|
|
Социокультурные коннотации имен собственных.Собственные имена – антропонимы (имена людей), топонимы (географические названия) – составляют заметную часть социокультурного контекста языка и языковой картины мира уже потому, что они – с о б с т в е н н ы е, то есть обозначают «индивидуальные предметы безотносительно к их признакам» (О.С. Ахманова. Словарь лингвистических терминов. М., 1996, 2004., с. 175). При общении на иностранных языках имена собственные, как бы это ни показалось странным, требуют большой осторожности, больших усилий и очень большого знания культурного фона вообще. Необходимо узнавать, выяснять и соблюдать традиционные наименования и традиционное произношение (для устного общения) исторических личностей, географических названий, библейских персонажей и т.п. – то есть все то культурно значимое поле фоновых знаний, которое покрывают имена собственные. Имена собственные – важнейшая н а ц и о н а л ь н а я составляющая и языковой, и культурной картины мира и поэтому они тоже очередное мощное оружие обороны, защиты национальной идентичности. Небрежное обращение с собственными именами – и антропонимами, называющими людей, и топонимами, географическими названиями – может нанести значительный урон и смыслу, и исторической истине, и картинам мира, и в целом – общению. Иначе говоря, неузнавание или неверная передача имен собственных может вызвать сбой коммуникации и вместо того, чтобы сблизить людей, их разобщит. В переводной с английского языка журнальной статье читаем: Первой женщиной, игравшей в гольф, была Мэри, Королева Шотландии. (Второй паспорт. Ноябрь, 2002, с.12). Переводчик прочитал в английском оригинале Mary, Queen of Scots, заменил шотландцев на Шотландию и получилась эта самая Мэри, в которой культурный русский человек должен опознать Марию Стюарт. Или – перевод в американском фильме: Это сказал Джон Баптист уводит зрителя довольно далеко от нашего Иоанна Крестителя. Проблемы имен собственных блестяще раскрыты академиком О.Н. Трубачевым в его критике перевода на русский язык Карманной энциклопедии Хатчинсона (The Hutchinson Pocket Encyclopedia. Helicon, Oxford, 1992, 1993, 1994, 1995). Это поразительное по неграмотности, невежеству и бескультурию издание дало такое огромное количество ошибок, погрешностей, неточностей, нелепостей перевода, что может служить отличным материалом для научных исследований по переводоведению в разделе: как нельзя переводить или куда ведет дурной перевод. По мнению О.Н. Трубачева, перевод этой «карманной энциклопедии» «…ярко свидетельствует о скверном знании всего, что надлежало знать – английского языка, английской истории и культуры, европейских языков, истории и культуры, не говоря о полном неведении того, пожалуй, главного для русского издания, что определяется как русская языковая картина мира».[18] Из несметного количества ошибок в передаче имен собственных – и не вообще, а имен людей, оставивших след в культуре, истории, - географических названий мест – свидетелей исторических событий, то есть высшего культурного слоя, удостоившегося чести войти в энциклопедию, приведем только некоторые (все привести невозможно): Бид – это (сюрприз, сюрприз!) Беда Достопочтений Кроесус – Крез Карлеман – Карл Великий Джордж Сейрат – Жорж Сера Евгения О’Нил – Юджин О’Нил Ингрес – Энгр Гаулы – галлы Хиттиты – хетты Лоу кантриз - Нидерланды Нижние страны Колон – Кельн Брюнсвик – Брауншвейг Озеро Сьюпериор – озеро Верхнее Черный лес – Шварцвальд Остров Эторофи – остров Итуруп Лоррен – Лотарингия Этот длинный список можно продолжать очень долго, но приведенных нескольких (по сравнению с оставшимися) примеров достаточно, чтобы понять, что эти ошибки в именах собственных, представляющих мировую историю и культуру, отнюдь не курьезы, не смешные нелепости. Они наносят серьезные удары и по читателю, и по общему уровню культуры в нашей стране, и по русской языковой и культурной картине мира Об этом замечательно говорит сам О.Н. Трубачев. «Здесь приведены, так сказать, отборные ошибки перевода рассматриваемого «карманного» издания. Их в нем гораздо больше, и это не может не тревожить. Но еще больше тревожит просматриваемое за ними намного более важное общее явление, важность которого уже была указана вначале, когда был поставлен вопрос о русской языковой картине мира, феномене, тесно связанном с русской культурой в широчайшем смысле слова. Обратная сторона вопроса проявляется в том, что современные переводчики «с одного языка» имеют слабое понятие об этом феномене и низким уровнем своей работы наносят вред тому, что нуждается в бережном отношении. В этом расшатывании и размывании целого своего фонда традиций повинны кроме переводчиков «с иностранного» также политики и либеральные интеллектуалы, чьими объединенными усилиями насаждаются бездумные новшества вроде пресловутого «Таллинн» через два н, «как в эстонском», названия Балтия вместо Прибалтика или Центральная Азия вместо привычной Средней Азии, вдруг исчезнувшей со страниц книг и газет («хатчинсоновская карманная энциклопедия» тоже содержит статью «Центральноазиатские республики» с перечнем пяти бывших советских среднеазиатских республик). Но ведь в русской географической науке и терминологии существовали два совершенно самостоятельных понятия и термина – Центральная Азия, которую, например, исследовал Пржевальский, и Средняя Азия, названного выше объема… …С редким, даже для нашего времени, невежеством трактуются элементарные понятия священной истории, ср. с. 133: «Гефсиманский сад… на горе Оливес» (с.133), надо: на горе Олив, или на Масличной горе. Вместо укоренившегося в нашей письменности и культуре выражения царица Савская читаем Королева Шеба (с.623), живьем переписанную с англ. queen of Sheba. Вместо имени Св. Иеронима, как принято именовать переводчика латинской Вульгаты, встречаем неприлично англизированного Св.Джерома (с. 66). Неудивительно после отмеченного выше, что вместо Хлодвига нашей исторической традиции, мы дважды встречаем Кловиса, рабски списанного с англо-французской нормы имени этого короля франков (с. 256, где еще стоит, по недоразумению, «король Салиана», потому что переводчик не понимал, что англ. Salians – это «салические франки»). Но это еще не предел невежества, ибо на с. 168 упоминается английский король Джон Лекленд, подписавший документ под названием Магна Карта, ср. и с. 314, как если бы не существовало отечественной, русской англистики, излагающей на протяжении многих поколений этот эпизод в нескольких иных терминах, а именно: в 1215 г. король Иоанн Безземельный (англ. John Lackland) был вынужден подписать Великую хартию вольностей (лат. Magna Charta liberatium)! Это, возможно, наиболее поучительный пример на тему, что такое «русская языковая картина мира»: она включает устоявшуюся русскую терминологию реалий всего мира». Возможность самого появления переводов такого нижайшего уровня наводит на грустные мысли о том, что переводоведение развивается, пишутся умные и правильные книги по теории и практике перевода, но уровень и качество переводов в наши дни снижается. Алчность, погоня за прибылью случайных издателей и таких же случайных, никем не контролируемых «переводчиков», приводят к тому, что бедный обманутый читатель, для которого все и пишется, и переводится, и издается, вместо того, чтобы повысить свой культурный уровень, погружается в невежество. Таким образом, из-за пренебрежительного отношения к именам собственным снижается общий культурный уровень, наносится ущерб национальному языку, ухудшаются языковая и культурная картины мира, и соответственно, понижается престиж страны и народа. К сожалению, «процесс пошел», и он продолжается. В книге, посвященной творчеству сестер Бронте, весь текст которой представляет собой не вполне удачный перевод с английского без ссылок на источники (жанр «художественной литературы» позволяет …) находим следующие примеры искаженных до неузнаваемости имен собственных. Описывается визит Шарлотты Бронте в Лондон. На следующий день ее повезли посмотреть Кристаллический Дворец (вместо: Хрустальный Дворец). В воскресенье Шарлотта с удовольствием послушала речь французского протестантского проповедника Д’Обигна (вместо: Д’Обиньи). Французская актриса Рейчел (вместо: Рашель) ее потрясла. (Ирина Ярич. Бронте. Одесса, «Друк», 2004, с. 192-193). В переводе сведений, почерпнутых из английского путеводителя, читаем: Власть Архиепископов в городе Мэйфилд была сломана королем Генри во время роспуска монастырей в 1539 г. …они встретили свой конец в Льюисе в 1556-1557, во время правления дочери короля Генри, Мэри. В «короле Генри» с трудом узнается знаменитый английский король Генрих VIII, а в дочке Мэри – королева Мария I или – чаще – Мария Кровавая. Перевод, опубликованный в рекламном издании престижной школы, сделан старшеклассницей, детям – простительно, но тенденция укрепляется и, следовательно, продолжается процесс небрежного отношения к именам собственным и, соответственно, обеднения и искажения культурной картины нашего мира. О трудностях перевода имен собственных – и антропонимов, и топонимов – об отсутствии «логики» или хотя бы устойчивых традиций в этой сфере общения и войне языков и культур говорит переводчица Наталья Шахова, чьи материалы и наблюдения уже неоднократно цитировались. «Когда я переводила книгу с большим количеством имен реальных людей, то безуспешно добивалась от автора расшифровки инициалов. «Какое второе имя у этого John C. Brown?» - спрашивала я. «Не знаю, им никто не пользуется», - отвечал автор. Ему была совершенно чужда мысль о том, что Clifford и Charles должны быть по-разному обозначены в русском переводе. Кстати, о Чарльзах! Знаете ли вы, как будут называть в России многострадального принца Чарльза, если он все-таки станет королем Великобритании? Королем Карлом Третьим! Это типичная ситуация, когда одни и те же слова, путешествуя извилистыми путями по миру, превращаются в результате в разные. Далеко не все англичане могут правильно назвать реку, на берегу которой стоит Кремль. Знают, что Кремль в Москве, а как река называется – не помнят. Почему? А потому что город они называют Moscow, а реку – Moskva. Не так уж много общего у этих слов! А почему мы New Orleans называем Новым Орлеаном, а New York – Нью-Йорком? Какая тут логика? Вот, например, страна Кот-д’Ивуар раньше называлась Берегом Слоновой Кости, а потом вдруг взяла и потребовала у международного сообщества, чтобы ее название перестали переводить на другие языки. И переименовали – куда денешься. Вообще мне кажутся совершенно противоестественными попытки директивного управления заграничным языком. После развала СССР многие бывшие республики пытаются навязывать русскому языку свои правила: то Таллин требуют писать с двумя «н», то сменить предлог перед Украиной (мол, форма «на Украине» является выражением великорусского шовинизма!), то заставляют, ломая язык, выговаривать «Кыргызстан» или «Ашгабат». Прямо, как подростки в переходном возрасте: не зови меня больше Машей, я – Мария. Хорошо, что не все страны обладают таким болезненным самолюбием. Французов, например, не трогает вставленная нами в название их столицы буква «ж» (а ведь тоже могли бы стать в позу: вы на что, мол, намекаете?), а Новая Зеландия, к счастью, не требует, чтобы ее называли Нью-Зиланд».[19] В устном общении с иностранцами имена собственные часто бывают камнем преткновения (булыжник – оружие пролетариата и языка тоже). Особенно коварны имена и слова родного языка: они с трудом узнаются в «иностранном» произношении, с неверным ударением и т.п. Вот пример из моей юности. В конце 50х годов прошлого века во время хрущевского потепления меня, студентку филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, неожиданно послали в журнал «Новый мир» переводить встречу главного редактора Александра Твардовского с шведским журналистом, приехавшим для переговоров о сотрудничестве. Тогда такие визиты были редкостью, международное общение только-только пробивалось в щелку приподнявшегося железного занавеса. Беседа была длинной и профессиональной, подали чай с дорогими конфетами и печеньем «московские хлебцы» (бывшие «турецкими» до борьбы с космополитизмом), я освоилась и довольно сносно переводила. Речь шла о писателях – советских и шведских, о том, кого бы можно было рекомендовать к печати в «Новом мире» и, соответственно, в шведском журнале, редактором которого был гость Твардовского. Имена писателей непрерывно мелькали, и наступил момент, когда швед спросил Твардовского, что он думает об Отто Пэл? Я сказала: он спрашивает Ваше мнение об Отто Пэле. Твардовский растерялся. «Я первый раз слышу. Откуда нам современных шведских писателей знать. Спросите, кто такой, скажите, что мы готовы его напечатать, если он рекомендует». Я все честно перевожу и вижу, что у шведа от изумления глаза на лоб лезут: «You don’t know Otto Pal?» «Вы не знаете Отто Пэла?» Я объясняю: «Мы же за железным занавесом, не знаем Ваших знаменитостей». Не знаю, сколько времени прошло, пока, наконец, я поняла, что знаменитый шведский писатель Отто Пэл – это «Оттепель» Ильи Эренбурга, которая дала название важному периоду нашей истории. С тех пор я боюсь имен собственных: не сразу в фамилии Катату́рьен узнаешь знаменитого композитора Арама Хачатуряна, и это тоже со мной было… Собственное имя обладает некоей магией; многим культурам свойственна вера в особую связь между именем (антропонимом), человеком и его судьбой. Очень ярко иллюстрирует это положение материал, который аспирантка факультета иностранных языков и регионоведения МГУ им. М.В. Ломоносова О.С. Сирота приводит в своем реферате «Педагогическая культура Алтая: пути возрождения». (Барнаул, 2003). Вот что рассказывает писатель-этнограф Афанасий Коптелов об именах алтайцев: «Родился у охотника Чечуша первый сын белолицый, на алтайца непохожий. Ему дали имя Казак-Уул – Русский Парень, - русских тогда все звали казаками. Второму сыну дали имя – Шонкор – Сокол. Оба ребенка умерли. Родители испугались: злые духи – кермесы умертвили у них детей. Умертвили потому, что дети носили хорошие, красивые имена. Считалось, что кермесам нравятся младенцы с такими именами. Когда у них родился третий сын, они прокололи ему ухо и в ранку вложили – на счастье! – пучок собачьей шерсти. Младенца стали звать Ит-Кулак – Собачье Ухо. Какой кермес позарится на ребенка с таким именем? Это даже не человек, а – собачье ухо. И мальчик стал жить…» Имя человека, как известно в разных культурах, имеет разные формы, и система имен меняется с течением времени и изменением культуры. Фамилии как родовое имя появляются значительно позже личных имен. В Европе они возникли в Х веке в Венеции, а затем – в Болонье в начале XIII века. Фамилии возникли в связи с укреплением государственной власти: инициаторами введения фамилий как способа дополнительной идентификации личности стали нотариусы.[20] В некоторых странах – и в восточных и западных – фамилии в нашем понимании так и не возникли: у этих народов есть как бы только «отчества», то есть к имени отца прибавляют либо слово сын (-оглы, - son и т.п.), либо дочь (-кызы, - dotter и т.п.) Ситуацию с фамилиями в Исландии описывает путешественник, корреспондент журнала “Вокруг света” А.В. Фатющенко. «Как известно, у исландцев нет фамилий. Был даже издан специальный закон в 1925 году, запрещающий исландцам иметь фамилии. У исландцев есть только отчества, которые образуются путем прибавления к имени отца либо son (сын), либо dottir (дочь), например сын Йона Петурссона будут звать Арни Йонссон, а его дочь Агнес Йонсдоттир! Выходя замуж, исландки не берут фамилию мужа (ввиду ее отсутствия). В наше время это, конечно, вызывает некоторую путаницу – в телефонном справочнике, например, всех пишут по первым именам, если учесть, что набор исландских имен ограничен (их количество строго ограничивается, и вы не можете быть исландским гражданином с неисландским именем – говорят, что, когда бывший советский дирижер Владимир Ашкенази, получил исландское гражданство, исландское правительство даже ввело новое исландское имя в официальный список – «Владимир Ашкенази»), то определенные трудности начинают возникать и для самих исландцев и сейчас начинают звучать голоса, что хорошо бы что-нибудь в этом вопросе изменить».[21] В Росии фамилия окончательно сформировалась лишь в конце XIX века, после отмены крепостного права в 1861 году, «то есть когда гражданин получил полное право вступать в отношения с государством, минуя феодала. Вплоть до XVII века на Руси было принято использовать два имени – крестильное и мирское: в крещении Иосиф, в миру Остромир. Мирские имена уходят корнями в глубокую славянскую древность, против них боролись как церковь, так и государство: Петр I, как известно, запретил их использовать в официальных документах. Наличие двух имен создавало своеобразную картину мира, обеспечивавшую связь индивида как с христианством, так и с отголосками древнеславянских верований.[22] Имена собственные особенно ярко раскрывают и саму картину мира, и ее изменения. Как много говорит о социокультурном положении женщины на Руси тот простой факт, что ее обычно называли по отчеству: Ярославна, жена князя Игоря. Князь был Игорь, а жена его – дочь Ярослава.
Разные социокультурные контексты определяют разницу в узусе, то есть в реальном, традиционном употреблении в речи имен собственных. Например, в качестве признака демократичности в западных странах, особенно в США, принято использовать просто имена по отношению к старшим, к вышестоящим, причем часто это могут быть краткие, ласкательные, детские формы. Профессоров в университетах Англии и США студенты и коллеги называют, к удивлению иностранных стажеров, не только Роберт или Ричард, но и Боб, и Дик. Да что там профессоров, к президентам и премьер-министрам вся страна тоже обращается: Билл, Тони. Никому в голову не придет назвать Клинтона Вильямом, а Блэра – Энтони. А в нашей культуре нельзя предствить, чтобы Путина кто-то назвал Володей или Вовой, Ельцина – Борей, Горбачева – Мишей. Такого рода «демократичность» – фамильярность в обращении настолько чужда нашей традиции, что даже когда дело касается юной героини фильма «Уимблдон», российский кинокритик отмечает этот странный факт: «Семнадцатилетняя теннисистка Лиззи (за весь фильм никто, включая судей и спортивных комментаторов, ни разу не назвал ее полным именем) Брэдбери даже ножкой от досады притопывает…» («Коммерсант» № 213, 13 ноября 2004г.). Для того чтобы понять социокультурные оттенки таких собственных имен, как Вовочка, Василий Иванович, Абрам, Сара, Гоги, Хачик, нужно знать целый пласт русских анекдотов. Географические названия также требуют фоновых знаний. Сказать о ком-то «он/она из Одессы» значит дать вполне конкретную характеристику человеку, в которой одной из обязательных составляющих будет чувство юмора. Вот как описывает Виктория Мусорина героев своего очерка «Ах, картошка – объедение!», преуспевающих бизнесменов, выходцев из Одессы. «Рабочие столы Андрея Коннончука и Виталия Науменко стоят друг напротив друга. Впрочем, наши герои за ними появляются редко. Застать их, зарывшихся в бумаги, в тридцатиметровом кабинете практически невозможно. Чаще всего они энергично перемещаются по офису, решая проблемы на бегу. Да еще с юмором, добавляют сотрудники. Которые, кстати, тоже очень часто улыбаются. Вот такой веселый бизнес. Одним словом, одесситы». (Прямые инвестиции. № 01 (45) 2006г.). Недавно по телевизору была передача о хорошей жизни в городе Урюпинске. Нормальный город, много достижений, расцвел там малый бизнес, люди живут вполне прилично, довольны. Однако социокультурное клеймо, лежащее на названии этого городка, ставшего символом глухой провинции, настолько негативно, что его нельзя воспринять без насмешки. Итак, имена собственные в плане социокультурных коннотаций практически не отличаются от имен нарицательных: тропинка значения слова делает такой же зигзаг на пути к реальности. Отличие только в том, что их коннотативность более очевидна, более явственна из контекста, более открыто требует культурных знаний от воспринимающего речь. Так, для того, чтобы понять, что имеется в виду, когда городок Тарусу в Калужской области называют «русским Барбизоном» и «русской Ривьерой», Санкт-Петербург – «северной Венецией», Москву 90х – Чикаго 20х годов, Шанхай – китайским Парижем, горные или холмистые пейзажи - «настоящей Швейцарией», нужно иметь культурные знания о Барбизоне, Ривьере, Венеции, Чикаго в 20е годы XX века, Париже, Швейцарии, и даже не вообще историю, географию и т.п. этих мест, а стереотипное о них представление. Такие же знания требуются для понимания социокультурных коннотаций таких выражений, как «Бухенвальд для русских банков», «Мещера, воспетая Паустовским как рыбный и ягодный клондайк». В газете «Аргументы и факты» (№ 31, 2005г.) я прочитала трогательную статью Ольги Костенко «Ищите Италию в России. В Венецию за 1000 рублей», раскрывающую значение всех этих топонимических перифраз. Трогательная она потому, что адресована тем жителям России, которые не могут побывать ни в Венеции, ни в Париже, ни в Швейцарии по очень простой и распространенной причине – у них нет средств. Газета предлагает очень легкий выход. Стоит привести эту небольшую заметку полностью. «Лето в разгаре, и на нас отовсюду – из телевизора, газет и, кажется, уже из унитаза – обрушиваются рекламные призывы немедленно посетить «дешевую» Италию за восемьсот евро или «смехотворно недорогую» Францию долларов эдак за семьсот. А что делать тем людям (а их в России – большинство), которым такие цены кажутся не смешными, а фантастическими, потому что семьсот долларов – это полугодовой бюджет семьи? А в Париж тем не менее хочется… Журналисты «АиФ» попытались отыскать аналоги жемчужин мирового туризма у нас в России, куда можно съездить совсем незадорого. Мы нашли Венецию, Ибицу и даже Барбизон – знаменитый французский городок художников! Старинный городок Вышний Волочок так и называют – «русская Венеция», тут даже есть несколько ресторанов с таким названием. Со всех сторон его окружают реки и озера, а центр живописно обвит несколькими каналами, образующими семь островов. Хочется «еще немножко Италии» – пожалуйста! Музей-усадьбу «Архангельское» (15 минут от московской станции метро «Тушинская») Александр Бенуа так и назвал – «русская Италия». Кружевные кованые каменные решетки, амуры с дельфинами, церковь, как будто облитая взбитыми сливками, и, наконец, великолепный дворец на берегу Москвы-реки – белиссимо! Некоторые экскурсоводы, впрочем, сравнивают дворец в Архангельском с «парижским» Версалем, так что, погуляв вокруг него по парку со скульптурами, вы убьете двух иностранных зайцев – как бы побывав и в Италии, и во Франции. Закрепить «французскую» тему легко можно в Тарусе. Помимо своей пряничной красоты этот зеленый городок на Оке известен еще и тем, что его называют «русским Барбизоном». Напомним, Барбизон – это знаменитый городок во Франции, где в XIX веке обосновалась колония художников, писателей и поэтов. В Тарусе их, похоже, жило не меньше – Цветаева и Паустовский, художники Поленов, Борисов-Мусатов, Крымов, Ватагин и др. Страсть как хочется в Швейцарию? Да ради бога! Запасаетесь швейцарскими шоколадками – и вперед на Алтай. Удивительное по красоте Телецкое озеро, окруженное многовековыми кедрами и снежными вершинами, уже давно зовут «русской Швейцарией». Русская Германия – это, как известно, Калининград и Светлогорск, еще недавно бывшие Восточной Пруссией и прямо-таки утыканные резными, как шкатулочки, немецкими церквями-соборчиками. Русский Иерусалим – он в трех шагах от Москвы, так и называется – Новый Иерусалим, и храм в нем не менее удивительный, чем знаменитый храм Гроба Господня, только, ясное дело, поменьше раз в пятьдесят. Поездка в Петербург вообще фантастически экономична, потому что вы как бы побываете и в Амстердаме, и в Стокгольме, и опять же – в Венеции, ведь нашу красивейшую Северную столицу с чем только не сравнивают. Геленджик, обрастающий аквапарками и дискотеками с космической скоростью, все чаще сравнивают с культовым молодежным островом Ибица. В Выборг ездят любители «финского колорита», в Севастополе копаются в руинах Херсонеса поклонники Греции, а в Коломне по улицам пыхтят старинные трамвайчики, сильно похожие на своих знаменитых «товарищей» из Лиссабона. Европа рядом!» Особого внимания заслуживают названия стран, принятые в китайском языке. Они имеют открытую внутреннюю форму, это не просто географический ярлык, прицепленный к участку земли, исторически сложившемуся как дом какого-либо народа и чаще всего образованный из названия этого народа (Нидерланды как нижние земли, Кот д’Ивуар – Берег слоновой кости – другой вариант наименований, менее распространенный). Китайцы пошли своим оригинальным путем. Они дали странам название-характеристику и при этом, что особенно важно и правильно – почти всегда положительную и даже комплиментарную.[23] Элемент Го – значит государство, держава. Англия – Ин Го – государство выдающегося таланта, Франция – Фа Го – государство логики закона, Германия – Дэ Го – государство нравственного примера, США – Мэ Го – прекрасное госудраство, Индия – Тянь Чжу Го – государство небесной веры, Тайланд – Тай Го – цветущее государство, Тибет – Си Цзян – кладезь истинных ценностей. Такие «возвышающие», комплиментарные названия – замечательный дипломатический прием. Неважно, что государство нравственного примера развязало все страшные мировые войны, а прекрасное государство сбросило атомную бомбу на мирное население, название прощает любой исторический грех и взывает к миру и дружбе, пробуждая «чувства добрые». Тут и очень тонкая политкорректность, и толерантность, и дипломатичность. В конце концов, если очень много раз повторять «халва», во рту может стать сладко. Свою страну китайцы назвали скромно, без пышных эпитетов: Чжун Го – срединная страна. Срединная значит центральная, центр земли, центр мироздания. Очень дипломатично. Народ, не искушенный в дипломатии, «себе позволяет» и все чужие страны и их народы называет ян гуй (или вай гуй) – заморские черти. Страны – ближайшие соседи получили как бы нейтральные, но отнюдь не открыто восхваляющие названия: Россия – Э Го – государство неожиданностей (затягивания решений и внезапных перемен). Монголия – Мен гу – темная старина. Комментарии излишни. Впрочем, на самом деле собственные имена – топонимы, антропонимы и др. – составляют обязательный компонент комментариев к литературным произведениям, особенно – переведенным с иностранного языка. При этом один из важных параметров хорошего качества комментирования – это раскрытие социокультурных коннотаций. Иллюстративным материалом послужили комментарии к «Повестям Белкина», изданные в учебных целях для англоязычных учащихся, изучающих русский язык:
Приемом социокультурного комментария, раскрывающего национальные особенности восприятия географического названия могут послужить пояснения названия Тула («запечатав оба письма тульской печаткой» – в «Метели»), которое для русских ассоциируется с самоварами, Левшой, искусными оружейниками и лучшими в России мастерами по литью, металлу и серебру. London, 1945: Tula is the capital of the government of the same name in Central Russia. It is famous for the manufacture of hardware (iron and silver) [Тула – главный город губернии того же названия в центральной России. Знаменит изделиями из металла (железа и серебра)]. Oxford, 1947: So called because of the town of Tula famous for its metal-work [Называется так в связи с Тулой, знаменитой изделиями из металла]. Moscow, 1975: A seal made in the town of Tula, which was famous for its hardware (iron and silver) [Печатка сделана в Туле, знаменитой изделиями из металла (железа и серебра)]. Посмотрим комментарий к имени Артемиза, упомянутому в «Метели» в следующем контексте: «Соседы, узнав обо всем, дивились ее постоянству и с любопытством ожидали героя, долженствовавшего наконец восторжествовать над печальной верностью этой девственной Артемизы». London, 1945: Artemisia. Queen of the city of Halicarnassus in Caria renowned in history for extraordinary grief of the death of the husband (fourth century B.C.) [Артемисия, царица из города Галикарнаса в Карии, вошедшая в историю как безутешная вдова, скорбящая по умершему мужу (IV век до Р.Х.)]. Oxford, 1947: Artemisia 2 (4-th century B.C.), queen of Halicarnassus in Asia Minor who erected in memory of her husband Mausolus a magnificent monument therefore called Mausoleum, which was considered one of the seven wonders of the world [Артемисия 2 (IV века до Р.Х.), царица Галикарнаса в Малой Азии, воздвигла в память о своем муже Мавсоле великолепный памятник, получивший поэтому название мавзолея, считавшегося одним из семи «чудес света»]. Moscow, 1975: Artemisia (4-th cent. B.C.), a legendary queen of Halicarnassus, Asia Minor, known for her boundless devotion to her husband, King Mausolus. After King’s death she had a magnificent tomb (the Mausoleum) built in his memory. One of the wonders of the World [Артемисия (IV век до Р.Х.), легендарная царица Галикарнаса в Малой Азии, известная своей безграничной преданностью своему мужу, царю Мавсолу. После смерти царя она построила великолепную гробницу (мавзолей) в его честь. Одно из «чудес света»]. California, 1983: Artemisia (350 d. ca. B.C.) bereft widow of Mausolus, King of Caria (d. ca. 353 B.C.) erected a tomb (Mausoleum) in his memory in Halicarnassus [Артемизия (350 г. до Р.Х.), безутешная вдова Мавсола, царя Карии (умер в 353г. до Р.Х.), воздвигла гробницу (мавзолей) в память о нем в Галикарнасе]. Из приводимых четырех комментариев оксфордский наиболее энциклопедичен: сообщает место, время, события, положение Артемисии, дает сведения о мавзолее как об одном из семи «чудес света» (что не имеет большого отношения к контексту произведения), но не упоминает главного в контексте «Метели»: что Артемиза – это символ безутешной скорби по умершему мужу. Этот социокультурный компонент подчеркнут в лондонском и московском комментариях и присутствует в калифорнийском. При этом в лондонском комментарии очень скупо даны энциклопедические сведения (вообще не упомянуты ни Мавсол, ни мавзолей). По-видимому, наиболее удачным следует признать московский комментарий, сочетающий сведения и чисто информативного (энциклопедического), и социокультурного характера. Пояснения к названию Разгуляй (повесть «Гробовщик») в московском комментарии носят чисто энциклопедический характер: «the name of square in Moscow [название площади в Москве]». Оксфордский же комментарий к тем же, но уточненным данным (не площадь, как в современной Москве, а квартал в Москве пушкинских времен) – «a quarter in Moscow», прибавляет контекстуально-ориентированное: «close to the Basmannaya where Adrian used to live [недалеко от Басманной, где раньше жил Адриан]. В пояснениях к реальным фактам фразы, с которой начинается «Гробовщик» («Последние пожитки гробовщика Адриана Прохорова были взвалены на похоронные дроги, и тощая пара в четвертый раз потащилась с Басманной на Никитскую»), читателю важно узнать не только то, что имеются в виду Басманная и Никитская (затем улица Герцена, сейчас Большая Никитская) улицы, расстояние между которыми равно 3 милям (московский комментарий), сколько то, что эти две улицы были в те времена крайними точками Москвы – одна на северо-востоке, другая на юго-западе, то есть дроги тащились с одного конца Москвы на другой (оксфордский комментарий). В современной Москве оно было бы как от Бусиново до Бутово. Для более полного понимания характера будочника Юрко («Гробовщик»), которого автор сравнивает с «почтальоном Погорельского», важно знать не только, что это герой повести «Лафертовская маковница» (1824) писателя Антония Погорельского (псевдоним Алексея Перовского, 1787-1836) – эти сведения дают все комментарии, но и социокультурные коннотации – то, что это образ верного слуги (московский комментарий). Из приведенного материала видно, что незнание социокультурного фона языковых явлений, неспособность заглянуть за занавес слов, проследить путь – через два зигзага – от реальности к понятию, от понятия – к слову, недооценке «сил противника» – чужого языка и культуры – ведет к невозможности преодолеть языковой и культурный барьеры, подрывает мечту людей о единстве, о сотрудничестве, о мирной и дружной жизни. Главное – осознать эти трудности, а тогда можно все преодолеть.
[1] Сипко Й. Этнокультурные коды языковых реминисценций и проблемы их перевода. IX Международный Конгресс МАПРЯЛ. Братислава, 1999г. [2] Майерс Л.М. Пишем по-английски (перевод В.В. Сидельникова, А.Н. Мамонтова). Метроном Аптекарского острова, 4/2005, «ЛЭТИ», СПб, сс. 92-93. [3] Лапшина Мария. Что такое «языковая» картина мира? STUDIO, № 3, 2000г, СПб университет, стр. 35-37.
[4] Цун Япин. Национально-культурная коннотативная ситуативная лексика в русском и китайском языках. Вестник МГУ. Серия 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация, № 1, 2006г. сс. 189-190.
[5] Хуан де Диос Луке Дуран, Франсиско Хосе Манхон Посас. Испанский язык и национальный характер испанцев. Язык и речевая деятельность. СПб, издательство Санкт-Петербургского университета. ,1998г. стр. 96-97. [6] Шахова Н. Кому дано предугадать. Русский журнал (вне рубрик). www.russ.ru, 20.03.2000, с. 4. [7] Материалы китайского языка – из личного общения с кандидатом культурологии Цао Юнцзе, а также из магистерской диссертации Би Юэ (факультет иностранных языков МГУ): Speech Activity as Cultural Phenomena, Речевая деятельность как феномен культуры: концепция речевого поведения в национально-культурном аспекте. МГУ, 2004
[8] Mazrui A.A. The Political Sociology of the English Language. Mouton. The Hague, 1975, p. 8.
[9] См. Васильев А.П., Кузнецова С.Н., Мищенко С.С. Каталог названий цвета в русском языке. М., Смысл, 2002г. [10] Англо-русский словарь по лингвистике и семиотике. Под ред. Баранова А.Н., Добровольского Д.О. М., Азбуковник, 2001 год. [11] Русский журнал (Вне рубрик) www.russ.ru. 28 марта 2000 года.
[12] По материалам Би Юэ. Речевая деятельность как феномен культуры: концепция речевого поведения в национально-культурном аспекте. Магистерская дисс., МГУ, 2004г. [13] Т.В. Ларина. Доминантные черты английского вербального коммуникативного поведения. «Филологические науки» № 2, 2007г., с. 72). [14] Newcomer’s Almanac. A Newslеtter for Families New to the United States. March, 1996 [15]Рылов Ю.А. Аспекты языковой картины мира: итальянский и русский языки. Воронеж, 2003 [16] The Guardian Weekend. August 14, 1999, p. 52. [17] Newcomer’s Almanac. Ibid. [18] Трубачев О.Н. Русская энциклопедия и ее антиподы: Хатчинсоновская карманная энциклопедия. Русская словесность, № 3, 1997 [19] Шахова Н. Указ. соч. с. 11 [20] См. об этом Рылов Ю.А. Аспекеты языковой картины мира: итальянский и русский языки. Воронеж, 2003 [21] Фатющенко Андрей. Воюющий остров. «Вокруг света» № 10, 2003 [22] Рылов Ю.А. Антропонимы в языковой картине мира. «Языки и картина мира». Всероссийская научная конференция» Тула 2002 [23] Далее – из материалов Кузнецова В.А. заслуженного профессора МЭИ, неоднократно работавшего в Китае. Глава VII. Культура и время. Если меня об этом не спрашивают, Августин Блаженный
У разных народов – разные культуры. Банальнее и проще этой навязчивой фразы только знаменитое чеховское “лошади кушают овес и сено”. И все-таки. 
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.
|