Граф А. X. Бенкендорф и граф С. С. Уваров. «Теория официальной народности»

За тридцатилетний период царствования Николая I немалое число людей, занятых делами управления (их еще называли «государственными людьми», или «государственными мужами»), проявили себя как способные деятели. Помимо М. М. Сперанского и П. Д. Киселева к ним принадлежал и граф Александр Христофорович Бенкендорф (1781 или 1783–1844). Он происходил из семьи прибалтийских немцев-дворян, перешедших при Петре I на русскую службу после включения в состав России восточных райо­нов Балтийского побережья. Его отец, генерал от инфантерии X. И. Бенкен­дорф при Павле I являлся военным губернатором города Риги. Получив обычное для своего времени светское образование, А. X. Бен­кендорф в 1798 г. поступил на военную службу, участвовал в различных воен­ных кампаниях во время войны с Наполеоном. В 1819 г. получил свой первый заметный пост – стал начальником штаба Гвардейского корпуса. Стремительный взлет карьеры Бенкендорфа начался при императоре Ни­колае I. С первого дня воцарения Николая Павловича Бенкендорф оказался рядом с ним, деятельно помогал подавить мятеж 14 декабря 1825 г. Он счи­тал, что «преступное выступление против власти» стало следствием того, что некоторые дворяне забыли свой священный долг: верно, преданно, самозаб­венно служить своему государю и империи. Бенкендорф верил в силу и блестящие перспективы страны: «Прошедшее России было удивительно, ее настоящее более чем великолепно; что же каса­ется будущего, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое смелое во­ображение», и в том не сомневался. Но неизменное условие для благополучия и процветания страны, по его твердому убеждению, – порядок и спокойствие в огромной империи. И граф почти два десятка лет являлся ревностным хра­нителем общественного порядка.

Еще во время царствования Александра I молодой генерал обращался к нему с особыми записками, где рекомендовал: во-первых, запретить все не­легальные политические собрания (о них власти знали, но смотрели на это сквозь пальцы), а во-вторых, создать тайную полицию, которая бы следила за подобной деятельностью, вовремя пресекая ее. Россия в тот период была единственной страной в Европе, где не было сколько-нибудь развитой систе­мы тайного сыска. Но эти предложение тогда не нашли поддержки. Лишь когда на престол взошел Николай I, когда случился бунт на Сенатской пло­щади, тогда и наступила пора претворять в жизнь проекты Александра Христофоровича. Новый царь взял эту деятельность под свое непосредственное покровительство.

Среди высших государственных органов империи существовала «Соб­ственная Его Императорского Величества Канцелярия», занимавшаяся лич­ной перепиской императора. При Николае I Канцелярия быстро разрослась. Она была разделена на несколько подразделений («отделений»), и корреспон­денцией монарха занималось теперь лишь I отделение; во II были сосредото­чены дела законодательные, IV отделение занималось благотворительными учреждениями (школами, приютами, больницами).

Наиболее значительная роль отводилась III отделению. Его основная фун­кция – борьба с антиправительственными движениями отдельных лиц и раз­личных групп. Другая важная задача III отделения – следить за законностью действий должностных лиц и о всех злоупотреблениях немедленно сообщать руководству. III отделению, осуществлявшему высший полицейский надзор, передавались функции цензуры, организация розыска и следствия по всем политическим и уголовным делам. Оно просуществовало более полувека и было ликвидировано в 1880 г.

26 июля 1826 г. А. X. Бенкендорф был назначен на должность «Главного начальника III отделения Собственной Его Императорского Величества Кан­целярии» . Еще раньше он был назначен шефом Корпуса жандармов, т.е. вое­низированных полицейских подразделений, осуществлявших контроль на местах. Теперь же задача усложнялась: помимо контроля и недопущения бес­порядков надлежало держать под наблюдением и политические настроения различных групп населения. Сделать это можно было лишь скрытыми мето­дами. III отделение стало прибегать к практике, широко распространенной в других странах (Франции, Англии, Пруссии, Австрии), но почти неизвестной до того в России. Оно стало вербовать тайных сотрудников-осведомителей, «внедрять» доверенных людей в те организации и кружки, которые могли представлять опасность для власти. Руководитель III отделения был уверен, что если бы подобная служба существовала в России ранее, то не было бы мя­тежа на Сенатской площади.

Круг занятий III отделения не ограничивался только слежкой, сыском и дознанием. Глава его представлял царю доклады, содержавшие анализ обще­го положения в стране и рекомендации по принятию конкретных мер общего­сударственного характера: о необходимости построить железную дорогу меж­ду Петербургом и Москвой (1838), неудовлетворительной организации рекрут­ских наборов (1838), необходимости государственной заботы о народном здравии (1841), о недовольстве высоким таможенным тарифом (1842) и др. Максимальное число служащих III отделения во время А.Х. Бенкендорфа составляло 32 человека. (Уместно заметить, что в эпоху так называемой «мрачной николаевской реакции» в огромной империи в 1836 г. жандармс­кий корпус насчитывал всего 5164 человека.) Для чиновников III отделения на дела, связанные с политическими преступлениями, приходилась лишь ма­лая часть повседневных занятий. Ежегодно сюда поступали тысячи проше­ний, каждое из которых подлежало рассмотрению (в отдельные годы этот по­казатель далеко превышал десятитысячный рубеж). Около 10% всех дел состояли из жалоб на жестокое обращение помещи­ков со своими крепостными. Основную же массу составляли дела, касающие­ся выдачи пенсий, пособий, наград, рассрочек в погашении долгов; здесь же рассматривались и случаи личных оскорблений, супружеской неверности, обольщения девиц, публичных развратных действий и т.д. Наиболее важные и громкие случаи доводились до сведения монарха.

Деятельность ведомства, возглавляемого А. X. Бенкендорфом, с самого начала вызвала недовольство различных лиц. Особенно тех, кто занимал за­метные должности в государственном аппарате, поскольку главнейшая фун­кция III отделения состояла в выявлении и пресечении служебных злоупот­реблений. Если раньше любой управляющий считал себя чуть ли самодержав­ным правителем в своем ведомстве, теперь бесконтрольность и вызываемые ею злоупотребления не оставались незамеченными. Служба Бенкендорфа, это «недремлющее око государя», всегда была начеку, и любой подданный мог передать туда информацию о неблаговидных поступках должностных лиц. Граф, которого Николай I искренне уважал и высокого ценил, немедленно до­водил подобные сведения до монарха. Следовали различные кары – от выго­вора до изгнания с должности, лишения положения и пенсии.

Петербургское высшее общество, где как раз и задавали тон сливки чи­новного мира, не могло понять и принять новые правила жизни и службы Бенкендорф стал объектом беспощадной критики и поношения. В глаза все сильному начальнику ничего не говорили (боялись «могущественного времен щика»), но в своем кругу обвиняли его чуть ли не во всех смертных грехах.

Доносительство, возведенное на уровень государственной политики, не могло не считаться злом. Но с другой стороны, безопасность государства надежно охранялась, и за все тридцать лет «правленш Николая I возник лишь один значительный заговор, который удалось быстро раскрыть. Это был кружок «петрашевцев» – по имени его организатора – М. В. Петрашевского. Участники нелегальных собраний вынашивали плань создания тайного общества, с тем чтобы путем крестьянского восстания свер гнуть царскую власть и установить республику. Членов тайного общества арестовали в апреле 1849 г. По делу петрашевцев к следствию привлекли 123 че ловека, 21 из которых были приговорен к расстрелу. Царь отменил смертный приговор, участников сослали на разные сроки на каторгу в Сибирь. (Одним из обвиняемых по делу проходил Ф. М. Достоевский). А. X. Бенкендорф пользовался неизменным расположением царя, что выражалось в особых знаках внимания: в 1826 г. Бенкендорф стал сенатором, в 1828 г. произведен в генералы от кавалерии, в 1831 г. назначен членом Госу­дарственного совета, а в 1832 г. ему был пожалован титул графа. Когда в 1837 г. Бенкендорф тяжело заболел, то царская семья окружила его необычным вни­манием. Сам император часами неотлучно находился при нем. За жизнь царс­кого любимца переживало и немалое число простых людей, видевших в графе (принимавшего в своем петербургском кабинете как именитых, так и безвест­ных просителей) бескорыстного защитника против произвола начальства. Бен­кендорф выздоровел и верно прослужил «своему государю» еще несколько лет. Скончался А. X. Бенкендорф в 1844 г.

В эпоху николаевского царствования взошла звезда еще одного извест­ного государственного деятеля — Сергея Семеновича Уварова (1786–1855). Это был один из образованнейших людей своего времени, прекрасно владев­ший новыми и древними языками, интересовавшийся археологией, филосо­фией, историей. Из-под его пера вышел ряд научных работ. В 1811–1822 гг. С. С. Уваров занимал должность попечителя Петербургского учебного окру­га, в 1818г. стал президентом Российской Императорской академии наук и на этой должности оставался до самой смерти. Более пятнадцати лет – с 1833 по 1849 г. – он являлся министром просвещения. За свои служебные заслуги Уваров получил редкое поощрение: в 1846 г. ему был «высочайше пожало­ван» титул графа.

Уваров прекрасно понимал значение просвещения и образования и ста­рался содействовать развитию начального образования среди населения, а также превращению высших учебных заведений – университетов – в дей­ствительно научные и просветительские центры. К началу 30-х гг. XIX в. число университетов было невелико: в Петербурге, Москве (самый старый), Казани, Гельсингфорсе (Хельсинки, Финляндия), Харькове, Дерпте (Тарту), Вильно (Вильнюс), Варшаве. В 1834 г. открылся университет в Киеве. Луч­ших студентов обязательно посылали за счет государства за границу, глав­ным образом в известнейшие университетские центры Германии, для про­должения обучения. Самым крупным учебным заведением являлся Москов­ский университет, где в 1831 г. обучалось 814 студентов, или почти 30% всего их числа по России. При университете имелся Благородный пансион с шес­тилетним курсом обучения. В него принимались дети дворян, которые по окончании курса имели право поступать в университет. При университете существовал еще и особый Педагогический институт, готовивший учителей для школ и гимназий. В 30-40-е гг. XIX в. в Московском университете обу­чались или преподавали видные ученые, составившие славу русской на­уки. В их числе и известнейшие историки М. П. Погодин, Т. Н. Грановский, С. М. Соловьев.

Однако деятельность С. С. Уварова в памяти потомков запечатлелась не конкретными служебными делами, а тем, что он сформулировал так называе­мую «теорию официальной народности», которую ненавистники Российского государства потом неизменно называли «реакционной». Собственно, никакой «теории» (стройной системы обобщающих положений) Уваров не создавал. В 1832 г. в циркуляре попечителям (начальникам) учебных округов министр высказал требование, чтобы воспитание подрастающего поколения основы­валось на истинно охранительных началах «православия, самодержавия, на­родности». Смысл наставления состоял в том, чтобы противопоставить мод­ным теориям о «равенстве» и «свободе» особое понимание русской государ­ственности, неповторимого духовного облика русской нации.

Еще раньше эти же мысли высказал Николай I, после восшествия на пре­стол заявивший: «Говорят, что я – враг просвещения. Есть два просвещения: западное развращает их, я думаю, самих; совершенное просвещение должно быть основано на религии». Эту задачу – ликвидацию невежества с одновре­менным формированием государственных духовно-нравственных принципов – должен был решать С. С. Уваров.

Свое «деловое кредо» министр народного просвещения сформулировал вполне отчетливо: «Мы, то есть люди девятнадцатого века, в затруднитель­ном положении: мы живем среди бурь и волнений политических. Народы из­меняют свой быт, обновляются, идут вперед. Никто здесь не может предписы­вать своих законов. Но Россия еще юна, девственна и не должна вкусить, по крайней мере теперь еще, сих кровавых тревог. Надобно продлить ее юность и тем временем воспитать ее. Вот моя политическая система... Если мне удаст­ся отодвинуть Россию на пятьдесят лет от того, что готовят ей теории, то я исполню мой долг и умру спокойно».

В уваровской формуле «православие» олицетворяло понятие «мировоз­зрения», «самодержавие» – форму государственного устройства, а понятие «народности» подчеркивало, что «православие» и «самодержавие» отвечали духу народа, его представлениям об устройстве страны и мира. Соединение трех этих элементов и создавало удивительный исторический феномен, называемый «Россия». По сути дела, Уваров лишь призывал рус­ских людей не превращаться в «умственных рабов» иностранных учений, ува­жать прошлое, дела предков и не забывать, что в империи двуглавого орла слишком много неповторимого, своеобразного.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: