Судебно-следственные документы

Судопроизводство и судебный процесс дореформенной России имели свои особенности, определившие состав и характер судебно-следственных документов.

В XVIII в. функции полицейского надзора, сыска и следствия по делам о политических преступлениях и вынесения приговора, который утверждался императором, принадлежали сменявшим друг друга различным правительственным учреждениям. Первым из них был Преображенский приказ (1695—1729 гг.); с 1718 г. параллельно стала действовать Тайная канцелярия. С 1731 по 1762 г. функционировала Тайная канцелярия розыскных дел. Про­цедура следствия по поступившему доносу складывалась из до­просов доносчиков, обвиняемого, свидетелей, сопровождавшихся пытками. На основе «допросных» и «пыточных речей», записы­вавшихся секретарями, составлялись «выпуски», которые пред­ставлялись членам канцелярии — «министрам», имевшим право выносить приговор. Во время особо важных допросов присутст­вовали члены канцелярии, а иногда и сам император. В 1762 г. Тайная канцелярия розыскных дел была ликвидирована. Через полгода в составе Сената была создана Тайная экспедиция, формально возглавлявшаяся генерал-прокурором Сената, а фактиче­ски подчинявшаяся императору и являвшаяся самостоятельным центральным учреждением политического сыска и расправы.

Для расследования отдельных крупных дел создавались спе­циальные секретные следственные комиссии, подчинявшиеся Тай­ной экспедиции. Так, для следствия и расправы над участниками: Крестьянской войны под предводительством Е. И. Пугачева были: созданы такие комиссии в Оренбурге, Казани, Уфе, Царицыне к Симбирске.

С образованием в 1802 г. системы министерств политический; сыск и карательные функции осуществляло Министерство внут­ренних дел. На первое революционное вооруженное выступление' против самодержавно-крепостнического строя царизм ответил соз­данием в 1826 г. III Отделения собственной, е. и. в. канцелярии. III Отделение, исполнительным органом которого был корпус жандармов, ведало организацией политического сыска и наблю­дения, вело следствие, осуществляло казни и ссылки по полити­ческим делам.

Судебный процесс в современном понимании слова в дорефор­менной России отсутствовал. Доносы, перлюстрация писем, агентурные сведения, информация жандармских управлений, слухи являлись основанием для обысков и арестов, дававших в рук»

Отделения всякого рода «вещественные доказательства» противоправительственной деятельности. А дальше начиналась про­цедура допросов, очных ставок, письменных объяснений. Для: следствия по делу о наиболее массовых и значительных полити­ческих выступлениях в первой половине XIX в. иногда создава­лись чрезвычайные суды и особые следственные комиссии. Так, следствие по делу декабристов осуществлял специально создан­ный «Тайный комитет для изыскания соучастников возникшего злоумышленного общества». Материалы «Тайного комитета» поступали в Верховный уголовный суд. Задача этого суда сводилась к тому, чтобы на основании материалов «Тайного комитета» опре­делить степень вины каждого из обвиняемых, распределить их «по разрядам» и дать наказание каждому.

«Учреждение для управления губерний» 1775 г. отделила судебную власть от административной, исполнительной власти, но на деле она по-прежнему оставалась придатком царской адми­нистрации и полиции. Следствие осуществляли полицейские орга­ны и органы политического сыска и надзора. Основная задача следствия состояла в том, чтобы доказать вину подсудимого, а главным доказательством вины считалось его собственное при­знание. Поэтому в процессе следствия полицейские органы, не останавливаясь ни перед чем, добивались признания подсуди­мого. Следует иметь в виду, что в процессе следствия и состав­ления приговора судебные органы руководствовались сословными: принципами. Даже в Уголовном уложении, утвержденном неза­долго до крестьянской реформы (в 1845 г.), суду предписывалось: «При равной степени достоверности законных свидетелей, в случае противоречия их, давать преимущества: 1) мужчине перед женщиной; 2) знатному перед незнатным; 3) ученому перед не­ученым; 4) духовному лицу перед светским».

Материалы следствия, осуществленного полицейскими учреж­дениями, передавались соответствующему судебному органу. На их основании чиновники суда составляли подробную записку, в которой излагались сущность дела, характер обвинения, пока­зания и объяснения подсудимых, свидетелей, делались ссылки на указы, регламенты, уставы и другие законодательные акты, в на­рушении которых обвинялся подсудимый, предлагалась мера нака­зания. Краткое заключение по делу докладывалось на закрытом заседании суда, на котором ни обвиняемый, ни свидетели, ни представители обвиняемого не имели права присутствовать.

Характер следствия и судопроизводства, роль полицейских органов в судебных делах XVIII—первой половины XIX в. опре­деляют состав, степень достоверности и полноты источников по истории крестьянского и революционного освободительного дви­жений этого периода. Состав источников, их характер и особен­ности весьма различны и в каждом конкретном политическом процессе.

Разновидности судебно-следственных материалов.Начало зна­чительной части дел положили доносы, донесения платных и доб­ровольных агентов, сведения органов полицейского надзора о слухах, распространявшихся в стране или данном городе. Эти источники, как и другие материалы следствия, требуют осторож­ного и критического отношения.

Доносы. Значимость этого источника во многом определя­лась тем, кто был автором доноса, побудительными причинами его представления, осведомленностью доносчика, компетентностью его в тех вопросах, о которых он доносил.

Нередко встречаются нелепые доносы. Одни из них основаны на передаче всякого рода слухов и сплетен. Другие являются актом сведения личных счетов. Третьи, принадлежавшие платным и добровольным агентам, содержат сведения о каком-то реальном факте, вокруг которого нагромождены небылицы. Как правило, это было продиктовано стремлением раздуть дело и тем самым повысить ценность своего доноса и вознаграждение за его по­дачу.

Различна была роль доносов в процессе следствия и суда. Восстанию декабристов предшествовали доносы Шервуда, Бошняка, Витта, в которых сообщалось о существовании тайного общества, о его отдельных членах и их действиях; донос члена Южного общества капитана Майбороды, назвавшего почти 50 имен декабристов; наконец, донос Ростовцева накануне 14 де­кабря. Суд над декабристами происходил уже после восстания, поэтому сведениям доносов не уделялось большого внимания. В то же время доносы позволяют судить о том, какой информа­цией располагало накануне восстания правительство, объясняют принятые им некоторые меры (арест П. И. Пестеля, Сергея Муравьева-Апостола, приведение к присяге Сената рано утром 14 декабря).

В деле петрашевцев доносам принадлежит огромная, если не решающая роль. П. Д. Антонелли, тайный агент Министерства внутренних дел, пользовался полным доверием М. В. Петрашевского и был в курсе всех замыслов петрашевцев. Он ориентиро­вался в существе деятельности кружка, довольно правильно пере­давая содержание бесед, споров, планов, что были вынуждены признать сами петрашевцы во время следствия.

Историческая ценность всякого рода слухов, зафиксированных в донесениях полицейских агентов и других материалах полицей­ского сыска, весьма сомнительна. В то же время полностью игно­рировать их нельзя. Достаточно сказать, что следствие по делу А. Н. Радищева началось с письма графа А. А. Безбородко гра­фу А. Р. Воронцову: «Е. и. в., сведав о вышедшей недавно книге под заглавием «Путешествие из Петербурга в Москву», оную читать изволила и... указала исследовать о сочинителе сей книги. Между тем достиг к ее величеству слух, что она сочинена г. кол­лежским советником Радищевым...» Как видим, в отношении авторства книги слухи соответствовали действительности.

Пыточные речи. Протоколы допросов. Письмен­ные показания. Все эти источники отличаются необычайной сложностью, их значение весьма противоречиво и они требуют тщательной проверки. Необходимо выяснение тактики, избранной подсудимым, причин изменения им своих показаний по ряду во­просов, связи между показаниями и предшествующей позицией и деятельностью подсудимого, а также влияния показаний на при­говор и последующую борьбу обвиняемого.

В этих источниках содержатся важные и в большинстве слу­чаев правильные сведения биографического характера об обви­няемых. В них немало фактического материала о составе револю­ционных кружков и организаций, их деятельности, роли отдельных членов, планах и целях организаций, их программе, ходе ее выработки и по другим вопросам.

При пользовании протоколами допросов следует помнить, что они велись органами полиции. Терминология и формулировка ответа, особенно в тех случаях, когда обвиняемый был неграмот­ным, принадлежит не ему, а тому, кто вел протокол допроса. Так, записи показаний Е. И. Пугачева изобилуют такими формули­ровками: «В первый день приходу его с своею сволочью под город Яик... Приехал он с своею злою шайкою на хутор... В сей зло­дейской составленной мерской бумаге написано было, что назы­вали его Петром третьим...» и т. д. С этой особенностью мы встречаемся не только тогда, когда имеем дело с записью допро­сов неграмотных обвиняемых, но и в ответах Новикова, Ради­щева, декабристов.

Для большинства показаний характерно, что обвиняемые сооб­щали лишь те сведения, которые были известны следователям и отрицать которые было бессмысленно. После ознакомления «с протоколами первых допросов и первыми показаниями обвиняе­мых, сравнения их между собой, сопоставления со сведениями доносов, агентурными и прочими данными руководители след­ствия составляли дополнительные вопросы, на которые обвиняе­мый должен был дать письменный ответ. Целью этих «допрос­ных пунктов» было заставить обвиняемых давать показания по тем вопросам, которые представлялись следователям наиболее важными и которые обвиняемые старательно обходили.

Как первые показания (протоколы допросов), так и ответы обвиняемых на «допросные пункты» различны. Одни предельно кратки, даже, можно сказать, формальны, в них почти отсутст­вуют факты, имена. Другие пространны, но крайне общи. Третьи пестрят датами, именами, фактами. Эти различия определяются разными факторами. В одних случаях решающую роль играла стойкость и убежденность обвиняемого в правоте дела. В других все определяется той тактикой, которую избрал обвиняемый, и теми целями, которыми порождена эта тактика. Отмечено немало случаев, когда характер показаний в первую очередь обус­ловлен реакцией обвиняемого на неудачу революционного выступ­ления, арест, тюремный каземат, на обстановку следствия и его методы. Различия в показаниях обвиняемых с особой силой вы­ступают в ответах на дополнительные вопросы, поскольку подсу­димый, находясь в тюремной камере, имел возможность обдумать «вой ответы.

Пользуясь показаниями как источниками, следует иметь в виду по крайней мере еще два обстоятельства. Отстаивание своих ре­волюционных взглядов и деятельности несомненно было актом мужества и стойкости убеждений, но участники революционного движения в дореформенной России не могли не считаться с тем, что канцелярский характер следствия и суда не дает возможно­сти использовать суд в качестве трибуны.

Хотя канцелярское судопроизводство и не оставляло места для состязательного процесса, лежащего в основе буржуазного судопроизводства, в действительности на протяжении всего след­ствия непрерывно шла неравная борьба следователей и обвиняе­мых.

«Искренние показания» и «раскаяние» нередко было формой состязания со следователями, определенной тактикой, рассчитан­ной на «чистосердечное» признание того, что уже невозможно отрицать, и направленной на то, чтобы под предлогом «искрен­них показаний» обходить острые углы следствия. Другое дело, «ели обвиняемый при этом шел на раскрытие следствию неизве­стных фактов.

Используя показания обвиняемых, необходимо учитывать, что они умышленно ссылались при объяснении своих позиций, взгля­дов и действий на разрешенные цензурой издания, переводы про­изведений, отдельные положения законодательных актов и пра­вительственных деклараций, на заявления самого царя. Так, в ря­де ответов А. Н. Радищев воспроизводил изложения екатерининского «Наказа», ссылался на Монтескье, которого цитировала сама Екатерина, говорил о том, что он писал о дурных царях, аотнюдь не «о такой самодержице, которой удивляется свет». Н. И. Новиков систематически подчеркивал, что книги, в издании которых его обвиняют, были разрешены университетской цензу­рой или полицией. Только сейчас, познакомившись с их содер­жанием, он «ужаснулся, что они были напечатаны». М. В. Петрашевский подробнейшим образом рассказывал о том, какое сильное впечатление произвела на него книга Фурье. Он много беседовал о ней с друзьями, расхваливая социальную систему, предлагаемую Фурье. Эта тактика будет понятна, если знать, что книга Фурье не была запрещена в России. П. И. Пестель, Н. Му­равьев и многие другие декабристы ссылались на некоторые ука­зы и высказывания Александра I, на конституционные проекты Сперанского, деятельность Негласного комитета и уверяли, что не только не считали свою деятельность антиправительственной, но, наоборот, думали, что они помогают правительству в осуще­ствлении его намерений. Таким образом, при использовании по­казаний и других следственных материалов нужно определить и отделить заявления и утверждения, сделанные из тактических соображений, от действительных взглядов и намерений обвиняе­мых.

Вещественные доказательства. Заключения о бумагах обвиняемых. Важным источником для изучения деятельности, программы, планов революционных организаций и их членов являются бумаги обвиняемых, обнаруженные полицией во время обыска и ареста: дневники, письма, заметки, программ­ные документы, политические и литературные произведения, за­писные книжки. Правда, зная о возможности ареста, часть обви­няемых успевала заблаговременно их уничтожить. Так было с бумагами Н. И. Новикова, А. Н. Радищева, П. И. Пестеля, С. Г. Волконского, М. Ф. Орлова, Муравьевых, А. С. Грибоедова, М. С. Лунина. Для изучения истории революционных организаций и деятельности его членов важна точная датировка писем и дру­гих документов, отобранных при аресте. Не менее важно опреде­ление авторства этих документов. Сплошь и рядом в бумагах одних декабристов оказывались, например, копии документов других декабристов. Необходимо точное определение лиц, упоми­наемых в этих документах. Между тем очень часто они обозна­чены инициалами, одной буквой, псевдонимом, прозвищем. От­дельные записи дневников, заметки зашифрованы и далеко не всегда поддаются расшифровке.

Особенностью судебно-следственных дел дореформенной Рос­сии было то, что материалы, изъятые у обвиняемого, редко вклю­чались в состав следственного дела. Обычно для их разбора и изучения выделялись чиновники, которые составляли обзор изъятых материалов или заключение о разборе бумаг арестованного. В заключение включались выдержки из изъятых Документов, иногда прилагались копии документов, которые казались наиболее важными для следствия. Заключения в качестве исторического источника имеют важное значение. Во-первых, они показывают, что особенно интересовало следствие, как интерпре­тировались документы, какое влияние они оказывали на ход след­ствия, приговор и судьбу обвиняемых. Во-вторых, часты случаи,, когда после завершения следствия вещественные доказательства частично или полностью уничтожались. Так, по приказанию Нико­лая I из материалов следственного комитета были изъяты и уничтожены все вольнолюбивые и революционные стихи А. С. Пушкина, К. Ф. Рылеева, А. А. Бестужева. Не сохранились бумаги, изъятые при аресте у А. Н. Радищева (за исключением рукописи «Путешествия из Петербурга в Москву») и Н. И. Нови­кова, уничтожено большинство рукописей М. В. Петрашевского.

Однако заключения, составлявшиеся полицейскими чиновни­ками, были далеко не равноценны. Одни из них носят чисто формальный характер и о содержании, характере и значении изъятых материалов дают мало представления. Другие состав­лены малограмотными людьми, которые плохо разбирались в вопросах, рассматриваемых в документах. Наконец, третьи со­ставлялись весьма квалифицированно, в них содержится обстоя­тельная характеристика изъятых материалов, составители сво­бодно ориентировались в проблемах, которые содержатся в доку­ментах обвиняемого. Но независимо от степени квалификации и подготовленности составителей заключений почти для всех этих источников характерна крайняя тенденциозность. Поэтому в за­ключениях нередко встречаем произвольные толкования докумен­тов и их отдельных положений, натяжки, домыслы, необоснован­ные выводы.

Заключения следствия. Приговоры. Итоги след­ствия оформлялись специальным документом, который в разное время и в разных делах носил различные названия: донесение, заключение, решение, представление,— но его содержание и на­значение не изменялось. В том случае, когда дело решалось без передачи в суд (следствие по делу Новикова, кружков братьев Критских, Герцена и Огарева), составлялся доклад царю, пред­ставляемый Тайной канцелярией, III Отделением или другим по­лицейским учреждением.

Ценность заключения как источника заключается в том, что в нем подведены итоги следствия, излагается история создания и деятельности революционной организации, характеризуется роль и поведение во время следствия ее отдельных членов, при­водятся наиболее важные факты и показания обвиняемых, дается оценка степени «преступности» того или иного общества в целом и каждого из его членов. В случаях утраты следственного дела, как это произошло со следственным делом петрашевца Н. А. Спешнева, заключение оказывается главным, если не единственным источником о революционной деятельности данного члена обще­ства. Вместе с тем заключение следственного органа и при­говор— это не столько источник по истории той или иной революционной организации, деятельности того или иного представи­теля русского революционного движения, сколько источник по истории внутренней политики самодержавия и его борьбы с рево­люционным движением. В них грубо извращаются и сознательно фальсифицируются цели революционных организаций и их дея­тельность. В ряде случаев в этих источниках всячески замалчи­вается главная сторона и цель движения, которая представляла наибольшую опасность для самодержавно-крепостнического строя.

В указе Екатерины по делу Н. И. Новикова ничего не гово­рится ни о его выступлениях против крепостнических порядков и крепостнического произвола в стране, ни о его просветительской издательской деятельности. Он обвинялся в «любоначалии и ко­рыстолюбии», в «слепоте, невежестве и развращении последова­телей». Объявляя Новикова невеждой, шарлатаном и обманщиком, достойным «тягчайшей и нещадной казни», Екатерина II харак­теризует свой указ о заключении его без суда на 15 лет в Шлиссельбургскую крепость как проявление «сродного ей человеко­любия».

Уже в самом начале следствия над декабристами Николаю I и следственной комиссии стали ясны главные цели восставших: ликвидация крепостного права, уничтожение самодержавия, отме­на крепостнических порядков в армии, полная перестройка пра­вительственных, административных и судебных учреждений. Объявить об этом в приговоре означало признать, что декабристы выражали нужды, интересы и требования широких народных масс и всей прогрессивной части общества. Поэтому в заключении следственной комиссии красной нитью проводилась мысль о том, что это была лишь кучка «извергов-цареубийц», чуждых и враж­дебных народу и стране.

Что же касается действительных целей восстания, то о них следственной комиссии было приказано представить Николаю I неподлежащее опубликованию и разглашению «Особое приложе­ние», в котором предстояло подробно охарактеризовать замыслы декабристов: «1) об убавке срока службы солдатам; 2) о разде­лении земель; 3) об освобождении крестьян; 4) о намерении воз­мутить военных поселян; 5) о государственных лицах».

Наконец, рассматривая следственное заключение и судебный приговор как исторический источник, следует иметь в виду, что эти документы часто являются лишь оформлением предрешенного приговора.

Важное значение имеют материалы III Отделения и карательных органов о судьбе осужденных, их пребывания в тюрьме, в ссылке, на каторге, о дополнительных репрессиях по отношению к ним, о лицах, состоящих под надзором полиции, апелляции и просьбы о помиловании и другие документы.

Большой круг источников, связанных с революционными вы­ступлениями, стихийными восстаниями и проявлениями недоволь­ства в армии, содержат архивы Военного министерства. В первую очередь это материалы военно-аудиторского суда, осуществлявшего судебную расправу с участниками этих выступлений. Судебно-следственные материалы этих фондов принципиально не отличаются от уже охарактеризованных. Их основная особен­ность — ограниченный состав документов, поскольку суд и след­ствие происходили ускоренным порядком, нередко в 24 часа. На солдат — участников выступлений военный полковой суд даже не заводил дел.

Особую группу судебно-следственных материалов составляют документы, связанные с имеющими самый различный характер и масштабы антифеодальными волнениями и восстаниями крестьян. Если ход судебного процесса и документов, оформлявшихся в ходе следствия по этим делам, практически не отличался от оха­рактеризованных выше, то состав документов, вышедших из среды восставших, отличался очень сильно и на нем необходимо остано­виться особо.

И до возникновения первых революционных организаций, и после их возникновения в стране шла ожесточенная антифеодаль­ная борьба, принимавшая самые разнообразные формы. Любое неповиновение и выступление крестьян правительство рассматри­вало как бунт, направляло на его усмирение воинскую команду и осуществляло массовую экзекуцию. Суд и следствие не инте­ресовали действительные причины крестьянских выступлений, справедливость их обвинений по адресу помещиков и царской администрации.

Особый тип документов, исходивших от народных масс, состав­ляют крестьянские жалобы и челобитные, значи­тельная часть которых предшествовала и сопутствовала волне­ниям. В них содержится большой фактический материал о поло­жении крестьян, их повинностях, причинах и поводах волнений, просьбах, нуждах и требованиях восставших. Крестьянские жа­лобы и челобитные являются важнейшими источниками и для изучения крестьянской идеологии того времени, выяснения силь­ных и слабых сторон движения. Однако необходимо иметь в виду, что в них возможны и некоторые преувеличения в отношении раз­меров повинностей, степени разоренности крестьянства, хотя со­поставление фактического материала крестьянских челобитных с материалами правительственного происхождения подтверждают достоверность абсолютного большинства сведений и жалоб кре­стьянских челобитных. Нужно иметь в виду и противоречие между униженной формой челобитных и содержащихся в них просьб и самой направленностью челобитных, проникнутых нена­вистью к крепостникам-помещикам, к крепостной администрации и суду. Составители подобных челобитных, особенно в тех слу­чаях, когда они предшествовали восстанию или составлялись в ходе восстания, рассматривались правительством как «завод­чики бунта» и наказывались особенно жестоко. Поэтому за состав­ление их мог браться только тот, кто был уверен в их справед­ливости и именно поэтому облекал их в привычную, законную форму.

Высшей формой антифеодальной борьбы крестьян являлись, как известно, крестьянские войны. Но и они оставались проявле­нием стихийного протеста против роста крепостной эксплуатации, помещичьего произвола, наиболее грубых и тяжелых форм крепо­стничества. В процессе работы с источниками, относящимися к крестьянским войнам, очень важно уяснить, почему эти мощные взрывы антифеодальной борьбы нельзя рассматривать как одну из форм революционной борьбы против самодержавно-крепост­нического строя.

Именно документы крестьянских войн, вышедшие из среды восставших, показывают, что и в ходе своей героической борьбы крестьянство не обладало и не могло обладать революционной идеологией, что восстание было актом ненависти, гнева и мести доведенного до отчаяния крестьянства. Оно не противопоставляло и не могло противопоставлять крепостническому строю новый общественно-экономический строй. Оно не выдвигало и не могло выдвинуть цельной политической программы. Поэтому важно уяснить значение того обстоятельства, что не только отдельные волнения и восстания крестьян и посадского люда, но и кре­стьянские войны проходили под царистскими лозунгами, под зна­ком веры «в хорошего царя», что в значительной степени опре­деляло как форму, так и содержание документов движения. А это в свою очередь позволит понять, что о «программном» характере «прелестных писем», манифестов, указов, распоряжений Пугачева и его «Военной коллегии» можно говорить лишь в том плане, насколько полно и последовательно они отражали и выражали нужды, чаяния, мечты и требования восставших и различных со­словных и социальных категорий в его составе.

Работая с документами и материалами антифеодальной стихий­ной борьбы, необходимо помнить, что большинство архивов восстав­ших не сохранилось. «Прелестные письма», указы, рас­поряжения, решения и другие документы восставших изы­мались и уничтожались карательными и следственными органами самодержавия. Единственным исключением является архив Астраханского восстания 1705—1706 гг. Материалы этого круп­ного городского восстания, когда восставшие создали свое пра­вительство и целый год удерживали власть на значительной тер­ритории, позволяют раскрыть не только социальный состав вос­ставших, позицию отдельных сословных групп, но и особенности восстаний этого времени, их сильные и слабые стороны, рассмот­реть основные черты идеологии восставших. Наиболее важны ре­шения восставших о наказании царской администрации в Астра­хани, ответы на указы Петра I, наказы руководителям отрядов, направленных для взятия Царицына, письма донским казакам, решения о действиях отдельных выборных лиц и другие доку­менты. Материалы Астраханского восстания показывают, что вос­ставшие не противопоставили самодержавию, крепостным отно­шениям и существующим органам власти и управления, сословному строю ничего принципиально нового, выводившего их за рамки феодальных отношений.

Исключительно важный и своеобразный комплекс источников составляют материалы Крестьянской войны под предводитель­ством Е. И. Пугачева. Помимо донесений местных властей, про­токолов допроса ее участников, приговоров, сведений о каратель­ных экспедициях и других материалов до нас дошли отдельные документы пугачевской «Военной коллеги и», а главное — указы и манифесты Пугачева. Именно они наиболее ярко показывают как сильные, так и слабые стороны идеологии восставших. Именно в них отчетливо выражены нужды, чаяния и требования различных сословных и социальных катего­рий, различных народов, участвовавших в Крестьянской войне. Источниковедческий анализ этих документов позволяет просле­дить, как нарастала их антикрепостническая, антидворянская на­правленность, как в зависимости от района, являвшегося в дан­ный момент основным центром восстания, и от состава его уча­стников менялись «пожалования» указов и манифестов Пугачева, как от удовлетворения требований отдельных сословных и соци­альных категорий они становятся выражением интересов всего закрепощенного народа.

Пожалования в первом указе Пугачева имели чисто сослов­ный, казацкий характер, поскольку основную часть первого пуга­чевского отряда составляли яицкие казаки. Но восстание, нача­тое казаками, быстро перерастает в крестьянскую войну, что вы­зывает в указах весьма существенные изменения: они называют помещиков «сущими преступниками закона и общего покоя», «злодеями и противниками воли моей императорской» и приказы­вают крестьянам «казнить их смертию, а дома и имение брать себе в награждение». Летом 1774 г. наступает третий этап войны. Основные силы Е. И. Пугачева действуют на правобережье Волги, одном из главных центров крепостничества и помещичьего зем­левладения. Относящиеся к этому этапу пугачевские манифесты и указы показывают это совершенно отчетливо. Манифест 31 июля 1774 г. историк В. И. Семевский назвал «Жалованной грамотой крестьянам», и эта оценка вошла в литературу. «Манифестом» Пугачев жаловал «всех находившихся прежде в крестьянстве и в подданстве помещиков... волностью и свободою и вечно казаками, не требуя рекрутских наборов, подушных и протчих денежных податей, владением землями, лесными, сенокосными угодьями и рыбными ловлями, и солеными озерами без покупки и без аброку». Дворян как «возмутителей империи и разорителей крестьян» он приказывает «ловить, казнить и вешать и поступать равным образом так, как они, не имея в себе христианства, чинили с вами, крестьянами».

Пугачевские указы и манифесты показывают и другую важ­нейшую особенность крестьянской войны — ее стихийный царист­ский характер. Это выражается и в принятии Пугачевым имени Петра III, и в самой форме «императорских» указов и манифестов Пугачева, и в их терминологии, и в том, что участники вос­стания, крестьяне, работные люди, нерусские народы, казаки и другие категории населения именуются в указах «верноподдан­ными рабами», «рабами короны нашей» и призываются послу­жить «великому государю» так же, как «деды и отцы ваши преж­ним царям служили до капли своей до крови», и т. д.

Наконец, пугачевские указы и другие материалы Крестьянской войны позволяют выяснить, что нарождавшееся третье сословие и города не играли в ней сколько-нибудь видной роли, что мно­гонациональный характер Российской империи наложил серьез­ный отпечаток на состав восставших, формы борьбы, на характер требований.

Массовое крестьянское антикрепостническое движение и дея­тельность первых революционных организаций в дореформенной России шли разными путями. Более того, большинство участни­ков дворянского этапа революционного движения видело в кре­стьянских восстаниях лишь «кровавый и бессмысленный бунт», не понимало значения и боялось их. Но это не снимает вопроса об огромном их влиянии на формирование антикрепостнической, революционной идеологии в России, на программные документы и деятельность первых революционных организаций.

Таков основной круг документов, откладывавшихся в ходе следствия и суда над участниками стихийных народных и рево­люционных выступлений.

Глава 13

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: