Сделай Сам Свою Работу на 5

Кавказские войны. Имам Шамиль





Вскоре после вступления на престол Николая I России пришлось столк­нуться с военными осложнениями на Кавказе. Старые противники – Турция и Персия – в очередной раз попытались изменить существовавшую региональ-ную стратегическую расстановку сил, сложившуюся в результате предыду­щих Русско-турецких и Русско-персидских войн. В июне 1826 г. персидские войска вероломно напали на русский военный лагерь около границы, уничтожив несколько сотен солдат и офицеров. В пос­ледующие месяцы развернулись масштабные военные действия, которыми руководили сначала генерал А. П. Ермолов, а затем генерал И. Ф. Паскевич. Иранские войска к концу 1827 г. были почти полностью разбиты. В феврале 1828 г. между Россией и Персией было заключен Туркманчайский мирный договор, по которому Эриванское и Нахичеванское ханства отходили к Рос­сии. Это было последнее военное противостояние России с Персией.

Значительно сложней развивались отношения с давним противником Рос­сии – Османской империей. Еще в мае 1812 г. в Бухаресте был заключен мир­ный договор, согласно которому к России отходила часть территории Молдо­вы (Бессарабия), а граница между двумя империями устанавливалась по реке Прут (раньше она проходила по Днестру). Турция признавала права России в Западной Грузии и соглашалась на самоуправление подвластной ей Сербии, что стало началом независимости этого балканского славянского государства. В 1826 г. в дополнение к Бухарестскому договору 1812 г. была заключена в городе Аккермане (ныне Белгород-Днестровск) конвенция между Россией и Турцией, обязывавшая Турцию соблюдать права Молдовы, Валахии и Сербии и предоставлявшая России право свободы торговли на территории Турции и судоходства в ее прибрежных водах.



Через два года, в октябре 1828 г., турецкий султан объявил об отказе от Аккерманского договора. В это время в Греции, находившейся под властью Турции, уже несколько лет продолжалось народное восстание против османс­кого ига. Симпатии России были целиком на стороне греков, что вызывало гнев в Стамбуле. Турецкий султан призвал «правоверных» к «священной вой­не» против России.

Военные действия продолжались несколько месяцев в районе западного побережья Черного моря и на Кавказе, в горной местности к югу от грузинс­ких земель. Русские войска заняли турецкие анклавы на Черном море – го­рода Анапу и Поти, крепость Карс и город Эрзерум. В августе 1829 г. русский корпус под командованием генерала И. И. Дибича подошел к городу Адриано­полю (Эдирне). До столицы Турции оставалось чуть больше 100 км. В Стамбу­ле началась паника, и султанское правительство срочно запросило мира. В начале сентября 1829 г. был заключен Адрианопольский мир, по кото­рому к России отошел Ахалцихский район Грузии и все побережье Черного моря от реки Кубань до города Поти. Важным результатом Русско-турецкой войны 1828-1829 гг. стало освобождение Греции. Согласно одной из статей Андрианопольского договора, Турция признавала самостоятельность Греции, которая, в свою очередь, обязывалась уплачивать ежегодную дань турецкому султану.



На время Николая I пришлась и еще одна Кавказская война, связанная не только с геополитическими интересами России, но и со сложным нацио­нальным вопросом. Она началась еще при Александре I и длилась с перерыва­ли около тридцати лет.

В начале XIX в., после присоединения Грузии и победоносного оконча­ния Русско-турецких войн 1806-1812 и 1828-1829 гг. и Русско-персидских (иранских) войн 1804-1813 и 1826-1828 гг. к России перешел весь обширный район Кавказа от Черного до Каспийского моря. Здесь жили разные народы, часто длительное время враждовавшие между собой. После присоединения к России эти конфликты мало-помалу начали затихать, а новая власть делала все, чтобы не допускать подобных межплеменных столкновений впредь. Од­нако действительный контроль русское правительство и верные ему вожди и правители местных племен осуществляли лишь на равнинах, где существова­ла система надежных коммуникаций, укрепленная сеть опорных пунктов и поселений. Значительная же часть Кавказа – труднопроходимые горные мас­сивы – находилась за пределами контроля.



В северо-восточной части Кавказского хребта издавна обитали горские племена черкесов, чеченцев, лезгин, ингушей, кумыков, аварцев, не подчи­нявшиеся никаких чужим законам. Они отличались чрезвычайной воинствен­ностью, не занимались обработкой земли, а традиционно занимались ското­водством и промышляли грабежом. Их жестокие набеги постоянно испыты­вали на себе и жители равнинных территорий Северного Кавказа, и жители долин Закавказья. В XIX в. почти все они исповедовали ислам, причем здесь распространение получило его наиболее воинственное течение – мюридизм, требовавший полного подчинения религиозному вождю-имаму и провозгла­шавшее «священную войну» («газават») с немусульманами, с «неверными» («гяурами») до полной победы над ними. Они не признавали власть «белого царя» и по мере укрепления позиций России все чаще и чаще атаковали русские воинские посты, грабили и жгли населенные центры, а людей или убивали, или превращали в рабов. Их жесто­кие издевательства над «неверными» были ужасны. Естественно, иметь среди своих владений не просто независимый, но и откровенно враждебный анклав не могло себе позволить ни одно государство. Не могла подобного терпеть и Россия.

С горцами пытались договориться, их вождям предлагались выгодные условия, сохранение всех их привилегий при условии признания власти царя и прекращения набегов на равнинные районы. Но все было тщетно. Воинствен­ный дух горцев, их подчинение только племенным вождям и религиозным авторитетам долго препятствовали примирению. В интересах сохранения це­лостности и крепости Российской империи усмирение горных районов Кавка­за становилось настоятельно необходимым.

Особенно упорные военные действия разгорелись в 30-40-е гг. XIX в., когда горские племена Дагестана и Чечни объединил под своим руководством имам Шамиль (1797–1871). Он родился в горах Дагестана, в аварском ауле Гимры, в крестьянской семье. Воспитывался в среде мусульманского духовен­ства, получил хорошее исламское образование, прекрасно знал Коран и араб­скую литературу. Это был мужественный человек, для которого война с «гяурами» явля­лась служением Аллаху. Клинок его шашки украшала надпись, гласившая: «Тот не храбрец, кто в бранном деле думает о последствиях». В 1834 г., после смерти своего предшественника Гамзат-бека, Шамиль стал имамом и на про­тяжении 25 лет возглавлял войну против России и против вождей и правителей, не желавших подчиняться власти имама.

Борьба была жестокой и кровопролитной. Русским воинским час­тям приходилось действовать в труднодоступной местности, удаляясь от сво­их баз на десятки и сотни километров. К тому же военные действия можно было вести лишь в летние месяцы; зимой же все заносило снегом и горные районы делались неприступными. Но не только природные и географические условия мешали быстрому окончанию войны. Русским военным отрядам приходилось действовать среди населения, где существовали специфические нормы и законы, нарушить которые значило лишь умножать силы сопротивления. Русское командование и гражданскиечиновники не сразу осознали необходимость осторожного обращения с горс­кими народами, но со временем научились не причинять ненужных обид. В 1839 г., перед походом русской военной экспедиции, которую поддержива­ли отряды 45 горских князей, командующий генерал-лейтенант П. X. Граббе издал приказ, где говорилось, что многие горцы «желают, наконец, покоя под защитой нашего оружия. Отличим их от непокорных там, где они явятся. Женщинам же и детям непременно и везде – пощада! Не будьте страшны для безоружных».

Верные Шамилю горцы действовали смело, нападали неожиданно и затем так же внезапно исчезали. Но русская армия медленно, но неуклонно, шаг за шагом, продвигалась в горные районы. Неоднократно Шамилю предлагали зак­лючить почетный для него мир. Но тот с презрением отвергал такие предложе­ния. Несколько раз Шамиль терпел поражения, и казалось, что его участь ре­шена и война скоро закончится. Однако в последний момент ему удавалось ускользать, а через некоторое время в горных селениях Дагестана и Чечни он снова собирал под знаменем «священной войны» новые тысячи мусульман, готовых стать «мучениками за веру», т.е. умереть в бою и сразу же попасть в рай.

К концу 40-х гг. XIX в. власть Шамиля распространялась на большие тер­ритории. Около 400 тыс. человек, живших в горной Чечне и Горном Дагеста­не, признавали его своим земным владыкой, имевшим полное право казнить и миловать по своему усмотрению. В этом своеобразном государстве – имама­те – царили жесточайшие порядки. За любой проступок неизбежно наказы­вали, и чаще всего – смертью. Сам имам пытался изменить устоявшиеся нра­вы и заставить своих подчиненных жить по законам пророка Мухаммеда (Ма­гомета), изложенным в священной книге мусульман – Коране. Казней было много, но желаемых результатов имам так и не добился. Позднее Шамиль признавался: «Правда, сказать, я употреблял против горцев жестокие меры: много людей убито по моему приказанию... Бил я и шатойцев, и андийцев, и тадбутинцев, и ичкерийцев; но я бил их не за преданность русским – они ее никогда не выказывали, а за их скверную натуру, склон­ность к грабительству и разбоям».

Мятежный имамат, эта, как писал один современник, «болезненная за­ноза в теле Российской империи », вызывал повышенный интерес и сочувствие у врагов России. Особенно большое внимание к Шамилю проявляла Турция, правящие круги которой так не примирились с фактом потери своего влия­ния на Кавказе. В Стамбуле грезили о реванше и старались использовать Ша­миля и его отряды в своих целях. К Шамилю нелегально пробирались послан­цы султана, привозили деньги, оружие. Сам «великий султан» Абдул-Меджид пересылал имаму льстивые послания и даже назначил его своим наместни­ком в Грузии.

Когда в 1853 г. началась Крымская война, то турки решили начать поход на Кавказ, соединиться с войсками Шамиля и изгнать русских с Кавказа. Но этот план провалился. Турецкая армия потерпела сокрушительное пораже­ние, а войско Шамиля, спустившись с гор в долины Грузии, занялось грабе­жом, забыв о союзнических обязательствах. Шамиль сообщал командиру ту­рецкой армии: «Я выходил к вам навстречу с сильным войском, но невозможно было наше соединение по причине сражения, бывшего между нами и грузинским князем. Мы отбили у них стада, имение, жен и детей, по­корили их крепости, с большой добычей и торжеством возвратились домой, так радуйтесь и вы!»

Но в Стамбуле радости не испытывали. Стратегический замысел не удал­ся. Шамиль готов был принимать подарки, деньги, но не желал превращаться в марионетку султана и стоявших за ним англичан. С другой стороны, выяснилось, что «священное воинство» не способно вести регулярные военные действия. Свидетель событий английский инструктор Ч. Дункан сообщал своему правительству, в Лондон, что бойцы Шамиля по­кидают свои аулы и устремляются на равнину «только ради грабежа». После этого «ни один предводитель не может, не хочет и не рискнет остановить их поспешное отступление».

Правительство России внимательно следило за положением дел на Кав­казе, но предпринять решительные действия против Шамиля в тот период не имело возможности. Лишь после окончания Крымской войны было решено покончить с враждебным имамом. Наместник на Кавказе князь А. И. Барятинский понимал, что с горцами надо бороться не только силой оружия. Куда успешней ему представлялись другие средства: устройство поселений, про­кладка дорог. Но главным «неотразимым оружием» князя стали деньги. Он проводил дружественную политику по отношению к мирным горцам, за­дабривая деньгами и дарами их вождей, которые один за другим приноси­ли клятву на верность России. Шамиля начинали покидать многие соратники. В 1859 году кольцо русской армии вокруг резиденции Шамиля в ауле Ведено замкнулось. Верных людей у Шамиля становилось все меньше и меньше. Несколько месяцев он перебирался от одного горного аула к другому, произносил гроз­ные речи, грозил именем Аллаха, призывая «правоверных» начать очередную войну с «гяурами». Его слушали, но воевать уже мало кому хотелось. К это­му времени горцы уже поняли, что власть царя не несет им ничего плохого. Свой уклад жизни, традиции и обычаи они сохраняли, и русские ничего им не собирались навязывать. Подобные представления смертельно подрывали дело имама.

В начале августа 1859 г. с отрядом в несколько десятков человек – остат­ками своего «священного воинства» – Шамиль отправился в высокогорный аул Гуниб, расположенный среди неприступных скал Дагестана. За день до прибытия туда, ночью горцы соседних селений напали на обоз Шамиля и пол­ностью его разграбили. Это оказалось для имама тяжелым ударом. В Гуниб Шамиль прибыл, имея только то оружие, которое оставалось у него в руках, и одну лошадь, на которой сидел. 18 августа 1859 г. Шамиль получил предложение А. И. Барятинского сдаться на почетных условиях: имам и его близкие не будут арестованы, им разрешат выехать за пределы России. Шамиль не ответил. Он не верил, что русские способны на подобное великодушие. Русская армия начала штурм. Положение имама становилось безвыходным. Даже его сыновья заявили, что если он не сдастся, то они перейдет на сторону русских. В конце концов 25 августа Шамиль капитулировал и был поражен, что когда он спускался из своего укрепления, то русские солдаты кричали «Ура!».

Его встретил сам наместник, ему оказывали почести как главе побежден­ного государства. Ничего подобного Шамиль не ожидал. Для него была приго­товлена специальная карета, ему позволили сохранить при себе оружие, и в сопровождении караула, напоминавшего почетный эскорт, непокорный имам выехал на север, в Россию, где должен был провести остаток своей жизни. Он Думал, что его отправят в кандалах в Сибирь, но все происходило совсем ина­че. Имам был просто потрясен проявленным к нему великодушием. Под Харь­ковом его принял император Александр II, который сказал почетному плен­нику: «Я очень рад, что ты наконец в России, жалею, что этого не случилось ранее. Ты раскаиваться не будешь. Я тебя устрою, и мы будем друзьями». Шамиля провезли по городам России, он побывал в Москве, Петербурге Его принимала императрица, ему предоставили возможность осмотреть им­ператорские резиденции в Петербурге и Царском Селе. Его возили на спек­такли, на заводы, показывали железную дорогу, новейшие технические при­способления. Шамиль увидел удивительную страну, где жили совсем не те злые и лживые люди, которыми он раньше представлял русских. Местом его постоянного жительства была определена Калуга, где для Ша­миля специально отделали один из лучших особняков в городе. При доме име­лись обширный сад для прогулок и небольшая мечеть. Сюда же из Дагестана перевезли его семью (двух жен, детей, внуков, других родственников, всего 22 человека). На содержание Шамиля и его близких из казны выделялось ежегодно несколько десятков тысяч рублей.

Менялись не только условия жизни Шамиля, но и сам мятежный имам. Россия и русский царь вызывали у него все большее восхищение. 26 августа т 1866 г., через семь лет после капитуляции, в зале калужского дворянского собрания Шамиль и его семья принесли присягу на верность России. Той же осенью он в качестве почетного гостя присутствовал в Петербурге на свадьбе наследника престола великого князя Александра Александровича (будущего царя Александра III). Там он произнес свои знаменитые слова: «Старый Ша­миль на склоне лет жалеет о том, что не может родиться еще раз, дабы посвя­тить свою жизнь служению белому царю, благодеяниями которого он теперь пользуется». В 1870 г. Шамилю позволили совершить паломничество в свя­щенный город мусульман Мекку. Там он и умер 4 февраля 1871 г., а тело его было погребено на мусульманском кладбище в городе Медина.

Россия и европейские дела.Николай I в вопросах международной политики старался поддерживать дружеские отношения с монархическими государствами. Он являлся сторон­ником того политического порядка в Европе, который установили страны – победительницы Наполеона на Венском конгрессе 1815 г. В основе его лежал принцип легитимности – сохранение стабильности путем поддержки прави­телей «милостью Божией».

Подобный подход в международных делах неизбежно сулил осложнения. Во-первых, Россия традиционно симпатизировала христианским народам, восстававшим против жестокой власти турецкого султана («законного прави­теля») на Балканах и в других частях Османской империи. Во-вторых, за вре­мя правления Николая I в некоторых европейских странах произошли рево­люции, к власти приходили правители, не отвечавшие легитимному принци­пу. После восстания в Польше в 1830–1831 гг., революций во Франции и Бельгии в 1830 г. Николай I встал на путь борьбы с революциями в Европе.

В 1833 г. Россия, Австрия и Пруссия заключили соглашение, согласно которому обязывались «поддерживать власть везде, где она существует, под­креплять ее там, где она слабеет, и защищать ее там, где на нее нападают». Еще раньше, вскоре после подавления мятежа декабристов, Николай I зая­вил: «Революция на пороге России, но, клянусь, она не проникнет в нее, пока во мне сохранится дыхание жизни, пока я буду императором». Все тридцать лет правления Николай I неизменно выступал на стороне традиции, преем­ственности и всегда осуждал все выступления против монархов.

Когда в 1830 г. во Франции революция свергла Карла X Бурбона, а коро­лем стал не прямой наследник, а Луи-Филипп Орлеанский, представитель боковой ветви династии Бурбонов, то у царя даже зародилась идея готовиться к военному походу на Францию для свержения «нового узурпатора» (первым был Наполеон). Царя возмущали не только нарушение принципа легитимнос­ти, но и репутация нового короля: он слыл заядлым либералом и в молодые годы поддерживал революцию. Такое не забывалось и не прощалось. Однако намерение вмешаться во французские дела не встретило нигде поддержки, и мысль о войне была оставлена. Отношения же с Францией так и не улучши­лись.

Николай I понимал, что для поддержания прочного мира и укрепления позиций России требуется взаимопонимание с Англией, мощнейшей эконо­мической державой того времени. Царь питал с детства особое расположение к Англии. Политическая стабильность и промышленный прогресс, которые она демонстрировала, лишь множили эти симпатии. В Петербурге отчетливо осознавали, что если Российская империя жела­ет обеспечить для себя долгосрочную мирную перспективу, стабильное и проч­ное геополитическое положение, то взаимопонимание с Британией необходи­мо. Антирусские эскапады английской прессы и выпады отдельных полити­ческих деятелей не отражались на стойком желании Николая I добиваться сближения с Лондоном.

В 1835 г., через находившегося в Петербурге лорда Б. Сеймура, император передал английскому правительству предложения, на­правленные на разрешение англо-русских противоречий. Суть их сводилась к следующему. Христианские балканские народы об­разуют собственные государства, Константинополь переходит под власть Рос­сии или становится свободным портом под международным контролем, Еги­пет и Крит переходят к Англии, Турция превращается в национальное госу­дарство в Азии. В Лондоне эту разумную программу проигнорировали. Правящие круги Великобритании, загипнотизированные мифической «рус­ской опасностью», упустили важный шанс англо-русского сближения.

Через много десятилетий, когда перед Англией со всей определенностью возник фактор германской угрозы, в Лондоне это начали осознавать. В 1897 г., выступая в палате лордов, тогдашний премьер-министр лорд Солсбери заме­тил: «Я вынужден заявить, что если вы попросите меня оглянуться назад и объяснить настоящее через прошлое, возложить на эти плечи ответственность за трудности, в которых мы сейчас оказались, я скажу, что альтернатива была в 1835 г., когда предложения императора Николая были отвергнуты».

Однако попытка 1835 г. оказалась не единственной. В Петербурге настой­чиво и последовательно пытались искать пути к сближению двух мировых империй. Однако эти импульсы не находили благоприятного отклика на бере­гах Туманного Альбиона. Здесь до самого начала XX в. господствовали резкие антирусские настроения, выразителем которых неизменно оставалась «при­лежная ученица лорда Пальмерстона», самый известная из британских мо­нархов – королева Виктория (1819–1901). Виктория I Александрина стала королевой Великобритании и Ирландии (так звучал полный титул, позже украшенный еще и титулом «императрица Индии») в возрасте 18 лет, 1837 г., и занимала английский престол до 1901 г. Второе имя – Александрина – она получила в честь рус­ского царя Александра I, который после разгрома Наполеона являлся «куми­ром Европы». Как только Виктория оказалась на престоле, русский царь сразу же про­явил к молодой королеве знаки внимания, отправил на ее двадцатилетие сво­его старшего сына, наследника престола, Александра, посылал теплые посла­ния. Однако в Лондоне к России относились настороженно, а многие и враждебно. «Правительство ее величества» было уверено, что укрепление и расши­рение Российской империи непосредственно угрожает имперским интересам Великобритании.

Царь считал, что необходимо лично встретиться с королевой и тогда можно будет уладить все недоразумения между державами. Несколько раз он намекал на свое желание приехать в Лондон, но Виктория и английское прави­тельство не реагировали. Наконец, он прямо сказал английскому послу в Пе­тербурге, что желает «нанести визит королеве». Королева призналась своим приближенным, что «не желает этого визита», но отказать царю не посмела. Николай I находился с визитом в Англии две недели в июне 1844 г. Цель его вояжа выходила далеко за рамки личного царского интереса к главной «мастерской мира». Император намеревался напрямую переговорить с коро­левой и ее министрами по поводу острых международным проблем, разделяв­ших две державы, и попытаться урегулировать разногласия путем выработки согласованных решений.

В этом ряду главным являлся старый и острый «Восточный вопрос». Нико­лай I предложил программу совместных действий в Турции на случай, если «этот больной человек Европы скончается». Вниманию англичан был представлен специальный меморандум, учитывавший интересы сторон. Министры «Ее Ве­личества» ознакомились с документом и на словах выразили одобрение. Царь был доволен, полагая, что добился важных межгосударственных договоренно­стей, отрывавших дорогу к дружескому сосуществованию двух держав. Однако Николай Павлович ошибся. Никаких соглашений с Россией в Лон­доне заключать не собирались, воспринимая царскую инициативу как «про­стой обмен мнениями». Правящие круги Британии не устраивал равный учет интересов обеих сторон: с российскими интересами они считаться не желали. Пребывание царя в Англии внешне выглядело торжественно и благопри­стойно. Королева расточала царю любезности, и Николаю Павловичу даже в какой-то момент показалось, что они с Викторией «стали друзьями». Это была иллюзия. Выспренние слова и династические знаки внимания император вос­принял как проявление расположения к нему. На деле все обстояло не так.

Венценосная хозяйка, проявляя учтивость, не питала к Николаю I ника­ких добрых чувств. Напротив, и во время визита, но особенно после него, она не скупилась не просто на нелестные, но порой и откровенно оскорбительные отзывы. Своему дяде королю Бельгии Леопольду I Виктория писала о Нико­лае I, что «выражение его глаз страшное». В царе она не увидела «джентльме­на», а лишь человека «ограниченного ума», «нецивилизованного», интересо­вавшегося исключительно «армией и политикой». Это была неправда. Во время пребывания в Англии Николай I живо интересовался музеями и техническими достижениями. Подробно ознакомился со строительством но­вого здания парламента, проект которого он нашел «великолепным», и по­просил подарить ему чертежи. В том же году по рекомендации царя зодчий Чарлз Берри был избран членом Императорской Академии художеств, а Анг­лия включена в число стран, в которых стажировались лучшие ученики Ака­демии. Во время пребывания в Англии царь пригласил на работу в России инженеров и архитекторов, выделил средства на за­вершение работ по сооружению мемориала адмирала Нельсона и на памятник герцогу Веллингтону в центре Лондона.

Однако все это для королевы не имело никакого значения. Она выносила свои заключения раз и навсегда, а все, что было связано с Россией, неизменно вызывало у «маленькой Вики» стойкую антипатию.

Царю же казалось, что взаимные устные обязательства поддерживать «дру­жеские отношения» являются больше, чем просто любезными словами. Ведь, как считал царь, «слово монарха есть договор». Но в Англии думали иначе. Глав­ное не слова, а интересы Британии, во имя которых можно было отбрасывать и письменные, и устные слова и заверения. Прошло всего несколько лет, и коро­лева не только поддержала военные действия против России, но и, не скрывая, подчеркивала, что это не только война Британии, но и ее личная война.

Защита монархических основ европейского мира, поддержка принципа легитимности заставили царя в 1849 г. послать стотысячную русскую армию на защиту своего союзника – австрийского императора. Революция в Авст­рии была подавлена, что лишь усилило антирусские настроения во многих странах, а наиболее непримиримые стали именовать царскую империю «жан­дармом Европы». Вскоре началась Крымская война (ее называли Восточной), и царю пришлось убедиться, что у России союзников нет, что все те, кому он помогал, кого поддерживал (Австрия и Пруссия), оказалась во враждеб­ном России лагере. Это было моральное и политическое крушение принципов легитимизма и дипломатического курса, который Николай I и его прави­тельство осуществляли на протяжении почти тридцати лет.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.