Финансовый капитал. Изд-во социально-экономической литературы. М., 1959.

[Извлечение]

Глава двадцать вторая

ЭКСПОРТ КАПИТАЛА И БОРЬБА ЗА ХОЗЯЙСТВЕННУЮ ТЕРРИТОРИЮ

В то время как система охранительных пошлин, получая всеобщее распространение, ведет к тому, что мировой рынок все более расчленяется на отдельные государственно разгра­ниченные хозяйственные территории, развитие в направлении к финансовому капиталу повышает значение размеров хозяй­ственной территории. Последняя всегда имела крупное значе­ние для развития капиталистического производства[1]. Чем больше и населеннее хозяйственная территория, тем крупнее может быть производственная единица, тем, следовательно, ниже издержки производства, тем выше специализация внут­ри предприятий, что опять-таки означает снижение издер­жек производства. Чем больше хозяйственная территория, тем легче можно разместить промышленность там, где име­ются наиболее благоприятные природные условия, где выше всего производительность труда. Чем обширнее территория, тем разнообразнее производство, тем более вероятно, что от­дельные отрасли производства будут взаимно дополнять друг друга, и можно будет сэкономить на издержках транс­порта за счет ввоза извне. На большой территории легче уравниваются нарушения производства, вытекающие из сдви­гов в области спроса, из стихийных катастроф. Поэтому не подлежит никакому сомнению, что при развитом капитали­стическом производстве свобода торговли, связав весь миро­вой рынок в единую хозяйственную территорию, обеспечила бы максимальную производительность труда и наиболее ра­циональное международное разделение труда. Однако и при свободе торговли промышленность пользуется на своем соб­ственном национально-государственном рынке известными преимуществами вследствие знания нравов страны, привычек в области потребления, вследствие большей легкости пони­мания и в особенности благодаря тому преимуществу, кото­рое дает ей относительная близость, а потому и экономия на издержках транспорта, которая может еще более возрасти в результате мероприятий в области тарифной политики. На­против, иностранная промышленность наталкивается на из­вестные препятствия, вытекающие из различий языка, права, валюты и т. д. Охранительные пошлины чрезвычайно усили­вают невыгоды сравнительно мелкой хозяйственной терри­тории. Они тормозят вывоз, следовательно, сокращают воз­можные размеры предприятия, противодействуют специализации и тем самым, равно как помехами рациональному ме­ждународному разделению труда, повышают издержки про­изводства. Тем, что Соединенные Штаты смогли так быстро развиться в промышленном отношении даже при режиме охранительных пошлин, они обязаны прежде всего величине своей хозяйственной территории, допускающей чрезвычайную специализацию в масштабах предприятия. Чем меньше хозяй­ственная территория при развитом капиталистическом произ­водстве, т. е. в эпоху, когда воспитательный протекционизм уже сделал свое дело, тем в общем более заинтересовано со­ответствующее государство в свободе торговли. Отсюда, на­пример, сильные фритредерские течения в Бельгии. К этому присоединяется еще одно обстоятельство: чем меньше терри­тория, тем как бы более односторонне распределение естест­венных условий производительности, следовательно, тем меньше число способных развиваться отраслей промышлен­ности, тем больше заинтересованность во ввозе тех иностран­ных товаров, для производства которых менее пригодна соб­ственная хозяйственная территория.

Напротив, протекционизм означает ограничение хозяйст­венной территории и поэтому является помехой развитию производительных сил. Он сокращает размер промышленных предприятий, затрудняет специализацию и, наконец, препят­ствует международному разделению труда, благодаря кото­рому капитал обращается к тем отраслям производства, для которых в данной стране имеются наиболее благоприятные предпосылки. При современных высоких охранительных пош­линах это тем более важно, что таможенные ставки часто устанавливаются не столько с учетом производственно-техни­ческого положения отдельных отраслей промышленности, сколько являются результатом политической борьбы отдель­ных промышленных групп, от влияния которых на государ­ственную власть в конечном счете зависит, какой характер приобретут таможенные пошлины. Но если протекционизм является препятствием для развития производительных сил, а вместе с тем и для развития промышленности, то непосред­ственно для класса капиталистов он означает повышение при­были. Свобода торговли затрудняет картелирование, отни­мает у способных к картелированию отраслей промышлен­ности их монопольное положение на внутреннем рынке, если только монополия не обеспечивается для них условиями транспорта (как в случае с углем) или естественной монопо­лией (как в случае с германским производством калия). Вместе с тем отпадают и те сверхприбыли, которые поступа­ют от использования картельноохранительных пошлин.

Конечно, монополизация прогрессирует и без охранитель­ных пошлин. Но, во-первых, темп ее тогда очень сильно замед­ляется, во-вторых, прочность картелей уменьшается и, в-третьих, приходится опасаться сопротивления против междуна­родных картелей, потому что последние воспринимают» тогда непосредственно как национально чуждые эксплуататор­ские силы. Напротив, протекционизм обеспечивает националь­ный рынок за картелем и придает ему несравненно большую прочность не только устранением конкуренции, но и потому, что возможность использовать охранительную пошлину яв­ляется силой, непосредственно побуждающей к картелирова­нию. Международное картелирование, которое, правда, на ос­нове значительно большей концентрации, несомненно, в коте концов наступило бы и при свободе торговли, тоже ускоряет­ся протекционизмом. Последний облегчает организацию карте­лей прежде всего в форме разграничения областей сбыта и форме соглашений относительно цен, так как здесь дело сво­дится к объединению не разрозненных производителей на ми­ровом рынке, как было при свободной торговле, а к объеди­нению уже упрочившихся национальных картелей. Протекционизм выдвигает в качестве контрагентов отдельные карте­ли и, следовательно, чрезвычайно сокращает число участни­ков. Протекционизм подготовляет базис для соглашений ещё и тем, что он с самого начала предоставляет национальны! рынок национальным картелям. Но чем больше становится таких рынков, поставленных охранительными пошлинами вне конкуренции и предоставленных определенным националь­ным картелям, тем легче, во-первых, достигаются соглашение относительно свободных рынков, тем прочнее будет, во-вто­рых, интернациональное соглашение, потому что разрыв его не сулит аутсайдерам столь крупных успехов от конкуренции, как было бы при свободе торговли.

Таким образом, здесь имеются две противоположные тен­денции. С одной стороны, охранительные пошлины становят­ся для картеля наступательным оружием в конкурентно! борьбе, вследствие чего борьба цен обостряется; в то же вре­мя он стремится усилить свою позицию в конкурентной борь­бе, используя государственную власть, дипломатическое вме­шательство и т. д. С другой стороны, протекционизм укреп­ляет национальные картели и таким образом облегчает воз­никновение межкартельных образований. В результате этих тенденций интернациональные объединения представляют скорее перемирие, чем прочное соглашение об общности инте­ресов. Любой сдвиг в протекционистском вооружении, любое изменение в соотношении рынков отдельных государств меня­ют основу соглашений и делают необходимыми новые дого­воры. Более прочные образования возникают лишь в тех слу­чаях, когда свободная торговля более или менее устраняет национальные границы, или когда основой картеля служит не охранительная пошлина, а прежде всего естественная мо­нополия, как, например, в случае с нефтью.

В то же время картелирование чрезвычайно увеличивает непосредственное значение размеров хозяйственной террито­рии для величины прибыли. Мы видели, что охранительная пошлина обеспечивает капиталистической монополии сверх­прибыль от сбыта на внутреннем рынке. Но чем больше хо­зяйственная территория, тем больше внутренний сбыт (при­помним, например, какую долю всего производства стальных заводов составляет, экспорт Соединенных Штатов, с одной стороны, и Бельгии — с другой), тем, следовательно, выше кар­тельная прибыль. Чем больше последняя, тем выше могут быть экспортные премии, тем больше конкурентоспособность на мировом рынке. Одновременно с активизацией вмешатель­ства в мировую политику, обусловленного жаждой колоний, возникало стремление до максимально возможных пределов расширить хозяйственную территорию, огражденную стеной протекционизма.

Поскольку протекционизм оказывает неблагоприятные воз­действия на норму прибыли, картель старается преодолеть их средствами, которые даются ему в руки самой системой охранительных пошлин. То развитие экспортных премий, ко­торое приносит с собой протекционизм, позволяет преодоле­вать, хотя бы отчасти, барьеры иностранного протекциониз­ма и таким образом до известной степени предотвращать со­кращение производства. Последнее оказывается возможным в тем большей степени, чем крупнее внутреннее производство, премированное собственными охранительными пошлинами. Значит и здесь возникает заинтересованность опять-таки не в свободе торговли, а в расширении собственной хозяйствен­ной территории и в повышении пошлин. Если же это средство отказывает, тогда начинается экспорт капитала в форме , строительства фабрик за границей. Промышленная сфера, угрожаемая охранительными пошлинами чужих стран, те­перь, перенося часть своего производства за границу, сама пользуется этими охранительными пошлинами. Хотя расши­рение основного производства становится в силу этого невоз­можным, а повышение нормы прибыли путем уменьшения издержек производства неосуществимым, это возмещается, однако, тем ростом прибыли, который обеспечивают тому же капиталисту повышенные цены продуктов, производимых те­перь за границей. Таким образом, экспорт капитала, кото­рому в другой форме дается сильный толчок охранительными пошлинами собственной страны, стимулируется в свою оче­редь протекционизмом чужой страны и в то же время со­действует повсеместному проникновению капитала во всем мире и интернационализации капитала.

Итак, поскольку дело касается нормы прибыли, здесь уничтожается тенденция к ее понижению, которую оказывает современный протекционизм, тормозящий развитие производительных сил. Таким образом, свобода торговли представля­ется капиталу излишней и вредной. За те помехи развитию производительности, которые вытекают из сужения хозяйст­венной территории, он старается вознаградить себя не пере­ходом к свободной торговле, а расширением собственной хо­зяйственной территории, форсированием экспорта капитала[2].

Итак, современная политика протекционизма все более усиливает всегда присущее капиталу стремление к расшире­нию своей сферы. С другой стороны, концентрация всего бездеятельного денежного капитала в руках банков приводит к планомерной организации экспорта капитала. Соединение банков с промышленностью позволяет им предоставлять де­нежный капитал на том условии, чтобы этот денежный капи­тал нашел применение в соответствующей отрасли промыш­ленности. Это чрезвычайно ускоряет экспорт капитала во всех его формах.

Под экспортом капитала мы подразумеваем вывоз стоимо­сти, предназначенной производить за границей прибавочную стоимость. Существенно при этом, чтобы прибавочная стои­мость оставалась в распоряжении отечественного капитала. Если, например, германский капиталист переселяется со своим капиталом в Канаду, производит там и уже не возвра­щается на родину, то это равносильно потере для германско­го капитала, это — денационализация капитала; это — не экс­порт, а перенесение капитала, которое представляет собой вы­чет из отечественного и приращение иностранного капитала.

Об экспорте капитала можно говорить только в том случае, если применяемый за границей капитал остается в распоря­жении страны, из которой он происходит и, если отечествен­ные капиталы могут располагать той прибавочной стоимо­стью, которая производится этим капиталом. Тогда этот ка­питал представляет собой статью в национальном «балансе претензий», а ежегодно производимая прибавочная стои­мость— статью в национальном платежном балансе. Экспорт капитала уменьшает pro tanto [соответственно] количество отечественного капитала и увеличивает национальный доход на всю сумму производимой прибавочной стоимости.

Акционерная форма предприятий и развитая организация кредита благоприятствуют экспорту капитала и изменяют его характер- в том смысле, что капитал получает возможность эмигрировать отдельно от предпринимателя; следовательно, собственность на этот капитал намного дольше сохраняется за экспортирующей страной или вообще остается за ней, и национализация капитала затрудняется. Если капитал экспор­тируется для сельскохозяйственного производства, национа­лизация обыкновенно совершается значительно быстрее, как показывает прежде всего пример Соединенных Штатов.

С точки зрения экспортирующей страны экспорт капитала может происходить в двух формах: капитал эмигрирует за границу как капитал, приносящий проценты, или как капитал, приносящий прибыль. Последний опять-таки может функцио­нировать как промышленный, торговый или банковый капи­тал. С точки зрения страны, в которую капитал экспортирует­ся, важно также, из каких частей прибавочной стоимости уплачивается процент. Процент, уплачиваемый по закладным, находящимся за границей, означает, что за границу уходит часть земельной ренты[3]; процент, уплачиваемый по облига­циям промышленных предприятий, показывает, что за гра­ницу уходит часть промышленной прибыли.

По мере того, как европейский капитал развивается в фи­нансовый капитал, он нередко уже с самого начала и эмигри­рует как таковой. Крупный германский банк открывает за границей филиал. Этот филиал выступает посредником при заключении займа, выручка от которого употребляется на со­оружение электротехнического завода. Строительство послед­него передается электротехническому обществу, с которым банк связан на родине. Или процесс упрощается еще больше. Заграничное отделение банка учреждает за границей про­мышленное предприятие, выпускает акции у себя на родине и передает заказы опять-таки предприятиям, с которыми связан главный банк. В наибольшем масштабе этот процесс про­исходит в тех случаях, когда операции с размещением госу­дарственных займов банки выполняют с целью доставить заказы промышленным предприятиям. Развитие такого экс­порта капитала чрезвычайно ускоряется тесной связью бан­кового и промышленного капитала.

Условием экспорта капитала является различие норм при­были; экспорт капитала — средство уравнивания националь­ных норм прибыли. Уровень прибыли зависит от органическо­го состава капитала, следовательно, от уровня капиталисти­ческого развития. Нем он выше, тем ниже общая норма прибыли. Это — общие условия, определяющие величину при­были, Они имеют меньшее значение здесь, где речь идет о то­варах мирового рынка, цена которых определяется наиболее совершенными методами производства. К этим общим усло­виям присоединяются еще и специфические. Что касается нор­мы процента, то в странах с относительно низким уровнем капиталистического развития и недостаточной организацией кредитного и банкового дела она намного выше, чем в раз­витых капиталистических государствах. К этому присоеди­няется еще то обстоятельство, что в первых странах в про­центе обыкновенно содержится и часть заработной платы или предпринимательской прибыли. Высокий процент служит не­посредственной приманкой для экспорта ссудного капитала. Предпринимательская прибыль здесь выше, потому что рабо­чая сила чрезвычайно дешева, а ее относительно низкое ка­чество уравновешивается чрезмерной продолжительностью рабочего времени. Выше еще и потому, что земельная рента низкая или номинальная, так как имеется еще много свобод­ной земли, свободной в силу естественных причин или вслед­ствие насильственной экспроприации туземцев, и издержки производства удешевляются низкой ценой земли. Кроме того, прибыль повышается привилегиями и монополиями. Если же дело идет о продуктах, для которых именно новый рынок соз­дал сбыт, то реализуется сверхприбыль, потому что капита­листически производимые товары вступают здесь в конкурен­цию с товарами, производимыми ремеслом.

В какой бы форме ни совершался экспорт капитала, он всегда означает, что поглотительная способность чужого рын­ка растет. В прежнее время границей экспорта товаров была поглотительная способность чужих рынков по отношению к продуктам европейской промышленности. Потребительная способность этих рынков ограничивалась тем, в какой мере они располагали избытками своего натурально-хозяйственного и во всяком случае неразвитого производства, производи­тельность которого нельзя было бы ни повысить в короткое время, ни тем более превратить в производство для рынка. Таким образом, без дальнейших рассуждений понятно, что английское капиталистическое, т. е. чрезвычайно эластичное и способное к расширению производство очень быстро удо­влетворяло потребности всякого вновь открываемого рынка и превышало эти потребности, что в свою очередь проявлялось как перепроизводство в текстильной промышленности. Но, с другой стороны, потребительная способность самой Англии, поскольку дело касается специфических продуктов, произво­димых на вновь открываемых рынках, ограничена. Конечно, ее потребительная способность вообще, рассматриваемая с чисто количественной стороны, несравненно больше, чем по­требительная способность чужих рынков. Но здесь решающее значение приобрела качественная сторона —»потребительная стоимость тех продуктов, которые можно было извлечь с чу­жих рынков как эквивалент за английские товары. Поскольку дело тут шло о специфических продуктах, являющихся пред­метами роскоши, потребление их в Англии оставалось ограни­ченным; с другой стороны, тенденция к чрезвычайно быстро­му расширению обнаруживалась именно в текстильной про­мышленности. Но вывоз текстильных продуктов повышал ввоз колониальных продуктов, между тем как потребление пред­метов роскоши расширялось далеко не в такой же мере. И даже для быстрого расширения текстильного производства было необходимо, чтобы прибыль в возрастающей степени накоплялась, а не потреблялась, затрачиваясь на предметы роскоши. Поэтому открытие новых чужих рынков каждый раз заканчивается для Англии кризисами, которые начинаются, с одной стороны, падением цены текстильных продуктов за границей, а с другой стороны — крушением цен колониальных продуктов в Англии. История любого английского кризиса показывает значение этих специфических причин кризисов. Стоит отметить, с какой старательностью Тук, например, следит за ценами всех колониальных продуктов и как регу­лярно прежние промышленные кризисы сопровождались пол­ным крахом этих отраслей торговли. Изменение наступает только с развитием современной системы транспорта, кото­рое переносит центр тяжести на металлургическую промыш­ленность, между тем как связи с вновь открываемыми рын­ками все более меняются в том направлении, что они все больше сводятся уже не к простому товарообмену, а к экс­порту капитала.

Уже экспорт капитала как ссудного капитала чрезвычайно расширяет поглотительную способность вновь открываемого рынка. Предположим, что вновь открытый рынок в состоянии экспортировать товаров на 1 млн. ф. ст. При простом товаро­обмене, предполагая обмен равных стоимостей, его погло­тительная способность равнялась бы тоже 1 млн. ф. ст. Но если эта стоимость экспортирована в страну не как товар, а как ссудный капитал, например в форме государственного займа, то эта же стоимость в 1 млн. ф. ст., которой может располагать новый рынок, экспортируя свои избытки, послу­жит уже не для обмена на товары, а для уплаты процент на капитал. Значит, в эту страну можно теперь экспортировать уже стоимость не в 1 млн. ф. ст., а, скажем, в 10 если эта стоимость отправляется туда как капитал и процент составляет 10, или в 20 млн., если процент падает до 5. На этом примере видно также, какую большую роль для способности рынка к расширению играет понижение уровня процента. Обостренная конкуренция иностранного капитала имеет тенденцию быстро понижать норму про­цента также и а отсталых странах и, следовательно, опять-' таки расширяет возможность экспорта капитала. Экспорт, промышленного капитала оказывает значительно большее воздействие, чем экспорт в форме ссудного капитала, и как раз по этой причине экспорт капитала в форме промышленного капитала приобретает все большее значение. В самой деле, перенесение капиталистического производства на чужой рынок совершенно освобождает последний от тех границ, ко­торые ставятся его собственной потребительной способностью Ведь увеличение стоимости капитала обеспечивается доход­ностью этого нового производства. Но сбыт этого производ­ства рассчитан не на один только данный вновь открыты! рынок. Напротив, в таких новых районах капитал обращаете» к тем отраслям производства, для которых обеспечен сбыт на мировом рынке. Например, проникновение капитала в Юж­ную Африку никак не связано с поглотительной способностью Южной Африки; главная отрасль производства — эксплуата­ция золотых рудников — пользуется почти безграничной воз­можностью сбыта, и темп внедрения капитала зависит здесь только от естественной возможности расширять разработку и от наличия достаточного рабочего населения. Точно так же. например, эксплуатация месторождений меди не зависит от потребительной способности колонии; напротив, те отрасли промышленности, которые производят собственно предметы потребления и должны искать возможности сбыта по боль­шей части на самом новом рынке, в своем расширении очень быстро наталкиваются на границы потребительной способ­ности.

Таким образом, экспорт капитала расширяет ту границу, которая определяется потребительной способностью нового рынка. Но в то же время перенесение капиталистических ме­тодов транспорта и производства в чужую страну обусловли­вает здесь ускоренный темп экономического развития, приво­дит к возникновению расширяющегося внутреннего рынка вследствие разложения натурально-хозяйственных связей, к расширению производства на рынок и тем самым к увеличе­нию количества тех продуктов, которые могут быть вывезены и могут таким образом послужить опять-таки на уплату но­вых процентов по вновь импортированному капиталу. Раньше открытие колоний и новых рынков означало прежде всего открытие новых предметов потребления; напротив, в настоя­щее время новый капитал обращается главным образом к тем отраслям, которые доставляют сырой материал для промыш­ленности. Одновременно с расширением отечественной про­мышленности, которая обслуживает потребление экспорта ка­питала, экспортированный капитал обращается к производ­ству сырья для этой самой промышленности. Следовательно, продукты экспортированного капитала находят сбыт в метро­полии, и тот узкий круг, в котором двигалось производство Англии, чрезвычайно расширяется благодаря взаимоснабже­нию отечественной промышленности, с одной стороны, и про­мышленности, созданной экспортированным капиталом,— с другой.

Но мы знаем, что открытие новых рынков играет важную роль тем, что кладет конец промышленной депрессии, удли­няет период подъема и ослабляет действие кризисов. Экспорт капитала ускоряет открытие чужих стран и развивает их про­изводительные силы в огромном масштабе. В то же время он увеличивает в метрополии производство, которое должно до­ставить товары, экспортируемые за границу в качестве капи­тала. Таким образом, он превращается в мощную движущую силу капиталистического производства, которое по мере того, как экспорт капитала становится всеобщим явлением, всту­пает в новый период бури и натиска, характеризующийся[4] тем, что цикл подъема и депрессии как будто сокращается, кризисы принимают как будто более мягкие формы. Быстрое расширение производства порождает также рост спроса на рабочую силу, который столь благоприятствует профессио­нальным союзам. Кажется как будто страны старого капита­листического развития преодолели имманентные тенденции капитализма, ведущие к обнищанию. Быстрый подъем произ­водства затемняет отрицательные стороны капиталистического общества 'и ведет к оптимистической оценке его жизнеспособ­ности.

Быстрым ли, медленным ли темпом совершается открытие колоний и новых рынков, это в настоящее время зависит глав­ным образом от их способности послужить ареной для при­ложения капитала. Способность же эта тем выше, чем богаче колонии такими продуктами, которые можно производить ка­питалистически, сбыт которых на мировом рынке обеспечен и которые важны для промышленности метрополии. Быстрая экспансия капитализма в 1895 г. вызвала прежде всего повышение цен металлов и хлопка и тем самым значительно уси­лила стремление открыть новые источники этих важнейших сырых материалов. Поэтому экспортированный капитал ищет применения прежде всего в тех областях, которые способны производить эти продукты, и обращается именно к этим сфе­рам, из которых горное дело немедленно же приобретает раз­витую капиталистическую производственную организацию. Производство этого рода в свою очередь увеличивает тот избыток, который может вывозить колония, а это дает воз­можность приложения новых капиталов. Таким образом темп проникновения капитала на новые рынки чрезвычайно уско­ряется. Препятствием открытию новой страны является не от­сутствие в ней капитала; последнее устраняется ввозом капи­тала. В большинстве случаев помехой становится другое об­стоятельство: нехватка «свободного, т. е. наемного труда. Рабочий вопрос приобретает острые формы, и представляется, будто он разрешим только средствами насилия.

Как всегда, во всех случаях, когда капитал впервые встре­чается с отношениями, противоречащими его потребности са­мовозрастания и экономически преодолимыми лишь медленно и постепенно, так и здесь он апеллирует к государственной власти и ставит ее на службу насильственной экспроприации, которая создает необходимый свободный наемный пролетари­ат, будь то, как в начале капитализма, европейские крестья­не или индейцы Перу и Мексики, или, как в настоящее вре­мя, африканские негры[5]. Насильственные методы неотделимы от существа колониальной политики, которая без них утра­тила бы свой капиталистический смысл, и так же составляют интегральный элемент колониальной политики, как наличие неимущего пролетариата вообще представляет собой conditio sine qua поп [непременное условие] капитализма. Проводить колониальную политику и в то же время толковать об устра­нении ее насильственных методов — это фантазия, к которой нельзя относиться серьезнее, чем к иллюзии, будто можно уничтожить пролетариат, но сохранить капитализм.

Методы принуждения к труду многообразны. Главное средство — экспроприация туземцев, у которых отнимается земля и, следовательно, основа прежнего существования. Зем­ля отдается завоевателям, причем все сильнее обнаруживает­ся тенденция передавать ее не отдельным колонистам, а круп­ным земельным компаниям. В особенности это касается тех случаев, когда дело идет о добыче продуктов горного дела. Здесь по методу первоначального накопления капиталисти­ческое богатство сразу сосредоточивается в руках немногих капиталистических магнатов, между тем мелкие переселенцы остаются ни с чем. Напомним лишь о тех огромных богат­ствах, которые были сконцентрированы таким путем в руках группы, захватившей золотые рудники и алмазные прииски английской Южной Африки, и в меньшем масштабе — в ру­ках германских колониальных обществ Юго-Западной Афри­ки, находящихся в самой тесной связи с крупными банками. В то же время экспроприация создает из освобожденных от земли туземцев пролетариат, который должен сделаться по­слушным объектом эксплуатации. Возможность экспроприа­ции создается сопротивлением со стороны туземцев, которое естественно встречают притязания завоевателей. Насилия ко­лонистов создают конфликты, которые делают «необходимым» вмешательство государства, а там уже государство позабо­тится, чтобы дело было сделано основательно. Стремление капитала к безропотным объектам эксплуатации становится теперь под маркой «замирения» области задачей государства, и выполнение ее ложится уже на всю нацию, т.е. прежде всего на пролетариев-солдат и налогоплательщиков в метро­полии.

Там, где не удается разом произвести столь радикальную экспроприацию, та же цель достигается созданием налоговой системы, которая требует от туземцев столь крупных денеж­ных платежей, что внести их возможно лишь беспрерывным трудом на службе чужого капитала. Это воспитание к труду достигло законченных форм в Бельгийском Конго, где сред­ствами накопления капитала, наряду с удушающим обложе­нием являются хроническое применение насилия в позорней­ших формах, обман и коварство. Рабство снова становится экономическим идеалом, а вместе с ним и тот дух зверской жестокости, который из колонии передается носителям коло­ниальных интересов метрополии и справляет здесь свои от­вратительные оргии[6]'.

Если туземного населения недостаточно, потому ли что чрезмерное усердие при экспроприации освободило туземцев не только от земли, но и от жизни, потому ли что население нестойко или недостаточно многочисленно для того, чтобы норма прибавочной стоимости достигла желанного уровня, то капитал стремится разрешить рабочий вопрос привлечением труда извне. Организуется ввоз кули, и одновременно при по­мощи утонченной системы контрактового рабства заботятся о том, чтобы законы спроса и предложения на этом рабочее рынке не оказали какого-нибудь неприятного действия. Ко­нечно, это не радикальное разрешение рабочего вопроса капитала. С одной стороны, во всех странах, где имеется место для белого наемного труда, привлечение кули наталкивается на растущее сопротивление белых рабочих. С другой сторо­ны, господствующим классам это решение также представляется опасным во всех случаях, когда европейская колониальная политика вступает в конфликт с постоянно усиливающимся стремлением Японии к экспансии, а за Японией в непродолжительном времени последует и сам Китай[7].

Так, германский капитализм в оба последних периода вы­сокой конъюнктуры сам натолкнулся на ограниченность ра­бочего населения и вынужден был восполнить необходим» рекрутирование резервной промышленной армии иностран­ными рабочими Капитализм Соединенных Штатов тоже притом в несравненно большем масштабе должен пользо­ваться привлечением иммигрантов. Напротив, замедленны; темп развития Англии проявляется, между прочим, и в более ощутимой безработице. Таким образом, европейская облает; эмиграции ограничивается Южной и Юго-Восточной Европой, и Россией. Но в то же время вследствие быстрой экспансии потребность в наемном труде чрезвычайно возросла.

Итак, государства, которые по социальным или междуна­родно-политическим соображениям не допускают иммиграции» наталкиваются в своей экспансии на преграду, которую ста-j вит численность рабочего населения, и труднее всего преодо­леть эту преграду как раз в тех областях, где перед капи­талистическим развитием стоят наиболее блестящие перспективы, например в Канаде и Австралии. Кроме того, в этих: странах при крупных размерах Terra libera [свободной территории] расширение земледелия тоже требует быстрого росте[8]! дополнительного населения и серьезно противодействует возникновению неимущего пролетариата. Собственный же прирост населения в этих областях чрезвычайно медленный. [Но и рост населения в развитых европейских государстве] постоянно замедляется, что уменьшает то избыточное населе­ние, которым может располагать эмиграция.

Но это замедление роста населения сказывается в особен­ности в тех странах, которые имеют огромное значение для увеличения количества сельскохозяйственных продуктов: в Канаде, Австралии и Аргентине. Оно создает тенденцию к по­вышению цены земледельческих продуктов, которая про­является все сильнее, несмотря на то что сельскохозяйствен­ное производство обладает большой способностью к расши­рению.

Однако граница, которую ставит рост населения, всегда лишь относительная граница. Она объясняет, почему капита­листическая экспансия не идет еще более бурным темпом, но ни в коем случае не прекращает самой экспансии. К тому же она несет в себе и средства исцеления. Мы оставляем здесь в стороне создание свободного наемного труда или принуди­тельного труда в собственно колониальных областях; остав­ляем в стороне и постоянно происходящее относительное вы­свобождение белого труда вследствие технического прогресса в капиталистических метрополиях, которое при замедлении экспансии сделалось бы абсолютным. Помимо всего этого, если бы капиталистическая экспансия в колониальных облас­тях, где применяется белый труд, натолкнулась на более по­датливые границы, следствием этого было бы только одна: капитализм, преодолевая противодействующие ему политиче­ские границы, в еще большей степени обратился бы к отста­лым аграрным областям самой Европы, и его выступление здесь, разрушая деревенскую домашнюю промышленность и высвобождая аграрное население, в огромнейших размерам создало бы материал для усиления эмиграции.

Но если новые рынки становятся не просто областями для сбыта, а сферами приложения капитала, то в зависи­мости от этого изменяется и политическая позиция стран экспортирующих капитал.

Простая торговля, поскольку она не являлась колониаль­ной торговлей, которая соединяется с разбоем и грабежом, а была торговлей с белым или желтым населением, способ­ным к сопротивлению и сравнительно высоко развитым, долгое время оставляла в неприкосновенности основные социальные и политические отношения соответствующих стран и ограни­чивалась лишь экономическими связями. Если только имеется какая-нибудь государственная власть, которая до известно! степени может поддерживать порядок, непосредственное под­чинение не столь важно. Это изменяется по мере того, как перевес берет экспорт капитала. Тут дело касается уже не­сравненно более крупных интересов. Если в чужой стране строятся железные дороги, приобретается земля, сооружают­ся порты, закладываются и пускаются в ход рудники, риск намного больше, чем в том случае, когда просто покупаются и продаются товары.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: