Людвиг и Алан: все, что нужно для счастья

Автомобиль уже исчез в сумерках, напоследок насмешливо подмигнув по-вампирски красным глазом подфарника на повороте, а Людвиг, сжимая в руках бесчувственное тело любимого, не мог сдержать радостного сердцебиения. Затем, вспомнив, что на дворе не лето и застудить Алана, и так настрадавшегося в плену, раз плюнуть — стоит только подморозить его, раздетого, на декабрьском морозце некоторое время. Луи поспешил в дом. По дороге он не удержался и прикоснулся несколько раз губами в легчайших поцелуях, ловя дыхание спящего, убеждаясь, что его сокровище вернулось к нему.

Увлеченный поцелуями Людвиг занес Алана в гостиную, расположил на диване, сняв кроссовки, на минутку присел, залюбовавшись спящим. В глаза сразу бросалось, что эти три дня плена не просто дались Алану: одежда была в пыли, на лице небольшие пятнышки, как припавшие пылью полоски от слез, руки также нуждались в мытье. Лицо, и так светлое от природы, побелело еще больше, оттеняя темные круги под глазами, черты истончились, явно выделяясь заострившемся носом и резко очерченными скулами. Людвиг вздрогнул, когда услышал голодное урчание желудка Алана, заметался в волнении, бормоча себе под нос: «Да что они тебя там совсем не кормили, что ли?! Довели человека чуть ли не до голодного обморока!». Из опасения навредить измученному желудку, он заварил нежнейшую овсянку и, пока она доходила до готовности, намочил полотенце в горячей воде и принялся оттирать лицо и руки Алана. От такого нетрадиционного умывания он заворочался, пробормотав: «Не надо, мама!», — затем открыл глаза, в недоумении разглядывая полутемную комнату. Когда через пару минут в открытую дверь вошел с подносом Луи, Алан, при виде темного силуэта испугано вжался в дальний угол дивана. Людвиг остановился на расстоянии и успокаивающе произнес:

— Не надо бояться, всё уже позади. Тебя освободили — привезли прямо ко мне домой.

Он замер в дверях, следя обеспокоенным взглядом за испугом Алана, проявившимся на слова, что того отвезли к кому-то домой. Алан готов был в стенку вжаться, закрыв глаза и мелко дрожа. Людвиг отставил поднос, включил в полную силу освещение и осторожно, без резких движений, словно к напуганному котёнку, приблизился к Алану, позвав тихим голосом:

— Ну что ты, малыш… Это же я, Людвиг, твой друг и сокурсник. Не бойся, всё закончилось… Ты полностью свободен. — Он легонько привлек испуганного Алана к себе, погладил успокаивающе по голове, продолжая уговаривать. — Мы все сильно переживали за тебя, искали, на радио и телевидении объявления размещали, полицию и прокуратуру на ноги подняли, обыск в подозрительном притоне проводили: информатор сообщил, что тебя держат в подвале ресторана. Знал бы ты, сколько сил пришлось затратить, чтобы прокуратуру убедить подписать ордер, и всё напрасно… Когда тебя там не оказалось, я уж было решил, что тебя никогда не увижу… Что не смогу тебе сказать… Я сам себе тогда пообещал, что если бог даст нам увидится, то я всё сделаю, чтобы тебя не потерять! Ты просто должен знать, как сильно я тебя люблю, а что дальше — это решать тебе. А теперь тебе надо поесть.

Людвиг усадил поудобнее своего гостя и предоставил ему суповую чашку с овсянкой, невзирая на сопротивление, заставил съесть несколько ложек. Алан, краснея и сильно смущаясь своего потрепанного вида, попросил:

— А можно мне в душ? Или просто умыться?

— О боже! Как я сам не подумал?! Давай я ванну наберу с лечебными солями, полежишь в ней, порелаксируешь, — Луи резво прошел в большую ванную комнату, оборудованную и душевым боксом, и джакузи, в которую он стал набирать воду. Затем вернулся к Алану, и, заметив как тот нетерпеливо поглядывает на дверь, за которой шумела вода, провел того к душу, со словами:

— Я вижу, как тебе не терпится. Ты можешь пока смыть с себя всё в душе, а чуть позже, как набежит вода, перейдешь в ванну. Пойду пока тебе халат поищу.

***

Алан моментально скинув пыльные вещи, юркнул под горячие струи душа, почти на физическом уровне чувствуя, как с него скатываются остаточные ощущения неволи, страха, безнадеги и боли от предательства Чака. Он с удивлением заметил, что из его памяти и сознания как будто удалили (или как будто окутали туманом) целые пласты событий и переживаний. Если первые два дня его сотрясала сама мысль о любимом и его предательстве, то третий день, проведенный в подвале с крысами, пристегнутый наручниками рядом с трагически-влюбленной парочкой, что готовилась умереть за свою любовь, что-то изменили в восприятии Алана. Он как будто бы очнулся от долгого сна, стал серьезнее и взрослее на десяток лет, критически впервые увидев и избалованного вседозволенностью Чака, и себя рядом с ним: наивно-влюбленного и беспрекословно подчиняющегося. И если по отношению к Чаку его заполонило странное равнодушие, то за свою странную привязанность, приведшую к таким последствиям Алану становилось ужасно стыдно. Он готов был сам себе надавать по щекам, со стоном: «Ой! Дурак! Какой же я дурак!», он опустился на дно душевой кабины, сжался в комочек, закрыв ладонями лицо и зарыдал.

***

Минут десять Людвиг суетился на кухне, пытаясь отыскать в холодильнике или просто приготовить что-то приятное для Алана. Сначала он поставил на огонь турку для кофе, не доверяя даже кофе-машине, хотя через пару минут с мыслью: «Какой кофе?! Ему успокоительное после всех испытаний нужно!», — турка была отодвинута в сторону, а на столе обосновался заварочный чайник и пачка китайского зеленого чая с какими-то особо пахнущими травами, подаренная ребятами на фирме по какому-то незначительному поводу. Людвиг мимоходом проглянул инструкцию, отметив моменты: «Приподнимает настроение… Возвращает оптимизм… Помогает восстановить психику после стрессов… То что надо! И мне такой чай не помешает!», — и заварил целый заварник, выложив к нему какие-то конфеты и пирожное из холодильника, неизвестно как там оказавшееся, может, тот же капитан Руст принес вместе с пиццей.

Накрыв чайничек сложенным в несколько слоев полотенцем, сгрузил все принадлежности к чаепитию на поднос и, прихватив халат и пару полотенец, двинулся на шум воды.

В первую минуту душевой бокс показался пустым, кольнув острой болью в сердце: «Сбежал! Бросил!», —, но через полсекунды, наткнувшись взглядом на сжавшегося в комочек внизу Алана, Луи вздрогнул, рванул к нему, чуть не уронив чашки вместе с подносом. Только возле самой стеклянной полукруглой двери он опомнился, готовый сам себе настучать по затылку и за то, что чуть не вывалил на пол всё содержимое подноса, и за то, что чуть опять не напугал Алана. Прикинув свободные поверхности, куда можно было бы сгрузить ношу, выбрал для этого тумбу между раковиной и джакузи. Только освободив руки, на вторую тумбу бросил полотенца и халат, затем тихонечко позвал Алана. Тот замер испуганной птичкой, закрывая ладонями лицо и отворачиваясь к зеркальной стенке.

Людвиг отодвинул дверь, поднял на ноги Алана, повел к ванне, уговаривая как маленького:

— Вот уже вода набралась, теперь тебе надо выбрать арома-соль. Какой запах ты любишь? Цветочный: розы, лилии, лаванды, шалфея? А может, цитрусовый: грейпфрукт, лимон или лайм? А может, тебе хвойный лес или морская свежесть по нраву? — Людвиг вытащил из шкафчика целую коробку с двенадцатью различными бутылками, подаренную теми же ребятами, что и чай, кажется даже той же китайской фирмы.

***

Алан, сначала терявшийся от горьких мыслей, помещенный в горячую бурлящую джакузи немного отвлекся, а когда ему в руки вручили коробку с кучей ярких бутылок на выбор, то в глазах впервые за несколько дней появился интерес.
Алану всегда нравились яркие, насыщенные ароматы, только он этой склонности стеснялся, считая ее девчачьей. Он любил подолгу вынюхивать ароматы маминых духов, в школе улавливал все новомодные парфюмы одноклассников, и особенно одноклассниц. В среде профессиональных моделей также не было принято экономить на парфюмерии, и Алану доставляло особенное удовольствие на показах и репетициях ловить отголоски дорогих ароматов лучших мировых марок в смеси с запахом трудового пота моделей, профессионального грима и лака для волос. И сейчас, заполучив в руки бутылки с солями, обработанными арома-добавками, Алан заинтересовано принюхался, навскидку проведя пальцами, выбрал светло-сиреневую емкость с ароматом лаванды и орхидеи, передав ее в руки Людвига, объяснив:

— Лаванда, я думаю, прекрасно подойдет, —, а сам продолжил и дальше вынюхивать флаконы, отметив в мыслях заинтересовавшие его ароматы: «Забавный запах у лайма, лимон не лимон, но потом я бы хотел искупаться в этом аромате, да и тропические цветы тоже неплохи. Придется или выпросить у Людвига эти пару солей, или еще напрашиваться к нему на купание.»

***

Людвиг щедро отсыпал цветную соль в бурлящую воду, которая приобрела легкий голубоватый оттенок и заблагоухала горной лавандой с примесью какой-то тонко пахнущей орхидеи, которая была также нарисована на флаконе с иероглифами. Людвиг никогда особо не обращал внимания на ароматы, разве что любил запах хорошо выделанной кожи и меха, но от этих цветочных эфирных масел, сильно действующих в горячей воде и насыщавших воздух ванной какими-то феромонами, у него просто затрепетали ноздри, губы начинали гореть в предвкушении поцелуя, глаза неотрывно смотрели в манившие его губы Алана. А тот сам с легким трепетом и каким-то непонятным выражением глаз, то ли недоумения, то ли нерешительности, смотрел в лицо Луи, у которого уже ноги подгибались.

Людвиг присел на пол рядом со стенкой джакузи, поближе к Алану. На уровне его лица над бортиком возвышалось белоснежное, в мелких капельках воды, плечо Алана. Луи до ярких кругов перед глазами захотелось губами ощутить эту шелковистую кожу, слизнуть эти капли. Ещё минуту он боролся с соблазном, затем просто прислонился виском, нежно потираясь о манившее его плечо, как будто испрашивая позволения приблизиться, коснулся губами и нежно провел кончиком языка по мокрой коже. Алан несколько удивленно взглянул, развернулся к Людвигу лицом, притянул его поближе к себе, и, привстав, приник в поцелуе. Людвиг, не ожидавший такого горячего отклика, в первые мгновения замер растерянно, а затем все мысли и сомнения покинули его — он отдался невероятно-страстному чувству упоения.

Они целовались, жестко сминая губы, иногда покусывая, иногда лаская, увлекаясь бездумной страстью, а может, просто нахлынувшей солнечной эмоции, не замечая ничего вокруг: ни неудобной позы, ни того, что Алан, привстав и прижимаясь мокрым телом к Людвигу, намочил тому одежду и почти затащил в воду.

Оба жили и дышали этими поцелуями, отбрасывая всё остальное, как несущественное. Оба, потеряв голову, сплетали теснее объятия и, привстав в полный рост, неистово целовались, прижавшись и касаясь спины и затылка друг друга собственническими жесткими оглаживаниями, которые невероятным образом превращались в возбуждающе-обжигающие ласки.

Примечание к части

20 глава является предпоследней. На днях выложим Эпилог (Всем сестрам по серьгам). Возможно, будут еще миники про судьбу и любовь второстепенных героев: Чака, Тани, Теда, Лиса, Рубена. Кое-что уже пишется, кое-что в черновиках и в задумках.
Еще в раздумьях: будут ли эти мини отдельными текстами, или добавлять в виде экстр сюда - еще не решили (мнение читателей тоже будет учитываться).

Откуда взялся волшебный раскрепощающий чай читайте в мини "Волшебный чай к восьмому марта"
///И хотелось бы написать зарисовки, что будет с героями через 3 года...///

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: