Оказавшись в номере наедине с Джеймсом, я принялся извиняться за раздраженных родителей.

– А, ерунда. Мои тоже любят поворчать. А ты спросишь у них про завтра?

– Сейчас не подходящий момент. Пусть станет попрохладнее.

– А что, опять будет гроза?

– Похоже на то. Хочешь спать здесь?

– Да-а-а.

– Ладно.

Мы пошли под душ, и я поразился, как он загорел за один день. У меня плечи здорово покраснели, похоже, собирались облезть. Они горели. Под тугими струями было больно.

Обед прошел вяло. Все были голодны, но жевать было лень. Потом сделалось прохладнее, ко всеобщему облегчению ветерок слегка проветрил окружающий воздух. Мало-помалу начались разговоры.

Но мне не хотелось обсуждать натуристов за обедом, при всех. И за кофе. А потом Джеймс шепотом объявил родителям, что будет спать у меня. Мистер Эванс посмотрел на меня и поднял брови. Я подошел.

– Ты слышал? Этот ребенок боится грома. Дома он начинает трястись, как только услышит прогноз.

– Да я что, я не возражаю. Я к нему уже привык, он мне не мешает.

– Ну конечно, не мешает! Ладно бы он был твой ровесник, а то ты столько возишься с маленьким…

– Зато он меньше места занимает в кровати.

Они рассмеялись.

– Ладно, только не считай себя обязанным. Нам не привыкать пускать его к себе.

– Да нет, пусть спит у меня.

– Спокойной ночи, Джеймс.

– Пока.

Я пошел сказал родителям. Хорошо хоть они меня знали и понимали, что я правда готов помогать, если что. Довольно скоро я тоже пошел наверх. Я устал, но было и еще полтора ярда* причин.

Он уже спал.

Я разделся и забрался в постель рядышком. Он не пошевелился. Дыхание осталось ровным. Я лежал к нему лицом. Я был защитником и покровителем, но хотелось чего-нибудь еще, сам не знаю чего. Хотя мы уже успели поделиться друг с другом всем чем можно. Я вдруг заметил, что делаю вдох, когда он выдыхает, чтобы дышать его дыханием. Мне хотелось его обнять. Заодно перестать жаться на краю и устроиться поудобнее, но не только из-за этого. Что на меня нашло? Можно ли это считать отцовскими порывами?

А потом он перевернулся и разбудил меня. Его попка упиралась в меня, совсем уже спихивая с кровати. От этого мое тело напряглось и уперлось в него. Ой-ой, как бы он не проснулся и не подумал чего про меня.
Я попробовал немножко отодвинуться и чуть не свалился. Тогда я попробовал деликатно отпихнуть Джеймса к середине кровати. Он не сдвинулся… Я надавил посильнее…

В отдалении заворчал первый гром. Джеймс проснулся далеко не сразу; к этому времени мы с грозой уже были на пороге. Джеймс обнаружил, что я пытаюсь подвинуть его, чтобы отвоевать место для сна.

Он застонал, сказал загадочно:

– Нет… нет… – и тут очередная вспышка разбудила его окончательно.

– Мам?

– Это не мама, это я, Мартин.

– А… Да. – К моему удовольствию он не отпрянул, а наоборот снова прильнул ко мне.

– Джеймс, ты не мог бы подвинуться?

– М-м-м?

– Подвинься. Ты меня совсем спихнул.

Секунд десять до него никак не доходило, но тут в очередной раз пророкотало, он снова проснулся и отполз. Я сдвинулся следом, устроившись, наконец, поудобнее. Гроза разыгралась в полную силу; Джеймс снова повернулся и уткнулся лицом мне в плечо. Наконец-то мне удалось обнять его, как прошлой ночью.

– Все хорошо… не бойся… ничего с нами не случится…

Гроза против вчерашней оказалась далеко не такая грозная и скоро утихла. Воздух посвежел, и Джеймс уснул в моих объятиях. Я же опять лежал, наслаждаясь полнотой жизни, ощущая себя неуязвимым защитником беззащитной уязвимости.

***

Утро застало нас лежащими лицом к лицу.

Я открыл глаза и обнаружил, что он смотрит на меня с расстояния в 3 дюйма*. Моя рука обвилась вокруг его талии, а его вокруг моей.

– Привет, – сказал он. Я подмигнул и почувствовал, что улыбаюсь блаженной улыбкой. Я для него не просто сосед снизу. Конечно, мы уже много вместе пережили, но это не объясняет, почему он смотрит на меня, как щенок на хозяина, ловя каждое слово. Я не жалуюсь, о нет, я радуюсь и горжусь.

– Как хорошо, что ты мой друг… мой лучший друг.

Ну, что бы вы сделали на моем месте? Я был способен только либо разрыдаться от невыносимого счастья, либо обнять его крепко-крепко, прижавшись всем телом к его телу. Ну и, куда деваться, вилли к вилли.

Наконец мы расплелись. Он улыбнулся мне своей ослепительной, широчайшей улыбкой. Я улыбнулся в ответ, с бьющимся сердцем и с бесстыдно развернувшейся
эрекцией.

– А у тебя сново тверденько. Я чувствую.

– Знаешь, не каждый день я так обнимаюсь.

– А, так это бывает из-за обнимания?

– Ну, бывают и другие причины.

– Какие?

– Ну, если его потрогать, или думать о всяких таких вещах, а иногда бывает просто так, без причины.

– Почему?

– Не знаю. А у тебя нет?

– Нет.

– Спорим? Пощекочи его.

Обнимавшая меня рука убралась и исчезла под одеялом. Он немного повозился и захихикал: – Ну и ничего.

– Ты наверно не так делашь.
Покажи.

Одеяло было отброшено, мы оказались на воздухе. Он был прав, у меня просто мачта стояла. А
его висюлька безвольно лежала на подушечке будущих шариков. Он опустил руку и осторожно провел вдоль, дернувшись при этом от щекотки.

– Так дело не делается. Надо брать, а не шарахаться в сторону. И еще надо щекотать шарики.
Смотри… – Я собирался сделать все ему, но не хватило духу, и моя рука направилась к моему хозяйству. Я провел по всей длине, потом опустил другую руку и обвел пальцем вокруг тестикул. Мы уже и душ принимали, и голышом плавали, и два раза спали вместе, так что я сумел не застесняться и продемонстрировать эти вещи.

– Ну и что, у тебя-то и так был тверденький.

– А ты попробуй.

– Лучше ты.

Я бросил на него недоверчивый взгляд. Он просит меня его полапать?

– Ты серьезно?

– Да. – Я протянул дрожащую руку. Его вилли был так мал наощупь, так мягок, что даже не воспринимался как вилли. И мешочек под ним был такой же мягкий. Я обвел пальцем вокруг него, потом вверх и вниз по его малышу… Малышу? Э, да он подрос! Я продолжил.

Минуты три он привыкал не уворачиваться от моих
прикосновений, борясь со щекоткой. Он старался из всех сил. Наконец он расслабился и лежал спокойно, и на лице у него появилось характерное выражение… а внизу – маленькая вертикальная эрекция. Не первая, конечно, в его жизни, но, наверно, первая, на которую он обратил внимание.

Он посмотрел на меня с триумфом.

– Теперь я совсем как ты.

Ну не то чтобы совсем, подумал я. И задумался, что теперь делать. У меня была острая потребность, но я не мог заставить себя зайти дальше с Джеймсом, он был слишком мал и раним.
Вот бы забрать его к себе домой и приглядывать за ним, пока он подрастет… Но тут я до боли ясно осознал, что после каникул мы разъедемся в разные стороны. А я даже не узнал еще, где он живет. От этой мысли мое тело немного съежилось. Я убрал руку.

– Не убирай, это так приятно.

– Хорошенького понемножку. Я встаю. Ты как печка, я рядом с тобой уже вспотел. Мне надо принять душ.

– И мне.

– Ну так идем.

И под душем он в первый раз осторожно коснулся меня рукой, следя за моим взглядом. В моем взгляде он увидел только изумление. Джеймс всего-навсего провел вдоль, от основания до кончика, но для меня это было как электричество. Пришлось и мне сделать то же ему, хихикающему и уворачивающемуся. Но я проявил настойчивость, несмотря на собственный продолжающейся плен, и Джеймс в конце концов заметил, что я-то не убегаю, и последовал примеру. Скоро он снова целился в потолок, совсем как я, и я почувствовал, что с него хватит. Мне хотелось разрядиться, и хотелось научить его, но как я мог? Ведь он еще ребенок.

– Ну все, хватит. Моемся!

Я намылил руки и помыл его. Везде. Даже там, а еще между ягодиц. После взгляда, которым он встретил меня нынче утром, когда я проснулся, между нами исчезли последние барьеры, и я знал, что он не обидится. Когда настал его черед мыть меня, я не удивился, что маленькая ладошка несколько раз забиралась ко мне в ложбинку, чтобы намылить меня везде, а потом еще раз
осторожно обхватила мой пенис, то ли моя, то ли щекоча. Я к этому времени уже трепетал.

– Хорошо, – сказал я максимально твердым тоном, когда мы оба были вымыты. – Теперь иди вытираться, встретимся за завтраком.

– А давай ты меня вытрешь? А я тебя.

– Нет. Я еще постою под душем. Увидимся внизу.

– А можно я тоже еще постою?

– Не сейчас. Пожалуйста.

– Ты на меня обиделся?

Я так удивился, что у меня отвисла челюсть.

– С чего ты взял?

– Ты хочешь от меня избавиться.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: