Газовые камеры – под клумбами

Ужасы массовых истреблений людей в городах и селах, массовые расстрелы, массовые могилы вскоре вызвали такое возмущение, что нацисты были вынуждены коренным образом преобразовать технику убийства.

По образцу «классического» немецкого концентрационного лагеря, пресловутого Дахау и ему подобных, развивая их дальше, нацисты создают такую систему лагерей уничтожения, которая не имеет примеров в истории. Среди этих лагерей самый ужасный – это комбинат смерти Аушвитц-Биркенау. Из 8 млн. людей, погибших в нацистских концентрационных лагерях, только в одном этом лагере нацисты убивают в газовых камерах и сжигают в крематориях 3,5 млн.

Это гигантское лобное место народов было построено в одном из самых нездоровых районов Восточной Силезии, на болотистой местности. Из всех уголков оккупированной Европы, проехав много дней в запломбированных вагонах для скота, лишенные пищи и воды, прибывают сюда люди. Тех, кто не погиб в дороге, эсэсовцы с помощью палок и немецких овчарок выгоняют на разгрузочный распределитель, где все, даже одежда, отбирается, и вместо этого заключенные получают грязные тряпки, на ноги – деревянные башмаки. Голову стригут наголо, на руке вытатуировывают номер.

Как же начиналось массовое истребление людей в комбинате смерти Аушвитц-Биркенау? Массовые убийства в газовых камерах начинаются весной 1942 года в единственной тогда в лагере установке: в первое время газом уничтожают главным образом советских военнопленных. В то время аушвитцкий крематорий состоит из небольших газовых камер «мощностью» на 600–800 человек и шести печей для сжигания. О первых опытах с газом начальник лагеря Рудольф Гесс в 1946 году в показаниях, данных в краковской тюрьме, рассказал следующее:

«Однажды в 1941 году, когда я по служебному делу уехал из лагеря, мой заместитель Фрич провел подготовку для казни пленных газом «циклон-В», применяемым до того времени в лагере для истребления червей. Впоследствии я тоже смотрел в противогазе, как умерщвляют газом людей.

Первый опыт истребления людей газом не очень подействовал на мою совесть. Я лучше помню обработку газом 900 советских военнопленных. Это слу-. чилось не намного позже, еще в старом крематории. Когда состав с русскими военнопленными начал выгрузку из вагонов, в потолке помещения для трупов в крематории мы просверлили несколько отверстий. Русские должны были раздеться в помещении перед мертвецкой и отсюда совершенно спокойно идти в мертвецкую, потому что мы сказали им, что они пройдут обработку от вшей. Состав заполнил весь зал мертвецкой. Когда они были все внутри, мы забили за ними двери и через отверстия в потолке всыпали туда кристаллы газа. Не знаю, сколько времени продолжались их предсмертные страдания, но через длительный промежуток времени послышался какой-то шум и движение. Несколько пленных закричали: «Газ!», затем начались крики, и изнутри стали сильно давить на двери, конечно, безрезультатно. Только через несколько часов открыли двери и проветрили помещение.

Тогда я впервые увидел трупы такой большой массы людей, убитых газом. Хотя я заранее знал, что смерть от газа ужасна, мне стало плохо. Чувство ужаса овладело мной… Все же я открыто могу заявить, что обработка этого состава газом подействовала на меня успокаивающе, потому что вскоре нужно было начинать массовое истребление евреев и вплоть до того момента мы не могли изобрести соответствующий способ для их массового уничтожения…»

Весной 1942 года вступают в строй новые, «современные», построенные форсированными темпами крематории Аушвитц-Биркенау. Эти здания были «по-современному» оснащены встроенными газовыми камерами, проекты которых были разработаны техническими офицерами СС. На технических штампах печей для сжигания можно прочитать марку фирмы «Топф и сыновья, Эрфурт».

Новые крематории – это одноэтажные здания, построенные в германском стиле, с крутой крышей, со слуховыми окошечками и окнами с решеткой. Озелененный двор окружен изгородью из колючей проволоки, по которой пущен электрический ток. Обе стороны дорожки, посыпанной желтым песком, опоясываются свежим зеленым газоном с цветочными клумбами, за которыми заботливо ухаживают. Точно под клумбами находятся подземные газовые камеры… Крематории № 3 и № 4 были выстроены за небольшим лесом, высокие сосны и березы скрывали трагедию сотен тысяч и миллионов людей. Это место по-польски называлось Бжезинка, то есть Березовая роща, и отсюда немецкое название: Биркенау.

К крематориям № 1 и № 2 принадлежали также две подземные камеры. Первая, большая, была помещением для раздевания, иногда служила мертвецкой, вторая – газовой камерой. В газовых камерах 1-го и 2-го крематориев помещалось 2000 человек. При входе в газовые камеры были двустворчатые двери, за ними – подъемник, на котором трупы перевозились к кремационным печам. Крематоры, расположенные на первом этаже крематория, состояли из 15 печей, разделенных на три части. В нижней части печей электрические вентиляторы нагнетали воздух, в среднюю часть закладывалось топливо, а в верхней части на крепкие шамотовые колосниковые решетки помещались трупы, которые прибывали сюда с подъемника на маленьких тележках, похожих на вагонетки. В печах были чугунные двери с защелкивающимся затвором.

На первом этаже было также помещение для казней. Здесь выстрелом в затылок убивали тех депортированных из небольших составов, ради которых «не стоило» пускать в ход газовую камеру и топить крематорий. В то время у начальника крематория эсэсовца Молля было любимым развлечением выстраивать по пять человек, подлежащих казни, и стараться поразить одной пулей пять жертв, чтобы сэкономить боеприпасы и показать другим эсэсовцам науку «снайпеpa». Гладкий бетонный пол этого помещения для казней шел наклонно к находящемуся посредине желобку с отверстиями, в который стекала кровь казненных.

На первом этаже было также машинное отделение с электромоторами и вентиляторами, служебное помещение надзирателей СС, помещения для плавления золотых зубов, собранных у трупов. Со двора ступеньки вели в подвальное помещение. Для более легкой доставки стариков и больных была построена также бетонная дорожка, по которой жертвы скользили прямо в газовую камеру.

К четырем новым крематориям относилось всего восемь газовых камер, в которых можно было уничтожить сразу 8000 человек. Восемь газовых камер «обслуживались» 46 кремационными печами, на каждую группу требовалось 20 минут. Если печи не поспевали за «мощностью» газовых камер, что случалось довольно часто, то много тысяч трупов сжигалось на кострах. Тогда после газовой обработки трупы выкидывались прямо во двор, затем ремнем, обвязанным вокруг щиколотки ноги, их волочили к кострам, газовые камеры убирали, и все начиналось сначала…

Заживо сожженные дети

В 1944 году повышение темпа крупных массовых убийств стало таким срочным делом, что детей без обработки газом живыми бросали в кремационные печи. Это показалось невероятным даже судьям Нюрнбергского Трибунала, наслышавшимся многих ужасов. По этому вопросу было допрошено особенно много свидетелей. Вот допрос одного из свидетелей, польской писательницы, проживающей в Нью-Йорке, бывшей узницы лагеря Аушвитц-Биркенау, Сверины Шмаглевской, который вел один из советских обвинителей на Нюрнбергском процессе – Смирнов.

«СМИРНОВ: В течение какого времени вы находились в Аушвитце?

ШМАГЛЕВСКАЯ: С 7 октября 1942 г. до января 1945 года.

СМИРНОВ: Чем подтверждается, что вы были узницей этого лагеря?

ШМАГЛЕВСКАЯ: У меня есть номер, вытатуированный на моей руке (показывает).

СМИРНОВ: Скажите, пожалуйста свидетельница, вы были очевидцем отношения эсэсовцев к детям в Аушвитце?

ШМАГЛЕВСКАЯ: Да.

СМИРНОВ: Я прошу вас рассказать об этом.

ШМАГЛЕВСКАЯ: В то время, когда больше всего евреев уничтожалось в газовых камерах, вышло распоряжение, что детей будут бросать в печи крематория или в ямы крематория без предварительного удушения их газом.

СМИРНОВ: Как следует вас понимать: их бросали в огонь живыми или перед сожжением их убивали другими способами?

ШМАГЛЕВСКАЯ: Детей бросали живыми. Крик этих детей был слышен во всем лагере…»

В связи с этим стоит еще заслушать показание одного из самых старых узников лагеря, Филиппа Мюллера из Вагсердахей, о начальнике крематориев Молле.

«Летом 1944 года прежнего начальника СС заменили палачом из СС Моллем. Молль все реорганизовал и даже велел выкопать ямы для сожжения трупов. Если работы было много, то он сам помогал бросать трупы в яму: он засучивал рукава и работал за двоих. Этот фанатик – сумасшедший нацист, он не пил и не курил, много раз заявлял, что приказ есть приказ и что, если фюрер приказал бы, он сжег бы собственных жену и детей.

Его единственной страстью были зрелище человеческой крови и стрельба, а любимым развлечением – игра с детьми матерей, ожидающих смерти. Улыбаясь, он подходил то к одной, то к другой матери, целовал ее ребенка, давал ему кусочек шоколада и уносил ребенка, обещая, что принесет его сейчас же обратно. Однако вместо этого он нес его к горящим кострам и заживо бросал в горячий человеческий жир, текущий в канаве вдоль костров. Он повторял это много раз в день и затем вслух заявлял: «Сегодня я сделал достаточно для родины!» И как человек, хорошо сделавший свое дело, просил ужин у своего слуги, военнопленного француза. В свободные часы он ходил ловить рыбу на Вистулу».

Неизмеримый цинизм и почти непостижимую бесчеловечность служащих здесь рядовых эсэсовцев и офицеров лучше всего можно почувствовать по показанию, которое дал начальник комбината смерти Аушвитц-Биркенау Рудольф Гесс в краковской тюрьме.

«Многие матери прятали своих младенцев под груду белья в помещении для раздевания. Члены отряда СС особенно наблюдали за этим и уговаривали таких женщин до тех пор, пока те не начинали верить их обманчивым словам и не брали с собой детей. Я наблюдал, что женщины, которые подозревали или знали, что их ожидает, несмотря на смертельный ужас в глазах, пересиливали себя, шутили с детьми, чтобы только как-нибудь их успокоить. Однажды ко мне подошла женщина и, указывая на своих четверых детей, которые послушно шли, держа друг друга за руки, спросила: «Что вы можете ответить на то, что убиваете этих красивых, милых детей? У вас нет сердца!» В ее глазах сверкала ненависть. Затем спокойно, даже не глядя больше на меня, она переступила порог газовой камеры. Иногда, когда женщины раздевались, разыгрывались ужасные картины. Они рвали на себе волосы, вели себя, как безумные, их вопли проникали до самого сердца. В таких случаях конвойные вели их за здание и заставляли их замолчать выстрелом в затылок. Бывало также, что женщины, когда замечали, что члены команды СС уходят из камеры, начинали подозревать, что их ждет в следующее мгновение, и разражались в наш адрес ужасными проклятиями. Я видел, как одна из женщин при закрытии двери газовой камеры, напрягая все силы, бросилась на дверь, чтобы втиснуть своих детей обратно в раздевальню, и, рыдая, кричала: «Оставьте по крайней мере жизнь моим дорогим детям!»

Как начальник лагеря Аушвитц, я был там часто и днем, и ночью, когда трупы вытаскивали из газовых камер и сжигали в печах. Я часами наблюдал, как выламывают изо рта трупов золотые зубы, как стригут волосы женщин. Через маленькое окошечко двери газовой камеры я смотрел, как умирают люди, потому что врачи останавливали на этом мое внимание.

Гиммлер часто посылал в Аушвитц высокопоставленных правительственных чиновников, функционеров национал-социалистской партии и офицеров СС, чтобы они лично видели, как уничтожают евреев в газовых камерах. Некоторые из них, кто до этого очень ратовал за методы, применяемые при уничтожении узников, тихо молчали, когда собственными глазами видели «окончательное разрешение еврейского вопроса». Они спрашивали у меня, как я и мои люди можем постоянно смотреть и выносить такие ужасы. Я всегда отвечал им, что приказ фюрера нужно выполнять с железной последовательностью и что перед этими приказами нужно оттеснить на задний план все человеческие чувства».

Нужно признать, что это им действительно удалось.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: