Жизнь России в послевоенный период

Окончилась Отечественная война 1812 г., русская армия надолго ушла на Запад. Главы государств и дипломаты приступили к переустройству послево­енной Европы. Россия возвращалась к своей обыденной жизни, но много за это время переменилось в стране. Каждый слой российского общества пропустил через свою собственную судьбу и страшное нашествие огромной вражес­кой армии, и разорение центральных губерний страны, и кро­вопролитную Бородинскую битву, и оставление древней русской столицы вра­гу, и страшный пожар Москвы, после которого она не могла восстановиться долгие годы. Победа над могучим противником воодушевила все русское общество. Спаянное воедино в тяжкие месяцы горестных испытаний, оно теперь счита­ло эту победу своей собственной, независимо от социального положения, об­разования, личного вклада в разгром врага его членов. В обществе ощущался небывалый подъем, вызревали надежды на лучшее будущее. Уставшая, разоренная, обескровленная страна принималась за восстановление своего хозяй­ства. Однако очень быстро выяснилось, что военные успехи и ду­ховный патриотический порыв народа не изменили существенным образом саму традиционную русскую жизнь, ее уклад, ее порядки, ее социально-поли­тическое устройство. По-прежнему в стране царило крепостное право, по-пре­жнему абсолютистский режим, самодержавие, отстраненность народа от ре­шения судеб страны преобладали в русской жизни. Этот разрыв между ожившими надеждами на существенные перемены и инертностью и неподвижностью самой русской жизни в послевоенный период и стал характерной чертой русского общества в последние годы правления Александра I.

Крестьянство, которое вынесло на своих плечах основную тяжесть вой­ны, надеялось на ослабление крепостнических пут. Тем более уже в начале царствования Александра I на этом пути были предприняты некоторые шаги. Крестьянство ожидало дальнейших движений властей в этом направлении. Кроме того, значительная часть крестьян, состоявшая в качестве солдат-рек­рутов в русской армии, победно прошла почти всю Европу. И что же увидели там эти люди? Крепостное право повсеместно было отменено. Солдаты шага­ли по чистым мощеным городам, проходили мимо крепких крестьянских фер­мерских хозяйств, хорошо обработанных аккуратных полей, садов и огоро­дов, которые давали на плодородных и теплых западных землях урожаи на­много большие, чем в России. Они видели новые механизмы, которыми окультуривали эти земли. Самое главное – они осознали, что в европейских странах отошло в прошлое рабское состо­яние низов общества, канула в Лету средневековая община, сковывавшая крестьянина по рукам и ногам, что во многих странах Европы отношения между людьми регламентировались гражданскими установлениями. Вернувшись на родину, они вновь застали в незыблемом состоянии кре­постную подневольную жизнь своих односельчан, своеволие помещиков, же­сткие общинные порядки.

Не случайно жизнь послевоенной российской деревни складывалась так неспокойно. Разорения, разруха Центральной России, по которой прокати­лась война, требовали возрождения, восстановления. Но многие молодые муж­чины-крестьяне ушли в армию, погибли в боях, пребывали в оккупационных войсках, человеческих сил в деревне поуменьшилось. Однако это мало забо­тило помещиков. Сами во многом потерявшие от вторжения неприятеля здесь и разоренные усадьбы, и спаленные поля, и гибель близких, они стреми­лись поднять хозяйство только единственным для России незамысловатым способом – за счет крестьянского крепостного труда. Духовный послевоен­ный подъем народа очень быстро обернулся буднями старой жизни, старыми налогами, повинностями, новыми, порой ужесточенными требованиями со стороны хозяев. Именно этим во многом объяснялись многочисленные волне­ния в крестьянских селениях, неповиновение властям, уклонения от уплаты налогов и исполнения повинностей и такой старый испытанный способ избег­нуть нажима со стороны владельцев, как бегство. Бежали, как в старину, в донские степи, в Приазовье. Но и туда добирались цепкие руки карателей. Кроме того, бывшие прежде вольными, эти земли попадали в орбиту закрепо­щения, что с возмущением воспринималось местным, свободным доселе, кре­стьянством. Как писали в одной из петиций на имя царя местные жители, они считали себя вполне законопослушными жителями страны, но наступление крепостных порядков на новых землях, особенно после очищающей патрио­тической грозы 1812 г., не принимали: «Мы Богу и государю повинуемся и казенным властям, но слушать помещиков и работать на них панщину не хо-чем и не будем...» Десятки тысяч крестьян включились в это движение непо­виновения, и лишь сильные воинские команды навели в крае порядок.

Возникли волнения и в отдельных помещичьих хозяйствах, когда крес­тьяне выступали против непосильных в новых условиях оброков, барщины. Характерно, что это время почти не знает неистовых схва­ток крепостных крестьян с помещиками и властями. Методы борьбы были мирными, и это, видимо, было следствием того глубокого духа еди­нения народа в месяцы тяжелых испытаний военного времени.

Но время шло, война уходила в прошлое, новые горизонты открывались перед различными слоями народа, а общество, казалось, застыло на месте. Власть катастрофически запаздывала с переменами, и это вызывало появле­ние все новых очагов брожения и недовольства. Возобновились волнения и неповиновения среди рабочих. Взбунтовались рабочие новгородской парусной мануфактуры. В 20-е г. постоянными стали волнения на металлургических заводах Демидовых на Урале, на пермских предприятиях.

В 1820 г. взбун­товался гвардейский Семеновский полк. Солдаты и младшие офицеры давно уже негодовали по поводу бесчеловечного обращения с ними само­дура полковника Шварца. Солдаты одной из рот заявили протест против жестокого обращения со стороны командира. Роту изолировали и по­местили в Петропавловскую крепость. Тогда восстал весь полк и отказался по­виноваться командирам. Власти ответили быстро и жестко: казармы полка были окружены войсками. Под угрозой расправы солдаты покорились, полк был расформирован, солдаты разосланы по дальним гарнизонам. Однако это выступление не осталось незамеченным властью. Разобравшись в деле, царь отдал полковника под суд, но заметил, что его неправомерные действия еще не дают права подчиненным выступать против командиров.

Вскоре под влиянием выступления семеновцев началось брожение и в дру­гих гвардейских полках. И дело было не только в жестоких порядках, господ­ствовавших в ту пору в русской армии, но и в том, что большинство армейс­ких частей побывали за границей, солдаты увидели другую жизнь, почувство­вали себя победителями, сами исторические события поднимали человеческое достоинство на новую ступень, и теперь, вновь оказываясь в подневольных путах старой крепостнической армии, они уже не желали более мириться с прежними порядками.

Военные поселения. Военные поселения как сочетание солдатами военной службы с крестьян­ским трудом для самообеспечения не были в то время чем-то новым. Еще в XVIII в., в пору масштабных войн, к такой форме поддержания в готовности своих вооруженных сил переходили некоторые германские земли, Швеция, Венгрия, Австрия. В России к этой идее обратился Александр I – в условиях разорения страны, нехватки средств для содержания большой армии и вызре­вания в Европе антироссийской коалиции держав в послевоенный период. Чтобы подкрепить свою дипломатию силой, русскому царю как раз и нужны были мощные вооруженные силы. Сама по себе мысль, высказанная западны­ми теоретиками, была вовсе не дурна и вполне рациональна. Но на Западе они исходили из практики существования более или менее цивилизованного об­щества с наличием основных гражданских прав населения, отсутствия кре­постного состояния крестьянства – этого основного армейского контингента. В России эта военно-экономическая идея накладывалась на абсолютистскую власть, бесправие населения, тяжкое крепостное состояние крестьян, подне­вольную 25-летнюю службу рекрутов. К тому же военных поселян отдавали под власть начальников, больших и малых, для которых насилие над людьми было нормой жизни.

Учитывая эти обстоятельства, ряд высших российских сановников был против этого нововведения. Среди них был и фаворит Александра I всесиль­ный граф А. А. Аракчеев, который в отсутствие императора в России и в его пребывание на Венском конгрессе, в Париже, в других странах практически осуществлял руководство страной. Но именно Аракчееву Александр I пору­чил организацию военных поселений.

А. А. Аракчеева и в дореволюционной, и в советской исторической науке в учебниках изображали в основном как косного реакционера, жестокого са­модура, привнесшего в русскую армию палочную дисциплину, в государствен­ную систему – безусловную и жесткую регламентацию. Однако человек, про­шедший рядом с Александром I практически все время его царствования, за­служивал иных оценок, иначе его место рядом с таким выдающимся деятелем, как Александр I, было бы просто непонятным.

Вышедший из среды бедного сельского дворянства, он поступил учиться на казенный кошт в Шляхетный артиллерийский и инженерный корпус. Пе­ред поступлением туда в его жизни были долгие дни, когда, не имея средств для жизни в Петербурге, он вынужден был вместе с отцом просить милосты­ню на паперти, чтобы прокормить себя, пока его прошение о зачислении будет рассмотрено.

В кадетском корпусе Аракчеев показал себя способным, прилежным, ис­ключительно дисциплинированным и организованным учеником. Особенно велики были его успехи в военно-математических науках. Он был оставлен при корпусе, а затем сделал блестящую карьеру артиллерийского офицера, возглавив при Павле I его гатчинскую артиллерию. Всем своим успехам он был обязан только себе, своему трудолюбию, усердию, преданностью начальству. Однако уже тогда современники отмечали, что страсть к порядку, строгость, требовательность и к себе, и к подчиненным доходила у него «до тиранства». В дни подготовки к военному противоборству с Наполеоном именно на Аракчеева, ставшего уже графом и генералом, Александр I возложил задачу реорганизации русской армии. И «железный граф», как его стали называть, со рвением взялся за дело. Он требовал от офицеров неукоснительно точной службы, усердия, следил за учениями, маневрами. Выкорчевывал в армии воровство, казнокрадство, коррупцию. Многое он сделал для солдат. Следил за тем, чтобы они были хорошо обмундированы, накормлены, чтобы жили в _чистых, теплых казармах, боролся с беспричинными телесными наказания­ми солдат, самоуправством барчуков-командиров. Многие офицеры и даже генералы лишились своих эполет и своих постов. А иных за казнокрадство, взятки он упек в Сибирь. В избалованной и изнеженной вниманием при Ека­терине II офицерской среде, особенно в гвардии, росла ненависть к жесткому реформатору. Накануне первой войны с Францией А. А. Аракчеев, будучи и инспектором артиллерии, реформировал русское артиллерийское дело, ввел современные для того времени методы его организации, содействовал внедре­нию в армию новых видов орудий, требовал от офицеров-артиллеристов при производстве в чины сдачи экзаменов по основным военным и математичес­ким дисциплинам. Преимущества новой русской артиллерии проявились уже во время кампаний 1805-1807 гг.

Став военным министром, а потом возглавив Военный департамент Госу­дарственного совета, он продолжал самозабвенно и беспрекословно выполнять указания монарха и сделал это смыслом своей жизни. Он осуществлял даль­нейшее реформирование армии, и ко времени войны 1812г. благодаря во мно­гом его усилиям русская армия смогла противостоять «Великой армии» На­полеона, а по части артиллерийского парка, выучки артиллеристов и превзош­ла ее. Во время войны Аракчеев ведал делом снабжения армии, боеприпасами, продовольствием, занимался резервами, готовностью конного состава. Со всем этим он справился блестяще, получив высокие благодарности от царя. Он был одним из тех, кто настаивал и убедил Александра I назначить главнокоман­дующим русской армией М. И. Кутузова. А. А. Аракчеев был тесно дружен с П. И. Багратионом. Именно Аракчеев первым предложил царю отменить рек­рутскую повинность, резко сократить сроки солдатской службы. По просьбе Александра I он, как и другие близкие ему люди, подал императору после вой­ны проект отмены крепостного права. И это был наиболее прогрессивный для того времени проект: Аракчеев предлагал освободить крестьян с землей (по 2 десятины на хозяйство) за счет выкупной операции.

Но вместе с тем огромное рвение граф проявлял в деле непременной тогда парадной муштры, шагистики, которой так увлекались по образцу прусской армии и Павел I, и Александр I. За малейшие упущения по этой части он ка­рал нещадно. Не он выдумал эту систему, но он нашел себя в ней как ее не­укоснительный и рьяный защитник. Люто ненавидевший титулованную знать, называвший ее «боярами», пре­зиравший бездельное, разложившееся, проворовавшееся офицерство и, в свою очередь, ненавидимый ими всеми и называемый ими «тираном» и «чудови­щем», Аракчеев брал на себя в государстве наиболее тяжелую, грязную и не­благодарную работу и делал ее усердно, честно, бескорыстно. Его бессребре-ность стала легендой. Все дорогие подарки царя он отсылал в казну. Свое име­ние он завещал государству, а скопившийся у него за жизнь капитал завещал в своей основной части Новгородскому кадетскому корпусу для обеспечения неимущих кадетов.

В короткий срок в северо-западных, центральных и некоторых южных губерниях России появилась поселения государственных крестьян и казаков, которые по-прежнему вели сельское хозяйство, но одновременно несли и во­енную службу, поддерживая свою воинскую готовность. И все это без каких бы то ни было затрат со стороны государства. В районе военных поселений были возведены поселки с жилыми домами для поселян, весьма напоминающие современные коттеджи. Между ними были протянуты шоссе, на дорогах сооружены дома связи, здания штабов, школы гауптвахты, дома для офицеров, построены новые церкви, разбиты плацы для экзерциций. В этих же районах были сооружены госпитали, типографии, по­явились даже библиотеки. Все это было окружено ухоженными полями, чет­ко обозначенными выгонами для скота. А. А. Аракчеев превратил военные поселения в прибыльные хозяйства. К концу царствования Александра I их капитал, находящийся в созданном Аракчеевым поселенческом Кредитном банке, составлял 26 млн руб. Банк материально поддерживал поселян, выда­вал льготные ссуды офицерам. На случай неурожая были созданы специ­альные хлебные магазины. Аракчеев внедрял в поселениях различные аг-ррномические новшества, развивал торговые промыслы, поощрял торговую предприимчивость поселян. Посещавшие поселения Александр I, М. М. Спе­ранский, Н. М. Карамзин с большой похвалой отзывались о том, что они виде­ли. По всем показателям уровень жизни в военных поселениях был значитель­но выше, чем в обычной российской деревне.

Однако несмотря на это, для самих поселян новая жизнь превратилась в сущий ад. Дело в том, что их благоденствие доставалось тяжким трудом, да еще связанным с военной службой, мелочной регламентацией всего и вся, круг­лосуточным надзором за их жизнью, бытом, хозяйством, религиозными от­правлениями, нравственностью и даже интимной жизнью. У Аракчеева были разработаны инструкции для военных поселян, казалось, на все случаи жиз­ни: когда вставать, топить печь, выходить в поле или на военные учения, ког­да заключать браки и даже с кем, как кормить и воспитывать младенцев. Мно­гое из того, что предписывалось поселянам, было разумным, толковым и на­целено на конечный результат. Но все это было совершенно невыносимо для обычного крестьянина с его традиционным общинным укладом жизни, уме­нием не напрягаться, давать себе трудовые отдушины, делать «перекуры». Особенно тяжело переживали поселяне преследования со стороны Аракчеева за пьянство, запреты на употребление алкоголя в неурочное время. В случае нарушений установленных правил следовала брань, зуботычины, а то и более жестокие наказания – батоги, шпицрутены, колодки. Проводниками поряд­ков, установленных Аракчеевым, надсмотрщиками были, как правило, млад­шие офицеры – люди малокультурные, жестокие, стремившиеся выделить­ся у высшего начальства своим рвением, и все это – при полном бесправии военных поселян, бывших винтиками в тяжелой, внешне благопристойной, но внутри страшной и жестокой машины. Жалобы Аракчеев жестоко пресе­кал, бунты подавлял силой. Государство создало эту систему, и начальник военных поселений служил ей истово и с восторгом. Александр I, видевший лишь внешние признаки благоустроенности и благополучия своего детища, упорно отстаивал необходимость военных поселений, несмотря на все учащав­шиеся жалобы, недовольства и даже вспышки неповиновения военных посе­лян. Около 400 тыс. простых людей России оказались в послевоенное время в этом тяжелом крепостническом капкане.

Внутренняя политика правительства. Военное разорение, нехватка средств, недовольство народа, особенно крепостного крестьянства и работных людей, брожение в армии требовали от правительства мер по стабилизации положения в стране. Однако твердой и ясной линии во внутренней политике у Александра I так и не выработалось. С одной стороны, реакционные правительственные круги, бюрократия, широкие слои малообразованных, заскорузлых в сво­их взглядах помещиков, значительная часть духовенства требовали «зак-ручивания гаек», ужесточения традиционных порядков, искоренения даже каких бы то ни было мыслей о возможности конституционных нововведе­ний и освобождения крестьян. С другой, сам Александр I, по-прежнему не расстававшийся с либеральными идеями своей юности, а также близкие к нему просвещенные, широко мыслящие вельможи, бывшие соратники по Негласному комитету, размышляли над новыми для России путями. В ре­зультате внутренняя политика России с учетом как давления реакционных сил, так и веяний либерального толка складывалась противоречиво и даже причудливо.

К концу второго десятилетия XIX в. в связи с требованиями помещиков ужесточилась политика против крестьянских побегов. Были изданы указы, требовавшие от властей усилить паспортный контроль, искоренять укрыва­тельство беглых. Все более строгими стали цензурные требования, все более затруднительными выглядели правила выезда за границу. Реорганизованное Министерство духовных дел и народного просвещения все решительней и мас­штабней внедряло в преподавание богословские начала. В некоторых учебных округах взяли верх сторонники выдвижения на первый план в университетс­ком образовании религиозных предметов. Либеральные и просвещенные про­фессора стали преследоваться, некоторые из них были уволены. Все чаще Соб­ственная его величества канцелярия, выполняя волю и указания самодержав­ного монарха, подминала под себя деятельность различных министерств и ведомств. Все это наряду с существованием военных поселений позволяло со­временникам говорить об усилении реакционных черт в последние годы прав­ления Александра I.

Вместе с тем Александр I не отказывался от своих прежних либераль­ных планов. Однако некоторые из них он осуществлял вне центральных рус­ских губерний, то есть там, где они не могли затронуть интересов помещи­ков, а те, которые касались всей России, он продвигал по-прежнему крайне нерешительно и осторожно, боясь резких политических движений. Так, в 1816-1819 гг. царь поддержал инициативу прибалтийского дворянства, про­явившего готовность освободить крестьян, так как в этих регионах крепост­ной труд становился все более невыгодным. По новому положению здешние крестьяне получили личную свободу, но лишались права на землю. Затем царь попытался подтолкнуть к тому же решению помещиков Малороссии, но те с негодованием встретили эту затею, и Александр I отступил. Одновре­менно он поручил своим помощникам, А. А. Аракчееву и министру финан­сов Д. А. Гурьеву, подготовить предложение по отмене крепостного права в России. Оба государственных деятеля представили свои предложения царю. Он одобрил их. Был создан даже секретный комитет, занимавшийся этой проблемой. Но дело вновь окончилось ничем. Александр I не дал ход ни од­ному из предложенных проектов, и все же слухи о готовящемся освобожде­нии крестьян получили широкое распространение среди помещиков, вызы­вали у них ярость и панику, что во многом и останавливало Александра I от решительных шагов. Он никогда не забывал судьбу своего несчастного отца Павла 1, убитого заговорщиками.

Продолжал император также осторожно и скрытно продвигать свои кон­ституционные идеи. И опять же, в России он делал это совершенно секретно и, как. правило, не решался дать им ход, зато на окраинах империи, на вновь присоединенных территориях, а также за границей он осуществлял эти идеи достаточно последовательно. Так, на исходе второго десятилетия XIX в. Александр I поручил группе своих советников во главе с бывшим членом Не­гласного комитета князем Н. Н. Новосильцевым разработать проект конституции для России. Вскоре проект был готов. Разработанная Новосильцевым «Государственная Уставная грамота Российской империи» оказалась пора­зительным документом. По этому проекту Россия продолжала оставаться мо­нархией, но одновременно приобретала совершенно новый парламентский облик. В стране предполагалось ввести выборный двухпалатный парла­мент – Государственную думу, местные выборные представительные орга­ны – сеймы. «Уставная грамота» провозглашала свободу слова, печати, вероисповеданий, равенство всех граждан империи перед законом, непри­косновенность личности. Собственность объявлялась священной и неприкос­новенной. Александр одобрил документ. Казалось, Россия вот-вот перей­дет к конституционному устройству. Но царь вновь побоялся противников реформ. Опасался он отказаться и от некоторых своих самодержавных пре­рогатив. Проект был «похоронен» в недрах его канцелярии. Россия на сто лет отложила пришествие конституционных начал в своей истории, кото­рые появились уже в царствование Николая II, в начале XX в., после рево­люции 1905-1907 гг.

Но в то же время как до Отечественной войны 1812 г., так и после нее, вплоть до последних лет правления, Александр I поддерживал и продвигал конституционные идеи там, где это не грозило устоям империи. Так, после присоединения Финляндии к России декларировались принципы незыблемо­сти законов, соблюдение прав и привилегий всех сословий Финляндии, вклю­чая крестьянство. В Великом княжестве Финляндском были образованы сейм – выборная представительная власть, а также Государственный совет – власть исполнительная. Подтверждено было право частной собственности для всех граждан края. Так, в одной из частей своей империи Александр ввел кон­ституционное устройство.

Таким же образом он поступил и в присоединенной к России Польше. В 1818 г. Царству Польскому была высочайше дарована конституция, предо­ставлено самоуправление, право иметь собственную армию; получили поляки и свободу печати. Конституционные реформы в Финляндии и Польше царь рассматривал как начало будущих политических перемен для всей России, о чем он и ска­зал при открытии Польского сейма. Александр I поддержал конституционные идеи во Франции, Испании.

Эти меры и настроения императора вызывали бурю восторга среди пере­довых людей России, в том числе среди будущих революционеров-декабрис­тов. Зато они повергали в шок консервативное дворянство. Слово «конститу­ция» стало для них пугалом. Таким образом, во внутренней политике России противоречиво уживались конституционные, антикрепостнические начала, обращенные к регионам Прибалтики, Финляндии, Польши, и, напротив, – реакционные, самодержав­ные, крепостнические тенденции, милые сердцу российского дворянства, рос­сийской бюрократии и духовенства и направленные на сохранение существу­ющего режима на всей остальной территории страны. Россия продолжала топтаться на месте, несмотря на все бла­гие намерения монарха и его просвещенных соратников, все более отставая от остального цивилизованного мира. Именно это в конце концов и привело к мощному взрыву, в центре которого на этот раз встали не стихийная ярость казаков и крестьян, а организованное сопротивление про­свещенной, части дворянского сословия, прежде всего офицерства.

Движение декабристов.Постоянное ожидание реформ, возмущение режимом военных поселений затронули широкие слои жителей России. Но с особой остротой они отразились на просвещенной, молодой, а потому наи­более решительной и пылкой части офицеров российского офицерства. Мно­гие из офицеров прошли в юном возрасте великое испытание Отечественной войны 1812 г., проделали заграничные походы, победителями вошли в Па­риж. Большинство из них были воспитаны на идеалах французских просве­тителей, с восторгом воспринимали Великую французскую революцию, со­крушившую отжившие свой век феодальные устои и абсолютизм Бурбонов. Они не принимали бунты «черни», якобинского террора, насилия над Фран­цией и всей Европой со стороны узурпатора и диктатора Наполеона Бона­парта, которому они сломали хребет, но зато свято поклонялись лозунгам, провозглашенным французскими гуманистами, героями «третьего сосло­вия»: «Свобода. Равенство. Братство». Их взгляды во многом совпадали с настроениями молодого Александра I и его друзей по Негласному комитету. Вот почему они с энтузиазмом встречали каждый конституционный шаг им­ператора, каждое его решение в пользу гуманизации общества. И напротив, с негодованием осуждали проявление реакционных черт российской жизни в послевоенные годы. Они мечтали о свободной, сильной, просвещенной Рос­сии, о сокрушении феодально-крепостнической системы, неограниченного самодержавия, о наступлении в России царства закона и справедливости. Они верили в свои молодые силы, готовы были принести во имя Родины любые жертвы. Их противостояние с правительством вызрело не сразу.

Первые тайные союзы. Поначалу офицеры собирались в гвардейских ка­зармах в так называемые артели. Но эти встречи отличались от прежних офи­церских сборищ с шампанским, картами от пустого времяпрепровождения. Молодые люди горячо обсуждали текущие события, читали газеты. Некото­рые из них вскоре пришли к мысли о необходимости активно действовать в целях переустройства России. Повсюду в Европе рушились старые режимы, новые порядки властно вторгались в жизнь европейских стран, и никакими пушками, как показал опыт последних десятилетий, невозможно было оста­новить это движение. Теперь, казалось, наступило время России. Император, правительство действовали нерешительно. Надо было брать инициативу на себя. Примерно так рассуждали эти молодые люди на своих тайных встречах после того, как их «артели» были запрещены, поскольку императора беспо­коила эта активность гвардейского офицерства.

В 1816 г. возникло первое тайное общество в России. Заговорщики назва­ли его «Союз спасения». Его организатором стал полковник Гвардейского Ге­нерального штаба Александр Муравьев. Ему было 24 года. В шестерку основа­телей союза вошли также князь Сергей Трубецкой, братья Матвей и Сергей Муравьевы-Апостолы, Никита Муравьев и Иван Якушкин. Все они были уча­стниками войны, побывали с русской армией за границей. Позднее в обще­ство вошли гвардейские офицеры — 23-летний поручик кавалергардского пол­ка Павел Пестель, князь Евгений Оболенский и Иван Пущин, друг А. С. Пуш­кина. Всего в составе «Союза спасения» числилось 30 офицеров. Почти все они принадлежали к титулованным дворянским семьям, С. Трубецкой и Е. Обо­ленский были даже Рюриковичами. Все они имели блестящее образование, владели несколькими языками.

Что же хотели молодые дворяне, старшему из которых, Трубецкому, исполнилось всего 27 лет? Они выступали за введение в России конституции, ограничение самодержавной власти императора и провозглашение гражданс­ких свобод. Члены «Союза» также требовали ликвидации военных поселений. Однако никто из них не ставил вопрос о ликвидации монархии как формы правления в России. Напротив, члены «Союза спасения» были убежденными монархистами, верили, что Александр I в конце концов сумеет ввести консти­туцию и в России. Ему в этом надо было лишь помочь. Поэтому наиболее по­лезными средствами для достижения своих целей они считали всяческую про­паганду своих идей, продвижение своих людей на государственные посты. Народу заговорщики не доверяли и боялись его бунтарской стихии. «Ужасы народной революции», как говорили они, страшили дворянских оппозицио­неров.

Однако время шло. Провозглашение конституции в России становилось все более нереальным. Большую часть времени царь проводил за границей. В Рос­сии же консервативные силы брали все больший верх. Это приводило к тому, что офицеры-заговорщики становились все решительней и нетерпеливей.

В 1818 г. царский двор вместе с гвардией на некоторое время перебрался в Москву по случаю закладки на Воробьевых горах памятника в честь победы в Отечественной войне 1812 г. Здесь, в московских казармах, гвардейская мо­лодежь во время бурных споров о судьбах России создала новое тайное обще­ство взамен малочисленного и нерешительного прежнего. Оно было названо «Союзом благоденствия». Его организаторами стали те же офицеры однако состав стал значительно шире, а цели – масштабней и определенней.

Члены нового тайного общества на первый план в своей деятельности выд­винули задачу формировать общественное мнение и, опираясь на его силу, освободить Россию от крепостного права и самодержавия. Но они по-прежне­му не принимали революционных методов действий и полагались в основном на средства пропаганды, сочетание тайной организации с легальными действи­ями, участие в разного рода научных, хозяйственных, литературных, женс­ких обществах, продвижения через них своих взглядов, расстановку там сво­их людей, подготовку моральной почвы для будущего переустройства стра­ны. Организаторы «Союза благоденствия» предполагали открыть свой журнал. Они всячески содействовали благотворительной деятельности, популяризации гуманистических взглядов, призывали богатых людей, в том числе и членов Союза, открывать школы, облегчить положение крестьян и подчинен­ных им солдат. В «Союзе благоденствия» состояло более 200 человек. Его программе сим­патизировали не только широкие круги просвещенных офицеров и нарожда­ющейся русской интеллигенции, но и высокопоставленные молодые люди – придворные, чиновники. Среди приверженцев идей «Союза» были даже люди, близкие к царю, в том числе его молодые генерал-адъютанты. Когда через од­ного из них Александру I стало известно о создании тайного общества в Рос­сии, о его программе и даже о составе его участников, то император отнесся к этому сдержанно. «Не мне карать», – сказал он. А потом пояснил, что подоб­ные взгляды он и сам исповедовал в молодости. Вполне возможно, что, будучи умным и дальновидным правителем и видя, что среди заговорщиков было не­мало известных знатных, заслуженных людей, он не захотел привлекать реп­рессиями к ним внимания и создавать молодым офицерам ореол мучеников. Тем более что они действительно стояли в то время на позициях, которым в глубине души сочувствовал и сам Александр I. Видя реакцию царя, не пресле­довал заговорщиков и всесильный А. А. Аракчеев. В результате возникших внутри «Союза благоденствия» программных разногласий в 1821 г. он был распущен. Однако его члены стали организато­рами Южного и Северного обществ декабристов.

Возникшая на базе Тульчинской управы «Союза благоденствия» тайная организация стала именоваться с 1821 г. Южным обществом, во главе которо­го оказался полковник Павел Пестель.

Но Южное общество не считало себя отдельной организацией. Его деяте­ли мыслили себя частью единой с «северянами» тайной организацией. Они считали, что революция должна была начаться в столице, в Петербурге. Лишь это могло решить исход дела. А задача провинции состояла в том, чтобы под­держать и развить успех переворота в столице. Поэтому в число его руководи­телей избрали и одного из лидеров Северной управы Никиту Муравьева.

Через год, в 1822 г., было организовано Северное общество, во главе кото­рого стояли уже знакомые лица – Н.И. Муравьев, брат Александра Муравье­ва, основатели «Союза спасения» С. П. Трубецкой, Е. П. Оболенский и другие члены « Союза спасения» и « Союза благоденствия », жившие в Петербурге. Они также осознавали себя единой с «южанами» организацией и поддерживали с ними тесные контакты.

Однако на первых порах программы действий у «южан» и «северян» были различными. Южное общество, представленное радикально настроенным Пестелем, а также высланными на юг бывшими офицерами Семеновского полка, стояло на более революционных, решительных позициях. Руководители Северного об­щества, напротив, исповедовали конституционные, умеренные взгляды.

Это нашло отражение в программных документах обоих обществ. Южное общество в качестве своей программы действий приняло разрабо­танную П. И. Пестелем «Русскую правду». В соответствии с этим документом «ничего не остается делать, как разрушить общество прежде всякого дей­ствия». П. И. Пестель считал, что достигнуть этого можно лишь революцион­ным, насильственным путем. При этом он делил людей на «повелевающих» и «повинующихся» и считал, что это деление «происходит от природы челове­ческой». После военного революционного переворота власть должна была пе­рейти в руки Временного революционного правительства и представлять со­бой беспощадную революционную диктатуру. Именно с позиций диктатуры, централизма, репрессий по отношению к противникам мыслил Пестель буду­щее переустройство России. В число мер, направленных на достижение буду­щего общего блага, справедливости, всеобщего равенства, он предусматривал цареубийство, истребление всей царской семьи, включая детей. Основными программными положениями «Русской правды» были лик­видация в стране монархии, учреждение республики, уничтожение крепос­тного права как постыдного состояния людей, превращение России в единое унитарное государство – без учета национальных особенностей ее регионов, решение «еврейского вопроса» путем либо выселения евреев из России, либо принудительного их отказа от своих национальных и религиозных особен­ностей. Все население страны объявлялось гражданами России с равными правами, сословия упразднялись. Место монарха должен был, по мысли Пе­стеля, занять однопалатный парламент – Народное вече, а в качестве ис­полнительной власти – состоящая из пяти человек Державная дума, число членов которой должно было ежегодно меняться по одному человеку. Во главе Думы должен стоять президент, занимающий этот пост в течение одного года. Этот пост занимал тот член Думы, которому оставалось работать в Думе пос­ледний год. Избирательное право, согласно «Русской правде», предоставлялось всем гражданам России, достигшим 18-летнего возраста.

Радикально предлагал решить Пестель и крестьянский вопрос. Всю зем­лю, находящуюся в пользовании, он предполагал разделить на две разные части: одну – передать в общественную собственность и из нее бесплатно наделить всех желающих работать на земле, в первую очередь крестьян­ство; другую – передать в частную собственность граждан с тем, чтобы любой желающий, в том числе и помещики, могли приобретать ее в соб­ственность.

В «Русской правде» и предполагаемых методах действия Южного общества сочетались, с одной стороны, экстремистские, насильствен­ные черты, репрессивная практика, а с другой – демократические идеалы, которых, увы, можно было достигнуть лишь через кровь и насилие.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: