Сделай Сам Свою Работу на 5

Командующие армиями медлят





 

Как только начинает передаваться коммюнике, зданием ОКВ на Бендлерштрассе овладевает еще большая неразбериха. Бек, ворча, мчится к Штауффенбергу и требует от него отчета, что происходит с занятием радиостанций, которое должно было произойти уже давно. По мнению Штауффенберга, в этой области все в наилучшем порядке: танки в пути, и самое позднее в половине восьмого они достигнут центра города. «Затем, – говорит он, – мы разобьем их сразу по всем линиям, и радиостанции тоже дождутся своей очереди». Бек, сомневаясь, покачивает головой.

Вскоре после этого главный штаб заговора потрясает сенсационная весть. По телефону звонит командующий военным районом Парижа в оккупированной Франции генерал Штюльпнагель. Бек сам говорит с ним и к тому же совершенно открыто. Он сообщает также, что нужно считаться и с неудачей покушения, но это не меняет дела: жребий брошен. Штюльпнагель отвечает, что он, со своей стороны, уже принял все меры, арестовал руководителей СС, а солдаты повинуются ему беспрекословно. Но говорит ли он правду? На прощанье он предлагает Беку поговорить непосредственно с командующим Западным фронтом фельдмаршалом Клюге и в ответ на согласие Бека сразу дает линию штаба Западного фронта вблизи Парижа.



Клюге сам подходит к телефону. Бек точно излагает ему обстановку и призывает его в этот решающий час без колебаний присоединиться к берлинской операции. Весь главный штаб путчистов жмется к говорящему по телефону Беку. Штауффенберг и Гизевиус через другую трубку следят за разговором Чувствуя, что Клюге колеблется, Гизевиус сует под нос Беку записку: «Дайте ему почувствовать, что для него нет другого выхода». Бек пробегает записку, кивает и показывает глазами, что понимает. И уже говорит: «Клюге, я еще раз совершенно ясно ставлю вам вопрос: присоединяетесь ли вы к операции и подчиняетесь ли вы моему командованию?» Клюге мучительно ищет лазейку, мнется, увиливает. Тогда, наконец, Бек бьет козырем, предложенным Гизевиусом: «Клюге, чтобы рассеять всякие сомнения, я должен напомнить вам наш последний договор и нашу договоренность, поэтому я еще раз вас спрашиваю: подчиняетесь ли вы моему командованию? Отвечайте ясно!» Но Клюге продолжает увиливать, он ссылается на сообщение о неудаче покушения и, наконец, с трудом выдавливает: прежде чем принять окончательное решение, он должен посоветоваться со своим штабом. Наконец он обещает в течение получаса позвонить по телефону.



Как только Бек кладет трубку, снова звонит телефон. Докладывает командование северной группы войск. Бек несколько часов ищет с ним связь, и теперь, наконец, линия есть. Для Бека это дело, как видно, особенно близко к сердцу. Как свой первый, самостоятельный боевой приказ, отданный сегодня, Бек сообщает армейской группировке, уже почти запертой в Курляндском мешке: немедленно начинайте отход, пока еще вообще можно избежать этого развертывающегося «нового Сталинграда». Командующий армейской группировкой генерал-полковник Линдеманн, естественно, старается в этом деликатном положении остаться в стороне, таким образом, Бек может отдать приказ только начальнику его штаба И когда телефонный разговор заканчивается, происходит нечто, глубоко характеризующее всю наивность замыслов путчистов.

Бек созывает всех в свою комнату. «Невозможно предвидеть, как сложится наша судьба в последующие дни и часы, – говорит он торжественным голосом. – Поэтому определенные факты, которые могут быть важными для историков следующего за нами времени, нужно зафиксировать в письменном виде». После этого введения он заносит в протокол только что отданный по телефону приказ, которым он дал возможность северной группе войск пробиться на родину и быть готовой к защите Восточной Пруссии. Эти слова, вероятно, яснее всего свидетельствуют о всем направлении мыслей и узких, ограниченных целеустановках путчистов. Они не хотели ничего другого, кроме «исправления» ошибок Гитлера, и даже в этот критический час оправдание перед историей считали важнее срочных мероприятий путча. Когда они подписывают документ, Бек вытаскивает золотые карманные часы и приподнятым тоном торжественно заявляет: «Господа, 19 часов 21 минута!»



Как только стоящие вокруг начинают приходить в себя от действия особого настроения, охрана у ворот сообщает по телефону: прибыл автомобиль фельдмаршала Вицлебена, пропустить? Немного погодя старик уже появляется в дверях. «Подлое свинство!» – отдувается он со злостью и ворчанием вместо приветствия. Фельдмаршал Вицлебен уже накануне путча находился в готовности в непосредственных окрестностях ставки, и здесь он ждал сигнала к «Валькирии». Его задача и роль должны были состоять в том, чтобы сразу после покушения появиться в ставке и принять руководство. Вицлебен выполняет условия договоренности и сразу после покушения, как только получает сигнал, отправляется в путь. Но как только Вицлебен достигает первой запретной зоны, он чувствует, что что-то не в порядке. Его автомобиль не хотят пропускать дальше. Еще немного он слоняется по окрестностям, пробуя все новые и новые дороги, пока, наконец, из разрозненной то там, то здесь мозаики не начинает подозревать истину, и как можно скорее уезжает. Он быстро гонит машину в Берлин и спешит прямо в ОКВ, где, возмущенный, упрекает Штауффенберга в легкомыслии.

Среди многих плохих новостей, наконец, прибывает и нечто хорошее: по телефону сообщают, что берлинский охранный батальон отправился к зданию ОКВ, чтобы выставить там караул. Штауффенберг поручает прибывшему в это время Гизевиусу осмотреться в городе, установить, как обстоит дело с выступлением танков и солдат, и, по возможности, заглянуть к Гельдорфу. Тут же он заготавливает открытый приказ на право свободного передвижения, подписывает и запечатывает его. Гизевиус отправляется в путь. Внизу во дворе толпится большая группа офицеров, канцелярских служащих, секретарей, машинисток, посыльных, шоферов, работающих в ОКВ, которые претендуют на этот раз быть очевидцами мировой истории, если можно смотреть даже только с галерки или со стоячих мест. Они, конечно, достаточно хитры, чтобы дать свободу своим истинным чувствам, но по отдельным словам, замечаниям можно почувствовать, куда они клонят.

 

Провал путча

 

О том, что происходит в действительности в центре Берлина в эти ранние вечерние часы 20 июля 1944 г., у путчистов в здании ОКВ, которые волнуются, бегают, отдают приказы и говорят по телефону, в то время нет даже ни малейшего понятия. А ведь судьба путчистов решается как раз тогда, когда в предвечерние часы приходит первая, более того, может быть, единственная «хорошая весть» дня: по телефону сообщают, что берлинский охранный батальон, наконец, отправился к зданию ОКВ. Эта весть – в тот момент – отчасти правда, но охранный батальон получил двойную задачу: одна задача состоит в защите ОКВ, а другая – в окружении, занятии министерства пропаганды Геббельса и в аресте «хромого дьявола». Командир охранного батальона майор Ремер, чтобы выполнить обе задачи, делит свой батальон на две части, а сам остается на посту командира и поддерживает постоянную радиосвязь с обеими частями подразделения.

Однако случайность иногда является причиной беспримерной трагикомедии. Один из фанатичных нацистских офицеров – инструкторов министерства пропаганды Геббельса, лейтенант Гаген, уже более полугода раз-два в месяц читает лекции для охранного батальона. Эта серия лекций недавно закончилась, и лейтенант Гаген именно в этот вечер пришел попрощаться со своими бывшими учениками. На стол ставится и еда, и питье, и в разгаре веселой пирушки как раз в комнате майора Ремера до лейтенанта Гагена доходит слух о приказе «Валькирия».

Гаген уговаривает Ремера быть осторожным в отношении дополнительной части приказа – ареста Геббельса, – подождать несколько минут, пока он, Гаген, поинтересуется по телефону у Геббельса, действительно ли умер Гитлер. Майор Ремер, который, правда, не нацист, но солдат до мозга костей и для которого приказ есть приказ, не склонен к этой волоките. К чему такое сложное переспрашиванье, говорит он, когда сверху пришел ясный приказ? Но офицер пропаганды не уступает. «Большая спешка в таких случаях никогда не приводит к хорошему, – говорит он Ремеру. – У Геббельса прямая телефонная связь со ставкой, за десять минут можно все выяснить». Майор Ремер, наконец, соглашается, и Гаген вызывает по телефону Геббельса.

Хитрый «хромой черт» сразу осознает, как много поставлено на карту в этот момент, и просит Гагена передать трубку майору Ремеру. Начинается взволнованный разговор, настоящий поединок. На одной стороне стоит неизвестный майор, на другой стороне – всесильный имперский министр пропаганды, гаулейтер Берлина, вице-президент совета обороны, великий мастер слов и уверток, недоучившийся адвокат. Геббельс чувствует, что вначале он взял неверный тон, и сразу его меняет. Теперь его голос становится медоточивым, он обволакивает свою жертву лестью. Ремер колеблется. Геббельс чувствует, что наступает психологический момент. Он просит Ремера приехать к нему лично: ведь его части и так уже окружили здание министерства пропаганды.

Это подействовало. Ремер думает, что на месте он действительно лучше сможет оценить обстановку, в крайнем случае лично арестует «хромого черта». И вот он уже там, в командирской машине, с двумя офицерами своего штаба Его подразделения до той поры уже закончили окружение здания, заняли его и ждут окончательного приказа Ремера. Майор спешит в блестящий кабинет министра. Геббельс встречает его с очаровательной любезностью, обходясь на этот раз без ораторских трюков. Вместо этого он подходит к прямому телефону, связывающему его со ставкой фюрера, за несколько секунд включает связь и молча протягивает трубку майору Ремеру.

 

По телефону говорит… мертвый Гитлер

 

На другом конце линии – ясно, хорошо слышно – говорит Гитлер.

– Я хорошо помню вас, господин майор, ведь всего несколько недель, как я смог вручить вам Рыцарский крест с дубовым венком к Железному кресту, – начинает разговор Гитлер. – Как видно, награда попала достойному. Вы узнаете мой голос, майор Ремер?

– Слушаюсь, мой фюрер! – отвечает майор, и что в этот момент происходит в его душе, – очень трудно было бы изложить точно.

Прежде всего мы думаем о той фантастической случайности, что из многих тысяч майоров многомиллионной немецкой армии, которые, вероятно, никогда в жизни не разговаривали с Гитлером, Ремер был как раз тот, который несколько недель назад вместе с двенадцатью другими офицерами действительно ходил в ставку Гитлера получать награду и по этому случаю «мог поговорить» со своим фюрером. Верно, что Ремер никогда не был нацистом, но он – кадровый офицер и пруссак. Вплоть до этого момента он верит, что Гитлер пал жертвой покушения и армия берет власть в свои руки. И теперь он собственными ушами слышит, что Гитлер жив! Значит, все остальное – ложь и обман, более того, предательство! Его, Ремера, втягивают в авантюру, опасную для жизни, может быть, в гибельную авантюру.

И в это время Гитлер, которого, очевидно, уже заранее настроил Геббельс, наделяет по телефону Ремера всей полнотой власти, ставит его над генералами и фельдмаршалами и поручает ему «по собственному, наилучшему усмотрению установить порядок, подавить путч» и не принимать приказов ни от кого другого, кроме него, Гитлера. «Какую власть он дал мне в руки, в руки маленького неизвестного майора!» – думает Ремер, и этим для него вопрос уже решен.

Ремер приступает к работе. Прежде всего он запирает все улицы, ведущие к Бендлерштрассе. Через несколько минут в командирской машине он сам гонит на Бендлерштрассе, к зданию ОКВ, которое уже около восьми часов взято под защиту другой частью батальона, к великой радости Ольбрихта, Штауффенберга и других. Едва только Ремер со своим штабом прибывает к зданию, он созывает своих офицеров, коротко информирует их об изменившейся обстановке и дает новые указания. Начиная с этого момента находящиеся в здании ОКВ оказываются под» прикрытием» берлинского охранного батальона. Однако пока не видно никаких внешних признаков решающего поворота в обстановке, находящиеся в здании ничего не подозревают. Ведь они даже не удостаивают батальон, выделенный для их защиты, того, чтобы пригласить его офицеров в здание.

Путчисты только сидят в мрачном здании ОКВ и пребывают до конца в уверенности, что все идет своим чередом, по плану. 10 часов вечера. В это время так называемые «нейтральные» офицеры, занимающие небольшие должности среди путчистов, которые, правда, до этого момента сотрудничали со Штауффенбергом и его друзьями, замечают, что происходит вокруг здания. От своих коллег – офицеров из охранного батальона – они также узнают, что происходит в городе. Многие из них из окон и со двора видят, что подразделения охранного батальона заменяются подразделениями СС. Они чувствуют, что начинается новая, более опасная авантюра. Первая скрипка этих колеблющихся «нейтральных» офицеров – полковник фон дер Гейден сознает, что таких, как он, может спасти только какое-либо молниеносное действие. Он собирает небольшую группу и во главе ее с криком «Измена!» врывается в комнату Штауффенберга, выхватывает револьвер и стреляет в полковника.

Однако выстрел не смертелен. Штауффенберг вскакивает из-за письменного стола и, оставляя за собой большие кровавые следы, бежит из комнаты прямо наверх, на следующий этаж, к Беку. Как раз вовремя.

Люди майора Ремера уже заняли здание, освободили «из плена» генерал-полковника Фромма, и когда Штауффенберг вбегает весь в крови, Фромм, окруженный солдатами охранного батальона и прибывшего к этому времени подразделения СС, как раз «творит суд» над генерал-полковником Беком и его друзьями.

– Ну-с, господа, после того как вы наигрались здесь в детские игрушки, теперь я сделаю с вами то же, что сделали вы со мной сегодня утром, – говорит саркастическим тоном Фромм.

Однако Фромм хорошо знает, что на этот раз положение серьезно и пахнет кровью, что сейчас здесь играют «головами» и он, таким образом, отнюдь не может удовольствоваться «тем же самым, что сделали с ним». Ведь его всего-навсего заперли в собственной приемной и немного погодя прислали из буфета сандвичи и бутылку вина. Итак, Фромм выхватывает револьвер и, размахивая им перед носом Бека, кричит:

– Немедленно сдайте оружие!

– У нас нет оружия, – говорит Ольбрихт тихо.

– В ящике моего письменного стола есть револьвер, но я хотел бы воспользоваться им сам, – отвечает Бек.

– Пожалуйста, но тогда немедленно, – отвечает с ледяной антипатией Фромм.

Бек вынимает оружие, заряжает его, открывает предохранитель.

– Не направляйте на меня ствол! – говорит поучающим тоном Фромм.

– В этот трагический момент мои мысли летят назад, в старые времена… – начинает Бек что-то вроде напутственной речи, но Фромм грубо вмешивается и прерывает его:

– Сейчас нас это не интересует! Прошу вас, действуйте… – и рукой показывает на пистолет.

Бек бормочет что-то дальше, поднимает оружие и стреляет себе в голову. Но в этот день в него, как видно, не попадает даже пуля, Бек смог повредить себе только верхнюю часть черепа, он остается в полном сознании, опускает оружие и бормочет:

– Кажется, не удалось… – и падает без сознания.

– Помогите старику, – презрительно бросает сквозь зубы Фромм стоящим вокруг них офицерам.

Двое бросаются к Беку.

– Возьмите у него оружие! – говорит Фромм.

В это время Бек приходит в себя, выпрямляется и говорит:

– Нет, нет, я его еще хочу сохранить, оно мне еще нужно…

В то время как два офицера возятся со вновь потерявшим сознание Беком, Фромм невозмутимо повертывается к сидящим в углу комнаты Ольбрихту, Штауффенбергу, полковнику Мерцу фон Квирнхейму и обер-лейтенанту Гефтену:

– У вас, господа, есть еще несколько минут… Если вы желаете что-либо изложить в письменной форме, вы можете это еще сделать…

– Я хотел бы кое-что набросать на бумаге… – говорит Ольбрихт.

– Прошу вас пересесть к круглому столу для заседаний, где вы всегда сидели напротив меня, там вы найдете бумагу и письменные принадлежности.

Ольбрихт садится к столу и начинает писать, а Фромм медленно выходит из комнаты. Он отсутствует около пяти минут, затем возвращается.

– Вы готовы, господа? – спрашивает он уже в дверях. – Прошу вас, поспешите, чтобы для остальных ожидание не было слишком тягостным. Итак, именем фюрера я созвал только что военный трибунал, который вас четверых, а именно: полковника генерального штаба Мерца фон Квирнхейма, генерала пехоты Ольбрихта, этого полковника (показывает на графа фон Штауффенберга), имени которого начиная с этих пор я не знаю и произносить больше не желаю, и этого обер-лейтенанта (показывает на Гефтена) – приговорил к смертной казни!

С этими словами Фромм повертывается к офицеру СС, стоящему в комнате и вооруженному автоматом, и приказывает:

– Прошу вас, возьмите с собой несколько человек, выведите их во двор и немедленно приведите приговор в исполнение!

Четверых мужчин окружают и уводят. В этот момент Фромм обращает внимание на смертельно раненного генерал-полковника Бека и кричит на него:

– А с вами что будет? Сколько можно ждать?

– Дайте другой револьвер… – бормочет Бек.

Один из офицеров вынимает свое служебное оружие и передает ему.

– Прошу вас, можете попытаться вторым выстрелом… – вполголоса замечает Фромм и дает указание увести неуверенно стоящего у стены бледного генерала Геппнера.

В этот момент в комнате раздается выстрел, и Бек падает замертво. Как раз в это время во дворе ставят к стенке четырех осужденных. По ту и по эту сторону забора теснится большая толпа зрителей: солдаты СС, служащие гестапо. Трещит очередь, жертвы падают.

 

Ночь ужасов

 

Через день после того, как во дворе здания ОКВ на Бендлерштрассе прозвучали автоматные очереди подразделения солдат СС, производящего казнь, перед воротами ближайшего кладбища останавливается большой черный «Мерседес». После того как шофер автомобиля унтер-офицер в армейской форме находит ворота кладбища запертыми, он некоторое время нерешительно стоит около автомобиля. Наконец запоздалый прохожий объясняет ему, что ключ от кладбища хранится у церковного сторожа маленькой церквушки на другой стороне. Итак, унтер-офицер идет к боковому входу в церковь и звонком поднимает с постели церковного сторожа. Тот пугается насмерть, когда унтер-офицер рассказывает ему о цели своего прихода. Но он считает лучше не слишком придираться, быстро накидывает на себя одежду, открывает скрипучие ржавые железные ворота, и унтер-офицер со своими особыми пассажирами въезжает в них.

В большом, черном автомобиле лежат пять трупов. У унтер-офицера строгий приказ: как можно незаметнее закопать трупы в самом отдаленном, глухом углу кладбища. Итак, церковный сторож, закрыв ворота за автомобилем, сам тоже вынужден сесть к унтер-офицеру и направляет автомобиль к заброшенному участку. Яркие фары автомобиля при каждом повороте выхватывают ряды могил. Как только они останавливаются, унтер-офицер сразу начинает копать. Чтобы быстрее закончить, церковный сторож тоже вскоре берет заступ и помогает ему. Они работают уже больше часа, когда сторож спрашивает: «Зачем такая большая яма для пяти трупов?» Унтер-офицер некоторое время молчит, думает, что ответить, затем, наконец, выпаливает: «Еще привезут тридцать, им тоже нужно место…»

Церковный сторож приходит в ужас «Из всего этого дела еще может стрястись большая беда», – думает он и, ни слова не говоря, бежит к ближайшему полицейскому. Вскоре он возвращается с двумя полицейскими. Унтер-офицер в это время подтащил трупы к яме. Полицейские включают фонари. Свет фонарей выхватывает из тьмы пять трупов: генерал, два полковника, обер-лейтенант и один пожилой человек в гражданском.

Полицейские тоже потрясены, один из них бежит в ближайший военный госпиталь и вскоре возвращается с двумя военными врачами. Они начинают озабоченно совещаться над пятью окровавленными трупами. Унтер-офицер объясняет им все в нескольких словах. «В этом случае лучше всего не слишком умничать», – думают они, и теперь копают уже все пятеро. Когда яма готова, они ждут еще тридцать трупов, но поскольку их нет и в помине, закапывают пятерых офицеров. После этого странные могильщики тихо удаляются.

На рассвете церковного старосту опять поднимают с постели. Пришли ребята «черного Генриха» из СС, требуют «свои трупы». «Служба опознавания» СС выкапывает трупы, фотографирует их со всех сторон, затем трупы швыряют в автомобиль и везут в крематорий. СС не хотят оставлять «мучеников» на общественном кладбище.

Гизевиус, которого перед неожиданным поворотом в настроении командира берлинского охранного батальона послали «осмотреться» на местности и который, таким образом, случайно избежал гибели, сидит теперь в бункере д-ра Штрюнка. Начальник берлинской полиции Гельдорф тоже здесь. Все они сидят вокруг радиоприемника и ждут объявленного выступления Гитлера. Далеко за полночь раздается хорошо знакомый голос Ганса Фриче: «Говорит фюрер». Присутствующие вопросительно смотрят друг на друга. Действительно ли это он? Да, никакого сомнения, это его голос, его хорошо знакомые вычурные фразы, его типичный тон, которому по всей империи усердно подражают тысячи маленьких гитлеров.

«…Бомба, которую подложил полковник граф фон Штауффенберг, – говорит Гитлер, – взорвалась в двух метрах от меня. Несколько моих сотрудников были тяжело ранены, один из них даже умер. Маленький круг преступников не имеет ничего общего с немецкой армией. Сейчас мы беспощадно выкорчевываем эти подлые элементы…»

Вслед за выступлением Гитлера – в соответствии с традицией – играют марш Баденвейлера, затем сам Геринг, который не может упустить такой великолепный случай, тоже говорит несколько слов «товарищам из военной авиации»:

 

«По поручению бывших генералов, которых нужно было выгнать из-за трусливого и скверного руководства военными действиями, полковник граф фон Штауффенберг осмелился на поразительно подлое покушение. Однако фюрер чудом спасся. Военно-воздушные силы противопоставляют этой измене свою пламенную любовь к фюреру и не пощадят своих сил в бою за победу».

 

Так ораторствует Геринг, который в это время через своих агентов в Швеции ведет секретные переговоры с союзниками о том, склонны ли они будут заключить с ним, Герингом, сепаратный мир, если бы ему удалось «устранить» Гитлера. После этого радио снова играет военный марш, затем несколько высоких комплиментов отпускает также командующий военно-морским, флотом адмирал Дениц:

«Священная ярость и неизмеримый гнев наполняют нас из-за постыдного покушения, которое чуть не стоило жизни нашему любимому фюреру. Однако провидение хотело другого. Оно защитило его и этим сберегло также нашу немецкую родину в этот роковой час. Моряки нашего военно-морского флота готовы уничтожить каждого, оказавшегося предателем!»

 

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.