ТРАНСФОРМИРУЮЩЕЕСЯ РОССИЙСКОЕ ОБЩЕСТВО: ПРОБЛЕМЫ ФОРМИРОВАНИЯ СОЦИАЛЬНОГО ГОСУДАРСТВА -СОЦИАЛЬНОЕ ПАРТНЕРСТВО, ТРИПАРТИЗМ И ГЕНЕРАЛЬНЫЕ СОГЛАШЕНИЯ

Проблема выбора социальной модели государства является необходимой и основной для любой социально-экономической системы. Экономика существует внутри социальной жизни общества, а механизмы социальных отношений определяют направленность экономического поведения людей, формируя их активность (К. Маркс).

Мировой опыт показывает, что необходимость реализовывать модель социально-ориентированной экономики вовсе не означает действительной согласованности целей развития системы – разброс выбора этой модели велик и каждый из вариантов достаточно специфичен. Эти варианты отражают определенную расстановку общественных сил при определении приоритетов и методов удовлетворения интересов социальных групп в распределении общественного продукта.

Шулус Алексей Апполинарьевич — доктор экономических наук, ректор Академии труда и социальных отношений (Москва);

Мкртчян Гамлет Мкртичович— кандидат философских наук, старший научный сотрудник Института социологии РАН (Москва).

Развитие демократических начал привело к существенным сдвигам в принципах формирования социально-ориентированного государства в сторону достижения определенного согласия относительно справедливого распределения в обществе, как выгод экономического развития, так и социальных издержек. При этом «социальная ориентация» экономики концентрируется на вопросе воспроизводства капитала как такового, так как раздел и перераспределение общественного богатства обусловлены потребностью возобновления экономического роста. Следовательно, область компромиссных решений между поведением «человека экономического» и «человека социального» может расширяться по мере роста материальных благ и сужаться в условиях относительного недостатка.

Становится очевидным, что вопрос о мере участия государства в этом процессе увязан с основной заботой поддержания устойчивых темпов роста экономики. Людвиг Эрхард писал, что «более важным является добиться умножения благосостояния путем экспансии хозяйства, чем рассчитывать на то, что это благосостояние может возникнуть в результате бесплодных споров об ином перераспределении национальной продукции» [1, 15].

Исторический опыт свидетельствует, что ни отказ от государственного вмешательства, ни всеохватывающее государственное регулирование, взятое в чистом виде, не дают положительных результатов ни в сфере экономики, ни в социальной сфере. Две противоположные — при абстрактном рассмотрении — системы общественного хозяйства: распределительная и рыночная — не представляют собой «старое» и «новое» начало, не являются взаимоисключающими, как это находит отражение в идеологических постулатах. Эти системы олицетворяют самостоятельные, но, при этом, взаимодополняющие подходы к согласованию экономических и социальных начал. Что касается возникающих противоречий, то они не устранимы в силу того, что в основе экономического и социального поведения лежат различные критерии. Если в основе экономической деятельности заложен принцип выгоды, а критерий успеха — богатство, то в основе социального — этические (морально-нравственные, гуманистические) нормы. Ориентация на социальное поведение означает, что всякая экономическая деятельность, направленная на реализацию личных целей, должна укладываться в рамки морали не только по гуманистическим соображениям, но и в силу прагматических потребностей. В противном случае, как пишет Ф.А. Хайек «успехи одних оплачиваются неудачами других, приложивших не менее искренние и даже достойные усилия» [3, 129], поэтому отсутствие взаимосвязи и согласованности между «человеком экономическим» и «человеком социальным»

приводит к нарушению эволюционного развития общества со всеми нежелательными для него потрясениями.

Опыт современных развитых стран показывает, что наибольшего успеха не только в области материального производства, но и социального прогресса достигли демократические общества, базирующиеся на рыночных отношениях. В то же время, все большее признание получает тот факт, что развитие экономики не может быть целиком и полностью отдано во власть жестких законов рынка. Оно нуждается в постоянной социальной корректировке, так как стихийные неконтролируемые силы рыночной экономики (так называемый «дикий рынок») несут в себе не только созидательное, но и разрушительное начало, подрывающее саму рыночную основу (см. прим. 1).

Здесь речь идет не об усилении давления со стороны государства вообще, а прежде всего о принципиальном характере этого воздействия, когда формы и методы государственного вмешательства (регулирования) в экономические отношения могут быть различными, но они не должны носить административно-командный характер.

С течением времени все больше становится очевидным, что рыночная система на деле оказалась более управляемой со стороны государства, чем экономика, в которой властвовала распределительная система. Централизация управления хотя и придает системе внутреннюю устойчивость, но это происходит за счет потери ее эффективности: нарушается самодействующие механизмы стимулов и, в результате, резкое снижение экономической активности общества.

Следует отметить, что экономическое развитие – это непрекращающийся поиск новых методов управления путем проб и ошибок. При этом, с одной стороны, организуя ту или иную область жизнедеятельности, мы должны максимально опираться на испытанные силы общества и как можно меньше прибегать к принуждению, а с другой — возникает необходимость обеспечить защиту общества от негативных моментов, неизбежных даже в том случае, когда они связаны со случайностью. Отсюда вытекает и неизбежность вмешательства государства в экономические отношения с тем, чтобы направлять деятельность отдельных субъектов рынка в русло социализации экономики.

В процессе эволюционного развития рыночной экономики государство научилось «поправляться», устанавливая границы основных социальных нормативов и осуществляя контроль за достижением сбалансированности в отношении собственности и распределения. Как один из партнеров системы, государство берет на себя функцию установления нормы согласования интересов отдельных групп и слоев, образующих в

целом социальную структуру данного общества и обеспечивающих его экономическую активность.

Социальное партнерство и трипартизм, будучи одной из его форм, означают добровольное сотрудничество работодателей, работников и государства в целях достижения социального мира и справедливого распределения в обществе как выгод технического прогресса, так и социальных невзгод.

Государство «вклинивается» в отношения между работниками и работодателями, стремясь помочь сторонам достичь приемлемого соглашения. Вместе с тем, в ряде случаев государство действует не просто как посредник в трудных переговорах между основными партнерами, но и как активная сторона. Для этого государство применяет два основных метода: 1) «нажим» на несговорчивого партнера с целью заставить его пойти на уступки другой стороне; 2) принятие на себя определенных социальных обязательств с тем, чтобы облегчить двум другим сторонам возможность придти к соглашению (в современной России доминирует последний метод).

Исторический опыт

Исторически вмешательство государства в отношения между рабочими и работодателями нередко носило односторонний характер — в том смысле, что государство не спрашивало согласия двух других сторон. В этом отношении наиболее известен опыт Англии, где государство пыталось регулировать заработную плату (устанавливая ее верхние границы) еще во второй половине XIV в., после того, как население страны и количество рабочих рук уменьшилось в результате эпидемии оспы. С некоторыми отступлениями и перерывами такая политика длилась до 1813 г., когда от нее окончательно отказались [4]. В последующем были попытки «переменить фронт», когда государство стремилось повысить оплату труда неквалифицированной (избыточной) рабочей силы. В 1837 г. съезд судей в графстве Беркшир постановил, чтобы местные власти доплачивали тем работникам, заработок которых признается неудовлетворительным. Но на практике у местных властей не хватало средств для доплаты таким работникам до установленного уровня. В результате, от этой системы отказались. Впоследствии в Англии, Австралии, США и других странах государство устанавливало минимум заработной платы, но старалось не вмешиваться в переговоры профсоюзов и работодателей о договорном уровне заработной платы. В дореволюционной России принцип минимальной заработной платы не действовал.

В истории рабочего движения наиболее известным случаем государственного вмешательства было принуждение предпринимателей г. Лио-

на во Франции выплачивать ткачам-надомникам более высокую плату за их работу. Такой нажим на предпринимателей был осуществлен местным префектом. Но когда предприниматели нарушили соглашение, а государство своевременно не вмешалось в конфликт, произошло известное восстание лионских ткачей в 1830 г. Этот случай послужил для многих авторов-социалистов доказательством того, что рабочий класс не может ждать справедливости от государства и должен рассчитывать только на себя.

Тем не менее, государственное вмешательство продолжалось во многих европейских странах с разной степенью успеха. Например, в Пруссии во времена Бисмарка в 1880-х гг. государство широко практиковало регулирование отношений труда и капитала, как бы демонстрируя рабочим, что забота государства избавляет их от необходимости поддерживать социалистическую партию. Как известно, правительство Бисмарка сумело организовать социальное страхование трудящихся при обязательном участии работодателей. По этому же пути двигалась предреволюционная Россия (см. прим. 2).

Примерно к середине XIX в. в ряде европейских стран утвердилась «манчестерская» система экономического либерализма (по имени манчестерской экономической школы), при которой государство осуществляло минимальное вмешательство в трудовые отношения. Предполагалось, что трудовые отношения, как и другие рыночные отношения, сами найдут свой оптимум благодаря заключаемым договорам между работниками и работодателями. Подобно тому, как купля-продажа товаров на свободном рынке происходит без вмешательства государства, точно так же должна покупаться и продаваться рабочая сила (в юридическом плане это означало, что трудовые отношения должны регулироваться гражданским правом, которому подчиняется оборот товаров).

Однако довольно скоро выяснилось, что «человеческий материал» не идентичен всем другим товарам и не может быть целиком и полностью отдан во власть законов несовершенного рынка. Государство и общество не могли оставаться нейтральными к эксплуатации рабочей силы работодателями (в случае выгодной для последних конъюнктуры) не только по филантропическим соображениям, но и в силу прагматических обстоятельств. К последним относились, прежде всего, плохие санитарные условия, в которых жили рабочие, угроза эпидемий, рост социальной напряженности и уровня преступности. В связи с применением на фабриках детского труда и общей высокой продолжительностью рабочего времени создавалась угроза вырождения для целых индустриальных наций. Тревогу начали бить также врачи из призывных комиссий, которые фиксировали высокий процент новобранцев, не годных к военной

службе (см. прим. 3). Все это послужило поводом к отходу от прежней политики «манчестерства» и принятию так называемого фабричного законодательства, которое начало регулировать труд детей, подростков и женщин, охрану труда и некоторые другие вопросы из области трудовых отношений.

В России попытки государственного регулирования трудовых отношений наблюдались еще в XVIII в. В 1803 г. при передаче в частные руки казенной шелковой фабрики в Купавне было составлено особое «Положение», которое требовало от нового владельца сократить число рабочих часов в день с 13 до 12, устроить богадельню для одиноких старых и больных рабочих, а также для сирот, и выплачивать рабочим за простойные дни, когда фабрика не имела сырья для работы. Заработная плата подлежала пересмотру каждые десять лет в зависимости от возвышения цен на хлеб и другие жизненные припасы [2, 202-203]. Но такие примеры были единичны. Лишь по мере развития крупного производства государственная власть начала осуществлять законодательное вмешательство в трудовые отношения на казенных и на частных предприятиях. В относительно широких масштабах фабричное законодательство возникло в России в 80-е гг. XIX в. За его применением следили фабричные инспекторы. С этого момента регулирование трудовых отношений начало выделяться в самостоятельную отрасль права. При этом работодатели и рабочие рассматривались как равноправные партнеры. Но прием формального приравнивания рабочего к работодателю — например, в случае обращения в суд — не давал реальной возможности рабочим защищать свои права. Этому препятствовал не только недостаток у них юридических знаний, но и физическая невозможность оставить работу для поездки (нередко — в другой город) ради подачи прошения. В случае грубого нарушения работодателем своих обязанностей рабочие нередко прибегали к насильственным действиям — вплоть до разгрома домов административного персонала, ибо законные пути протеста для них фактически были закрыты (см. прим. 4).

При этих условиях само правительство должно было быть заинтересовано в существовании рабочих организаций, способных цивилизованно представлять и защищать права рабочих. Однако правящие круги России шли на это крайне неохотно, так как они не доверяли никаким не подконтрольным им общественным организациям. Как известно, первые отраслевые профсоюзы в России возникли только на гребне революции 1905 г., да и то им не позволялось объединяться в масштабе страны.

Поскольку профсоюзы в России слабо участвовали в регулировании условий труда, такое регулирование могло предложить только законодательство. Характерно, что на этой почве наблюдались противоречия между промышленниками в разных регионах. Так, петербургские промышленники считали, что Московский регион, где применялся труд подростков и где условия труда были вообще хуже, чем в Петербурге, имеет неоправданные конкурентные преимущества перед Петербургом. Поэтому они были заинтересованы в развитии трудового законодательства, ибо только с его помощью они рассчитывали поставить Московский регион в один ряд с Петербургским.

Создание профсоюзов происходило с большим трудом не только в России, но и во многих европейских странах, поскольку в них видели либо орудие революционных партий, либо монополистические организации, которые на базе рыночных отношений способны вырвать у работодателей неоправданные уступки (см. прим. 5). Профсоюзы появились, как правило, вместе с крупным производством (хотя это не исключало организации профсоюзов служащих, типа российских профсоюзов приказчиков, почтовых служащих и др.). В Западной Европе их объединение в масштабах каждой страны создавало новые отношения между тремя сторонами: рабочими, работодателями и государством.

Если раньше работники какого-то предприятия добивались повышения заработной платы, сокращения рабочих часов или иных выгод, то это вызывало сильнейшее сопротивление работодателя, ибо в условиях конкуренции с аналогичными предприятиями он не имел возможности повысить цену на свою продукцию. Таким образом, удовлетворять требования рабочих ему надо было из своих прибылей. Но когда в новых условиях профсоюз добивался выгод для работников в масштабе отрасли, соображения о внутриотраслевой конкуренции хозяев больше не беспокоили. Коль скоро издержки вырастали на каждом предприятии, их владельцы имели возможность переложить их на потребителей, повысив цены на выпускаемую продукцию (см. прим. 6). Правда, им надо было считаться с межотраслевой конкуренцией (то есть с тем, что покупатель сократит спрос на их товар), но межотраслевая конкуренция все-таки была не такой острой, как внутриотраслевая. В этой обстановке работодатели отрасли оказывались «более податливыми» к требованиям профсоюзов по сравнению с ситуацией, когда вопрос о повышении заработной платы (или иных выплат в пользу рабочих) каждый из них решал пс отдельности. Более того, в этих условиях объективно могла сложиться ситуация «альянса» между работодателями и работниками отрасли в вопросе о повышении цен на продукцию отрасли (см. прим. 7).

Социальное партнерство

Термин «социальное партнерство» начал применяться к современному производству, когда личные отношения между рабочими и работодателями ушли в прошлое (см. прим. 8). Социальное партнерство в крупном производстве не могло сложиться ранее того периода, когда возникли союзы рабочих. Социальное партнерство предполагает переговорный процесс (или даже постоянный диалог) между двумя сторонами. Ясно, что пока рабочие не были организованы, условия трудового найма формулировала лишь одна сторона – работодатели, при большем или меньшем участии в этом процессе государства. Отдельные рабочие не могли определить, например, какой размер прибыли они обеспечивают работодателю, с тем, чтобы более обоснованно отстаивать желаемый уровень заработной платы.

Однако с появлением профсоюзов (в Англии, Германии и других странах) положение изменилось. Профсоюзы могли точнее оценить конъюнктуру на соответствующих рынках и более надежно обеспечить рабочим справедливую долю в чистом продукте предприятия, отрасли. Повышение зарплаты (в соответствии с достижениями технического прогресса) сделало ряд профсоюзов фактическими партнерами работодателей в системе рыночной экономики (как известно, это обстоятельство заставило некоторые социалистические партии Западной Европы отказаться от революционного пути переустройства общества, за что они получили от В.И. Ленина в свое время наименования оппортунистических, то есть подчиняющихся существующим рыночным условиям).

Поскольку с образованием союзов (профсоюзов), работодатели имели дело не с каждым рабочим в отдельности, а с их организациями, им труднее бьио реализовывать свои конъюнктурные преимущества — даже если предложение рабочей силы превышало спрос на нее. Такая ситуация способствовала переходу в руки наемных рабочих относительно большей доли чистого продукта, создаваемого в отраслях, где позиции профсоюзов были достаточно сильны (см. прим. 9). В условиях, когда уровень заработной платы повышался, государственная власть во многих странах могла уделять относительно меньше внимания «рабочему вопросу» и больше — судьбе безработных и других социально незащищенных членов общества (престарелых, инвалидов, сирот и др.). В частности, так обстояло дело в Англии в конце XIX – начале XX в. Одновременно развивались системы посредничества и арбитража для преодоления конфликтов между профсоюзами и работодателями.

Вместе с тем, улучшение положения рабочих на рынке труда обострило или даже вызвало к жизни проблему инфляции. По времени это примерно совпало с организацией профсоюзов в индустриальных странах.

Многие авторы, анализировавшие эту проблему, считают, что устойчивое повышение уровня заработной платы в индустриальных странах, которое наблюдалось с конца XIX — начала XX в., объяснялось лишь реакцией организованного рабочего движения на рост цен на потребительские товары и услуги. В то же время другие авторы, их оппоненты, утверждали (и утверждают), что рост цен в основном был вызван «неразумными требованиями рабочих» о повышении заработной платы — требованиями, которые пробивали себе дорогу благодаря организованности рабочих. Именно такое повышение заработной платы, по их мнению, приводит к инфляционным процессам (см. прим. 10). При этом механизм инфляции действует в два этапа. На первом этапе неравномерное повышение производительности труда в разных отраслях приводит к тому, что уровень зарплаты в технически более прогрессивных отраслях обгоняет уровень зарплаты в отстающих отраслях (см. прим. 11). На втором этапе эти уровни стремятся к объединению, которое происходит на основе не усреднения высших и низших зарплат, а путем подтягивания низших до уровня высших. Это и вызывает рост цен в тех отраслях, где технический прогресс не поспевает за ростом зарплаты. Как можно полагать, эта схема действует не во всех случаях прямолинейно. Если в некоторых отстающих отраслях зарплата подтягивается до уровня передовых, то в других этого не происходит. Инфляция может питаться за счет повышения зарплаты в первых, тогда как трудящиеся в ряде других отстающих отраслей вынуждены требовать повышения зарплаты лишь как компенсацию за рост цен.

Именно на этой базе были сформулированы некоторые «типовые» требования профсоюзов, предъявляемые работодателям (например, профсоюзом автомобилестроителей в США) и вносимые в коллективные договоры: повышать зарплату, во-первых, в соответствии с ростом цен, и во-вторых, в соответствии с ростом производительности труда.

В современных условиях Конфедерация профсоюзов Нидерландов на первый план выставляет рост зарплаты ради компенсации инфляции. И лишь во вторую очередь, если есть возможность, рост зарплаты увязывается с ростом производительности труда. Конфедерация называет такую политику «ответственной», поскольку она считается с производительностью. Однако в приведенной формуле остается существенная неопределенность: какой рост производительности труда должен приниматься во внимание – в целом по стране или по отдельным отраслям? Правильный подход должен базироваться, видимо, на первом варианте ответа, но проблема заключается в том, что определение роста производительности труда в среднем по стране наталкивается на ряд трудностей,

связанных с состоянием статистики. Кроме того, для подсчета этого показателя нужно совершенствовать методологическую базу.

На практике профсоюзы обычно ориентируются на рост производительности не в «среднем по стране», а в конкретных компаниях или отраслях. Но такой подход не может подавить инфляцию (см. прим. 12). Это обстоятельство является одной из важнейших причин, почему правительства многих государств вмешиваются в переговорный процесс между профсоюзами и работодателями, стремясь не допустить необоснованного (по их мнению) роста зарплаты (см. прим. 13).

Организованная сила в лице профсоюзов, которую трудящиеся приобрели в борьбе за заработную плату, неоднозначно повлияла на проблему безработицы. Профсоюзы, и не только они, довольно быстро выяснили, что уровень зарплаты сказывается на уровне безработицы. В общем виде эта зависимость такова, что чем выше зарплата, тем выше уровень безработицы, и наоборот. Поэтому часть профсоюзов (например, в той же Голландии) стремится соразмерять свои требования о повышении зарплаты с угрозой роста безработицы (см. прим. 14). В ряде случаев они готовы жертвовать возможным повышением заработка, если средства направляются на помощь безработным, на их обучение и переобучение, на создание новых рабочих мест.

Кроме того, если вследствие роста зарплаты происходит рост цен на производимую продукцию, то профсоюзам приходится считаться с тем, что это может привести к сужению рынка сбыта и затовариванию соответствующих предприятий. В России в начале 90-х гг. многие трудовые коллективы, очутившиеся в условиях экономической свободы, «испробовали» способ роста зарплаты для повышения уровня жизни своих членов. Результаты в разных случаях были различными, но можно утверждать, что в целом это способствовало инфляции. В ряде же производств повышение цен на их продукцию оказалось неприемлемым для рынка -в том смысле, что эта продукция не нашла себе сбыта (в результате, некоторые предприятия оказались на грани банкротства).

Тем не менее, «резерв» роста цен на товары и услуги, спрос на которые недостаточно эластичен, не исчерпан, и некоторые отрасли, особенно имеющие характер монополий, прямо заинтересованы в таком росте – в том числе, чтобы иметь возможность для повышения зарплаты своим работникам.

Это настораживает некоторые российские профсоюзы, которые, с одной стороны, не согласны с резкими различиями в уровнях зарплаты между «благополучными» и «неблагополучными» отраслями, а с другой — осознают невозможность для последних существенно повысить заработ-

ки своих работников. Повышению цен в монополизированных (и близких в этому) отраслях старается противодействовать и государство, которое опасается цепочки неблагоприятных последствий (см. прим. 15).

Российский опыт рыночных отношений не противоречит опыту других индустриальных стран, сталкивающихся примерно с теми же проблемами в области политики заработной платы. Можно отметить, что современные государства при регулировании зарплаты находятся в более сложной обстановке, чем раньше.

Если прежде государства были заинтересованы в основном только в том, чтобы добиться соглашения между рабочими и работодателями и обеспечить социальный мир, то теперь к этому прибавилась задача противостоять совместному нажиму некоторых отраслевых профсоюзов и работодателей, поскольку этот нажим направлен на получение отдельными отраслями односторонних преимуществ. Некоторые государства пытаются поэтому вмешиваться в коллективные соглашения между работодателями и профсоюзами, стремясь не допустить или ограничить такое повышение уровня заработной платы, которое способно вызвать инфляцию или питать ее развитие.

Трипартизм

Государственное вмешательство во взаимоотношения рабочих и работодателей, при их согласии на такое вмешательство, получило название трипартизма. Трипартизм выработал две основные модели государственных действий: «до» и «после» трудового конфликта. Вторая модель характерна для Великобритании, США, Канады и некоторых других стран, где государство традиционно осуществляло лишь минимальное регулирование экономики. Первая же модель характерна скорее для стран континентальной Европы (и других, заимствующих их опыт), где государство всегда более решительно руководило частным сектором.

По второй модели вмешательство государства осуществляется по закону на той стадии, когда конфликт между работодателями и профсоюзами уже налицо и готов вылиться в действия, подрывающие стабильность общества. По первой же модели государство стремится упредить неблагоприятные события и заранее добиться такого соглашения между сторонами, которое позволило бы обеспечить социальный мир по крайней мере на срок действия соглашения.

По этому пути идет и современная Россия, где стороны заключают предварительные соглашения по актуальным социально-экономическим вопросам с тем, чтобы уменьшать поводы к возможному обострению отношений между ними в будущем и облегчать разрешение конфликтов,

если (и когда) они возникнут. В нынешних условиях особенность три-партизма в России состоит в том, что свои главные претензии профсоюзы предъявляют не столько работодателям в частном секторе, сколько государству. Соответственно, в трехсторонних отношениях ведущими оказываются не отношения типа «Профсоюзы — Работодатели», а отношения типа «Профсоюзы — Государство». При этом государству предъявляются претензии и как к работодателю, и как к заказчику продукции и услуг (например, если заказы относятся к оснащению армии). От государства же требуют преодолеть его полубанкротство в социальной политике. Соответственно, наиболее острым оружием организованных и неорганизованных рабочих оказываются не только забастовки, но и акци гражданского неповиновения. Требования предпринимателей почти пол ностью обращены не к профсоюзам, а к государству (например, в част защиты национального производства от иностранной конкуренции, в че их поддерживают и профсоюзы).

Хотя трехсторонние органы социального партнерства имеют уже не малую историю (в Австрии Трехсторонняя комиссия была создана еще 1957 г.), среди профсоюзов некоторых стран есть тенденция не участво вать в трипартизме, так как он подразумевает уступки в их требования; Но при этом, по мнению МОТ, профсоюзам угрожает опасность остатьс на обочине решения социальных проблем, тем более, что здесь проявля ют активность другие общественные движения. Так, в ЮАР на трехсто ронней основе действует Совет по экономике, развитию и труду с трем палатами: Финансов и денежной системы, Промышленности и торгсг ли, Труда. Вместе с тем, в Совете создана особая Палата по развитию, гд представлены организации по достижению (расового) равноправия, ра витию сельской местности, женские и молодежные общества. Кроме тог в процесс включаются группы, представляющие интересы местных вл стей по развитию инфраструктуры городов и поселков. Поэтому, как сч тает МОТ, пассивность «профсоюзов в области социальной политики может привести к тому, что их место займут другие организации.

Нерешенным остается вопрос о соотношении централизованных договоренностей, достигаемых на основе трипартизма на национальном уровне, отраслевых и локальных соглашений – на каждом предприятии. До сих пор считалось, что децентрализованные решения об уровне зарплаты точнее соответствуют росту производительности труда. Но в Британии, где перешли к таким решениям, рост зарплаты обгоняет рост производительности, и это мешает снижению безработицы.

Трипартизм обвиняют в недемократизме, так как важнейшие решения социально-экономического порядка заключаются как бы за спиной

не представленных на переговорах слоев населения. Но если работодатели заключают договоры с профсоюзами без участия государства, то тем более существует опасность, что соглашение между ними будет достигнуто за счет других слоев общества, например той части трудящихся, которая не была представлена на переговорах.

Критики коллективных переговоров видят их принципиальный порок также в том, что согласованные решения мешают проявляться стихийным процессам, характерным для рыночной экономики. МОТ же считает, что обвинение трипартизма во вмешательстве в свободные силы рынка неосновательно, ибо переговоры принимают во внимание не только данный момент, но и перспективу – важное дополнение к несовершенству рыночного механизма. При этом подразумевается, что соглашение на национальном уровне будет поддержано и развито коллективными договорами на уровне предприятий.

Государственное вмешательство особенно уместно в случаях, когда возникают трудности для достижения соглашения между профсоюзами и работодателями (в иных же случаях более подходят двусторонние соглашения). Нужно, чтобы участники были представительны, а государство, кроме того, способно выполнить принятые им на себя обязательства.

Наиболее последовательно принцип трипартизма действует в Голландии, где государственные органы, отвечающие за сферу труда и социальных отношений, включают в свой состав представителей профсоюзов и работодателей или же создают совещательные органы с их участием. Так, указанные представители включены в Социально-экономический совет (где со стороны государства действуют 15 независимых экспертов), в Центральное бюро занятости Минтруда и 28 его региональных отделений, в Совет по социальному страхованию. В Голландии же (с неодинаковым успехом) в разные годы заключались Генеральные соглашения между тремя сторонами. Наличие трехсторонних консультативных органов не препятствует созданию двусторонних организаций. В той же Голландии действует Фонд труда, в котором сотрудничают некоторые профсоюзы и предпринимательские структуры.

Трехсторонние органы созданы в Чехии, Словакии, Венгрии, Болгарии, Польше. Они на постоянной основе обсуждают проекты трудового законодательства и вопросы, относящиеся к социальной политике, оформляют ежегодные соглашения (кроме Польши), определяют минимальную зарплату. В ряде случаев эти органы рассматривают коллективные споры, вопросы реструктуризации и приватизации предприятий, борьбы с безработицей.

В Японии на трехсторонней основе устанавливаются ставки минимальной оплаты труда – как по отдельным профессиям, так ипо районам страны. В 1990 г. в стране действовало 446 таких ставок. Министерство труда Японии — ведущее ведомство, объединяющее представителей профсоюзов и работодателей в Центральной комиссии по трудовым отношениям.

Аналогичные комиссии существуют в префектурах, а одна создана специально для морского флота. Центральная комиссия рассматривает в основном коллективные споры, предоставляя сторонам возможности для примирительного или арбитражного процесса.

Однако наличие постоянного консультационного органа не гарантирует, что стороны обязательно придут к соглашению. Так, в Португалии такой орган (созданный в 1986 г.) служит лишь для обмена мнениями между несогласными сторонами.

Но, как считает МОТ, даже такой вид сотрудничества помог развитию трудового законодательства, решению некоторых вопросов об оплате труда и других.

В некоторых странах консультативные органы, представляющие три стороны, собираются лишь по мере возникновения неотложных вопросов, то есть не на постоянной основе (Индия, Пакистан). В других странах, где трипартизм показал лишь ограниченные преимущества по сравнению с традиционными формами социального партнерства, наблюдается сокращение сферы его применения. Так, в Швеции организация предпринимателей вышла из некоторых консультативных органов, действовавших на основе трипартизма.

Бывают случаи, когда приходящие к власти политические партии привлекают профсоюзы и союзы предпринимателей к переговорам относительно поддержки курса будущего правительства; одновременно стороны договариваются о политике зарплаты, социального обеспечения и тому подобных проблемах. Такого рода разовые консультации характерны для стран, где к власти приходят демократические правительства (Уругвай, 1984-1985 гг.).

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: