Зачем нужна новая методология?

Предисловие

Вместо введения: ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ

Часть первая ЭВОЛЮЦИЯ МЫСЛИ

Глава первая МИРОВОЗЗРЕНИЕ

Общие положения

Необходимое методологическое отступление (введение понятия «точка обзора»)

Религия

Философия

Наука

Таинство развития

Глава вторая АНАЛИЗ СУЩЕСТВУЮЩЕЙ МЕТОДОЛОГИИ

О формах познания

Системное познание

Теоремы закрытого системного познания

Поиски новой методологии

Часть вторая ВЕХИ ПСИХОЛОГИИ

Глава первая ДОНАУЧНАЯ ПСИХОЛОГИЯ (первый этап)

Часть третья НОВАЯМЕТОДОЛОГИЯ

Глава первая ОСНОВАНИЯ НОВОЙ МЕТОДОЛОГИИ

Открытые и закрытые системы

Противоречие

Новый язык

Возможность

Принцип

Методы

Промежуточное резюме

Глава вторая ТЕОРИЯ ПРИНЦИПА

Определение принципа

Овеществление и опредмечивание принципа

Методические указания

Метод принципа

Глава третья ПРИНЦИПЫ

Принципы центра и отношения

Принципы третьего и целостности

Принципы процесса и развития

Принцип способа существования

Часть четвертая ГНОСЕОЛОГИЯ И ОНТОЛОГИЯ

Глава первая НОВАЯ МЕТОДОЛОГИЯ В ГНОСЕОЛОГИИ

Человек и предмет познания

Семантическое поле

Информация

Субъект

Субсубъект

Трисубъект

Глава вторая НОВАЯ МЕТОДОЛОГИЯ В ОНТОЛОГИИ

Онтологическая структура

Глава третья «ВЕЩИ

Предмет гносеологии

Предмет материализма

Предмет идеализма

Эйдосы

Дифференциальные определения

Миф о Платоне

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Литература

ПРЕДИСЛОВИЕ

Очень странное чувство испытываешь, когда воз­вращаешься к своим текстам десятилетней давности. Оттого, что эти тексты были написаны тобой в двад­цать лет, а сейчас тебе, соответственно, тридцать, ощу­щение странности, какой-то, быть может, даже неловко­сти только усиливается.

В этой книге — с этого она начинается — речь идет о «способах думать», о том, как принципиально, сущностно менялось мировоззрение всего человечества от мо­мента своего зарождения до наших дней. О том, что эти изменения происходили этапами, но при этом остава­лись незамеченными; мы так устроены, что заметить подобные перемены в себе действительно крайне слож­но, а увидеть прошедшее «прежними глазами» и вовсе никак невозможно.

И вот ты сам возвращаешься к себе прежнему, деся­тилетней давности, и с ужасом понимаешь, что это не твой текст. «Не твой» в том смысле, что ты - нынешний такие думаешь, и он абсолютно твой — если ты остал­ся там, в своем прошлом, двадцатилетним. Ты думаешь о том же, ты думаешь, если можно так выразиться, те же самые мысли, но по-другому. Исторический опыт все­го человечества и опыт твоего личного, какого-то жал­кого десятилетия...

Универсальность правил, доказанная личным психоло­гическим опытом,—на этом, собственно, и стоит вся но­вая методология. Она ищет универсальные правила, пра­вила, по которым в принципе живет все знание, но при этом она в значительной степени, если не сказать — главным образом, опирается на личный опыт, на индивидуальное знание. Это может казаться странным, критически нена­учным, недостоверным, бездоказательным и так далее и тому подобное. Но факт остается фактом — вон там че­ловечество с его развитием отношений со знанием, а вот тут — ты, с твоим собственным принципиальным изме­нением прежнего видения жизни. Ведь речь идет об уни­версальных правилах, которые, раз они такие — универ­сальные, — должны работать всегда и везде, а значит, и в тебе, в твоей жизни и в твоих личных отношениях со знанием. И они работают. Работают.

Если бы меня еще месяц назад, до того как я сел за редактуру прежнего текста книги, спросили — о чем она? — то я бы, верно, ответил так: «Это книга, написан­ная как размышление над "вечными темами" филосо­фии, но не с точки зрения философа, а с точки зрения психолога. Отсюда и название — "психософия". Для пси­холога самое важное — это некая объективизация того, с чем он имеет дело, а дело он имеет с материей неосяза­емой, неконкретной и трудно структурируемой. Но практика требует определенности, и поиски увенчались успехом. Получилось сформулировать принципы, кото­рые позволяют подойти к "психической материи" дос­таточно корректно с методологической точки зрения, а главное — по-деловому, с эффектом и с практическим выходом. Поскольку же инструментарий сразу подыс­кивался а) универсальный, б) для работы с открытыми системами, — то и выходит, что знание это, полученное в области психологии, вполне может быть основанием для работы с другими открытыми системами. Соответ­ственно, полученный результат—новая методология для открытых систем, в чем давно уже нуждается наука».

Когда же я принялся редактировать текст, то понял, что книга совсем не об этом. Во-первых, их не одна (или одна с половиной, как мне раньше казалось), а три. Во-вторых, хотя она и написана как «размышление», автор размышляет только в целях аргументации материала, в действительности же это — вполне строгая, выверен­ная, где-то даже жесткая методологическая система. В-тре­тьих, тут нет ни «философских вопросов», ни «вечных тем», тут предложение совершенно по-другому взгля­нуть на феномен знания — не в привычном для нас про­тивопоставлении познающего и познаваемого, а с точ­ки зрения самой природы знания. Наконец, автор не просто допускает возможность строить систему, исходя из человека, помещая его в центр мироздания, опреде­ляя его как высшую и суверенную ценность... Не просто. Он так думает, и строит, и помещает, и определяет.

Странное, парадоксальное чувство. Какая точка зре­ния верна — меня - прежнего или меня - нынешнего, — сказать невозможно. Читатель, впрочем, получит собст­венное представление от прочитанного, по-своему про­чтет и поймет. Но, так или иначе, некий новый способ мышления заявлен, описанные методы, что проверено прошедшими десятью годами, работают и дают очень неплохие результаты, причем как при смене предмета ис­следования, так и при изменении идеологической пара­дигмы. Иными словами, принципы новой методологии позволяют конструировать знание как таковое, что, надо полагать, является наиважнейшим фактором всякого научного прогресса. В чем, в чем, а в информации недо­статка мы теперь не испытываем, скорее напротив. Ме­тодологическая же проблема не в том, чтобы получить новые знания, а в том, чтобы структурировать те, кото­рые уже есть в наличии. Структурировать, разложить по полочкам и оживить. Знание должно работать, оно должно быть полезным, его священный долг — слу­жить человеку. И мне кажется, что психософия с этой за­дачей справляется.

Изначально, как я уже говорил, это была одна книга, точнее — одна с половиной. Первая называлась «Фило­софия психологии. Начало психософии. Теоретические основы науки о душе человека», вторая так и не успела получить своего названия; речь в ней шла о сущности психотерапевтического процесса. Впоследствии, в 2002 году, то есть спустя семь лет после создания книги, мы получили возможность ее издать (первое издание про­изошло тремя годами раньше, книга была выпущена символическим тиражом). При подготовке второго из­дания полностью была переработана та часть книги, ко­торая посвящалась «личности» (структура личности, про­цессы ее формирования и развития, феномен психоте­рапевтического сопровождения процесса развития лич­ности). В этом, измененном варианте книга получила название «Психософия: методология, развитие лично­сти и психотерапия». И уже тогда было понятно, что ме­тодологическая часть книги и психологическая, хоть они и дополняют друг друга (как могут и должны дополнять друг друга теория и практика), созрели для того, чтобы стать отдельными работами. Теперь же стало очевидно, что на самом деле этих самостоятельных частей, то есть книг — три. Одна посвящена именно методологии, ме­тодологии открытых систем, другая — личности, про­цессам ее формирования и развития, третья — феноме­ну индивидуальных отношений. Все они выйдут теперь отдельными изданиями — «Философия психологии. Новая методология», «Развитие личности. Психология и психотерапия», «Индивидуальные отношения. Теория и практика эмпатии».

Книга «Философия психологии. Новая методология» — первая в этом списке. В новой редакции прежних тек­стов произведены самые незначительные изменения — текст «причесан», по возможности разъяснены некото­рые путаные места. Неизменным остался и сносочный материал, поскольку дополнительные ссылки на литера­туру, появившуюся после 1995 года, сделали бы не со­всем корректным ход авторского изложения. Мысли рождаются в том интеллектуальном и информационном пространстве, в котором они рождаются, можно сказать, связаны с ним своей пуповиной, и внесение каких бы то ни было уточнений и дополнений может травми­ровать текст да и сами мысли. Кроме того, надо сказать, что серьезной редакции тоже не производилось, хотя желание сделать ее было сильным. Но полноценная ре­дакция этого текста превратилась бы в совершенно но­вую книгу—и содержательно, и структурно, что, навер­ное, было бы неправильно. А главное—вряд ли получи­лось бы хорошо, потому что думать по-другому — это не просто думать иначе, но еще и испытывать другой интерес. Соответственно, мы имеем ту, «старую» книгу, но чуть более аккуратную и более цельную.

В заключение мне бы хотелось поблагодарить своего соавтора—доктора медицинских наук профессора Ана­толия Николаевича Алехина. В тот момент, когда зарож­далась эта работа, он был моим научным руководите­лем, впоследствии мы стали коллегами, соавторами и друзьями. Только наши взаимные обсуждения, дискус­сии сделали эту книгу возможной. Ее первый текст рож­дался в настоящем сократическом диалоге — мы об­суждали, спорили, изучали, проверяли свои гипотезы. Способ мышления, предложенный Георгием Петрови­чем Щедровицким, у которого Анатолий Николаевич имел счастье учиться, был использован нами в практи­ческом применении и на все сто процентов. К сожале­нию, все реже случаются в науке такие споры и обсужде­ния. К сожалению...

Я благодарен Анатолию Николаевичу не только как соавтору, но и прежде всего, как учителю, именно он по­казал мне, что значит смотреть на психологию с пытли­вым любопытством и настоящей исследовательской строгостью, то есть за самое важное—за науку быть уче­ным. Мы оба, в свою очередь, учились и работали под началом доктора медицинских наук профессора Олега Николаевича Кузнецова. Олег Николаевич был для нас примером научной смелости, открытости, увлеченности делом и воплощением внутренней свободы в отношении к «священной корове» под названием «наука» —в общем, всех тех качеств, без которых, как нам представляется, в науке делать нечего. Он, как и Лев Маркович Веккер, оценил эту работу очень высоко, за что мы им со своей стороны искренне благодарны. Впрочем, когда слы­шишь подобные оценки из уст таких ученых, кажется, что ты просто не можешь быть этого достоин.

И в довершение этого небольшого предисловия хо­чется высказать слова благодарности читателям, обра­тившим внимание на нашу с Анатолием Николаевичем книгу. Очень хочется думать, что она покажется вам интересной и даже полезной. Не секрет, что методоло­гический остов науки давно нуждается в капитальном ремонте, но даже дискуссия на эту тему пока толком так и не открыта. Если же все мы так и продолжим ждать, откладывая на потом серьезный разговор о методологи­ческих принципах организации знания, то последствия этого пассивного бездействия предсказать трудно, точ­нее — страшно и потому не хочется. Возможно, данная работа придаст некоторый импульс этой давно назрев­шей дискуссии. Авторы со своей стороны очень на это надеются.

Андрей Курпатов

Вместо введения

ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ

«Ведь если даже истина вообще до­ступна человеческому пониманию, она, несомненно, должна скры­ваться в очень большой и туманной глубине; и надеяться на то, что мы достигнем ее без всяких стараний, тогда как величайшим гениям это не удавалось с помощью крайних усилий, было бы, признаться, поря­дочным тщеславием и самонадеян­ностью. Философия, которую я со­бираюсь излагать, не претендует на подобное преимущество, и будь она слишком легкой и очевидной, я бы счел это сильным доводом про­тив нее».

Давид Юм

Зачем нужна новая методология?

Современная наука развивается по принципу ди­вергенции, с каждым днем растет количество новых от­раслей знания, вопросы узкой специализации входят в моду во всех областях как собственно науки, так и прак­тической деятельности. Разумеется, такой подход эф­фективен, особенно в условиях существующего инфор­мационного изобилия и исключительного многообразия потребностей рынка. Однако есть два «но».

Во-первых, тенденция к «узкой специализации» по­явилась, что называется, не от хорошей жизни. Человек просто физически не способен усвоить все знания отно­сительно той системы, с которой ему приходится рабо­тать (будь то человек, атом или Вселенная). А об эффек­тивном управлении этим знанием, о его полноценном использовании и вовсе можно забыть. Именно по этой причине возникают огромные сложности, нелепые казу­сы, а зачастую и крайне нежелательные, подчас траги­ческие последствия.

Так, например, в медицине все чаще встречаются та­кие ситуации, когда узкий специалист допускает врачеб­ную ошибку по той причине, что обратил внимание лишь на ту «часть» человека и патологических проявлений, которые соответствуют его «зоне» узкой специализации. Какой может быть цена врачебной ошибки? Этого, ве­роятно, объяснять не нужно.

Здесь же нелишним будет отметить увеличивающуюся степень поверхностности современного высшего образования. Ведь неустанное увеличение объема усвояе­мого студентами материала неизбежно влечет за собой снижение качества понимания сути изучаемых явлений.

Кроме того, узкая специализация — это способ подго­товки «работников», но не ученых. И мы переходим ко второму «но».

Во-вторых, эмпирический материал в каждой отдель­ной научной отрасли в настоящее время настолько об­ширен и многогранен, что увидеть в этом бесконечном множестве разрозненных фактов нечто новое — новую мысль или идею — практически невозможно. Иными словами, мы наблюдаем ситуацию, при которой наука фактически лишается своей перспективы. Современная наука поясняет и дополняет саму себя, словно ходит по кругу. Причем центростремительные силы этого враще­ния опасно преобладают над центробежными. Мы слов­но бы вечно возвращаемся к одному и тому же, а под­линного расширения знания (не информации, а именно знания) не происходит.

К этому же нужно прибавить и те терминологические конфузы, которые постоянно преследуют современных исследователей. Они все чаще называют разными име­нами одни и те же феномены, а в результате не могут ин­тегрировать свои данные в единые теоретические схе­мы. При этом еще возникает иллюзия, что мы знаем много, все больше и больше, а на поверку оказывает­ся — мы говорим об одном и том же, но разными сло­вами. Хороший пример тому — психология и психо­терапия. Давайте задумаемся: мы имеем одного челове­ка и — более тысячи школ и направлений, описыва­ющих его психическую деятельность! Как это возможно? Только по одной причине — из-за терминологической путаницы. Материала на все лады и вкусы — океан, а эффекта — пшик. Что уж говорить в таком случае о междисциплинарных дискуссиях!

Вот почему именно сейчас наука нуждается в новой методологической модели, по сути — новом гносеоло­гическом остове, который, с одной стороны, позволит «расширить» возможности «узкого специалиста», а с другой стороны — даст возможность интегрировать знания науки в целостную, непротиворечивую систему, преодолев терминологические и не только терминологи­ческие внутри- и междисциплинарные препоны.

Именно такой подход и пытается реализовать новая методология (психософия).

Что такое психософия?

Психософия—это новая методология, которая осно­вана не на результатах работы психического аппарата человека, то есть не на каких-то положениях, обеспечен­ных психологическим опытом, но на самом феномене этой работы; в основе ее — сущность самого психоло­гического опыта. При этом, когда речь идет о психоло­гическом опыте, нужно думать не о переживаниях чело­века, а о том, что весь мир, явленный ему, и есть этот его, человека, психологический опыт. Ничем, кроме психологического опыта, мы не располагаем и распола­гать не можем.

Психософия рассматривает психологический опыт человека целостно. То есть не человека, изъятого из ми­ра, оторванного от фактического его существования, по­мещенного в абстрактную идеальную пробирку, сте­рильную лабораторию (пусть и существующую лишь в голове исследователя), а человека в его непосредствен­ной, живой взаимосвязи с миром. Психософия, таким образом, не является каким-то частным знанием, осве­щающим какую-то отдельно взятую часть мира, но со­здает универсальную базу для целостного знания о чело­веке и его знании о мире.

Мир рассматривается психософией как, условно го­воря, «сделанный» и «делаемый» человеком. Поскольку мир дан нам лишь через психический опыт — «невоору­женный глаз» и «глаз вооруженный», воспринимаемое и мыслимое, — то думать о нем — о мире — иначе, отставив человека с его психическим аппаратом в сторону, было бы во всех смыслах неправильно. Думать же о че­ловеке, «отрезая» от него действительность, им же пер­манентно созидаемую, и вовсе безумие.

В этом правиле — нет мира без человека и человека без мира — и заключается особенность психософического подхода.

Новая методология, созданная психософией, по су­ти — методология открытых систем. Она описывает от­крытые системы и за счет гибкости, несодержательно­сти своих конструкций готова воспринять любой но­вый, «неожиданный» факт, не обрушившись под его «натиском». Последнее — то есть счастливое обретение фактов, противоречащих основным положениям той или иной теории, — как известно, регулярно травмиру­ет как точные, так и гуманитарные науки. Новая мето­дология устроена так, что подобные кризисы и картези­анские перевороты в ней попросту невозможны — логи­ка структуры научного знания другая.

С другой стороны, знание должно, просто обязано быть технологичным, иначе оно бесполезно. Однако технологичность может быть только естественной, в противном случае эта технологичность — иллюзор­на. Как изучение физиологии органов на умерщвленном предварительно «препарате». Система — это нечто большее, нежели простая сумма ее частей, а значит, если она действительно «живая», а не искусственный муляж, она должна «рождать» новое. В этом-то и состоит дей­ствительная технологичность научного знания: не опи­сывать систему, а видеть ее в развитии.

Поскольку же нам не дано другого познания, кроме психологического опыта, то есть мы всегда имеем дело с результатами работы психического аппарата, следо­вательно, познание этого психического аппарата в це­лом и позволяет обеспечить достоверность познания. Психософия, обеспечивая последовательность анализа, дает нам непретенциозный взгляд на действительность, которая представляется теперь не какой-то не зависимой от нас «объективностью» (относительно которой всегда будет непонятно — доступна она для познания или нет), а реальностью, которую человек способен познавать, но несколько по-иному, в сравнении, например, с растени­ем, клеткой или квантом.

Всем этим позициям психософия находит философ­ское и методологическое обоснование, что переводит последние из бессмысленных игр пространными и умо­зрительными конструкциями в сферу научного знания, а это, в свою очередь, позволяет формировать новые по­зиции, уточнять прежние и, таким образом, развивать искомое психософией научное знание.

Наконец, как бы нас это ни смущало и ни печалило, факт остается фактом: никто не создаст модели для познания некой системы «изнутри» лучше, чем она са­ма, и никто не знает систему лучше ее самой (был бы только у нее инструмент для освоения этих знаний). А поэтому странно настаивать на объективности «внеш­него наблюдателя». Мы или помещаем человека в мир, а мир в человека, что дает нам все шансы на продук­тивность нашей познавательной деятельности, или встаем в сторонке и наблюдаем — пассивно и бессмыс­ленно.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: