Физическое знание как религиозная метафизика

«Время» эллинов – это время вечного возвращения вещей в мировом космическом кругообороте: вечность устранялась циклическим характером круговращения Космоса во времени. Поскольку пространство было для них «телесным» – неотделимым от тел, движение тел объяснялось не чем иным, как их воздействием друг на друга.

В механике Галилея – Декарта – Ньютона бесконечное континуальное пространство, как и бесконечное континуальное время являются субстанциями, т.е. изначальными первичными реальностями. Декарт даже доказывал существование тел (реальность внешнего мира) тем, что они обладают протяженностью. Ньютон объяснял движение тел воздействием на них пространства, которое можно обнаружить при ускоренном (неинерциальном) их движении. Вещи стали бестелесными: на место греческого телесного Космоса была поставлена абстрактная про-странственность, целиком подвластная разуму.

Бог оставался в системе мира Декарта высшей реальностью, причиной всех вещей, но Декарт выводил существование этой реальности из существования своей мысли, на основе унаследованного от Аристотеля принципа причинности: в причине должно содержаться по крайней мере столько же реальности, сколько в действии, ergo: возможность мыслить Бога достаточна, чтобы доказать его существование. Бог становился креатурой человеческого разума: бытием обладает только такой Бог, который ясно и точно представляется разумом.

Такой взгляд на Бога и мир противоречил не только всей совокупности религиозных представлений того времени о Боге как Промыслителе мира, – он вызвал гневную реакцию даже у Ньютона, который, будучи христианским мистиком, саму механику создавал для иллюстрации того, каким образом божественное действие на мир проявляется с точки зрения земного разума. А на вопрос: где же существует Бог как первопричина всех явлений, раз каждое явление в мире имеет свою естественную причину? – Ньютон отвечал: «Не Бог существует в пространстве и времени, а своим существованием Он сам производит пространство и время».

В своей методологии, однако, физика пошла не за своим создателем Ньютоном, а за Лейбницем, и вплоть до XX века физики были убеждены, что изучают внешний, существующий сам по себе, материальный мир, данный нам в чувственном опыте и описываемый в форме законов движения тел в абсолютных пространстве и времени по абсолютной причинной связи явлений. Это привело их к столкновению с религиозной (телеологической) точкой зрения на мир. Религия стала для физиков проблемой, выразившейся в вопросе: можно ли, и если можно, то как, примирить физическое знание с Откровением?

Такой проблемы не возникало ни у греков, ни у первых мыслителей-христиан, когда религия сама полностью отвечала познавательной потребности натурфилософов.

Как религиозное, так и научное понимание есть сведение незнакомого к знакомому; различие состоит лишь в том, что принимается за это знакомое. Научное объяснение истолковывает природу самой природой: причина естественного явления (события) должна быть естественной же и, как и подлежащее объяснению событие, должна быть дана в опыте. В религиозном объяснении причина лежит вне природы и не может быть дана в опыте.

Антиномия причинности И. Канта показала, что однозначного ответа быть не может: любой ответ являлся бы логическим противоречием. Противоречие заключено уже в самой естественной причинности и было замечено еще Аристотелем: для объяснения одного события требуется другое, как его причина, для другого – третье и т.д. Где конец этой беспрерывной цепи естественных причин? Чтобы такая причинность могла что-то объяснять, требуется одно из двух:

1 либо искусственно оборвать причинный ряд (ряды) на некотором событии (событиях), которое может быть принято за не подлежащее объяснению;

2 либо предположить, как Аристотель, существование Первопричины (primum moven), которая уже не нуждается в собственной причине и потому не может принадлежать природному миру, т.е. быть звеном цепи естественных причин. Первый путь есть путь научно избираемой конвенции, или аксиоматического построения теории. Второй путь, если он возможен, означает теологическое познание.

«Новая физика», возникшая в XVII веке, шла исключительно по первому пути. Галилей и Декарт отвергли свободную причинность, признав ее ненаучной не из отрицательного отношения к религии (оба признавата существование Бога), а на том основании, что свободная причина непроверяема: можно ли проверить, что явление вызвано причиной, лежащей вне сферы опыта? Между тем для постулатов, которые кладутся в основу физической теории, Галилей требовал безусловного опытного обоснования.

Пути научного и религиозного познания, хотел того Декарт или нет, расходились теперь принципиально и неотвратимо: всякая ссылка на волю Божию категорически признавалась непониманием с точки зрения научной физики.

Это продолжалось до конца XX века, когда А. Пуанкаре первым осмыслил значение открытых ранее неевклидовых геометрий.

Пуанкаре вскрыл неизбежный феноменологизм любой теории, основанной на заданности абсолютного пространства: он порожден ее неизбежным конвенциональным характером. Этим была раскрыта иллюзорность как пространства, так и времени, они – не реальность, они принадлежность нашего ума, наш способ описания реальности. А где же сама реальность?

Ее нашел Эйнштейн: это – псевдориманов четырехмерный мир V⁴, объединивший пространство и время в единую геометрическую конструкцию. Эйнштейнов мир принципиально ненаблюдаем – он недоступен ни глазу, ни прибору, приспособленным исключительно к трехмерному восприятию. К тому же ось времени вообще носит в нем мнимый характер. Кривизна R этого мира, недоступного наблюдениям, управляет всем наблюдаемым движением тел. «Невидимая онтология» – так назвал эту физическую реальность В. Тростников. В области микромира к ней относится квантово-механическая волновая пси-функция: определяя наблюдаемый спектр излучения атомов, она сама не может быть однозначно определена ни по каким наблюдаемым величинам. Идеальное оказалось реальнее материального: именно оно описывает все наблюдаемое в материальном мире.

Предмет физики XX века оказался метафизическим в точном смысле этого слова, и благодаря этому физика впервые сбросила с себя путы феноменологии. Можно даже сказать, что XX век ознаменовал конец физики в традиционном, 2500-летнем ее понимании – как науки о свойствах природного мира, данного нам в опытном ощущении, и благодаря этому сопоставление теории с экспериментом впервые перестало быть трюизмом – приобрело истинно доказательный характер. В своем развитии физика переросла себя: исторически возникнув, выделившись из греческой метафизики, она теперь вновь осознала себя как религиозную метафизику. При этом она превзошла и посрамила философские системы логических позитивистов, все еще продолжавших выступать под старым кантианским лозунгом: «Физика, бойся метафизики!» Впервые в истории стало возможно определить физику так же, как в Библии определена религия, а именно – как обличение вещей невидимых. Метод обличения в физике – математический: интегрирование уравнения Шредингера для обличения пси-функции и интегрирование уравнений Эйнштейна для обличения кривизны R четырехмерного пространства-времени.

Метод обличения в религии принято называть верой и получаемой через нее благодатью. Знание и вера противопоставлялись по недоразумению. «Верить можно только тогда, – пишет А. Лосев, – когда знаешь, во что нужно верить, и знать можно только тогда, когда веруешь, что объект знания действительно существует».

Не случайно средневековое христианство практически отождествляло веру со знанием: отталкиваясь от первоначальной формулы Ансельма Кентерберийского: «я верую, чтобы знать, а не стараюсь знать, чтобы уверовать», оно выработало ту формулу двойственной истины, которую признавал Галилей: «верую, чтобы знать, знаю, чтобы веровать».

Противопоставление веры и знания происходило (и происходит по сей день) из ложных представлений об их действительном соотношении. В разные времена их соотношение рассматривалось трояким образом. Первое соотношение: примат знания над верой (рационализм)... Второе соотношение – примат веры над знанием (фидеизм). Оно означает стремление подавить автономию науки в изучении природы – автономию, за которую наука справедливо боролась с Церковью на протяжении веков. В этой борьбе наука выработала свои, специфические методы изучения природы, вполне закономерно отрицавшие в этой области авторитет Писания.

Третий тип взаимосоотнесения знания и веры, господствующий особенно в наше время, – дуалистический. Он основан на компромиссе между знанием и верой – признает и то, и другое с известными ограничениями. «Дуализм этот, – пишет Н. Бердяев, – очень соблазняет современного культурного человека, уже не мирящегося с полным отрицанием веры, в глубине сердца своего жаждущего веры, но не имеющего сил преодолеть рационализм сознания». Идея дуализма веры и знания идет от И. Канта, который признает веру и защищает взаимную автономность и независимость веры и знания, но, как и Гегель, отвергает чудеса и церковные таинства, рационализирует саму веру – формулирует «религию в пределах только разума».

Неизбежна ли эта дилемма для современной физики? А. Эйнштейну приписывают фразу (возможно, апокрифическую), которая выражает его характерное отношение к религии: «Религия без науки бессильна; наука без религии слепа». Эти слова удивительно точно расставляют акценты во взаимоотношениях физики и религиозного сознания. Они служат камертоном, не позволяющим допустить в этом вопросе фальшивой ноты.

Познаваемая физическая реальность, как невидимая онтология, остается по природе потусторонней и, следовательно, способна проявляться в чудесах. Под чудом мы традиционно понимаем все, что необъяснимо естественной причинностью. Но физика XX века готова допускать чудеса в неменьшей степени, чем Новый Завет. Ибо невидимая онтология подчиняется свободной причинности – разве случайно Нильс Бор заговорил о свободе воли электрона? (Возможность спонтанных атомных переходов означает, что электрон «слушается» лишь наблюдаемой пси-функции. Для наблюдателя же его поведение произвольно – не ясно ли, что здесь действует свободная причинность?)

Синтез современной физики и христианского Откровения не только возможен, но и необходим: без него для нас не имели бы смысла ни физика, ни Откровение.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: