Что случилось в замке Риббентропа «Фушль»

Между тем Гитлер пытается ввести в заблуждение относительно своих истинных планов даже своего союзника Муссолини: он хочет, чтобы тот поверил, что Гитлер желает поддерживать мир в Европе по крайней мере в течение трех ближайших лет. Итальянский посол в Берлине Аттолико, который отлично знаком с фактами, шлет постоянные предупреждения своему правительству. Итальянский министр иностранных дел граф Чиано отмечает в эти дни в своем дневнике: «Упорная настойчивость Аттолико заставляет задумываться. Этот человек или совсем потерял голову, или он знает нечто такое, о чем мы даже не подозреваем».

6 августа 1939 г. вследствие секретных докладов Аттолико подозрения к Гитлеру в итальянском правительстве настолько возрастают, что Муссолини и его зять – граф Чиано обсуждают это дело конфиденциально. В этот же день Чиано записывает об этой беседе в своем дневнике: «Мы согласились на том, что нужно искать какой-то выход. Германский путь ведет к войне, и, таким образом, мы должны были бы вступить в войну при неблагоприятных для нас обстоятельствах, так как мы далеко не закончили наших приготовлений. Я высказал мысль дуче, что мне нужно было бы снова встретиться с Риббентропом. Он полностью со мной согласился».

Итак, Чиано наносит визит Риббентропу. Встреча Чиано и Риббентропа происходит в поместье Риббентропа под Зальцбургом, в его замке «Фушль». У Риббентропа, который любит роскошное окружение, семь замков. Но из них самым любимым местом пребывания Риббентропа является замок «Фушль» под Зальцбургом.

«Пока мы ждали ужина, – пишет Чиано в тот день в своих заметках в дневнике, – Риббентроп сообщил мне, что они решили бросить горящий фитиль в бочку с порохом. Все это он сказал так, будто мы говорили о самом обычном административном вопросе или о режиме питания. Когда позже мы прогуливались по его саду, я решительно спросил его: «Что вы хотите, коридор или весь Данциг?» «Теперь уже ни того, ни другого: мы хотим войны!» – ответил он, смерив меня холодным, как лед, взглядом с головы до ног».

В докладе, посланном в Рим, Чиано пишет: «Я разъяснил Риббентропу, что их план при современном политическом положении неизбежно повлечет за собой англо-французскую интервенцию».

А в своем дневнике Чиано пишет: «Они были убеждены, что Англия и Франция сложа руки будут смотреть на избиение Польши. Однажды, когда, мы обедали в зальцбургском «Эстеррайхишер хоф», Риббентроп даже хотел заключить пари. Согласно его предложению, если англичане и французы останутся нейтральными, то я дарю ему итальянскую картину, если же они вступят в войну, то он посылает мне коллекцию древнего оружия!»

В этот же самый день, 11 августа 1939 г., профессор Буркхардт, назначенный Лигой Наций главным комиссаром Данцига, ведет конфиденциальный разговор с Гитлером в имперской канцелярии. Буркхардт, подозревающий намерения немцев, по поручению Лиги Наций хотел бы выудить у самого Гитлера какую-нибудь более достоверную информацию.

Когда после длительных переговоров Буркхардт исчерпывает все дипломатические средства и все же знает не больше, чем раньше, о действительных целях Германии, он говорит Гитлеру: «Если позволите, я хотел бы спросить у вас совета по личному делу: должны ли оставаться мои дети в Данциге оставшуюся часть года?» Гитлер попадает в ловушку и отвечает: «Я думаю, что для ваших детей лучшим местом была бы Швейцария. В Данциге каждый день может что-нибудь произойти…»

Граф Чиано уже на другой день получает сведения об этой беседе и сразу сообщает о ней своему тестю Муссолини. О первой реакции Муссолини граф Чиано отмечает в своем дневнике следующее: «Он хочет подготовить отход от Германии, но хочет действовать осторожно, чтобы не разрывать грубо отношений».

Чтобы пока держаться вдали от конфликта, по крайней мере до тех пор, пока они не подготовятся должным образом, итальянские фашисты ссылаются на плохое положение с сырьем. Из германского ответа выясняется, что Гитлер подозревает, что происходит в Риме. Он отправляет послание Муссолини, в котором спрашивает, каким сырьем он мог бы помочь Италии. Муссолини чувствует, что этим он попал в самую точку. Эксперты по поручению Муссолини составляют такой список желаемого, который Германия, очевидно, не в состоянии удовлетворить. Муссолини просит 70 млн. редчайших и ценнейших видов сырья, для перевозки которых в Италию потребовалось бы много тысяч железнодорожных грузовых вагонов. «Мы составили такой список, – пишет в своих дневниках Чиано, – от которого закружилась бы голова даже у быка, если бы он умел читать».

Требование Италией сырья возымело должное действие в Берлине. У германских экономических экспертов даже захватило дух при виде такой наглости. «И к какому сроку нужно Италии это количество сырья?» – осторожно спрашивают Аттолико в экономическом отделе немецкого министерства иностранных дел. «Немедленно», – отвечает не моргнув глазом Аттолико и широкой улыбкой сопровождает свои слова. Отсюда Гитлер ясно видит, что по крайней мере в начале войны он не может рассчитывать на своего южного союзника. Пока что Германия должна одна прыгнуть в неведомое…

Последняя попытка

Европа доживает последние мирные дни перед началом Второй мировой войны. Гитлер уже сделал последние приготовления для развязывания войны и теперь созывает в свое гнездо в Оберзальцберге высших руководителей армии, чтобы еще раз обрисовать им свои замыслы. Текст выступления Гитлера нашли в архиве ставки во Фленсбурге:

«Я для того созвал вас сюда, – начинает он свою речь, – чтобы еще раз бросить взгляд на детали моего решения. Из побудительных причин нужно выделить две: мою личность и личность Муссолини. В сущности, от меня зависит все, от моего бытия, от моих политических способностей. В будущем наверняка не встретится человек с большим авторитетом, чем у меня. Следовательно, мое существование является очень ценным фактором. Однако я в любой момент могу пасть жертвой покушения преступника или безумца. Другим личным фактором является дуче. Его существование тоже имеет решающее значение. Дуче – человек с самыми крепкими нервами в Италии.

Учитывая эти авторитетные факторы, на другой стороне перед нами развертывается негативная картина. В Англии и Франции мы не находим выдающихся личностей. Руководители наших противников остаются на уровне значительно ниже среднего. Они не являются людьми действия.

Наряду с личными факторами для нас благоприятно также и политическое положение. Все эти благоприятные обстоятельства не будут более существовать через два-три года. Никто не может знать, до каких пор я проживу. Поэтому лучше, если столкновение произойдет сейчас.

Наше отношение к Польше становится невыносимым. Сейчас еще большая вероятность того, что Запад не вмешается. Поэтому мы должны встать на путь смелых действий с беспощадной решительностью. Нужны стальные нервы, твердая, как сталь, решимость. Я боюсь только того, что в последний момент какая-нибудь свинья вылезет с предложением о посредничестве».

Это действительно откровенная речь. Следовательно, война – решенное дело, законченный факт. И, как он уже предсказал, Гитлер 25 августа 1939 г. действительно отдает приказ вермахту: на другой день на заре, в 4 часа 45 минут, начать наступление на Польшу.

Однако в тот же день вечером он внезапно отменяет приказ о наступлении. Положение неожиданно изменилось. Из Лондона прибыло сообщение о том, что Польша подписала соглашение о взаимопомощи с Великобританией, которое, очевидно, направлено на защиту против вероятного немецкого нападения. Следовательно, начиная с этой минуты война с Польшей означает также войну с Англией и тем самым, естественно, войну с Францией.

В этот момент на арену мировой политики выходит личность с неизвестным дотоле именем – шведский инженер и крупный промышленник Биргер Далерус. Несколько лет назад он познакомился с Герингом, первая жена которого была шведской баронессой. Далерус чувствует, что он – тот человек, который может воспрепятствовать готовящейся мировой войне.

Далерус, которого на Нюрнбергском процессе допрашивали в качестве свидетеля, так рассказал о предыстории своего предприятия: «2 июля 1939 г. я встретился с некоторыми друзьями в «Конститьюшинэл клаб», мы обсудили сложившееся положение, и они ясно резюмировали общее мнение английской общественности.

Я видел, что население Англии полностью решилось: оно не потерпит в дальнейшем наступательных акций Германии. После того как я заметил, что в третьей империи имелась склонность игнорировать нежелательные сообщения, я счел своим долгом сообщить это мнение английской общественности, высшим кругам Германии и думал, что это сообщение будет очень ценным. Согласившись со своими друзьями в вопросе о целесообразности посещения Германии, я отправился туда и добился приема у Геринга 6 июля в 4 часа дня в его поместье Каринхолл».

В своих мемуарах под названием «Последняя попытка» Далерус так рассказывает историю этой встречи:

«Когда я в последний раз в 1935 году был в Каринхолле, он был лишь домом, сколоченным из грубых балок, построенный в стиле северного блокхауза. Как он изменился теперь, через несколько лет! Из прежнего бревенчатого здания он стал современным роскошным дворцом. Высокий окованный железом забор окаймлял дорогу, ведущую через парк к замку, и столбы забора украшали бронзовые скульптуры. Барский дом делился на несколько крыльев. В подвальном помещении был устроен роскошно оборудованный кинотеатр на ТОО мест, а рядом с ним – пивной зал в древнегерманском стиле. Кабинет Геринга отличался гигантскими размерами. Стены были покрыты известными полотнами старых мастеров, а в комнатах была нагромождена масса других художественных изделий. Непроизвольно я должен был подумать о тех громадных изменениях, которые произошли здесь с момента моего последнего визита и которые, в сущности, выражали то, что произошло с национал-социалистскими руководителями, с тех пор как они взяли власть. Бросалось в глаза, сколько рабочих трудится вокруг дома. Как я узнал позже, как раз шло дальнейшее расширение замка боковыми крыльями, и здесь работало несколько сотен строительных рабочих. По планам нужно было расширить замок примерно вдвое.

Но даже невзирая на строительство, во всем доме была гигантская суматоха. На 5 часов вечера был назначен прием на несколько сотен персон. Приглашены были знаменитости немецкого театра и кинематографии.

Принимало несколько офицеров главного штаба военной авиации Геринга. Все они носили белоснежную форму и белые штиблеты.

Когда мы наконец сели поговорить с Герингом, я довел до его сведения, что я испытал в Англии, и очень сильно подчеркнул: мы должны сделать все, чтобы избежать войны. Я предложил ему встречу, в ходе которой он и несколько других членов германского имперского правительства могли бы собраться с располагающими полномочиями английскими деятелями.

8 июля Геринг сообщил, что Гитлер согласен с этим планом. Встреча состоялась 7 августа в провинции Шлезвиг-Гольштейн, в Сенке Ниссен Куг, непосредственно около датской границы. Дом, в котором совещались, – собственность моей жены. С английской стороны было семь человек, с немецкой – Геринг, генерал Боденшатц и д-р Хюттл. Англичане заявили, что, если Германия попыталась бы захватить снова чужую территорию, Британская империя стала бы на сторону Польши. На это Геринг дает «честное» слово солдата и государственного деятеля, что, хотя он располагает самой сильной авиацией в мире, он сделает все от него зависящее для избежания войны. С английской стороны на совещании были лишь представители деловых кругов, которые на другой день, утром 3 августа, возвратились в Англию, чтобы доложить Форин Офис.

23 августа Геринг позвонил мне по телефону^[12] и попросил немедленно прилететь в Берлин. Он ссылался на то, что положение стало очень серьезным.

24 августа я прибыл в Берлин и еще в тот же день вечером встретился с Герингом. Он просил меня немедленно поехать в Лондон. На другой день, 25 августа, я был уже в Лондоне, где провел очень важное совещание с лордом Галифаксом.

Министр иностранных дел сообщил мне, что посол в Берлине Гендерсон сегодня в полдень говорил с Гитлером. Галифакс выразил надежду, что соглашение все же будет возможным. На другой день, 26 августа, я снова встретился с Галифаксом. Я просил его написать письмо Герингу, в котором он снова подтвердил бы намерение Англии мирно решать дела.

Галифакс обсудил это дело с Чемберленом, и, таким образом, в тот же день вечером с письмом я снова полетел в Берлин. С Герингом я встретился в салон-вагоне специального поезда. Я отдал письмо, но подтвердил: если Германия займет данцигский коридор, она немедленно вступит в состояние войны с Англией. Геринг сразу остановил специальный поезд. Мы сели в автомобиль, чтобы вернуться в Берлин и немедленно показать письмо Гитлеру. Ровно в полночь мы подъехали к имперской канцелярии, Геринг вошел, а я поехал в гостиницу.

Примерно через четверть часа меня посетили в моем номере в гостинице два офицера. Они попросили меня немедленно поехать к Гитлеру. Сразу после знакомства Гитлер начал подробно излагать свою политику. Это продолжалось около двадцати минут. Затем он поставил многочисленные вопросы об Англии, а потом начал объяснять, какое хорошее вооружение у германской армии. В связи с моей репликой он, как видно, настолько возбудился, что несколько минут бегал взад и вперед по комнате, затем без всякого перехода остановился в нескольких сантиметрах от меня и закричал, что если очередь дойдет до войны, то он выстроит «подводные лодки, подводные лодки и еще много подводных лодок». Выйдя из себя, он орал, как будто никого другого в комнате не было.

Его речь становилась все более нечленораздельной. Он все больше и больше увлекался, начал судорожно, угловато жестикулировать, как будто говорил перед большой аудиторией. «Я буду строить самолеты, самолеты и снова самолеты, и уничтожу моих противников!» – кричал он, как маньяк. Его поведение становилось все более беспокойным. Временами он делал перерывы, тогда его взгляд приковывался к воображаемой точке. Затем он снова начинал метаться по комнате, пока вдруг неожиданно не останавливался совсем близко передо мной, и снова начинал свою речь.

Когда я уже думал, что он, наконец, переходит к делу, он остановился в углу комнаты и, раскинув руки в обе стороны, снова начал кричать: «Если Англия хочет воевать год, я буду воевать год! Если Англия хочет воевать два года, я буду воевать два года!» Затем сделал небольшую паузу, дико повел вокруг налитыми кровью глазами, затем еще громче заорал: «И если Англия хочет воевать три года, я буду воевать три года!» Теперь уже Гитлер не только разбросал руки в обе стороны, но все тело его содрогалось. «И если нужно, я буду воевать десять лет!» – заорал он в заключение, теперь уже совершенно вне себя, так махнув кулаками по воздуху, что все тело рванулось вперед. После этого последнего порыва он неожиданно успокоился и вежливо попросил меня немедленно поехать в Лондон и осветить там его позицию».

На другой день Далерус действительно летит в Лондон. В портфеле он везет предложения Гитлера одно удивительнее другого. В частности, там можно прочитать следующие предложения: «Англия должна помочь Германии овладеть Данцигом и польским коридором», «Германия дает гарантию относительно того, что она силами немецкого вермахта будет защищать Британскую империю, где бы ни постигло ее нападение», «Германия желает заключить с Англией договор или союз».

Шведский промышленник еще несколько раз летает туда и обратно, между Берлином и Лондоном, – совершенно напрасно. Далерус еще не подозревает: он только слепое орудие Гитлера в попытке «отделить» Великобританию от ее польского союзника и таким образом изолировать Польшу.

В это время заместитель Главного обвинителя от Великобритании на Нюрнбергском процессе Международного Военного Трибунала сэр Дэвид Максуэлл-Файф вмешивается и берет Далеруса, выступающего в качестве свидетеля, в тиски перекрестного допроса и доказывает, что Геринг в роли ангела мира вел такую же лицемерную политическую игру, как и фюрер. Вот так проходил в Нюрнберге этот интересный диалог.

«МАКСУЭЛЛ-ФАЙФ: Я хотел бы, чтобы вы рассказали Трибуналу об одной-двух вещах, о которых Геринг вам не сказал в тот день. Он вам не сказал – не так ли? – что за два дня до этого, 22 августа, в Оберзальцберге Гитлер сказал ему и другим германским руководителям, что он, то есть Гитлер, весной решил, что неминуемо должен возникнуть конфликт с Польшей. Он этого вам не сказал, не так ли?

ДАЛЕРУС: Я никогда не имел никаких указаний по поводу этих заявлений и не сталкивался с разоблачениями этой политики, провозглашенной 11 апреля, 23 мая, 22 августа.

МАКСУЭЛЛ-ФАЙФ: И я думаю, что он вам также не сказал о том, что в тот день Гитлер заявил: «Наша задача заключается в том, чтобы изолировать Польшу; успех этой изоляции будет иметь решающее значение». Он никогда не говорил с вами об изоляции Польши?

ДАЛЕРУС: Никогда ничего подобного он не упоминал.

МАКСУЭЛЛ-ФАЙФ: Сказал ли он вам, что было принято решение напасть на Польшу утром 26-го?

ДАЛЕРУС: Нет, он совершенно ничего не говорил об этом.

МАКСУЭЛЛ-ФАЙФ: Говорил ли когда-либо вам Геринг, почему осуществление плана нападения было перенесено с 26-го на 31-е число?

ДАЛЕРУС: Нет, он никогда не упоминал ни о плане нападения, ни о том, что он был изменен».

Итак, совершенно очевидно, что рядившийся в тогу апостола мира Геринг все понимал, когда, используя наивность Далеруса, до конца играл свою роль.

Глава 9

СИЛЫ АДА ВЫСВОБОЖДАЮТСЯ

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: