Исцеления в святилище Эпидавра.

В Эпидавре найдены надписи, которые сообщают об исцелениях, происшедших в одном из самых прославленных в Греции святилищ бога Асклепия:

С. 159 «Один человек, у которого на руке все пальцы, кроме одного, были парализованы, пришел умолять бога об исцелении; увидав в священной ограде таблицы приношений по обету, он усомнился в исцелениях и стал смеяться над надписями, свидетельствующими об этом. Когда он заснул, ему явилось видение. Ему казалось, что он играл в кости близ храма и готовился сделать удар; вдруг пред ним предстал бог и, схватив его за руку, вытянул ему пальцы. Когда бог удалился, человек, желая убедиться в происшедшем, согнул свои пальцы и разогнул их один за другим. На вопрос бога, продолжает ли он питать сомнение относительно надписей, он отвечал, что нет. Тогда бог сказал ему: “Так как ты не поверил только что вещам, которые не представляют собой ничего невероятного, то я дарую тебе теперь невероятное исцеление”. И когда день наступил, он вышел исцеленным».

«Амвросия из Афин была слепа на один глаз. Она пришла в качестве просительницы к богу и, прогуливаясь в священной ограде, насмехалась над некоторыми исцелениями; она утверждала, что они невероятны, и невозможно допустить, чтобы хромые ходили, а слепые видели только благодаря сну. Она заснула, и ей явилось видение. Ей представилось, что бог появился перед нею и обещал исцелить ее, но в качестве платы потребовал, чтобы она повесила в храме серебряную свинью в напоминание об ее глупости, которую она доказала на деле. Говоря таким образом, бог приоткрыл больной глаз и влил в него какое-то лекарство. С наступлением дня она вышла исцеленной».

«Один немой мальчик пришел в качестве просителя в храм, чтобы возвратить себе голос. После принесения предварительных жертв и выполнения других церемоний, полагавшихся по обычаю, служитель, несший священный огонь, обратился к отцу ребенка со словами: “Согласен ли ты, в случае, если получишь желаемое, через год принести богу жертву в благодарность за с. 160 это исцеление?” Тогда ребенок вдруг сказал: “Я согласен”. Изумленный отец приказал ему повторить, и ребенок сказал снова, и с этого момента выздоровел».

«У фессалийца Пандора были на лбу пятна. Во сне ему явилось видение. Ему казалось, что бог положил повязку на эти пятна и приказал ему снять ее при выходе из помещения, в котором он спал, и принести ее в храм в виде дара. Когда наступил день, он встал и снял повязку; он увидел, что лицо его не имеет больше пятен, и пожертвовал повязку в храм».

«Эмфан, ребенок из Эпидавра, страдал каменной болезнью. Он заснул, и ему представилось, что бог явился перед ним и сказал: “Что ты мне дашь, если я тебя излечу?” Ребенок отвечал: “Десять костей”. Бог рассмеялся и сказал, что излечит его. Когда день наступил, он вышел здоровым».

«У Эвиппа в течение десяти лет в щеке был кончик копья; когда он заснул, бог, вытащив копье, вложил его ему в руки. При наступлении дня он вышел исцеленный, держа осколок копья в руке».

«Гермодик из Лампсака был слабосильным. Бог исцелил его во время сна и приказал ему выйти и принести в священную ограду самый большой камень, какой только он может поднять. Он, действительно, принес тот, который лежит теперь перед помещением, служащим спальной».

«Один человек получил исцеление от болезни пальца благодаря змее. Он очень страдал от ужасной раны на большом пальце ноги. Служители храма вынесли его и посадили на седалище. Во время сна из спальной комнаты выползла змея и своим языком исцелила палец, а затем скрылась обратно. Человек, проснувшись, почувствовал себя исцеленным и рассказал, что видел во сне прекрасного юношу, который приложил ему лекарство к пальцу».

«У Гераея из Митилены не было волос на голове, но их много росло на щеках. Стыдясь насмешек, с. 161 которым он подвергался, он заснул в спальной комнате святилища; бог намазал ему голову какой-то мазью, и волосы выросли».

(Reinach. Traité d’épigraphie grecque, стр. 76—79).

Общественные врачи.

В большинстве греческих городов были общественные врачи. Самым древним из них, согласно имеющимся указаниям, был Демокед Кротонский. «Он был вынужден бежать от отца, который дурно обращался с ним, и отправился в Эгину; тут он устроился на жительство и с первого же года превзошел в своем искусстве всех других врачей, хотя у него не было ни инструментов, ни чего другого, что могло бы ему помочь в этом деле. На второй год эгинцы назначили ему жалованье в талант (2200 руб.); на третий год афиняне дали ему сто мин (около 3700 руб.), а на четвертый Поликрат, тиран Самоса, — два таланта (4400 руб.). Во время войны с персами он попал в руки их царя Дария. Ему удалось вылечить этого государя от одной болезни, и с этого времени он жил при его дворе, осыпаемый всевозможными милостями, “за исключением права вернуться в Грецию”» (Геродот, III, 131—132). Он вернулся в Кротону только под конец своей жизни.

Общественный врач стоял, вероятно, во главе особого учреждения (ἰατρεῖον), которое город передавал в его распоряжение и снабжал лекарствами, медицинскими и хирургическими инструментами, постелями и т. п. Состоя, таким образом, на жалованьи у государства, он работал в этом учреждении и даром лечил приходящих за его советом больных; он имел в своем распоряжении целый штат рабов, содержавшихся на счет государства. Мы должны представлять себе эти ἰατρεῖα, по крайней мере самые значительные среди них, как робкие попытки устройства государственных госпиталей, предназначенных специально для бедных.

С. 162 Одна афинская надпись первой половины III века до Р. Х. дает указание, что в этом городе было большое количество общественных врачей. Они составляли род товарищества, имеющего общие интересы и, конечно, свою собственную кассу. Между ними и жрецами-целителями существовало известное соревнование, тем более, что с течением времени лечебницы при храмах Асклепия сделались очагами суеверия и шарлатанства. Тем не менее врачи никогда не переставали проявлять большое почтение к Асклепию и богине Гигии, которых они считали своими покровителями. В Афинах врачи имели обыкновение совершать в их честь два раза в год торжественное жертвоприношение, а трактаты, выходившие под именем Гиппократа, признавали действительность молитв, обетов, молений, религиозных церемоний, советуя, впрочем, прибегать и к другим средствам.

(По P. Girard. l’Asclépiéion d’Athènes, стр. 83—87).

Частные врачи.

В Греции существовали также и частные врачи, посещавшие больных на дому. Ксенофонт говорит о врачах, которые «с утра до вечера ходят по своим больным» (О домоводстве, гл. 13, § 2). Один документ, изданный под именем Гиппократа и озаглавленный «Клятва», указывает, каковы были их главные обязанности: «Я буду стремиться всеми своими силами, всем разумением облегчить страдания больных; я буду устранять все, что может повлечь за собой их гибель или принести им вред. Никогда я не дам никому смертельного средства, как бы меня о том ни просили; никогда вместе с тем я не буду никому давать подобного совета… Свою жизнь и свое занятие я сохраню чистыми и незапятнанными. Я не буду делать операций страдающим каменной болезнью, а направлю их к тем, кто занимается этим делом специально. В какой бы дом меня ни пригласили, я буду входить в него с намерением облегчить страдания больных, не поддаваясь никаким с. 163 нехорошим и нечистым побуждениям… Если при исполнении своих обязанностей врача или при сношениях с людьми вне этих врачебных обязанностей я увижу или услышу что-нибудь не подлежащее разглашению, я буду молчать и относиться к этим вещам, как к ненарушимой тайне».

Вот еще несколько любопытных предписаний относительно медицинской профессии: «Врач обязан сохранять, насколько позволяет ему его природа, свежий цвет лица и полноту тела, так как простонародье думает, что врач, не обладающий здоровой внешностью, не может хорошо лечить больных. Он должен быть опрятным, прилично одеваться и душиться приятными, нераздражающими духами, потому что это нравится больным. Он должен стремиться воплотить тот дух умеренности, который состоит не только в молчании, но и в безусловно правильной жизни: ничто не содействует в такой мере хорошей репутации. Пусть он будет благороден и великодушен. Если врач докажет, что он таков, все будут его уважать и считать другом человечества. Слишком большая поспешность в словах и чрезмерная услужливость в деле, даже когда они полезны, вызывают презрение. Пусть он сообразует свое усердие с положением больного, потому что, если услуги оказываются людям реже, они ценятся больше. Что касается внешности, то врач должен иметь задумчивый, но не печальный вид; в противном случае он будет казаться надменным и ненавидящим людей. С другой стороны, тот врач, который чересчур много смеется и проявляет чрезмерную веселость, считается несносным; поэтому он должен тщательно избегать подобного недостатка. Пусть честность будет спутником врача во всех его отношениях с людьми. Честность во многих обстоятельствах должна быть твердой опорой для всех, а для врача в особенности, это — драгоценный залог в его сношениях с пациентами» (Гиппократ).

С. 164

Похороны.

Почти у всех народов древности похоронные обряды отличались большей сложностью и торжественностью, чем у современных. У греков, в частности, они составляли нечто вроде драмы в трех действиях, мельчайшие подробности которой с точностью определялись нравами и законами.

Первое действие — πρόθεσις — состояло в том, что тело выставляли напоказ. Едва труп охладевал, как женщины, входящие в состав семьи, брали его, обмывали, натирали благовонным маслом, одевали в белые одежды и клали на парадное ложе; это ложе воздвигалось в первой от входа комнате того дома, где лежал покойный, так чтобы оно было видно с улицы. На чело мужчины возлагали венок из листьев; голову женщины украшали диадемой — из золота у богатых или из раскрашенного воска у бедных. Иногда, по-видимому, на лицо умершего клали также маску, скрывавшую изменившиеся черты. Особые сосуды с благовониями ставились в разных местах на ложе, чтобы уничтожать дурной запах.

Первое действие похорон.

Это действие (πρόθεσις) тянулось целый день, чтобы можно было вполне ясно удостовериться, умер ли человек, и дать возможность всем убедиться, что смерть не была насильственной. В этот день родственники и друзья приходили оплакивать покойного вместе с его домашними. Сосуд с ключевой водой, поставленный у выходных с. 165 дверей, позволял приходящим совершать очищение при выходе: посещение дома, омраченного смертью, считалось осквернением, и, не очистившись от него, нельзя было, под страхом совершить нечестие, ни принимать участие в религиозной церемонии, ни входить в святилище, ни даже появляться на агоре.

На другой день после этого происходило перенесение трупа на место погребения (ἐκφορά). Вынос совершался самым ранним утром, когда было или совсем темно или только едва начинало светать, с таким расчетом, чтобы погребение было закончено к восходу солнца и чтобы это светило не сделалось свидетелем оскверняющего зрелища.

Оплакивание умершего.

Прежде чем покинуть дом, в котором лежал умерший, совершалось жертвоприношение каким-то божествам, каким именно — мы не знаем. Приносимая жертва называлась προσφάγιον, и в каждом городе было установлено, какого рода она должна быть; в Афинах по закону Солона запрещалось приносить в жертву быка. Вслед за принесением жертвы происходило шествие процессии. Иногда, вероятно, в том случае, когда с. 166 покойный принадлежал к зажиточной семье, — тело возлагали на колесницу, запряженную лошадьми или мулами. В иных и, разумеется, более частых случаях его клали на носилки, которые несли наемные люди. Тело должно было лежать головой вперед, с открытым лицом, в тех же самых одеждах, что и в первом действии (πρόθεσις). В Афинах, и, вероятно, во многих других городах не разрешалось оставлять умершему больше трех одеяний: одеяла, подстилавшегося под него, туники, в которую он был одет, и плаща, облекавшего его… У лакедемонян по закону, который приписывался Ликургу, повелевалось осыпать труп умершего воина оливковыми листьями и подстилать под него его военный плащ — красную хламиду, называемую φοινικίς.

Похоронное шествие.

В Афинах порядок процессии был установлен законом. Впереди умершего шла женщина, держащая в руках вазу (χυτρίς) для возлияний на могиле и носящая наименование ἐγχυτρίστρια. Затем следовали одетые в траурные одежды родственники умершего, до третьей степени родства включительно. Более отдаленным родственницам и посторонним женщинам воспрещалось принимать участие в церемонии, по крайней мере тем из них, которые не достигли шестидесятилетнего возраста; это исключение давало право на присутствие наемным плакальщицам.

Мужчины шли впереди. Если умерший был убит, один из них — самый близкий родственник — нес копье в знак угрозы убийце. Сзади двигались женщины. В Мизии один закон запрещал им появляться тут в с. 167 лохмотьях. Наконец, шествие завершалось флейтистами, которые должны были аккомпанировать монотонным причитаниям родственников жалобными звуками своих инструментов. В Риме по закону Двенадцати Таблиц⁴⁹ число флейтистов было ограничено десятью; очень возможно, что это постановление было только воспроизведением закона Солона.

В описанном порядке процессия двигалась по узким улицам города; женщины плакали, вздыхали, били себя в грудь (закон Солона запрещал им царапать себе щеки ногтями), мужчины выражали свою печаль более сдержанно; флейтисты усердствовали всеми силами; благодаря всему этому подымался такой шум по пути шествия, что обитатели прилегающих кварталов просыпались.

Таким образом на рассвете похоронная процессия выходила за пределы города и прибывала к месту, назначенному для погребения; тогда приступали к третьему действию этой церемонии — к погребению тела, которое чаще всего, особенно в Афинах, не подвергалось сожжению.

(Rayet. Monuments de l’art antique, т. II).

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: