День третий. Сорок восьмая миля

Эвелин пришлось трижды присесть за разными валунами и пройти по берегу не меньше трехсот футов, прежде чем она наконец смогла помочиться. Первый камень загородил ее от всех путешественников – кроме Джил и Сьюзен. Несколько раздосадованная, Эвелин подтянула шорты и побрела вниз по течению, до следующего валуна. Там она снова присела, а потом, подняв голову, убедилась, что Питер разбил палатку в соседних кустах. Эвелин поплелась дальше и наконец обнаружила скалу, казалось, представлявшую собой идеальное убежище. В тени камня, по щиколотки в ледяной воде, она спустила шорты, присела и наконец избавилась от литра жидкости, отягощавшей ее с того времени, как завершился ленч.

Утомленная неудобствами походной жизни, она помедлила, сидя на корточках и неподвижно глядя перед собой. Эвелин не ожидала, что столкнется с такой проблемой – и никто не ожидал, – но это произошло в первый же день, когда они на минутку причалили к берегу. «Юбки вверх, шорты вниз», – пошутила Дикси, подразумевая, что женщины пойдут вверх по течению, а мужчины вниз. Проблема была в том, что, говоря «вверх», она, вероятно, имела в виду отвесную стену, а потому трем женщинам пришлось тесниться в крошечном затончике рядом с плотом. Дикси и Руфь справились быстро, а у Эвелин возникли проблемы. Может быть, дело было в недостатке уединения, может быть, в спешке. Она пыталась сосредоточиться на звуке бегущей воды – старый трюк, – но это не помогло. Наконец, не желая задерживать группу, Эвелин вскарабкалась на плот и внушила себе, что вскоре они разобьют лагерь и, вероятно, она сумеет найти куда более укромный уголок.

Так и случилось, но в последующие два дня ситуация повторилась, а воспоминания о прежних неудачах лишь усугубляли стресс. Днем Эвелин видела, как мужчины беззаботно мочились прямо с плота, а женщины либо спрыгивали в воду и плыли рядом, вытаращив глаза от холода, либо, по примеру Дикси, присев на борт, зависали над водой. Эвелин так не могла, поэтому каждый раз ей приходилось терпеть, пока они не причалят. Но главное, вместо того чтобы с каждым днем все более тесно сживаться с коллективом, она чувствовала себя все менее уютно и потому отходила, во всех смыслах, дальше и дальше, надеясь на то, что возникнет хотя бы иллюзия уединения. Но в чем все‑таки дело? Почему после стольких путешествий в больших компаниях она внезапно сделалась такой застенчивой?

Перед ней на мгновение зависла колибри. Красное горлышко, переливчатое зеленое оперение. Трехцветный селасфорус, говоря по‑научному. Вообще‑то Эвелин видела множество колибри, но эта птичка стала первой из встреченных ею в каньоне, и она решила отразить это событие в дневнике. Эвелин встала и натянула шорты. Пошатываясь и цепляясь руками за подводные камни, она по‑крабьи выбиралась из воды. Под палящим солнцем Эвелин направилась в лагерь. Непроизвольно она взглянула в сторону кустов и увидела, что Питер стоит, наклонившись над чем‑то, демонстрируя незагорелые бедра.

Эвелин внезапно подумала о Джулиане, который сидит сейчас дома один и смотрит футбол.

Разрыв переживался тяжело. Когда это случилось, Джулиан плакал. Но он заявил, что Эвелин не олицетворяет собой то, о чем он мечтал всю жизнь, – родственную душу, не является человеком, способным разделять его интересы и желающим совместно проводить досуг. Ведь явно недостаточно просто приходить домой вечером после целого дня, проведенного в другом мире. Эвелин любила плавать на каноэ, Джулиан же предпочитал читать спортивные журналы и возиться в гараже. Они очень немногое делали вместе; он любил ее, но в пятьдесят семь лет вдруг почувствовал, что где‑то на свете есть человек, с которым у него будет больше общего. Эвелин, со своей стороны, не видела ничего странного в том, что люди, любящие друг друга, занимаются собственными делами. Ей казалось, что, если пара все делает вместе, это свидетельствует о болезненной несамостоятельности.

– Многие ездят в отпуск и порознь, – возразила она. – Это не значит, что они не любят друг друга.

– Но я не хочу ездить в отпуск один, – ответил на это Джулиан. – Я хочу с кем‑нибудь поехать в Оганквит.

– Мне надоело ездить к твоим родным, – заявила Эвелин.

– Не сомневаюсь.

В конце концов она решила не опускаться до споров по подобным поводам. Если он хочет найти другую – пусть ищет. Эвелин не желала стоять на пути. Но она скучала по Джулиану. Они так и не съехались – у Джулиана был дом в Бруклине, а у Эвелин квартира в Кембридже, казавшаяся без него пустой и тихой. Батарейки в телевизионном пульте пришли в негодность, спортивные журналы отправлялись прямиком в мусорное ведро. Эвелин перестала покупать пиво, потому что не испытывала в нем потребности. Она проводила время, листая каталоги и поедая салаты.

Собираясь на Колорадо, она сначала предполагала забронировать два места – на тот случай если Джулиан передумает и решит отправиться с ней, – но при неудаче она рисковала потерять слишком большую сумму, а потому убедила себя в том, что Джулиан, как обычно, уже наверняка уехал на две недели к родственникам в Оганквит.

* * *

В лагере полным ходом шли приготовления к ужину.

– Помощь нужна? – спросила Эвелин у Эбо, на сей раз повязавшего голову фиолетовой банданой. Он походил на пирата, и Эвелин ощутила дрожь восхищения.

– Приготовьте пирог, – обрадовался он такому проявлению энтузиазма и бросил ей пакет со смесью. – Вон миска, вон яйца, вон взбивалка – дерзайте.

Эвелин охотно взялась за дело. Она высыпала смесь в миску, добавила воды и яиц и задумалась: почему так получается, что каждый вечер на кухне помогают одни и те же? На третий день она убедилась в том, что не случайно именно в это время Джил идет заниматься йогой, Ллойд и Руфь заваливаются на свои цветастые матрасики (впрочем, их можно простить, принимая во внимание возраст, а у Руфи к тому же повреждена нога), Митчелл и Лена раскладывают походные стулья и достают объемную бутылку джина. Эвелин слышала, как Митчелл каждый вечер спрашивает, словно в первый раз: «У нас есть еще лайм?»

Эвелин была невысокого мнения о людях, не вносящих свою лепту в общее дело. С ранних лет ее приучили быть внимательной и помогать окружающим.

– А что еще будет на ужин? – спросила она.

– Равиоли, – ответил Эбо. – Мясо, сыр с соусом или без – по вкусу. Пусть не говорят, что у наших клиентов ограниченный выбор.

– Представляете, а я уж опасалась, что мы будем всю дорогу питаться хот‑догами и гамбургерами, – усмехнулась Эми, вычищая семечки из красного перца.

– Только через мой труп! – рявкнул Эбо на Миксера, обнюхивавшего ведро для мусора. – Эй, пошел прочь отсюда!

– Кстати, о трупах, – заметил Питер. – Сколько раз ты переворачивался при прохождении порогов? Только честно.

Эбо откинул голову назад и расхохотался, а потом вдруг принял серьезный вид.

– Три.

– А Дикси?

Дикси, хлопотавшая над видавшие виды сковородой, села и, почесав серую, загрубелую и потрескавшуюся пятку, решила высказать свое мнение:

– Есть два типа речных гидов, Питер. Те, кто уже переворачивался, и те, кому это только предстоит.

– И к какому типу относишься ты?

– Угадай. Эвелин, тесто готово?

Эвелин опустилась на колени и наклонила миску, чтобы Дикси могла выскрести содержимое на противень.

– А мне бы хотелось перевернуться разок – просто чтобы понять, в чем тут дело, – ввернула Эми.

– Ну тогда перебирайся на плот Эбо, – проворчала Дикси, ставя сковороду на угли.

Эвелин предложила вымыть миску.

– Эбо вымоет, – съязвила Дикси.

– То есть Джей‑Ти займется этим, – поправил тот.

Джей‑Ти в эту минуту притащил на импровизированную кухню ведро с водой.

– Я провожу опрос, – пояснил Питер. – Вот сколько раз ты переворачивался?

Джей‑Ти поставил ведро на стол и прищурился.

– А почему ты спрашиваешь?

– Пытаюсь понять, чей плот самый безопасный.

– Уж точно не мой, – сразу же заверила всех Дикси.

– И не мой, – подхватил Эбо.

– Ну и, понятно, не мой, – закончил Джей‑Ти.

Все они шутили, и Эвелин это понимала, но чувство юмора никогда не было ее сильной стороной. Сейчас ей очень хотелось сказать что‑нибудь смешное, чтобы развеселившиеся и восхищавшиеся ею окружающие были бы не прочь завтра оказаться с ней на одном плоту.

– Как понять, что равиоли готовы? – поинтересовался Эбо, тыча в кастрюлю длинной ложкой.

– Они должны всплыть, – объяснила Эми.

– Ага. Значит, ужин готов!

Эми высыпала нарезанный перец в салат, приготовленный Питером. Они, сияя, посмотрели друг на друга.

– Мойте руки! – скомандовал Эбо.

Эвелин стояла в очереди, прижимая тарелку к груди.

– О Боже! – воскликнул Ллойд, заглядывая в кастрюлю.

– Встань в очередь, Ллойд, – одернула мужа Руфь.

– Где ты была? – спросил Марк у жены.

– Болтала со Сьюзен.

– А ты выглядишь отдохнувшей.

– Я действительно отдохнула, – ответила Джил. – Эвелин, прости, ты здесь стоишь?

Эвелин не поняла – как, собственно, можно было усомниться в очевидном? Она предложила Джил пройти вперед, но та отказалась, поэтому Эвелин взяла свою тарелку и двинулась дальше. Плечи у нее болели от гребли; шагая с тарелкой по песку, она думала о Джулиане, о том, что у него перед телевизором всегда лежат гантели. Ей, пожалуй, тоже нужно купить гантели.

Внезапно ощутив приступ голода, Эвелин заняла за столом самое удобное место и принялась ждать прихода остальных.

Вечером появились летучие мыши. Они стаей спустились со скал и принялись выделывать замысловатые виражи. Стало как будто еще жарче, чем днем, – особенность данного места. Митчелл уверял, что это нелепо, но Джей‑Ти знал, что так здесь бывает летними вечерами.

Он чувствовал, как уровень воды вечерами повышается; хотя волна от плотины докатывалась не ранее одиннадцати часов, река как будто начинала плескать сильнее.

Путешественники стояли лагерем неподалеку от Седла, на сорок восьмой миле. Прежде чем лечь спать, он с помощью Эбо и Дикси перенес кухню на несколько метров дальше от берега – на всякий случай.

Джей‑Ти устал, но понимал, что вряд ли выспится сегодня. Он даже не мог сказать почему. Может быть, из‑за жары. Может быть, из‑за Руфи – когда вечером он заново перевязывал ей ногу, рана выглядела все так же скверно. И потом, этот пес все так же смердел как скунс, несмотря на вторичное купание в томатном соусе. По крайней мере теперь у Миксера есть приличный спасательный жилет.

Джей‑Ти устало вытер ноги, намазал кремом и надел носки, а потом вытянулся на спальнике и приказал себе не беспокоиться. Поцарапанная нога и оскорбляющая чувство обоняние собака – меньшие из зол. Все будет в порядке. Устраиваясь поудобнее, Джей‑Ти глубоко вздохнул и закрыл глаза. Прислушиваясь к усыпляющему бормотанию голосов на берегу, он задремал под легкое покачивание плота.

На плотине в Глен‑Каньоне открыли водосливы, и мерцающая под звездами водная гладь начала подыматься.

Июля

Утром мы побывали в огромной пещере. Наши играли в тарелочку, а я этого не переношу – я просто не умею бросать правильно, эта штуковина всегда летит криво, а потом катится по песку, и все злятся. Они хотели, чтобы я тоже поиграла, но я взяла фотоаппарат и сделала вид, что занята, тогда они отстали и, наверное, обрадовались.

Потом мы осмотрели туннель, где когда‑то предполагалось строить плотину. Там‑то и началось самое интересное. В глубине пещеры было очень темно. Митчелл решил сделать несколько снимков, вспышка напугала собаку, и она сорвалась с поводка. Отец Сэма разозлился, потому что тот должен был присматривать за Миксером, а Джил стала ругать его за то, что он орет на сына. Когда мы пошли назад, собака повстречала скунса!!! А я и не знала, что в Большом каньоне водятся скунсы!!! От Миксера страшно смердело, и Джей‑Ти решил вымыть его томатным соусом, но это не помогло. Поэтому теперь у нас есть собака, от которой несет скунсом.

Я люблю спать на свежем воздухе, но мама хочет, чтобы я спала рядом с ней. Она, наверное, думает, что я собираюсь трахаться с нашими гидами…

Как будто им этого захочется.

День четвертый

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: