Заграничный поход русской армии. Венский конгресс

Отечественная война 1812 г. закон­чилась, неприятель полностью был изгнан с территории России. Но война про­должалась, начинался поход русской армии за границу. На это нацелил те­перь Александр I русские войска. Император прибыл в действующую армию 12 декабря, в свой день рожде­ния, и обратился к войскам со словами: «Вы спасли не одну Россию – вы спас­ли Европу!» Но Европу еще предстояло спасти.

В этот период в русском политическом и военном руководстве существова­ли различные точки зрения по поводу дальнейшего хода событий. М. И. Куту­зов считал, что война на этом могла бы закончиться, что незачем более губить русских солдат и напрягать страну, потрясенную и частично разоренную на­шествием. Престарелый фельдмаршал не без основания полагал, что падение Наполеона лишь усилит Англию и другие европейские державы в противовес России. Кроме того, он писал Александру I о том, что армия измучена тяже­лыми переходами и боями, что «расстойка ее дошла до такой степени, что дол­жны бы, так сказать, снова составлять армию». Он полагал, что основную тя­жесть борьбы с Наполеоном в Европе должны были бы взять на себя европейс­кие народы. Идея невмешательства России в европейские дела вновь властно зазвучала среди политической элиты России.

Однако императором владели иные чувства. Личное противоборство с Наполеоном, стремление сокрушить его до конца, войти победителем в Па­риж, взять реванш за свои прошлые унижения – за Аустерлиц, за Тильзит, за захват противником Москвы и пожар русской столицы – стали лейтмоти­вом в поведении русского царя. Он воспротивился приостановке наступления и настаивал на том, что армия должна беспрерывно преследовать неприятеля и за пределами России. Им же владела идея стать не только спасителем Евро­пы от тирании Бонапарта, но и вершителем ее судеб, быть ее арбитром. Буду­щее показало, что Александр I допускал серьезную ошибку. Англия и Авст­рия стремились использовать русские военные силы для сокрушения своего злейшего врага – наполеоновской Франции. Но это вовсе не означало, что они готовы были допустить решающего усиления России на Европейском конти­ненте, и после падения Наполеона они становились естественными противни­ками России. Это понимали Кутузов и ряд других государственных деятелей страны. Этого не хотел понимать император, опьяненный впечатляющими во­енными успехами и бегством Наполеона. Теперь Кутузов мешал ему, и сама судьба, казалось, устранила его с пути императора: 16 апреля 1813 г. фельдмаршал скончался в небольшом немецком городке Бунцлау. Его смерть подвела итог Отечественной войне 1812 г. и открыла эпоху похода русской армии в Европу.

Русские войска стремительно двигались на Запад, сметая с пути французс­кие войска, дислоцированные в Польше и в немецких землях. В Восточной Пруссии русская армия нанесла поражение отступавшему сюда корпусу Макдональда. Вскоре был взят Кенигсберг. 20 февраля русские войска вышли в Берлин. Вторично в истории прусская столица оказалась в руках русской ар­мии, Пруссия была вынуждена разорвать военный союз с Наполеоном и под­писала мирный договор с Россией, обязавшись сражаться против бывшего со­юзника. Прусские войска повернулись против Франции. Австрийский корпус Шварценберга откатился на юг, а Австрия вступила в тайные переговоры с русскими высшими военачальниками и заключила секретное перемирие с Россией и также обязалась принять участие в борьбе с Францией. По мере продвижения русских войск по территории немецких государств в Европе поднималось освободительное движение против французских захватчи­ков. Создавались добровольческие отряды, формировались регулярные части, налаживавшие совместные действия с наступавшими русскими войсками.

Русское командование, и в первую очередь М. И. Кутузов, всячески под­держивали этот освободительный подъем. В своих обращениях и проклама­циях к немецкому народу М. И. Кутузов уже в первые дни вступления рус­ских войск на территорию Германии подчеркивал, что русские пришли сюда как освободители, что их цель – не мстить тем, кто поддерживал Наполеона Бонапарта, не мстить французскому народу, а предоставить народам Европы возможность вновь обрести независимость, возродить и укрепить свой сувере­нитет. Эти документы находили широкий и благодарный отклик среди европей­ского населения. Не случайно результатом освобождения европейских наро­дов от диктата Наполеона стало развертывание в Европе демократического движения, вызревание реформистских устремлений, начало глубоких соци­ально-экономических и политических перемен в германских землях, прежде всего в Пруссии, в итальянских землях, а позднее и в самой Франции.

В это время Наполеон лихорадочно готовился к продолжению борьбы. В короткий срок он сумел собрать новую пятисоттысячную армию. Но каче­ство ее, боевой дух были уже иными, чем у его прежних прославленных кор­пусов. В большинстве своем это были еще необстрелянные юнцы, которые, однако, как и прежние его ветераны, пока еще слепо поклонялись своему ку­миру и безоглядно верили ему. Свою армию Наполеон значительно усилил также за счет вывода боевых частей из Испании, где все шире разгоралась ос­вободительная война против французских оккупантов. Летом 1813 г. остатки французских войск вынуждены были отступить за Пиренеи. Испания стала свободной.

Однако ни о каком мире со своими противниками на условии значитель­ных уступок со своей стороны Наполеон не хотел и слышать, хотя Австрия предпринимала усилия в этом направлении в качества посредника. Вместе с тем французский император стремился расколоть своих врагов, пытался вновь и вновь предложить мирные переговоры Александру I, но тот, как и прежде, не отвечал на мирные предложения Наполеона, стремясь к его полному со­крушению и смещению с французского престола.

Летом 1813 г. Наполеон перешел в наступление. С ним были свежие час­ти, с ним шли его прославленные маршалы. Наконец, не померкли его орга­низаторский талант и полководческий гений. Вторгнувшись в Восточную Гер­манию, Наполеон нанес поражение союзникам под городами Лютцен и Бауцен. В середине августа в двухдневном сражении он одержал верх над объединенной русско-прусско-австрийской армией под Дрезденом. Войсками союзников командовал австрийский фельдмаршал Шварценберг, еще недав­но служивший Наполеону.

Но это были временные успехи. Теперь Наполеону противостояли армии, правительства, народы почти всей Европы. Ядром этого противоборства с Францией оставалась русская армия, сохранившая свой боевой состав, своих генералов, свой несгибаемый дух. Все это ярко подтвердилось в трехдневной «Битве народов» под Лейпцигом 4-7 ноября 1813 г. С обеих сторон в ней уча­ствовало более 500 тысяч человек. Основной удар Наполеона выдержали рус­ские и немецкие войска, а затем перешли в контрнаступление. Французы были сломлены. В этой битве Наполеон, несмотря на упорство и отвагу его ново­бранцев, потерпел полное поражение, однако сумел избежать окружения и увел свои войска с поля боя. Французы потеряли в этом сражении около 80 ты­сяч человек, русские – свыше 22 тысяч, пруссаки – 16 тысяч и австрийцы больше 14 тысяч бойцов. Объединенными войсками союзников командовал М. Б. Барклай-де-Толли.

В конце декабря союзные войска перешли Рейн и вступили на террито­рию Франции. А вскоре было принято решение двигаться на Париж. После кровопролитного сражения под Парижем французы отступили, 18 марта 1814 г. французская столица капитулировала. Наполеон отрекся от престола.

На заключительном этапе войны, во время кампаний 1813–1814 гг., вы­дающуюся роль в военном и политическом сокрушении Наполеона Бонапарта сыграл Александр I. Во время сражения при Бауцене только благодаря распо­ряжениям Александра войскам союзников удалось отступить организованно и сохранить свои силы, хотя сражение и было проиграно. Во время битвы Алек­сандр находился там, где видел Наполеона, а тот видел его. В битве под Дрез­деном он участвовал в руководстве войсками и стоял под огнем, проявив лич­ную храбрость. Рядом с ним разорвалось ядро, смертельно поразив стоящего рядом генерала. Это была последняя битва, где ему пришлось испытать тягость пораже­ния.

После этого пришли победы. Александр I все уверенней чувствовал себя в роли военного стратега. В Лейпцигской битве он разработал диспозицию сра­жения, которое закончилось катастрофой для Наполеона. Именно распоря­жение Александра ввести в решающий момент первого дня битвы русскую ре­зервную артиллерию повернул ход сражения в пользу союзников. Во время прорыва французских кирасир по центру русской армии Александр I находился вблизи сражавшихся. Его приказ лейб-казачьему полку личной охра­ны атаковать французских кавалеристов выправил положение и спас ситуа­цию в центре. Личную храбрость и военную распорядительность император проявил и во второй день «Битвы народов». Наконец, именно ему принадле­жит инициатива удара на Париж вопреки возражениям и нерешительности австрийского и прусского командования. Александр разработал план захвата Парижа, руководил войсками в решающей битве на подступах к французской столице, а в решающий момент битвы повел лично в атаку на французское каре свой лейб-казачий полк и добился успеха.

В те дни Александр I постоянно подчеркивал, что, борясь с Наполеоном, он остается другом французского народа. Обращаясь после взятия Парижа к французскому Сенату, он сказал: «Справедливо и разумно дать Франции уч­реждения сильные и либеральные, которые соответствовали бы степени на­стоящего просвещения». Он настоял на введении во Франции конституцион­ного правления. Он отрицательно отнесся к восстановлению на французском троне Людовика XVIII и сам принял участие в составлении для Франции кон­ституционной «хартии». Она гарантировала равенство всех граждан Франции перед законом, религиозную веротерпимость и сохраняла в неприкосновен­ности Гражданский кодекс Наполеона – этот свод законов уже нового, бур­жуазного общества. Исполнительная власть оставалась за королем, но «хар­тия» устанавливала в стране двухпалатную Ассамблею – парламент. Она имела ограниченную законодательную власть – без права инициировать за­коны, но с правом отвергать законопроекты, предложенные королем. Отстояв эту «хартию», Александр I тем самым продолжил свои конституционные ре­формы, которые он с оглядкой начал в России, но более решительно – в Фин­ляндии, а теперь вот и во Франции.

В соответствии со своей концепцией войны против тирана, но не против нации, Александр приказал освободить всех французских пленных и сурово карать русских солдат и офицеров за случаи мародерства. И он сам, и русские генералы проявляли большой такт к поверженному противнику, бережно от­носились к захваченному Парижу, к его архитектурным ценностям и святы­ням. Александр проявил великодушие к поверженному противнику, настоял на сравнительно мягких условиях отстранения Наполеона от власти (предос­тавление ему во владение острова Эльбы, огромной пенсии, 50 солдат гвардии для личной охраны), вопреки тем, кто предлагал сослать свергнутого импера­тора на гибельные по своему климату Азорские острова и установить для него более жестокий режим содержания.

Венский конгресс. 30 мая 1814 г. победители продиктовали поверженной Франции условия мирного договора. Франция лишалась всех своих завоева­ний в Европе и была оставлена в довоенных границах. Ее приобретения на Апеннинах – в Северной Италии и на Адриатическом побережье – отошли к Австрии; завоеванные Наполеоном Бельгия и Голландия отныне объединялись и превращались в независимое Нидерландское королевство. Ключевая стра­тегическая позиция на Средиземном море – остров Мальта – была передана Англии. Потеряла Франция в пользу Англии и часть своих заморских владе­ний.

Однако это было лишь началом политического переустройства Европы. Своей судьбы ждало Царство Польское, немецкие государства. Если претен­зии Англии и Австрии были в какой-то степени удовлетворены, то Россия и Пруссия еще ждали благодарности от союзников за свой вклад в дело сокру­шения Наполеона и за перенесенные невзгоды, потери и разрушения.

В Париже, состоялась и договоренность о решении дальнейших су­деб Европы в Вене, на общеевропейском конгрессе. Осенью 1814 г., в красавице Вене, в теплые и ясные дни собрались устроители судеб Европейского континента. На Венском конгрессе присутство­вали 2 императора, 4 короля, 2 принца, 3 великих герцога, 215 глав княжес­ких домов, 450 дипломатов. Это было пышное собрание. Сюда, кроме того, съе­хались представители знати многих европейских стран. Здесь блистали наря­дами и драгоценностями красивейшие женщины Европы. Чуть ли не ежедневно главы государственных делегаций давали в честь собравшихся зва­ные обеды, балы. Австрийский императорский дворец Хофбург блистал тыся­чами огней, фейерверки разрывали теплое вечер­нее небо австрийской столицы.

Российскую делегацию возглавлял на переговорах сам тридцатисемилет­ний император Александр I, бывший в ореоле военной и политичес­кой славы. Но уже в первые дни Венского конгресса европейские острословы доволь­но метко охарактеризовали его работу следующими словами: «Конгресс танцу­ет, но не движется». И это было справедливо, потому что сразу же между по­бедителями возникли непреодолимые противоречия, особенно между тремя наиболее влиятельными на континенте державами — Англией, Россией и Ав­стрией, каждая из которых претендовала на доминирующую роль в послево­енной Европе. Недаром австрийский канцлер Меттерних, один из главных противников усиления России на континенте, в одной из бесед говорил фран­цузскому министру иностранных дел Талейрану: «Не говорите о союзниках, их нет более». В Европе 1814-1815 гг. вступил в действие непреложный закон истории, по которому члены коалиции, сокрушившей могучего соперника, приступившие к разделу завоеванных им территорий, сразу же начинают скрытую борьбу за первенство на освободившемся политическом поле. Эта борьба неизменно приводит к созданию новых коалиций, которые также не­минуемо ведут к очередной европейской войне. В этом смысле 1814 г., Венс­кий конгресс дали начало этому новому процессу, который привел в конце концов к Крымской войне 1853-1856 гг.

Поначалу, когда вырабатывались общие принципы подхода к судьбам послевоенной Европы, эти противоречия еще не выглядели устрашающими. Победители договорились, что в послевоенном устройстве должен восторже­ствовать принцип легитимизма (от лат. «легитимус» – законный). Это озна­чало, что старые династии, изгнанные со своих тронов Наполеоном, должны быть восстановлены.

Но на этом пункте победители не остановились: слиш­ком уж много перемен произошло в Европе за последние 20 лет. Под напором сначала революционной, а потом бонапартистской Франции рушились не толь­ко старые троны, но и старые порядки, крепостнические устои в странах, не переживших прежде буржуазных революций. Гражданский кодекс Наполео­на оказал огромное воздействие на общественную жизнь тогдашней Европы, и вернуться к этим порядкам после политической реставрации означало бы одно: бездумное движение вспять. Этого не могли допустить ни просвещен­ные монархи Европы, ни руководители буржуазной парламентарной Англии. Поэтому этот возврат к легитимизму был неполным, весьма ограниченным. Примером в этом стали Франция и Пруссия. Во Франции, наряду с реставра­цией династии Бурбонов, появился парламент, в Пруссии было ликвидирова­но крепостное состояние крестьян. Во всех этих процессах русский царь, не осмелившийся на решительные реформы в России, принял деятельное участие. Интересы держав схлестнулись позднее, когда стал обсуждаться вопрос о судьбе Польши и Саксонии, бывшей союзнице Наполеона.

Александр I претендовал на переход к России земель образованного На­полеоном Герцогства Варшавского с предоставлением ему широкой автоно­мии и конституционных прав в рамках Российской империи. Образцом здесь для Александра I была Финляндия с ее сеймом, автономией и привязаннос­тью к России лишь личными политическими узами: русский царь являлся великим князем Финляндским. Однако на земли Южной Польши претендо­вала Австрия, северные приморские польские земли стремилась присвоить себе Пруссия. А за всем этим стояла Англия, не желавшая усиления России в Евро­пе за счет присоединения к ней значительной части польских территорий. Анг­лийская делегация настаивала на разделе польских территорий между тремя державами – Россией, Австрией и Пруссией, что вызывало ярость Александра I, считавшего, что именно Россия, сокрушившая военную машину Наполеона, дол­жна иметь преимущества в решении судеб Восточной Европы.

Разгорелись страсти и из-за Саксонии. На саксонские земли претендова­ла Пруссия, но Австрия всячески противилась такому усилению своего север­ного соседа. В ходе закулисных и тайных переговоров Россия и Пруссия дого­ворились поддерживать друг друга в польско-саксонском вопросе. А Англия стремилась в таких же закулисных переговорах с прусскими представителя­ми отколоть Пруссию от России, обещала ей значительную часть Саксонии за твердую позицию в польском вопросе – с тем, чтобы часть польских земель отошла к Пруссии.

На помощь Англия призвала недавнего противника, Францию, и добилась присутствия на конгрессе ее делегации. В Вене появился французский министр иностранных дел Талейран, служивший ранее Наполеону. Он активно поддер­жал Англию и Австрию в польско-саксонском вопросе. Положение обостри­лось. Проходили день за днем, неделя за неделей, а дело не двигалось с места. Александр I негодовал по поводу антироссийской позиции бывших союз­ников, а те уже смотрели в будущее, исподволь формируя новую, на сей раз антирусскую, коалицию.

3 января 1815 г. три державы – Англия, Австрия и Франция – заключи­ли против России тайный военный союз. Каждая из сторон в случае военного конфликта с Россией обязалась выставить армию в составе 150 тыс. бойцов. К этому договору присоединились еще несколько государств. Через 40 лет веду­щие из них примут участие в Крымской войне против России. Однако начало противоречий между Россией и европейскими державами стало вызревать имен­но начиная с Венского конгресса. Европейские державы категорически не хо­тели передавать России всю Польшу, а Тайлеран заявил в беседе с австрийским канцлером Меттернихом, что он не допустит, «чтобы Россия перешла Вислу, имела в Европе 44 млн подданных и границы на Одере». Австрийское прави­тельство, только-только спасенное Россией от владычества Наполеона, встре­тило это заявление с пониманием. Свой экземпляр договора французский пред­ставитель отправил королю в Париж. Остальные легли в сейфах Лондона и Вены. В ходе напряженных переговоров, личных встреч глав государств друг с другом к февралю 1815 г. Венскому конгрессу удалось в конце концов согла­совать основные позиции. Царство Польское отходило к России, и император высказал намерение ввести там конституционное правление. Но не все польские земли отошли к России. Познань и ряд других городов были переда­ны Пруссии за то, что она получила не всю Саксонию, а только ²/₅ ее террито­рии, при том, что саксонский король сохранял свой трон. Часть Польши Восточную Галицию – получила и Австрия. На конгрессе было установлено создание Германского союза с общегерманским сеймом, куда входили бы все мелкие германские королевства и княжества. Главная роль в этом союзе при­надлежала Австрии. К Австрии отходила и часть итальянских земель, обещан­ных ей по Парижскому миру.

Переговоры еще продолжались, когда в ночь с 6 на 7 марта запыхавшийся курьер буквально ворвался в императорский дворец в Вене, где гремел очередной бал, и вручил императору срочную депешу из Франции. Она извещала о том, что Наполеон Бонапарт покинул остров Эльба, высадился на юге Франции и с вооруженным отрядом движется на Париж. А уже через не­сколько дней пришли сообщения, что население и армия восторженно встре­чают бывшего императора и вскоре ожидается его прибытие во французскую столицу. Начались знаменитые «100 дней» Наполеона. И тут же прекратились все споры, интриги, тайные сговоры на Венском конгрессе. Новая страшная опас­ность объединила потенциальных соперников. Англия, Россия, Австрия, Пруссия вновь создали против Наполеона очередную коалицию. По дорогам Северной Европы вновь нескончаемым потоком потянулись войсковые колон­ны, загрохотали военные обозы. Еще не вступая с союзниками в сражение, Наполеон нанес им сильней­ший дипломатический удар: войдя в королевский дворец, он обнаружил сре­ди покинутых в панике документов Людовика XVIII и секретный протокол трех держав против России. Наполеон тут же распорядился доставить его ку­рьером в Вену, надеясь тем самым открыть глаза Александру I на коварство и враждебность к России его союзников. Держа этот документ в руках, Александр I и принял австрийского канцлера. Тот поначалу растерялся, но потом просто замолчал: действительно, сказать было нечего. Однако Александр I в очередной раз в общении со своими политическими партнерами проявил великодушие. Он заявил, что новая опасность для Европы слишком велика, чтобы обращать внимание на подобные «пустяки», и бросил текст тай­ного договора в камин.

После этого переговоры пошли быстрее, многие противоречия были ула­жены, и в начале июня 1815 г. европейские державы подписали заключитель­ный документ конгресса, который был выработан еще до появления Наполео­на в Париже. Ачерез несколько дней, 18 июня 1815 г., Наполеон был наголо­ву разбит на картофельных полях при местечке Ватерлоо объединенными силами английской и прусской армий. Его военная и политическая звезда окончательно закатилась. Уже будучи пленником Англии, он был отправлен в далекую Атлантику, на остров Святой Елены, место, отличавшееся губитель­ным климатом. На этот раз Александр не выступил в защиту вторично повер­женного противника. В 1821 г. Наполеон умер там в возрасте 54 лет, по-види­мому, отравленный английской охраной.

После расправы с Бонапартом союзные войска вторично вошли в Париж. Был заключен Второй Парижский мир, который не только подтверждал ре­шение Первого Парижского мира и Венского конгресса, но и ужесточил их статьи, касающиеся Франции. На нее была наложена большая контрибуция, ряд ее военных крепостей подвергся оккупации союзников в течение трех–пяти лет. Границы страны были еще более урезаны в пользу соперников. Со­гласно решениям этого мира во Франции появился и Русский оккупационный корпус.

Священный союз. Война, продолжавшаяся в Европе полных 10 лет, при­несла огромный урон странам континента. Она перемалывала в своих жерно­вах города, села, сотни тысяч людей от Москвы до Атлантического побережья, от Ла-Манша до Адриатики, от Нормандии до Сицилии. Это была настоящая мировая война XIX в. – предтеча тех мировых войн, которые запылали в мире уже в XX веке. И как всякая тотальная война, она в конце концов вызывала ужас и смятение народов и правителей. И теперь, после победы одной сторо­ны, казалось, что мир можно было бы устроить на постоянных, стабильных основаниях, устранить причины кровавых европейских драм конца XVIII – начала XX в.

Опыт истории показывает, что эти расчеты были иллюзорны, но тот же опыт показывает, что на какое-то время измученные и напуганные вой­ной народы и правительства в первое послевоенное время готовы вырабаты­вать рычаги мирного устройства жизни народов и государств, пойти на комп­ромиссы. Мировая война первого десятилетия XIX в. как раз и стала одновре­менно первым мировым опытом регулирования международных отношений, политической стабилизации на Европейском континенте, гарантированной всей мощью держав-победительниц. Венский конгресс, его решения – непос-ледовательные, противоречивые, несущие всебе заряд будущих взрывов – тем не менее в известной степени сыграл эту роль. Но монархи этим не удов­летворились. Необходимы были более прочные и не только силовые, но и юри­дические, а также нравственные гарантии.

Так появилась в 1815 г. идея Свя­щенного союза европейских государств – первой общеевропейской орга­низации, целью которой должно было бы стать прочное обеспечение существу­ющего порядка вещей, незыблемости нынешних границ, стабильности пра­вящих династий и других государственных установлений при уже свершив­шихся и утвержденных в разных странах послевоенных переменах. В этом смысле первая европейская война и ее последствия стали предтечей не только кровопролитных мировых войн XX в., но и Лиги Наций после Первой миро­вой войны 1914–1918 г. и затем Организации Объединенных Наций после Вто­рой мировой войны XX в. – 1939–1945 гг.

Инициатором этого союза европейских государств стал Александр I. Уже в пору нарастания противоречий с Наполеоном, страшась всеевропейской бой­ни и бессмысленной гибели людей, русский император в 1804 г., посылая сво­его друга Новосильцева в Англию, дал ему инструкцию, в которой начертал идею заключения между народами общего мирного договора и создания Лиги народов. Он предлагал ввести в отношения между государствами нормы меж­дународного права, по которым были бы определены преимущества нейтра­литета, а страны взяли бы на себя обязательства не начинать войны, не исчер­пав предварительно всех средств, представленных посредниками. В этом до­кументе он ратовал за «Кодекс международного права». Александр был не настолько наивен, чтобы верить «в вечный мир» и в то, что европейские державы тут же примут эти новые правила. И все же важный шаг в сторону правового регулирования международных отношений был сделан. Затем, однако, солдатские сапоги многотысячных армий растоп­тали на полях Европы с 1805 по 1815 гг. эти благие замыслы. И вот теперь Александр I вновь вернулся к своей идее, но уже не как восторженный идеа­лист, над идеями которого тогда подтрунивали в Лондоне, готовившийся к кровопролитному противоборству с агрессивной французской военной маши­ной, а как государь, за плечами которого была победа в великой войне, а сам он стоял во главе огромной армии в Париже и мог для подкрепления предла­гаемого нового порядка вещей поставить в виде гарантии мира и безопасности под ружье 800 тысяч солдат.

Основные положения договора о Священном союзе Александр написал собственноручно. Они содержали следующие статьи: поддерживать между государствами узы братской дружбы, оказывать друг другу помощь в случае дестабилизации международной обстановки, управлять своими подданны­ми в духе братства, правды и мира, считать себя членами единого христиан­ского сообщества. В международных делах государства должны были руко­водствоваться евангельскими заповедями. Характерно, что Александр I не только ограничился этими чисто пропагандистскими положениями, но на дальнейших конгрессах Священного союза поставил вопрос об одновремен­ном сокращении вооруженных сил европейских держав, о взаимных гаран­тиях неприкосновенности территорий, о создании межсоюзнического шта­ба, о принятии международного статуса лиц еврейской национальности, ко­торые подвергались дискриминации во многих странах Европы. И позднее на конгрессах Священного союза ставились вопросы большого гуманисти­ческого звучания. Державы дружно объединились против морского пират­ства, подтвердили решение Венского конгресса о запрещении работорговли. Объявили европейские реки свободными для судоходства без каких бы-то ни было ограничений.

Идеи Священного союза, который действительно стал про­образом международных организаций уже XX в., были исполнены самыми благими намерениями, и Александр I мог быть доволен своим детищем. Вско­ре почти все страны Европы, кроме островной Англии, примкнули к Союзу, но и Англия активно участвовала в работе его конгрессов и оказывала на их политику достаточно сильное влияние.

Решения Венского конгресса и Священного союза и создали в Европе так называемую «венскую систему», которая, плохо ли, хорошо ли, но существовала 40 лет, предохраняла Европейский континент от новых боль­ших войн, хотя противоречия между ведущими державами Европы по-пре­жнему существовали и являлись достаточно острыми.

Это выявилось сразу же после введения «венской системы» в жизнь, и главным ее испытанием стали не столько территориальные претензии держав друг к другу, сколько нарастание на континенте революционного движения, которое было логическим продолжением грандиозных преобразований обще­ственной жизни стран Европы, начатых Английской и продолженной Вели­кой французской революцией. В свое время эти революции начинались как противодействие отжившим свой век феодально-абсолютистским режимам, а затем перерастали в уравнительное движение левеллеров (в Англии), в яко­бинский террор, а закончились диктатурой Кромвеля в Англии, Наполеона – во Франции и обернулись в начале XIX в. всеевропейской войной, захватами чужих территорий, разрушением цивилизационных ценностей человечества. В этих условиях перед Священным союзом и его лидером Александром I сто­яла непростая задача: поддержать действи­тельно прогрессивные с точки зрения цивилизации конституционные настро­ения и институты, совместить их с эволюционным развитием европейских го­сударств без кровавых драм, уничтожающих войн, жесточайших расправ. В этом, основном, вопросе члены Священного союза смотрели на вещи по-раз­ному.

Страшась Испанской революции 1820 г. и помня об революционных ужа­сах собственной страны, Франция требовала немедленной и решительной ин­тервенции в поддержку испанской монархии. Александр I, напротив, признал события в Испании правомерными и конституционными, поскольку народ­ное движение сделало своим знаменем конституцию, парламентаризм и сам испанский король присягнул конституции. Теперь речь шла о том, чтобы ог­радить легитимные права короля. Затем вспыхнули революции в Италии и Португалии. В 1820 г. произошла бескровная революция в Неаполе, и король Фердинанд II был вынужден про­возгласить конституцию по испанскому образцу и согласиться на созыв парла­мента. Однако успехи южных революционеров вдохновили северные провин­ции Италии, находящиеся под властью австрийских Габсбургов. Там началось мощное общественное движение. Легитимный каркас Европы затрещал по швам. Австрия требовала военного вмешательства и согласия на это России. Но либерально настроенный Александр I противился этим насильственным ме­рам. Кроме того, вступала в действие и большая политика: Россия вовсе не была заинтересована в подавляющем усилении Австрии в Европе.

Таким образом, представление о Священном союзе как абсолютно реак­ционной и контрреволюционной организации не выдерживает критики. На Конгрессе Священного союза в Троппау в 1820 г. было принято решение о ме­рах «морального воздействия» революционных сил как в Испании, так и на Юге Италии. Русская делегация выступала за политические методы урегули­рования конфликтов. Австрия же рвалась к применению военной силы. Дру­гие державы, в первую очередь Пруссия, поддержали Австрию. России в кон­це концов пришлось уступить. Австрия ввела войска в Италию. Свою армию для спасения испанской династии направила за Пиринеи и Франция.

Так благие намерения Александра I и устроителей Священного союза в конце концов были смяты эгоистическими политическими интересами дер­жав. Кроме того, заря новой революции под знамением национально-освобо­дительного движения, которая с 20-х гг. XIX в. поднималась над Европой, вновь внушала ужас устроителям «венской системы». Опять замаячили при­зраки якобинства, беспощадного сокрушения тронов. В этих условиях зако­лебались даже либералы, к которым относился и Александр I. Его разочаро­вание трансформацией Священного союза было искренним и горьким, а его возмущение коварными действиями эгоистических союзников было глубоким и болезненным. И все же русский царь медленно, но верно отходил от своих идеалистических представлений о послевоенном устройстве Европы. Уже в начале 20-х гг. на примере событий в Испании, Италии, на примере восстания собственного Семеновского полка в центре Петербурга он с абсолютной яснос­тью понял, какая пропасть лежит между его либеральными мечтами, осто­рожными конституционными шагами и бурей народных революций или во­енных мятежей. Реальное дыхание народной свободы страшило создателя Священного союза и заставляло его дрейфовать вправо.

И все же, несмотря на глубокие противоречия, разрывавшие Священный союз с самого начала его существования, он во многом способствовал стабили­зации ситуации в Европе, внес в европейскую практику новые гуманистичес­кие идеи, не дал Европе скатиться к новому военному и революционному эк­стремизму, хотя так и не превратился в сильную наднациональную организа­цию. Тем не менее Европейский континент 40 лет после Венского конгресса жил в относительном мире и покое. И большая заслуга в этом принадлежала так называемой «венской системе» и Священному союзу.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: