II. СКРЫТЫЕ ЯЗЫКОВЫЕ ТРУДНОСТИ.

Главные трудности, скрытые, «не видимые очам», то есть не очевидные, начинаются с разницы в лексике. Это самая коварная западня, так как это связано с понятием значения слова, с соотнесением звукового (устная речь) или графического (письмо) комплекса с предметами и явлениями реального мира. Это означает выход из мира системы языка, то есть определенного порядка – в хаос, безбрежность и бесконечное разнообразие реального мира, который мы видим, членим, категоризуем и именуем по-разному, что лишает нас возможности иметь «общий, или обоюдный код» (shared code) и, следовательно, общаться.

Соответственно, слова, соотносимые с одними и теми же предметами/явлениями реального мира, могут различаться следующими характеристиками.

1. 1. Объем семантики.

Если, используя уже известную метафору (см. Главу I), представить языковую картину мира в виде мозаики, а слово (так же, как и его эквиваленты) – кусочком этой мозаики, то ясно, что эти разные мозаичные картины состоят из разных кусочков. Перевод с одного языка на другой предполагает попытку вынуть кусочек – слово (или его функциональный эквивалент) из одного языка-мозаики и вставить в другой. При этом следует быть готовым к тому, что, как правило, эти кусочки мозаики не совпадают по размеру. Иными словами, объем их семантики может быть различен. Например, русское предложение Они такие же, как мы: две руки, две ноги было переведено на английский язык как: they are just like us: two hands, two legs. Этот хрестоматийный и, следовательно, избитый пример ярко и убедительно показывает, что объем семантики русских слов рука и нога шире, чем у английских эквивалентов, то есть они покрывают больший кусочек реальности, в то время как английский язык навязал своим носителям иное видение и членение мира: там, где русскоязычные видят 1 предмет (руку или ногу), англоязычные видят 2 совершенно разных предмета (hand, arm – рука; foot, leg – нога). Главная ошибка приведенного примера – то, что hand и leg нельзя сочетать в данном контексте. Должно быть или hand - foot, или arm - leg.

Значит, простое русское предложение: У нее в руках был букет цветов нельзя перевести на английский язык, не зная размера букета: если он маленький, то она держала его в кисти руки (то есть in her hands), если большой – то in her arms.

Таких случаев очень много в любых двух языках – и чем больше языков вовлечено в перевод, тем больше разница и тем труднее.

Русское слово переводчик – это и translator, и interpreter; политика – policy, politics; наука – science, humanity, a branch of knowledge; ученый – scientist, scholar, academic; управление – management, administration. Water в английском языке это не только вода, но и слезы, clay – это и глина, и прах. Два последних примера приводит Иосиф Бродский, столкнувшийся с трудностями разного объема семантики при переводе своих стихов с русского на английский и наоборот.

В американской комедии герою не хватает денег на чашку кофе и он говорит официантке: Sorry, I don’t have the money на что она отвечает сочувственно: «What a shame»! Русский переводчик, игнорируя и тон, и ситуацию, переводит «Какой позор!», так как не знает полного объема семантики слова shame, включающего наряду с «позором» и значение something that ought not to be и в этом What a shame соответствует русскому «Как жаль!»

Переводы фильмов изобилуют переводческими нелепостями: очевидно, что их делают поспешно и с помощью людей, плохо знающих язык-источник.

В американском фильме «Путешествие в глубь земли» (по Ж. Верну) герои едут в тележке, за ними – солдаты с ружьями. Шотландец кричит «Duck!», то-есть укройтесь, ныряйте на дно тележки, так как глагол to duck имеет значения увернуться, укрыться, нырнуть, пригнуться, чтобы избежать удара. Разумеется, переводчик кричит – Утка!, невзирая на грамматику (отсутствие артикля) и контекст ситуации.

- Sit down and tell me about your sister and Jon. Is it a marriage of true minds?

- It certainly is. Young Jon is a pretty white man.

( - Сядь и расскажи мне о своей сестре и о Джоне. Это союз верных сердец?

- Конечно же. Молодой Джон – приятный белый человек.)

Нелепый перевод маленького диалога из «Саги о Форсайтах» Джона Голсуорси вызван неполным знанием всего объема семантики слова white, которое в царстве представителей белой расы приобрело дополнительное значение приличный, порядочный. И pretty не прилагательное приятный, а наречие вполне. Поэтому Молодой Джон – вполне приличный (а не приятный белый) человек.

Заметим в скобках также, что там, где «у них» действует разум, у нас – сердце (a marriage of true minds – союз верных сердец). Здесь перевод правильный!

«Вершиной» нелепости переводов кинофильмов, замеченных мною, была, правда, синтаксическая, а не семантическая ловушка. Героиня уходит от мужчины, с которым прожила несколько лет, и оставляет ему записку: I am not a womаn you can trust, которую голос за кадром переводит: «Я не женщина. Можешь мне поверить» вместо «Я не та женщина, которой можно доверять».

В материалах Интернета, критически описывающих традицию празднования Хэллоуин (Halloween), приводится совершенно нелепый вариант перевода традиционной формулы, связанной с главным обрядом праздника.

В настоящее время мы являемся свидетелями активного распространения в учебных заведениях европейских государств и России практики справлять целый ряд праздников американского происхождения; Halloween среди них является, наверное, самым популярным. В этот день (31 октября) американские школьники, нарядившись ведьмами, чертями и подобными малоприятными персонажами, носятся по школам и домам и криком «Trick or treat!» (один из вариантов перевода: Наряди и угости!) требуют себе сладостей. Кроме того, на Halloween принято устраивать розыгрыши, нередко достаточно сомнительного характера.

Откуда мог взяться такой «вариант перевода», совершенно непонятно. Во-первых это вопрос: тот, кому адресовано trick or treat?, должен выбрать между как бы кнутом и пряником: или угости (treat), или мы тебе устроим этот самый розыгрыш (trick). Наряди и угости!, да еще и с восклицательным знаком, совершенно извращает смысл игры.

Русский переводчик, который перевел на английский язык подпись Молодежные балы в разгаре под фотографией в газете, изображавшей выпускной бал, как Young men’s balls in full swing явно не был осведомлен о существовании омонима balls в значении testicles – яички (мужской орган).

Неправильный перевод из-за недостаточного знания полного объема семантики английского глагола to look играет важную роль в интриге романа Б.Акунина «Коронация».

Встреча героя-рассказчика Зюкина, камердинера царской семьи, с дворецким (Батлером) мистером Фрейби повернула развитие сюжета в неблагоприятную сторону.

- Good news? – спросил Фрейби, кивнув на газету, и выудил из кармана словарь. – Хороший… новость?

У меня словаря при себе не было – остался в ливрее, поэтому я ограничился простым кивком.

Внимательно оглядев меня, англичанин произнес какую-то фразу из четырех коротких слов. Снова зашелестел лексиконом.

- Ты…смотреть…лучше…сегодня.

Я встрепенулся и испуганно уставился снизу вверх на его румяную физиономию. Откуда он знает о нашем плане? Что он вообще знает?

Батлер благожелательно улыбнулся и с поклоном прошествовал дальше.

Потерпев неудачу во всех своих планах и расчетах, знаменитый акунинский сыщик Эраст Петрович Фандорин пытается понять причину провала их с Зюкиным действий.

- Я вот все думаю про мистера Фрейби. – Эраст Петрович поднялся по ступенькам и открыл дверь. – Что-то здесь не складывается. Если он, действительно, человек Линда, то зачем бы ему предупреждать вас про шпиона? И зачем г-говорить, чтобы вы смотрели за его господином в оба? Что-то здесь не так. Не могли бы вы припомнить, какие именно слова он произнес?

- Очень хорошо запомнил. «Вы смотреть лучше сегодня». Каждое слово по очереди выуживал из лексикона.

- Хм. А как это было по-английски? You…watch out today?

- Нет, как-то по другому. – я нахмурил лоб, роясь в памяти. – Что-то такое на букву «б».

- На «б»? Better?

- Да, именно так!

- Ну-ка, попробуем восстановить английскую фразу. «Вы» – это you, «смотреть» – это see или look, потом better, «сегодня» - это today. «You see better today» – это бессмыслица. Стало быть, получается «you look better today».

- Да, правильно! Те самые слова! – обрадовался я.

Эраст Петрович развел руками:

- Тогда, Зюкин, вынужден вас разочаровать. Это вовсе не рекомендация получше следить за Линдом, а выражение, означающее «Сегодня вы выглядите лучше».

- Всего лишь? – разочаровался я.

- Увы. Вы с мистером Фрейби стали жертвами буквального перевода.

…Нельзя чересчур доверяться словарям.

Наконец, известный пример из перевода «Гамлета» Шекспира, внесший сумятицу и в облик, и в образ главного героя. Имеется в виду реплика матери Гамлета, королевы Гертруды:

«He’s fat and scant of breath,

Here, Hamlet, take my napkin, rub thy brows».

М.Лозинский переводит ее так:

«Он тучен и одышлив.-

Вот, Гамлет, мой платок, лоб оботри».

Одна неудачно переведенная строка, и Гамлет из благородного юного мстителя превращается в толстого, страдающего одышкой немолодого человека. И от любви к нему сходит с ума и кончает жизнь самоубийством прекрасная юная девушка?

Однако семантика слова fat шире, чем просто жирный, тучный, и допускает вариант блестящий от пота. И scant of breath – это задыхающийся (от волнения), запыхавшийся человек, которому не хватает дыхания, в то время как одышливость – это медицинский термин, признак хронической болезни. Это позволяет Б. Пастернаку спасти образ Гамлета, оставить его романтическим, избежав прямого перевода слова fat, но при этом передав общую ситуацию:

«Дай, Гамлет, оботру тебе лицо.

Вот мой платок. Как ты разгорячился!»

1. 2. Стилистические коннотации.

Этот вид скрытых трудностей тесно соприкасается с предшествующими – разницей в объеме семантики.

Действительно, коннотации представляют собой дополнительные оттенки значений, некие «созначения». При этом стилистические коннотации – это либо знак отнесенности к различным стилевым разновидностям языка, либо выражение отношения к высказыванию (то-есть вид модальности): положительного, отрицательного или нейтрального – следовательно, не имеющего коннотаций.

Хрестоматийный пример из русского языка: глаза – нейтральный стиль, очи – возвышенный и позитивный, зенки, гляделки – сниженный и негативный.

Стилистические коннотации – также западни и ловушки, но также и оборонительные приемы языка в его войне с «захватчиками» – с иностранцами, пытающимися вторгнуться в его пределы.

Проблема в том, что в разных языках слова, эквивалентные по номemинативному значению, то-есть соотносимые с одним и тем же предметом или явлением (кусочком) реальности, могут различаться как принадлежностью к разным стилям, так и позитивными и негативными оттенками и, соответственно, употреблением в речи.

Развивая метафору с мозаичной языковой картиной мира, можно сказать, что единицы языка, слова и их эквиваленты – кусочки мозаики – могут различаться не только размером (объемом семантики), но и цветами, красками, оттенками: яркие, блеклые, глянцевые, матовые, вызывающие радость или грусть и т.п.

Сюда же следует отнести и использование диалектизмов, жаргонизмов (слэнга), то-есть все виды территориальных, социальных, профессиональных расслоений национального языка.

Великий Бен Джонсон имел в виду именно этот аспект употребления речи, когда сказал свою знаменитую «крылатую» фразу: «Language most shows a man. Speak that I may see thee». (Язык лучше всего раскрывает человека. Говори, и я тебя увижу).

Много позже Бернард Шоу воплотил эту мысль в образе профессора Хиггинса в бессмертном «Пигмалионе».

Вопрос о стилистических коннотациях хорошо известен и представлен достаточно широкой научной литературой, поэтому ограничимся несколькими примерами.

Итальянский преподаватель русского языка прислал письмо по-английски, в котором просил подтвердить возможность его поселения в общежитии, и приложил собственный перевод на русский язык. I would be very pleased if you could confirm the availability of accommodation… в русском переводе выглядело так: Я вас просил бы о подтверждении ночлегов в общежитии…

Слова accommodation и ночлег принадлежат к разным регистрам речеупотребления, имеют разные стилистические коннотации.

Китайские коллеги прислали приглашение на конференцию в город Hangzhou, столицу провинции Zhejiang, представив это по-английски как Hangzhou, Zhejiang Provincial capital. Однако словосочетание provincial capital – провинциальная столица имеет иные стилистические коннотации, чем capital of the Province – столица Провинции.

В этом же письме описывается красота и величие места проведения конференции: With its picturesque landscape, Hangzhou has ever been praised as “Paradise on the Earth”. In 13 century, Marco Polo, a famous Italian tourist praised Hangzhou as “The most beautiful and magnificent city in the world”.

Номинативное значение слова tourist, возможно, соответствует факту визита Марко Поло в Китай, однако, с точки зрения стилистических коннотаций, оно в этом контексте не приемлемо и вызывает незапланированный комический эффект.

Замечательный переводчик и лексикограф Роберт Даглиш, работавший в Советском Союзе, говорил о стилистических трудностях перевода советских клише, возвышенных и пафосных, на английский язык, тяготеющий к understatement – недосказанности, недооценке.

Так, например, в публичной лекции для переводчиков он говорил, что перевод на английский язык словосочетания нерушимое единство как an unbreakable and indestructible unity звучит совершенно не по-английски, так как нарушает стилистические каноны английского языка, требующие избегать резко категорических суждений, «громких» слов, излишнего пафоса и высокого стиля.

Его замечательная метафора: английский язык предпочитает тихо свистнуть в темноте, а русский язык кричит при ярком дневном свете раскрывает различия стилистических характеристик этих языков.

Эти особенности чрезвычайно важно учитывать в рекламе – тем более в наше время, когда реклама – в том числе и переводная – стала играть такую важную роль в жизни современной России.

Роберт Даглиш привел пример разного восприятия одной и той же рекламы на русском и английском языках.

Речь шла о рекламной статье о Грузии, где упоминалось замечательное грузинское гостеприимство. Дальше следовала фраза: Каждый, кто хоть раз побывал в Грузии, подпишется под этими словами!

Сочетание хоть раз усиливало экспрессивность высказывания, подчеркивая, что даже одного раза достаточно, чтобы оценить необыкновенное грузинское гостеприимство.

В переводе на английский это звучало так: Everyone who visited Georgia at least once would subscribe to these words.

Вот как комментирует Роберт Даглиш этот перевод: «It is a very close following of the Russian again. But it’s not English at all. And when you come to think of it, it’s too much of an absolute statement for an English journalist piece of writing. The basic idea that you’re trying to convey is that “most people who’ve been to Georgia would subscribe to this view”. You can’t say more than that. The “at least once” stands out like a sore thumb in the English. It starts you thinking: what about twice, or will two visits to Georgia create a different impression; it just diverts the reader, you don’t make your point. You have to make a simple and a clear point, not too exclusive, not too absolute. And once you get that sentence right, our find that the next sentence flows on almost automatically – “and Georgia has many visitors”, and so on».

Использование диалектизмов, жаргонизмов, историзмов также вызывает недоразумения, часто нелепые, вызванные, главным образом незнанием или, вернее, н е о п о з н а н и е м этих нестандартных единиц языка, выходящих за рамки нормативного, литературного языка. Это не мины, не бомбы, это мелкие виды языкового оружия: пули, гранаты, а может быть и просто кулаки. Но они тоже успешно «разят врага».

Известный зоолог и путешественник Николай Дроздов в книге об Австралии[6] приводит материалы русского эмигранта Игоря Ивановича Межакова-Корякина по переводам англоязычными переводчиками поэмы Евгения Евтушенко «Братская ГЭС».

«Я вбирал, припав к баранке» – «жевал калач», «листами под покрышками шурша» – «под крышами шуршала листва», «по фене ботают ножи» – «девушки танцуют с ножами», «и плывут струги» – «стружки плывут по реке»

1. Лексико-фразеологическая сочетаемость.

Как известно, под лексико-фразеологической сочетаемостью понимается способность одних слов легко и естественно сочетаться, «дружить» с одними словами и «отталкивать» другие, «не дружить» с ними. Лексико-фразеологическая сочетаемость национальна, она специфична для каждого языка, поэтому она создает дополнительные и очень серьезные трудности как для общения на иностранном языке, так и для его изучения и преподавания. Можно выучить значения слов и таким образом быть в состоянии «узнать», о чем идет речь в созданном кем-то тексте (recognition skill), но для того, чтобы самому создать текст – письменный или устный – знать значение слов недостаточно: нужно еще знать их сочетаемость в данном языке. Можно посмотреть значение английского слова flat – плоский, ровный и перевести с его помощью русское словосочетание плоская поверхность – a flat surface. Но на этом совпадение с русской моделью сочетаемости слов плоский, ровный закончится. Все остальные варианты естественной сочетаемости слова flat непредсказуемы, их можно только отдельно специально заучивать: спущенная шина – a flat tyre, туфли без каблука – flat shoes, мелкая кастрюля – a flat pan, расстроенная скрипка – a flat violin, батарейка села – the battery is flat. Обе стороны этих пар – и русская, и английская представляют собой образцы сочетаемости соответствующих языков, обе требуют специального внимания, отдельного заучивания и осложняют общение. Лексико-фразеологическая сочетаемость – это колючая проволока, натянутая поверх языкового барьера, чтобы сделать его еще неприступнее.

Яркий пример опасностей, вызванных неосознанием устойчивой сочетаемости в сфере научной терминологии, приводит Наталья Шахова.

«…даже если неспециалист за счет здравого смысла и хорошего знания грамматики разберется в совершенно новой для себя ситуации, то не зная нужной терминологии, он не сможет передать свое понимание читателю-специалисту. И последствия при этом могут быть самыми плачевными (подчеркнуто мной – С.Т.). Ведь если "hard disk" при переводе назвать вместо "жесткого" "твердым диском", то это всего лишь вызовет улыбку, но если в алгебраической статье перевести "prime ring" словами "примарное кольцо", а не "первичное", то это (поверьте мне на слово!) сделает неверным утверждение теоремы, поскольку "примарное кольцо" тоже есть, но соответствует английскому "primary ring".[7]

Наиболее распространены ошибки в переводах словосочетаний с родного языка на иностранный. В этом случае обычные словари, дающие значение слова, но не его сочетаемость, не только не помогают, но и запутывают пользователя, создающего переводные сочетания по образцам родного языка. Ошибка заключается в том, что вместо того чтобы искать эквивалентное словосочетание в языке иностранном, переводят слово за слово.

Работать над собой – to work at oneself (вместо to develop one’s abilities)

Создавать комиссию – to create a commission (вместо to set up…)

Государственные работники – state workers (вместо state officials)

Крытая арена – closed arena (вместо canopied…)

Посещать уроки – to visit lessons (вместо to attend classes)

Опера, написанная Моцартом – an opera written by Mozart (вместо composed by Mozart)

Представлять на рассмотрение – to set for consideration (вместо to submit to consideration)

Бег с препятствиями – running with obstacles (вместо steeplechase)

Наша страна – our country (вместо this country)

Постоянное место жительства – constant residence (вместо permanent residence)

Простое совпадение - simple coincidence (вместо mere coincidence)

Ошибки повторяются - mistakes repeat themselves (вместо mistakes recur)

У него золотые руки – He has golden hands (вместо he has golden fingers)

Требует усилий со стороны переводчика – requires efforts on the side of an interpreter (вместо on the part of…)

Мыть голову – to wash one’s head (вместо to wash one’s hair)

Легкая атлетика – light athletics (вместо track-and-field athletics)

Хоккей на траве – grass hockey (вместо field hockey)

Аналогичные ошибки встречаются при переводе с английского языка на русский.

Лебеди-кликуны летят в Исландию, за арктический круг (вместо полярный круг) [Передача BBC-Wildlife на русском языке]

Япония – страна распустившейся вишни (вместо цветущей вишни) [телевизионная передача]

Госпожа Г., первая скрипка Кельнского оркестра радиовещания всегда успешно справлялась с поставленными перед ней артистическими задачами (вместо художественными задачами).

«… шофер, человек с большими моржовыми усами, казался угрюмым». (вместо с усами, как у моржа) [ Розамунда Пилчер «В канун Рождества», М., Слово, 2002г., Rosamunda Pilcher. Winter Solstice]

I am out of the question – Вопрос не во мне (вместо обо мне и речи быть не может) [английский фильм «Мэнсфилд Парк» по роману Дж. Остин]

В.В. Путин в своей речи на Совещании ректоров говорил о «дефиците кадров в сфере государственных и публичных услуг». Публичные услуги – не очень удачное словосочетание, что лишний раз показывает, насколько трудной, сложной и тонкой является проблема лексической сочетаемости не только для иностранцев, но и для носителей языка, даже вполне грамотных и образованных.

Представляют интерес как примеры, так и особенно комментарии к ним, приводимые в кандидатской диссертации М.В. Умеровой. Они также иллюстрируют нарушение норм лексической сочетаемости при переводе с английского языка на русский.

«Human race – человеческая раса (вместо человечество)

American role – американская роль (вместо роль Америки)

Словосочетание «federal worker» не следует передавать малопонятным «федеральный работник», а необходимо использовать прием конкретизации и в определенных контекстах передавать данное сочетание как «сотрудник, агент ФБР». В предложении «Доступ к неквалифицированной рабочей силе и недорогому сырью уже не имеет такого значения, как доступ к информации» слова «неквалифицированная» и «рабочая сила» плохо сочетаются, поскольку само понятие «рабочая сила» в данном контексте означает наличие определенной квалификации. Английское «unskilled workforce» в данном случае, очевидно, означает «дешевую рабочую силу»[8].

И, наконец, в качестве оптимистической концовки – пример абсолютно правильного перевода словосочетания, когда одно и то же русское прилагательное вечный передано двумя различными английскими эпитетами – в соответствии с сочетаемостью существительных beauty и land:

Вечная красота вечной земли – the timeless beauty of an eternal land [Юлия Марьяшкина. Страна говорящих камней. АЭРОФЛОТ, октябрь-ноябрь 1998г.].

В этом случае, отличный переводчик справился с военными уловками иностранного языка, и «победила дружба».

4. «Ложные друзья».

Еще одна коварная западня, еще один прием «войны» языка, против «чужих» и в защиту «своих».

Обычно в лингвистическое литературе используется термин «ложные друзья переводчика» (калька с французского языка «faux amis du traducteur»).

Таким образом обозначают слова, которые выглядят обманчиво знакомыми, фонетически и/или орфографически близкими или идентичными словам и выражениям родного языка, но отличающиеся от них либо значением (полностью или частично), либо коннотациями. Однако, поскольку «обманчиво знакомые слова обманывают не только переводчиков, можно назвать это языковое явление просто: «ложные друзья».

В метафорике военных действий вспоминается Иван Сусанин.

Вот как описала мне моя молодая коллега визит своей бабушки в Украину (да-да, это не описка, сейчас нужно говорить вУкраину, а не на Украину, потому что последнее – политически некорректно и умаляет государственный статус Украины: со всеми остальными странами в, значит и с Украиной, как со всеми. И артикль, всегда стоявший перед словом в английском языке the Ukraine больше не употребляется как политически некорректный – по той же причине).

Итак, бабушка в Украине пошла в магазин и спросила, есть ли перчатки. Продавщица ответила по-украински, что есть, но только «чоловiчьи». Бабушка испугалась: Как это человечьи? и решила, что продавщица над ней издевается. А чоловiк – по-украински не только человек, но и мужчина, что очень политически некорректно, прямо, как в английском языке. Учились бы у русского языка: человек – это человек, женщина – тоже человек, потому что для мужчины – свое отдельное слово. Очень культурно и политкорректно. А перчатки были только мужские, и продавщица не издевалась, но «ложный друг» оказался непреодолимым препятствием.

На другой день та же бабушка пошла бутылки сдавать, а приемщица ее спрашивает: «У Вас богато?», что значит «У Вас много?» Нормальный, вполне законный вопрос, но бабушка возмутилась, сказала, «Какое Вам дело, богаты мы или нет!» и ушла расстроенная. Украина ей не понравилась, а виноват был только языковой барьер и коварные «ложные друзья».

Про английское слово «nationality» много писали как о «ложном друге»[9]. Как понять в японской визовой анкете графу «former nationality», которая идет сразу за «nationality»? Как может быть у человека «бывшая/предыдущая национальность»? В другом мире, в другой инкарнации, что ли? Национальность не может быть бывшей, а nationality как гражданство вполне может быть. И address тоже ложный друг адреса, так как включает в себя только улицу и номер дома, квартиры, да и то в обратном порядке: сначала дом – квартира, потом улица. А город и страну – не включает, это отдельная новая строка в анкете. А выглядит все обманчиво похоже.

Английское слово nationalism пишется точно, как русское национализм, только латинскими буквами. Однако, нужно быть с ним острожными – оно «ложный друг», и все словари современного английского языка определяют его как патриотическое стремление добиться независимости своей страны или народа. То есть там, где у нас большой минус, в английском языке большой плюс. То же самое относится и к словам nationalist и националист.

«Ложные друзья» - трудность гораздо серьезнее и неприятнее безэквивалентной лексики, всех этих мачете и матрешек.

Английское слово ideology и его русский «друг» – идеология различаются коннотациями: английское слово имеет явно выраженный (отмеченный словарями) негативный оттенок.

«Слово «professionals» может означать не только «профессионалов, людей занимающихся чем-либо профессионально», но и «лиц свободной профессии или интеллигентного труда», поэтому при переводе важно учитывать контекст, чтобы не допустить ошибки…»

…«Хорошо известны следующие примеры: перевод английских слов «dramatic», «routine», «academic» как «драматический», «рутинный» и «академический» соответственно. В переводах часто появляются «драматические изменения» вместо «значительные, огромные изменения», «рутинный отчет» вместо «стандартный отчет»; «revolutionary changes» – «революционные изменения» (вместо «существенные» или «радикальные изменения»); «marginally larger» – «маргинально больше» (вместо «немного больше») и т.п.» (М.В. Умерова . Указ. соч. с. 45).

Название «Государственный музей заповедник Кижи» было переведено с помощью очень ложного друга: «State Air-Open (так! – С.Т.) Museum Preservative Kizhi.»

К «ложным друзьям» относят также устойчивые словосочетания и фразеологизмы, близкие по структуре, по лексическому составу, но имеющие разные значения. Иногда их называют псевдосинонимы.

Например,

- to lose ones head [потерять контроль над собой] ¹ to lose one’s mind [сойти с ума, потерять рассудок]

- to keep one’s head [сохранить хладнокровие] ¹ to keep up one’s head [не падать духом, не вешать нос]

- to wash one’s hair [мыть голову] ¹ to wash one’s head «освежить мозги» выпивкой.

К этой же категории «ложных друзей» можно отнести и такие выражения, которые, исходя из их лексического состава или образности, могут быть осмыслены как противоположные по значению, каковыми они на самом деле не являются (псевдо-антомимы);

- absence of mind [рассеянность] - presence of mind [присутствие духа]

- in low water [страдать от безденежья, сидеть на мели] - in deep water [в затруднительном положении]

- find oneself [очутиться, оказаться] – lose oneself [затеряться, погрузиться]

- snap into it [давай, жми!] – snap out of it [освободиться, избавиться].

Все перечисленные выше трудности, ловушки, препятствия на пути поиска преодоления языковых и культурных барьеров, мешающих единству людей, относятся к категории собственно языковых. Это язык своими силами защищает себя и идентичность созданной им нации от пришельцев, захватчиков, оккупантов, не разбирая, кто друг и пришел дружить, делиться, обмениваться, а кто – враг и хочет украсть, испортить, обмануть, ограбить, убить.

Однако, наряду с собственно языковыми факторами, есть еще и внеязыковые, экстралингвистические аспекты использования языка как средства общения.

Язык неотделим от Человека, его носителя, пользователя, одновременно хозяина и слуги. Человек же неотделим от окружающего его мира, продуктом и пользователем которого он является. Соответственно, язык неотделим от человека, его внутреннего мира и мира внешнего, реального. Язык отражает этот мир и формирует Человека, а через него – и мир, его окружающий.

Основная и очевидная связь языка с внеязыковой реальностью осуществляется через лексику, через значениеязыковых единиц, из которых главная – это слово.

Значение – это нить, связывающая мир языка с миром реальности, или тропинка, соединяющая эти миры.

Значение родного слова ведет в родной мир, в свою картину мира, отраженную языком и навязываемую всем его носителям. Значение иностранного слова ведет, соответственно, в иностранный мир, чужой и чуждый, в чужую и чуждую культуру в самом широком, антропологическом смысле этого слова.

Это положение хорошо иллюстрирует Андрей Макин, неоднократно цитированный современный французский писатель русского происхождения. Б и л и н г в, с детства владеющий французским языком своей французской бабушки и русским – языков родины, он был м о н о к у л ь т у р е н, так как вырос в культуре российской глубинки. Для таких, как Макин, тропинки значений обоих языков ведут в один и тот же мир, в его случае – русский. В своем самом знаменитом французском романе «Французское завещание» он раскрывает процесс своего познания единого русского мира через два разных языка, растущее с годами недоумение, неудобство, осознание своей раздвоенности, непохожести на окружающих его людей, у которых один родной язык, одна родная культура, один родной мир.

С возрастом герой романа ощущает все больше неудобств от двойного видения мира, от раздвоения личности, от постоянного своеобразного конфликта языков внутри одной культуры.

Так, в его сознании происходит столкновение двух разных образов при употреблении русского слова царь и французского заимствования из русского языка – tsar. Слова абсолютно эквивалентны в языковом плане, но за русским словом стоит кровавый тиран Николай II из советского учебника русской истории. Французское же слово вызывало у мальчика ассоциации с элегантным молодым царем Николаем II и его красавицей-женой, приехавшими в Париж на закладку моста Александра III, с атмосферой праздника, балов и банкетов в честь августейшей пары, то есть тот образ, который был создан рассказами французской бабушки.

Именно на слове Царь герой романа Макина осознает свою «особенность», отличность от окружающих, в частности от агрессивных и ненавидящих его товарищей по школе.

«Вопрос, на первый взгляд, был очень простым: «Ну да, я знаю, это был кровавый тиран, так сказано в нашем учебнике. Но что тогда делать с тем свежим, пахнущим морем ветром, который веял над Сеной, со звучностью уносимых этим ветром стихов, со скрипом золотой лопатки по граниту – что делать с тем далеким днем? Ведь я так пронзительно чувствую его атмосферу!»

Нет, я вовсе не собирался реабилитировать Николая II. Я доверял своему учебнику и нашему учителю. Но тот далекий день, тот ветер, тот солнечный воздух? Я путался в бессвязных размышлениях, полумыслях, полуобразах. Отталкивая расшалившихся товарищей, которые осыпали и оглушали меня насмешками, я вдруг почувствовал к ним жуткую зависть: «Как хорошо тем, кто не носит в себе этот ветреный день, это прошлое, такое насыщенное и, судя по всему, бесполезное. Смотреть бы на жизнь единым взглядом. Не видеть так, как вижу я…»

Последняя мысль показалась мне такой диковинной, что я перестал отбиваться от зубоскалов и обернулся к окну, за которым простерся заснеженный город. Так, значит, я вижу по-другому? Что это – преимущество? А может, ущербность, изъян? Я не знал. Но решил, что двойное видение можно объяснить моим двуязычием – в самом деле, когда я произносил по-русски «царь», передо мной возникал жестокий тиран; а французское «tsar» наполнялось светом, звуками, ветром, сверканьем люстр, блеском обнаженных плеч – неповторимым воздухом нашей Атлантиды. И я понял, что этот второй взгляд на вещи надо скрывать, потому что у других он вызывает только насмешки» (А. Макин. Французское завещание, Пер. Ю. Яхниной и Н. Шаховой. Иностранная литература, 1996, № 12 с. 36).

Огромную, «непереводимую» разницу этих двух языков раскрывает одна лишь фраза, сказанная мимоходом его французской бабушкой Шарлоттой (следовательно, по-французски) в ответ на вопрос о судьбе президента Франции начала XX века: «Le President est mort a l’Elysee, dans les bras de sa maitresse, Marguerite Steinheil… [Президент умер в Елисеевском дворце в объятиях своей любовницы, Маргариты Стенель…]. Оказалось, что эту фразу нельзя «перевести» на русский язык, потому что за ней стоит совершенно иная – не русская – культура.

«Феликс Фор… Президент Республики… В объятиях любовницы…» Атлантида – Франция, больше чем когда бы то ни было, представала передо мной terra incognita, где наши русские понятия уже не имели хождения.

Смерть Феликса Фора заставила меня осознать мой возраст: мне было тринадцать, я догадывался, что означает «умереть в объятиях женщины», отныне со мной можно было говорить на эти темы. Впрочем, смелость и полное отсутствие ханжества в рассказе Шарлотты подтвердили то, что я уже и так знал: Шарлотта не была такой, как другие бабушки. Нет, ни одна русская бабуля не решилась бы вести со своим внуком подобный разговор. В этой свободе выражения я предощущал непривычный взгляд на тело, на любовь, на отношения мужчины и женщины – загадочный «французский взгляд».

Утром я ушел в степь один, чтобы в одиночестве поразмыслить об удивительном сдвиге, который произвела в моей жизни смерть Президента. К моему великому изумлению, по-русски сцена плохо подавалась описанию. Да ее просто нельзя было описать! Необъяснимая словесная стыдливость подвергала ее цензуре, странная диковинная мораль оскорбленно ее ретушировала. А когда наконец слова были выговорены, они оказались чем-то средним между извращенной непристойностью и эвфемизмом, что превращало двух возлюбленных в персонажей сентиментального романа в плохом переводе.

«Нет, - говорил я себе, лежа в траве, колеблемой жарким ветром, - умереть в объятиях Маргариты Стенель он мог только на французском…» (А. Макин. Французское завещание, с. 52).

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: