложение не допускает эмпирической проверки (не верифицируется), да к тому же не есть тавтология, т.е. логико-математическое высказывание, то оно либо составлено в нарушение правил синтаксиса и поэтому нелепо, либо же метафизично, т.е. научно не осмыслено. Например, предложения типа: «Сущность вещей не познаваема», «Мир не имеет начала во времени» метафизичны, ибо их невозможно свести к конечному числу актов опыта или высказываний о таких актах.

Скоро достаточно ясно обнаружилось, что принцип верификации не оправдывает надежд, возлагавшихся на него. Выяснилось, что сам принцип верификации невозможно верифицировать и поэтому подлежит устранению из науки. К тому же оказалось, что ни одно высказывание о прошлых или будущих событиях не поддается верификации, что ни один научный закон не может быть верифицирован, поскольку верификация всегда относится к конечному числу фактов, а закон есть выражение всеобщности.

Не только принцип верификации, но и вся доктрина логического позитивизма чем дальше, тем больше обнаруживала свое несоответствие реальной научной практике. С ослаблением влияния логического позитивизма в рамках аналитической философии сравнительно большой вес приобрело течение английских аналитиков. Самое влиятельное из этих течений – философия лингвистического анализа, на формирование которой определенное влияние оказал Дж.Мур, но развернутая формулировка принципиальных установок которой принадлежит Людвигу ВИТГЕНШТЕЙНу (1889 – 1951).

Лингвистическая философия, как и логический позитивизм, старается показать мнимый характер философских проблем, считая их псевдопроблемами, возникающими в результате дезориентирующего влияния языка на мышление. Поскольку философские проблемы возникают в силу непонимания логики естественного языка, анализ этого языка – единственная функция философии. «Цель философии, - писал Витгенштейн, – логическое прояснение мыслей. Философия не теория, а деятельность…»^[121]. В дальнейшем он пошел еще дальше в отрицании философии как теории и стал сводить ее к определенной логической процедуре анализа языка, в котором он видел не только источник всех философских заблуждений, но и источник самих философских проблем.

Лингвистическая философия оправданно указывает на зависимость логики функционирования языковых выражений от контекста их употребления. Это означает, что внешне одинаковые слова и выражения в разных языковых ситуациях получают несовпадающие значения. Иначе говоря, каждое слово или выражение содержит в себе не только то, что ему приписывает этимологический словарь, но и человека, который его произносит, и обстоятельства, при которых произносят, и причину, почему произносят.

Хотя доктрина устранения из науки мировоззренческих проблем и превращения философии в разновидность специальной деятельности оказалась мифом, тем не менее, неопозитивизм не прошел бесследно для развития философской и научной мысли. Он привлек внимание к философским функциям языка, оказал влияние на социологию, этику, эстетику, имеет немалые заслуги в деле разработки современной логики, семиотики и специальных вопросов методологии науки. Показав, что процесс познания становится доступным логическому исследованию лишь в языковой форме, неопозитивисты создали новые легко формализующиеся типы анализа языка. На этой основе были созданы предпосылки формализации огромной области гуманитарного знания, проникновения в эту область математических методов. Эти предпосылки были реализованы в структурализме - течении, выражающем стремление придать гуманитарным наукам статус точных наук.

Начиная с 70-х годов, в неопозитивизме развиваются кризисные явления, падает его популярность, он перестает быть целостной доктриной и последовательным направлением, становится очевидной несостоятельность противопоставления философских проблем специально-научным. Внутренняя противоречивость неопозитивизма, критика его установок представителями других философских направлений привели к утрате неопозитивизмом своего влияния в философии науки. В это же время набирает силу постпозитивизм – направление, которое, сохраняя определенную связь с общими установками неопозитивизма, в то же время с иных позиций разрабатывает проблемы методологии науки.

Постпозитивистскую стадию в разработке проблем методологии научного познания наиболее ярко представляют К.Поппер, Т.Кун, И.Лакатос, П.Фейерабенд.

Карл ПОППЕР (1902 - 1994), хотя и испытал влияние неопозитивизма, но пересмотрел его исходные позиции и свою философскую концепцию – критический рационализм построил как антитезу неопозитивизму.

Одна из проблем, существенно определивших развитие философии науки ХХ века, получила название (по терминологии Поппера) проблемы демаркации (англ. demarcation разграничение) науки и не-науки^[122] – отделения научного знания от ненаучного. Наиболее распространенный ответ на этот вопрос состоял в том, что наука отличается от псевдонауки, или от «метафизики», своей опорой на факты. Концепция, которая активно развивалась в рамках «Венского кружка» и шла от Витгенштейна, утверждала, что к науке принадлежат только те предложения, которые можно вывести из протокольных предложений наблюдения или, что то же самое, могут быть верифицированы с помощью этих предложений. Отсюда следовало, что любая теория, претендующая на научность, должна быть выводима из опыта.

Поппер совершенно обоснованно не приемлет этого тезиса. Чистое наблюдение, лишенное теоретического компонента, просто не существует; все наблюдения, особенно экспериментальные, предполагают некоторую теоретическую установку, ибо нельзя просто наблюдать, ни имея для этого никаких предпосылок. Наблюдение всегда избирательно и всегда направляется теоретическими ожиданиями: наблюдатель исходит из определенной задачи и наблюдает только то, что нужно для решения именно этой задачи. Ум, очищенный от предрассудков, будет пустым, а не девственным. Поэтому узкий эмпиризм логических позитивистов и их поиски достоверного знания только лишь на основе опыта бесплодны. Поскольку науку нельзя разбивать на отдельные друг от друга уровни, предметом изучения философии науки являются не отдельные высказывания, а наука как целостная и динамичная система.

При исследовании вопроса демаркации науки и не-науки Поппер в отличие от неопозитивистов подчеркивал конструктивную роль метафизики. Неопозитивисты пытались элиминировать проклятую метафизику, но и не смогли ее избежать, когда ввели принцип верификации. Как обойти факт, что среди метафизических идей есть как те, что препятствовали прогрессу науки, так и те, без которых ни наука, ни прогресса не существовали бы? С психологической точки зрения научное открытие невозможно без веры в идеи чисто спекулятивного характера при всей их непроясненности. Идеи реализма, универсального порядка, каузальности насквозь метафизичны. С точки зрения исторической нередки ситуации, когда идеи, прописанные веками в ареале метафизики, входили в контакт с наукой и срастались с ней. Среди них идеи атомизма, движения Земли, корпускулярная теория света, теория электрического тока и многие другие. Даже в примитивной форме эти идеи несли в сознание образ мирового порядка. Но идея такого рода достигает научного статуса тогда, когда она будет представлена в форме, допускающей опровержение.

Поппер обратил внимание на то, что наука, в основном, имеет дело с идеализированными объектами, которые не могут быть верифицированы с помощью протокольных предложений, как того требует неопозитивизм. Кроме того, неверифицируемы законы науки, ибо закон – это форма выражения всеобщности, для верификации которого требуется бесконечное множество протокольных предложений. Ведь даже очень большое число подтверждающих фактов в отношении того или иного утверждения, полученного путем индуктивного обобщения, делает его лишь весьма вероятным, но все-таки не твердо достоверным, поскольку истинность частных фактов не определяет однозначно истинности общего. Самая простая истина, полученная индуктивным путем, всегда неполна, ибо опыт всегда не закончен. Но достаточно одного опровергающего факта для того, чтобы это индуктивное обобщение было опровергнуто. Пример тому – превращение утверждения «все лебеди белые» в ложное, когда в Австралии обнаружили наличие черного лебедя.

Неодинаковую «доказательную силу» в деле проверки истинности научных теорий, свойственную подтверждающим и опровергающим фактам, Поппер назвал познавательной «асимметрией». На основе этой асимметрии он, в противовес принципу верификации, выдвинул принцип фальсификации, согласно которой проверка научной осмысленности, а затем истинности научных гипотез должна осуществляться не через их подтверждение, а через их опровержение (фальсификацию). Фальсификация (лат. falsus ложный, facio делаю) – способ указания на такие эмпирические условия, при которых гипотезы будут не истинными, но ложными, т.е. указания на то, что некоторые факты этим предложениям противоречат.

Поппер заменил фальсификацию фальсифицируемостью, т.е. способностью предложения, при наличии определенного ряда фактов, оказаться ложным. При этом имеется в виду, что, несмотря на отсутствие реального опытного опровержения, имеется возможность такого опровержения, если бы имели место соответствующие факты. Эта замена диктовалась тем, что для любого знания фальсифицируемость действительно является важным средством его проверки на истинность. Ведь псевдопредложения в принципе несопоставимы ни с какими фактами, а потому их невозможно проверить на истинность: они уживаются с любыми фактами. Невозможное опровергнуть в принципе никакими фактами знание, есть не научное знание, но миф, фантазия религиозная иллюзия, сказка. «Теория, которую нельзя проверить никакими способами, не научна. Если теория неопровержима, то это есть не ее достоинство, а ее недостаток. Всякая подлинная проверка теории – это попытка ее фальсифицировать и опровергнуть».

Поппер верно подметил то, что теория утрачивает научную осмысленность не тогда, когда ее невозможно подтвердить конкретно известными способами, и даже не тогда, когда нам неизвестны конкретные способы ее опровержения, но тогда, когда выясняется, что опровержение невозможно именно в принципе. Принципиально не контролируемая фактами теория совместима с любыми фактами, из чего следует, поскольку никакие факты ее принципиально не затрагивают, то и ее никак невозможно проверить.

Однако Поппер соединил эти верные соображения с неверным мнением, будто нет ни одного положения науки, которое не было бы в будущем фальсифицировано. В таком случае выходит, что истинных утверждений (а значит, и теорий) вообще не существуют: имеют место не теории, а гипотезы, а эти гипотезы никогда в статус истинных научных теорий перейти не могут. Любое научное знание носит лишь гипотетический характер (принцип фаллибилизма).

Поппер разработал ряд проблем логики и методологии науки. Вместе с тем реализация попперовской программы построения теории роста научного знания натолкнулась на серьезные трудности, связанные с абсолютизацией принципа фальсификации, антииндуктивизмом, принципом фаллибилизма.

К схеме развития науки Поппера критически относится Томас КУН, работы которого (особенно «Структура научных революций», вышедшая в 1962 году) сыграли важную роль в углублении кризиса неопозитивистской доктрины. Основная его мысль состоит в том, что в развитии научного знания особую роль играет деятельность научного сообщества, которое конституируется вокруг определенной парадигмы(греч. paradeigma образец)- общепризнанной совокупности ценностных критериев, мировоззренческих установок, теоретических стандартов, методологических норм, которая дает научному сообществу модель постановки проблем и их решений. В период стабильного развития науки безраздельно господствует одна парадигма (например, в классической физике господствовала ньютоновская парадигма), которая дает модель постановки проблем и их решений научному сообществу. Такой период Кун называет периодом «нормальной науки» и считает, что в этот период «научное сообщество» занимается планомерным и настойчивым решением определенных парадигмой конкретных научных проблем, в терминологии Куна – «головоломок». «Неудачное решение головоломки выглядит уже не как провал парадигмы, а как поражение исследователя, не сумевшего разрешить вопрос, который на самом деле разрешим в рамках парадигмы. Так, шахматист, не умея найти правильное решение, проигрывает не потому, что правила не работают, а потому, что он сам оказался не на высоте»^[123].

Однако длительные этапы нормальной науки заканчиваются, когда парадигма «взрывается» изнутри под давлением аномалий - головоломок, которые не решаются в рамках данной парадигмы. Незаметно наступает момент, когда ученым не удается решить одну головоломку, затем – другую, число аномалий растет, ученые начинают терять доверие к прежде незыблемой парадигме. После серии атак на ее основные тезисы назревает кризис, или период революции, научное сообщество расслаивается на тех, которые стараются спасти старую парадигму, и их оппонентов, выдвигающих новые идеи. Кризис разрешается победой новой парадигмы, вокруг нее консолидируется новое научное сообщество, что знаменует начало нового нормального периода, и весь процесс повторяется.

Переход от одной парадигмы к другой, согласно Куну, логически объяснить невозможно, он может быть основан лишь на вере в ее будущую плодотворность или на смутном эстетическом чувстве.

Кун отвергает эмпирицистский фундаментализм неопозитивистов: не существует фактов, независимых от парадигмы и, следовательно, не существует теоретически нейтрального языка наблюдения. Напротив, ученые, овладевая содержанием парадигмы, учатся «видеть мир» сквозь ее призму. Не факты судят теорию, а теория определяет, какие именно факты войдут в осмысленный опыт. Отсюда проистекает тезис Куна о «несоизмеримости» парадигм, иногда трактуемый как утверждение о невозможности установления каких-либо логических отношений между сменяющими друг друга теориями. С этим связано отрицание Куном преемственности в эволюции науки: знание, накопленное предыдущей парадигмой, отбрасывается после ее крушения. Вполне обоснованно отвергая кумулятивистский образ науки^[124], согласно которому развитие науки идет через непрерывный рост однажды познанного, но никак не через периодическую коренную ломку и смену ведущих представлений, Кун противопоставляет такому образу не просто отдельные факты или соображения, а основательно разработанную концепцию. Согласно этой концепции, развитие науки - это не только плавное наращивание новых знаний на старые (нормальная наука), но и периодически повторяющиеся трансформации ведущих представлений (научные революции).

Однако Кун ударяется в другую крайность: научные революции, считает он, настолько глубоки, что вновь возникшие парадигмы не просто коренным образом отличаются от старых, а совершенно несоизмеримы с ними. Переход исследователя от старой парадигмы к новой подобен переключению гештальта, после чего ученый начинает видеть мир своих исследовательских проблем в совсем ином свете. Возникшая в результате переключения гештальта трансформация концептуальной сетки, через которую исследователь смотрит на мир, согласно Куну, не может быть компенсирована, ибо коренится она в различии структур старой и новой парадигм. Отсюда невозможность прогрессивного развития научного знания. «Я не сомневаюсь, - пишет Кун, - что ньютоновская механика улучшает механику Аристотеля и что теория Эйнштейна улучшает теорию Ньютона в том смысле, что дает лучшие инструменты для решения головоломок. Но в их последовательной смене я не вижу связного и направленного онтологического развития»^[125]. Согласно его пониманию, законы, которые получены в результате предельного перехода законов релятивистской механики, хотя по форме совпадают с законами ньютоновской механики, но различаются совершенно иным содержанием входящих в них терминов и поэтому говорят о совсем разных референтах. Например, физическое содержание понятий массы, пространства, времени в уравнениях механики Ньютона не тождественно с содержанием массы, пространства, времени в уравнениях, полученных в результате предельного перехода законов релятивистской механики. Поэтому редукция динамики теории относительности к динамике ньютоновской механики не релевантна.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: