Писания Молдавских старцев — схимонаха Василия и схи-архимандрита Паисия (Величковского) об умном делании и об Иисусовой молитве.

И.Приведенные вами в последней беседе многочислен­ные свидетельства великих древних Отцов Церкви и преп. Серафима Саровского всесторонне и подробно разъясняют учение Православной Церкви об умном делании и о Иисусо­вой молитве. Они дополнили то, что было вами сказано в первых беседах, и дали полную и ясную картину делатель-ной, или трудовой, молитвы Мне вполне ясны теперь значе­ние, смысл, важность и необходимость внутреннего молит­венного делания для христианина. Этим именно деланием, имея непрестанную в сердце своем молитвенную память о Господе Иисусе Христе и постоянно прибегая к Его помощи, христианин охраняет чистоту своей внутренней духовной жизни от засорения пустыми и греховными помыслами и от нечистого движения страстей. Он совершает ту необходимую внутреннюю работу, без которой и его внешняя жизнь, его поведение не может быть христианским, как учит об этом св. Исихий, пресвитер Иерусалимский: «Если внутри сердца не сотворит человек волю Божию и не сохранит заповедей Его, то он и во вне не сможет этого сделать». После всего выслу­шанного для меня по-новому раскрывается задача жизни христианской, и я ясно вижу тот основной недостаток, кото­рый делает столь малоплодною религиозную жизнь нашего христианского общества — этот недостаток заключается в слабости нашей внутренней борьбы за чистоту и упорядочен­ность жизни нашего сердца, или, иначе сказать, в нашем рав­нодушии к его духовному состоянию. Отсюда, из этого имен­но пункта, должно начинаться наше религиозное возрождение,

Беседа четвертая 213

если мы, действительно, хотим его. Скажите, правильно ли я понял значение Иисусовой молитвы?

Ин. Мне кажется, вы правы.

И. Возвращаясь к содержанию наших предыдущих бесед, я хочу обратить ваше внимание на то, что до сих пор мы почти всецело занимаемся рассмотрением и изучением делатель-ной, или трудовой, молитвы. Мы очень мало касаемся мо­литвы созерцательной, и ничего до сих пор не говорили о тех опасностях, которые возникают при неправильном прохож­дении Иисусовой молитвы. Поэтому я хочу снова просить вас — расскажите подробнее, насколько это возможно, о том, что такое созерцательная молитва и в чем заключается ее отличие от делательной молитвы, а также и о том, что та­кое «прелесть», в чем она состоит, отчего она происходит, и как предохранить себя от нее делателю Иисусовой молитвы?

Ин. Я уже неоднократно вам говорил, что в делании Иису­совой молитвы крайне необходима строгая постепенность и последовательность. Преуспеяние в молитве совершается органическим путем, незаметно, как растет человеческий организм, как развивается растение, всему свое время. Не­льзя забегать вперед. Притом же переход от делательной мо­литвы к созерцательной зависит не от человеческих усилий, а от воли Божией. Хотя и в делательной молитве успех зави­сит от благодати Божией, но все же здесь имеют большое значение и усилия самого человека. В дальнейшем же мо­литвенном преуспеянии сам Бог ведет человека как бы за ру­ку, и наше самовольное искание высшей молитвы, будучи преждевременным и греховным, заключает в себе большую опасность для нашей духовной жизни. Кроме того, в молит­ве, как и во всяком другом органическом процессе, не су­ществует резких, определенных границ между отдельными моментами роста. Мы отличаем отрока от юноши, но ука­зать момент, когда отрок становится юношей, мы не можем. То же самое и в молитве. Мы знаем молитву устную, молит­ву умную, молитву умно-сердечную, молитву самодвижную,

214 Беседа четвертая

молитву зрительную или созерцательную, молитву чистую, молитву духовную, молитву, выходящую за пределы созна­ния, но мы не можем точно разграничить их между собою. Переход одной в другую происходит незаметно, органичес­ки. Вы помните слова преп. Исаака Сирина о том, в каком широком смысле святые Отцы употребляют само наимено­вание молитвы. Вот почему во всех наших беседах я имею в виду прежде всего то, чтоб утвердить вас в той мысли, что необходимо как можно крепче утверждаться в делательной молитве, преуспевать в подвиге внимания, покаяния, сокру­шении, благоговения, преодоления помыслов. Если ваша делательная молитва будет идти правильно, проникнется, наконец, горячею верою, молитвенною теплотою, искрен­ним сокрушением, покаянными слезами, собранностью внимания, вам сам собою, по милости Божией, откроется путь к созерцательной молитве, и вы опытом познаете, в чем она заключается. Правильное же и терпеливое прохождение делательной молитвы, сопровождающееся указанными со­стояниями духа, само по себе даст вам такую радость и такое удовлетворение, что вы ничего большего не захотите и не посмеете просить у Бога, и только будете благодарить Его за то, что вы уже имеете от Него.

И. Я всем сердцем понял и усвоил это ваше наставление, дорогой батюшка, и всегда буду помнить и держаться его; и я отнюдь не порываюсь преждевременно и самовольно взойти на высшие ступени молитвенного подвига, но я помню сло­ва святых Отцов и подвижников, а также и ваши собствен­ные слова о том, что если мы не имеем понятия о высших мо­литвенных состояниях, то мы не понимаем и своего собственного состояния и легко можем вообразить, будто мы уже достигли возможного предела молитвы и, таким обра­зом, впасть в самодовольство и гордость. Чтобы избежать этого, я и хотел бы знать, чего еще недостает труженику дела­тельной молитвы и какова та высшая, созерцательная молит­ва, которую достигают преуспевшие. Не из гордостного по-

Беседа четвертая 215

буждения взойти в недосягаемую область я ищу этого, а толь­ко для того, чтоб яснее понимать свое собственное настоя­щее молитвенное состояние.

Ин. Этот именно ответ я и рассчитывал услышать от вас. Если так, то я готов беседовать с вами о поставленных вами вопросах. Но вместо того, чтобы говорить с вами об этом своими словами, я предлагаю вам прослушать то, что напи­сали о молитве молдавские старцы — схимонах Василий, ста­рец и начальник Поляномерульского скита, и схиархиманд-рит Паисий (Величковский), настоятель Нямецкого монастыря. Эти старцы жили в 18-м веке. Оба они вышли из России. Старец Василий был наставником и другом старца Паисия. Он постриг его в монашество. Оба они деятельно, собственным опытом, проходили святоотеческое учение об умном делании и об Иисусовой молитве и пишут об этом предмете не только на основании того, чему научились из книг, но и на основании своего личного опыта. Поэтому все их слова отличаются ясностью, точностью, определен­ностью. Об этих старцах, особенно о Паисии Величковском, вы, наверное, уже слышали. Последний из них, собравший вокруг себя до тысячи братий в Нямецком монастыре, вос­питавший многочисленную школу своих учеников и обно­вивший своими переводами святоотеческую аскетическую литературу, имел в 18-м и 19-м веках большое влияние на православное монашество, особенно в России, которое не потеряло своего значения и в настоящее время, о чем рас­пространяться подробно я сейчас не буду.

Старец Василий написал предисловия к книгам об умном делании св, Григория Синаита, св. Филофея Синайского, св. Исихия Иерусалимского и святого Нила Сорского. В этих предисловиях он указывает недостаточность одного внешне­го молитвословия, пения тропарей и канонов и псалмопения и необходимость внутреннего молитвенного делания и борь­бы с помыслами и страстями постоянным призыванием име­ни Господа Иисуса Христа. Таковое внутреннее делание не

216 Беседа четвертая

нужно считать принадлежностью только тех, кто достиг уже высокой степени духовного совершенства и очистился от страстей; оно необходимо и новоначальным, которым оно помогает познавать свое внутреннее устроение и свои недо­статки и преодолевать помыслы и страсти. При этом старец Василий опровергает различные возражения, которые дела­ются против умного делания, и доказывает, что именно оно и помогает подвижнику различать действие прелести и избе­гать ее. Касается он и созерцательной молитвы, описывая некоторые ее состояния.

Во всех четырех предисловиях он говорит об одном и том же, но с разных сторон освещает обсуждаемый предмет, так что все предисловия дополняют одно другое. Из сочинений старца Паисия я привожу только «Главы об умной молитве», написанные против хулителей умного делания. Знакомясь с их писаниями, вы найдете в них ответы и на интересующие вас вопросы, а если что-нибудь покажется вам неясным или возникнут у вас новые вопросы, мы попытаемся все это рас­смотреть и разъяснить в нашей последующей беседе. Я над­еюсь, что предлагаемый мною план окажется для вас полез­ным и интересным, и потому прошу вас прослушать сначала переведенные Валаамской обителью со славянского на со­временный русский язык предисловия старца Василия, на­чиная с предисловия на книгу св. Григория Синаита.

Предисловие или предпутие желающим читать иже во святых отца нашего Григория Синаита и не погрешать против ее смысла.

Многие, читая эту святую книгу святого Григория Синаи­та и не зная опытно умного делания, погрешают против здра­вого разума, думая, что умное делание принадлежит одним бесстрастным и святым мужам.

По этой причине, держась, по внешнему обычаю, одного псалмопения, тропарей и канонов, предпочивают в этом од­ном внешнем молении. Они не понимают того, что такое

Беседа четвертая 217

песненное моление предано нам Отцами на время, по немо­щи и младенчеству ума нашего, чтобы мы, обучаясь мало-помалу, восходили на степень умного делания, а не до кончи­ны нашей пребывали в песненном молении. Ибо что младенчественнее того (Григ. Син. гл. 19), когда мы, прочи­тав устами внешнее наше моление, увлекаемся радостным мнением, думая о себе, что творим нечто великое, потешая себя одним количеством и этим питая внутреннего фарисея.

Отводя нас от такой подлинно младенческой немощи, как младенцев от сосцев млекопитательных, святые Отцы пока­зывают нам грубость этого делания, сравнивая гласовое язы­ком пение с пением язычников. Ибо надлежит, говорит св. Макарий Египетский (Гл. 6), по образу жизни нашей Ангель­скому быть и пению нашему, а не плотскому, да не скажу языческому. Если же и дозволено нам петь голосом, то ради лености и неведения нашего — с тем, чтобы мы возводились к истинному молению. Какой же бывает плод такого внеш­него моления, показал святой Симеон Новый Богослов во втором образе внимания, говоря: «Второй же образ внима­ния и молитвы таков: когда кто собирает ум свой в себе, от­влекая его от всего чувственного, и хранит чувства свои, и со­бирает все помыслы свои, чтоб не скитались в суетных вещах мира сего, и то исследует помыслы свои, то внимает слова произносимой им молитвы, в иной час собирает в себе все помыслы свои, плененные диаволом и превращенные в лу­кавые и суетные; в иной же час снова со многим трудом и усилием приходит в самого себя, быв охвачен и побежден ка­кою-либо страстью.

И имея этот подвиг и брань внутри себя, не может он ни­когда быть мирным или найти время заняться деланием до­бродетелей и получить венец правды. Ибо таковой подобен ведущему брань с врагами своими ночью в темноте. Он слы­шит голоса врагов и принимает раны от них, но не может яс­но видеть, кто они такие, откуда пришли, как и почему одо­левают его. Потому что тьма, которая находится в уме его, и

218 Беседа четвертая

буря, которую он имеет в помыслах, приносят ему сию тще­ту. И он никак не может освободиться от своих мысленных врагов, чтобы не сокрушали его. Он и труд подъемлет, награ­ды же лишается, ибо вкрадывается тщеславием, не сознавая того; думает о себе, что он внимателен; многократно от гор­дости презирает других и осуждает их, и считает себя достой­ным, по своему мечтанию, быть пастырем овец и путеводи-тельствовать их, уподобляясь слепцу, покушающемуся водить других слепцов». До-сюда св. Симеон.

Как же можно внешними чувствами хранить ум, или соби­рать его от тех, кои по естеству сами собою растекаются и па­рят по чувственным вещам: зрение, рассматривая прекрас­ное или безобразное; слух, слушая приятное или противное; обоняние, обоняя благовонное или смрадное; вкус, вкушая сладкое или горькое; осязание, касаясь доброго или злого, и таковыми, подобно листьям от ветра, сотрясаясь и колеб­лясь; уму же единому, всем этим смущающемуся и размыш­ляющему об их действиях, можно ли когда-либо быть сво­бодным от помыслов правых и левых? Никак и никогда.

Если же внешние чувства не могут оградить ум от помыс­лов, то, конечно, возникает нужда бежать уму от чувств в час молитвы внутрь к сердцу и стоять там глухим и немым от всех помыслов. Ибо если кто внешним только образом удалится зрения, слуха и глаголания, получает некоторую тишину от страстей и помыслов злых; но в значительно большей степе­ни он насладится покоем от злых помыслов, когда удалит ум свой от пяти внешних чувств, заключая его во внутренней и естественной клети, или пустыне, и вкусит духовной радос­ти, приходящей от умной молитвы и сердечного внимания.

Как обоюдоострый меч, куда бывает обращаем, сечет своей остротой встретившееся, так и молитва Иисус-Христо­ва, обращаемая иногда на злые помыслы и страсти, иногда же за грехи, или памятью смерти, суда и мук вечных, действу-ется. Если же кто (Исаак Сирин и Нил Сорский), помимо умной молитвы, песненным молением и внешними чувства-

Беседа четвертая219

ми с прекословием, захочет отразить прилог вражий и проти­востать какой-либо страсти лукавому помыслу, тот скоро одолен бывает много раз: ибо бесы, одолевая его сопротивля­ющегося и снова добровольно ему покоряясь, как бы побеж­даемые его сопротивлением, издеваются над ним и склоняют его мысли к тщеславию и гордости, называя его учителем и пастырем овец.

И зная это, святой Исихий говорит: «Не может ум наш по­бедить мечтание бесовское сам собою только, и да не надеет­ся когда-либо на это: ибо бесы, будучи коварными, лицемер­но покоряются и притворяются побежденными, запиная тебя тщеславием с другой стороны. И не терпят, чтобы ты хо­тя бы даже на один час умудрился призыванием Иисуса Христа». И снова: «Берегись, да не вознесешься по примеру Израиля, и предан будешь и ты мысленным врагам. Тот, бу­дучи избавлен Богом всяческих от египтян, задумал сделать себе помощником идола перстного. Под идолом же перст-ным разумей наш немощный ум, который, пока молит Иису­са Христа против лукавых духов, легко их отгоняет и худож-ным искусством побеждает невидимые ратные силы врага. Когда же бессмысленно станет всячески надеяться на себя, тогда подобно так называемому быстрокрылому, разбивается и падает дивным падением». Доселе св. Исихий¹.

Для уяснения вышеизложенного места у схимонаха Василия, начиная от слов: «Как же можно внешними чувствами хранить ум...» - приводим сокращен­ный перевод этого места епископом Феофаном-Затворником:

«Как можно одним ограждением внешних чувств хранить ум нерасхищенным, когда помыслы его сами собою растекаются и парят на вещи чувственные? Если не можно, то нужда настоит уму в час молитвы бежать внутрь сердца, и стоять там глухим и немым для всех помыслов. Кто внешне только удаляется от зрения, слы-шани яи глаголания, тот мало получает пользы. Затвори ум свой во внутренней клети сердца, - и тогда насладится покоем от злых помыслов и вкусишь радос­ти духовных, приносимой умною молитвою и вниманием сердечным». Св. Иси­хий говорит: «не может ум наш победить мечтание бесовское сам собою токмо, да и не надеется когда-либо сего. Посему блюдись, да не вознесешся по примеру Древнего Израиля, - и предан будешь и ты мысленным врагам. Тот, будучи избав­лен Богом всяческих от египтян, помощником себе вздумал возиметь идола пер-

220 Беседа четвертая

Из сказанного достаточно познается сила и мера умного делания, то есть молитвы и пения. Не думай же того, благо­честивый читатель, что святые Отцы, отводя нас от многого внешнего пения и повелевая обучаться умному деланию, на­носят ущерб псалмам и канонам. Да не будет: ибо от Духа Святого предано все это Святой Церкви, в которой все свя­щеннодействия возглавляются хиротониею и все таинство домостроительства Бога Слова, даже до второго Его пришес­твия, вместе же и нашего воскресения, в себе заключают. И нет ничего человеческого в чине церковном, но все — дело благодати Божией, не возрастающее от наших достоинств, не умаляющееся от наших грехов. Но у нас речь идет не о чинах Святой Церкви, но об особом правиле и образе жизни каж­дого из монахов, то есть об умной молитве, которая старани­ем и сердечною правотою обычною привлекает благодать Святого Духа, а не одними словами псаломскими, помимо умного внимания, устами только и языком поемыми. Как сказал Апостол: «Хочу пять слов сказать умом моим, чем тьму языком». Ибо следует сначала этими пятичисленными словами очищать ум и сердце, говоря непрестанно в глубине сердечной: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя», и таким образом восходить на разумное пение. Потому что всякий новоначальный и страстный может сию молитву разумно, в блюдении сердца, действовать, пения же никак, прежде чем не предочистится умною молитвою. Поэтому святой Григо­рий Синаит, всех святых жития и писания и искусство духов­ное более всех, живущим в нем Святым Духом до тонкости испытав и рассудив, установляет все старание иметь о молит­ве. Также и святой Симеон Солунский архиепископ, имея тот же Дух и дар, заповедует и советует архиереям, священ­никам, монахам и всем мирским во всякое время и час про-

стного. Под идолом перстным разумей немощный наш разум, который, пока мо­лит Иисуса Христа против лукавых духов, удобно их отгоняет, а когда на себя без-смысленно понадеется, падает падением дивным и разбивается». Епископ Фео­фан: «Письма о духовной жизни». 1882 г. Стр. 184-188.

Беседа четвертая

износить и дышать сию священную молитву: ибо нет, гово­рит он с Апостолом, крепчайшего оружия ни на небе, ни на земле, больше имени Иисуса Христа.

Да будет же известно тебе, добрый ревнитель священного сего умного делания, и то, что не только в пустыне или в уединенном отшельничестве, но наиболее в самых тех вели­ких лаврах, находившихся среди городов, были учители и многочисленные делатели сего умного священнодействия. И достойно удивления, как святейший патриарх Фотий, будучи взят на патриаршество от сенаторского звания, не монах, обучился на таком высоком посту этому умному деланию и настолько преуспел, что лицо его сияло, подобно второму Моисею, от пребывавшей в нем благодати Святого Духа, го­ворит св. Симеон Солунский. И свидетельствует о нем, что он и книгу написал всепремудрым философским искусством об этом умном делании. Говорит также, что и Иоанн Злато­уст, Игнатий же и Каллист, святейшие патриархи того же Ца-ряграда, написали свои книги о том же внутреннем делании. И что еще тебе недостает, христолюбивый читатель, чтобы, отложив всякое сомнение, приступить к обучению умного внимания? Если скажешь: не имею жития уединенного, при­мер тебе — св. Патриарх Каллист, который обучился умному деланию в великой Лавре Афонской, проходя поварскую службу. Если сомневаешься, что не находишься в глубокой пустыне, второй тебе пример — св. Патриарх Фотий, обучив­шийся искусству сердечного внимания уже в патриаршем са­не. Если под предлогом послушания ленишься приступить к умному трезвению, за это посмеянию подлежишь: так как ни пустыня, ни уединенное житие не приносят в такой мере преуспеяние в этом делании, как послушание в разуме, гово­рит св. Григорий Синаит. Или еще с правой стороны окрады-ваешься, будто не имеешь учителя таковому деланию: пове­левает тебе Сам Господь учиться от Писания, говоря: «испытайте Писания, и в них обрящете живот вечный». Или от левой стороны увлекаешься, смущаясь, не находя места

222 Беседа четвертая

безмолвного; и в этом тебя опровергает Петр Дамаскин, го­воря: «В том состоит начало спасения человеку, да оставит свои хотения и разумения, исполнит же Божия хотения и ра­зумения; и тогда не найдется во всем мире вещи или начина­ния или места, которое могло бы воспрепятствовать ему». Наконец, если еще изобретая благословеннейшую причину, претыкаешься неоднократными словами св. Григория Сина-ита, много говорящего о прелести, случающейся в сем дела­нии, то исправляет тебя сам этот Святой, говоря: «Мы не до­лжны бояться или сомневаться, Бога призывая. Если же некоторые и совратились, будучи повреждены умом, то знай, что они потерпели это от самочиния и высокоумия». Кто же в послушании, с вопрошением и смиренномудрием ищет Бо­га, никогда не потерпит вреда благодатию Христа. Ибо кто право живет и непорочно жительствует и удаляется от самоу-годия и высокоумия, тому весь бесовский полк, хотя бы и бесчисленные против него поднял искушения, не может пов­редить, как говорят отцы. Которые же самонадеянно и само­вольно ходят, эти в прелесть впадают. Если же некоторые, претыкаясь о камень Священного Писания, принимают ука­зание нам пути прелести поводом к возбранению умного де­лания, то таковые пусть знают, что они превращают «горняя долу и дольняя горе». Не на возбранение умного делания, но предостерегая нас от прелести, указывают нам св. Отцы при­чины, по которым прелесть приходит.

Подобным образом и сей св. Григорий Синаит, повелевая не бояться и не сомневаться обучающемуся в молитве, при­водит две причины прелести: самочиние и высокоумие. И св. Отцы, желая сохранить нас невредимыми от них, повелевают исследовать Св. Писание, научаясь от него, имея брат брата добрым советником, как говорит Петр Дамаскин. Если нель­зя найти искусного словом и делом старца, по примеру св. Отцов, знающего хорошо отеческое Писание, то, пребывая наедине, в безмолвии, всеми силами должно стараться иметь духовное наставление от учений и наставлений св. Отцов, во-

Беседа четвертая 223

прошая о всякой вещи и добродетели. Такую меру и порядок следует сохранять и нам, читая писания, а не уклоняться от их учения и наставления, подобно тому, как некоторые, не зная опыта умного делания и считая себя имеющими дар рассуждения, тремя причинами или доводами уклоняются, лучше бы сказать, отводят себя от обучения сему священно­му деланию. Во-первых, они считают, что это делание подо­бает лишь одним святым и бесстрастным мужам, а не и страстным. Во-вторых, указывают совершенное оскудение наставников и учителей таковому жительству и пути. В-третьих — последующую таковому деланию прелесть.

Первая из этих причин или доводов никуда не годна и не­справедлива, потому что первая степень для новоначальных монахов состоит в том, чтоб умалять страсти умным трезве-нием и сердечным блюдением, т. е. умною молитвою, подо­бающею деятельным. Вторая — безрассудна и неоснователь­на, потому что за отсутствием наставника и учителя Писание — нам учитель, как сказано выше. Третья же самопрельсти-тельна: ибо, читая Писание о прелести, этим же Писанием сами себя запинают, криво рассуждая о нем. Вместо того, чтоб принимать Писание как предостережение к познанию прелести, они придумывают и находят причину уклоняться от умного делания. Подобно тому, как полководец, получив известие, что неприятели устроили засаду на пути, намере­ваясь хитростью и тайным нападением одолеть его, не имея силы открыто с ним бороться, он же, будучи нерассудитель­ным, вместо того, чтобы перехитрить врага и одержать побе­ду нечаянным нападением на его тайную засаду, страшится страха, «идеже не бе страх», и обращается в бегство, покры­вая себя вечным позором пред царем и его вельможами.

Если же ты страшишься этого делания и обучен от одного благоговения и простоты сердца твоего, то и я еще больше вместе с тобою устрашаюсь, но не на основании пустых ба­сен, по которым волка бояться, в лес не ходить. И Бога долж­но бояться, но не убегать и не отрекаться от Него по причи-

224 Беседа четвертая

не этого страха. Воистину, страха и трепета, сокрушения и смирения, и многого испытания Св. Писаний, и совета еди­нодушных братий требует это делание, но не бегства и отка­за, и тем более не дерзости и самочиния. Ибо дерзкий, сказа­но, и самонадеянный, порываясь к тому, что выше его достоинства и устроения, в гордости стремится достигнуть преждевременно зрительной молитвы. И еще: если кто меч­тает мнением достигнуть высокого, будучи охвачен сатанин­ским, и а не истинным желанием, такового сатана удобно опутывает своими сетями, как раба своего. И что нам стре­миться к высокому преуспеянию в умной и священной мо­литве, которой, по слову св. Исаака, едва сподобляется один из тьмы?!

Довольно, довольно для нас, страстных и немощных, хотя след умного безмолвия познать, то есть делательную умную молитву, при помощи которой прилоги вражии и злые по­мыслы прогонимы бывают от сердца и которая есть подлин­ное дело новоначальных и страстных монахов, каковым они востекают, аще Бог восхощет, в зрительную и духовную мо­литву.

И не следует нам унывать о том, что немногие сподобля­ются зрительной молитвы: ибо нет неправды у Бога. Только да не ленимся идти путем, ведущим к этой священной мо­литве, т. е. делательною молитвою сопротивляться прило-гам, страстям и злым помыслам. И таким образом скончав­шимся нам на пути святых, удостоимся и жребия их, хотя бы здесь и не достигли совершенства, говорят св. Исаак и мно­гие святые.

И еще опять удивления и ужаса достойно и то, как некото­рые, знающие Писание, не испытуют его, другие же, и не зная и не вопрошая, дерзают своим разумом на сие умное внимание, и притом еще и говорят, будто вниманием стоять и молитву творить должно в желательной части; «то бо, гла­голют, есть среда чрева и сердца». Это есть первая и самоиз-вольная прелесть. Не только молитвы и внимания не следует

Беседа четвертая 225

в этой части действовать, но и самую ту теплоту, которая при­ходит от похотной части на сердце в час молитвы, ни в каком случае не принимать. Средою же чрева, по святому Феофи-лакту, называется самое то сердце, и она не при пупе, ни пос­реди груди, но под левым сосцем имеет свое место. Ибо так распределяются три силы души: словесная в персях; ярост­ная или ревностная в сердце; желательная же в чреслах при пупе, куда и диавол имеет удобный вход, по Иову: возмущая и разжигая ее, как пиявка и жабы в болотном озере, и имея пищей и наслаждением похотную сладость. Поэтому говорит Григорий Синаит: «Немалый труд постигнуть истину яв­ственно и быть чисту от того, что противно благодати, ибо под видом истины диавол обычай имеет, особенно в новона­чальных, показывать свою прелесть, преображая лукавое свое как бы в духовное: одно вместо другого изображая внут­ри естественных чресл, мечтательно преобразуя, как хочет, и вместо теплоты наводит свое жжение, вместо веселия прино­сит радость бессмысленную и сладость мокротную».

Полезно же, думается, и о том знать делателю, что жжение или теплота исходит от чресл к сердцу иногда сама по себе, естественно, помимо помыслов блудных. И это не от прелес­ти, а от естества, говорит св. Каллист Патриарх. Если же кто принимает и это за проявление благодати, а не естества, то это, несомненно, есть прелесть. Каково же все это есть, под­визающемуся не следует обращать внимания, но отвергать. Иногда же диавол, смешавши свое жжение с похотию на­шею, вовлекает ум в блудные помыслы. И это есть несомнен­ная прелесть. Если же все тело растепливается и ум остается чистым и бесстрастным и как бы прилепленный покрывает­ся по глубине сердца, начиная и кончая молитву в сердце, это есть несомненно от благодати, а не от прелести. Бывает же некоторым подвижникам немалым препятствием к этому священному деланию и телесная немощь: не будучи в силах выдержать в должной мере и весе сверхестественных трудов и постов, каковые имели святые, они полагают, что невоз-

8 Зак. 71

226 Беседа четвертая

можно им помимо этого начать подвиг умного делания. И та­ковую их ошибку приводя в должную меру, Василий Великий так учит: воздержание, говорит он, каждому по его телесной силе определяется. И потому я думаю, прекрасно наблюдать за тем, чтобы, разрушивши безмерным воздержанием телес­ную силу, не сделать тело слабым и неспособным к добрым делам. Ибо следует иметь тело деятельным, не расслаблен­ным никакою безмерностью. Если бы хорошо было человеку быть расслабленным телом и лежать как бы мертвым, едва дышащим, то таковым, конечно, с самого начала нас и со­творил бы Бог. Если же Он не сотворил нас такими, то погре­шают те, кто добре сотворенное не хранят таким, как оно есть. И потому, об одном подвижник благочестия пусть забо­тится: не злоба ли, по причине лености, нашла себе место в душе; не ослабло ли в чем-либо трезвение и прилежное вос­хождение мысли к Богу, не омрачилось ли как-либо освяще­ние духовное и происходящее от него просвещение души? Ибо, если сказанное доброе возрастает, то и телесные страс­ти не будут иметь времени восставать, когда душа упражня­ется в горнем и не оставляет телу времени обуреваться страстьми. При таком устроении души принимающий пищу ничем не различается от не вкушающего: и не только пост, но и всегдашнее неядение таковой выполнил и имеет похвалу за особенное попечение о теле, ибо умеренное житие не распа­ляет похоти. И св. Исаак, согласно с этим, сказал: если пону­дишь немощное тело свыше силы его, то причиняешь душе смущение на смущение. И св. Иоанн Лествичник говорит: видел я враждебницу сию (утробу) упокоеваемую и подаю­щую ум уму бодрость. И еще: видел ее изнуряемую постом, и производящую истечение, дабы мы надеялись не на себя, но на Бога живого. С этим согласуется и история, о которой преподобный Никон вспоминает, что в наши уже времена был найден в пустыне один старец, не видевший человека тридцать лет, не евший хлеба, кроме кореньев, и исповедав­ший, что за все это время был обуреваем блудным бесом. И

Беседа четвертая 227

рассудили Отцы, что ни гордость, ни пища были причиной такой брани, а то обстоятельство, что не научен был старец умному трезвению и противоборству вражеским искушени­ям. По этому поводу сказал св. Максим: дай телу твоему по силе его, и весь подвиг твой обрати на умное делание. И еще св. Диадох говорит: пост имеет похвалу по себе, а не по Бо­гу: ибо он есть орудие благоустрояющее к целомудрию жела­ющих. Посему подвижникам благочестия не подобает высо-коумствовать о нем, но в вере Божией ожидать конца нашей мысли. Ибо и мастера какого-либо искусства не от орудия хвалятся добрым окончанием дела, но ожидают исполнения, и оно уже обнаруживает достоинство искусства.

Имея таковое установление о принятии пищи, не все усер­дие и надежду возлагай на один пост, но в меру и по силе своей постясь, стремись к умному деланию. И если имеешь в себе достаточно силы питаться хлебом и водой, добро есть. Ибо не укрепляют, сказано, прочие снеди тела так, как хлеб и вода. Однако не думай, что совершаешь добродетель, тако постяся, но ожидая от поста приобретения целомудрия. И такой пост будет разумным, сказал св. Дорофей. Если же ты немощен, повелевает тебе св. Григорий Синаит, если хочешь иметь спасение, есть литр хлеба и воды, или вина пить в день три или четыре чаши, и от прочих снедей, какие прилучатся, вкусить от всех понемногу, не допуская насыщения, дабы вкушением от всего ты возмог избегнуть кичения, и вместе с тем не возгнушался весьма добрых Божиих творений, за все благодаря Бога. Таково рассуждение благоразумных. Если же, вкушая всех случающихся брашен и пия мало вина, со­мневаешься в твоем спасении, это есть неверие и немощь по­мысла. Мера принятия пищи, безгрешно и по Богу, на три чина полагается: воздержание, доволь и сытость. Воздержа­ние есть, когда при еде чувствуется еще алкание; доволь, ког­да нет ни алкания, ни отягощения; сытость, когда есть малое отягощение. А по насыщении и еще есть, дверь есть чревобе-сия, коею входит блуд. Ты же, сия рассмотрев, по силе твоей

228 Беседа четвертая

избери приличное, не преступая установленного: совершен­ным же свойственно и то, по Апостолу, чтоб и насыщаться и алкать и во всем мощным быть.

Все это тебе, о ревнитель, умного внимания, от самых подлинных слов великих и святых Отцов показано, и в чем состоит мера воздержания и рассудительного поста, и как преуспевать во внимании.

Предисловие на главы Блаженного Филофея Синайского.

«Несть наша брань к крови и плоти, но к началом и ко властем, и к миродержителем тьмы века сего, к духовом зло­бы поднебесным».

Воины земного царя носят меч, будучи готовы и искусны на борьбу с врагами; носят же такой меч и не воины, по од­ному лишь обычаю, а не для приготовления к борьбе и не зная даже, как должно противоборствовать врагам. Сказан­ное по всему есть совершенное подобие и нашей духовной брани, о которой ныне предлагается слово. Ибо всякий отре­кающийся от мира и становящийся монахом принимает вместе с тем и меч духовный, как воин Христов, и выходит на брань против духов злобы. К нему-то и обращены слова в час пострижения: «приими, брат, меч духовный, который есть слово Божие, нося его в устах твоих, уме и сердце, говори не­престанно: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя».

Но, о время наше! Как многие, не говорю уже — все, носят этот меч по одному только обычаю, а не как необходимый для брани! Не научившись, как следует с ним обращаться пред лицом врагов и пожигать их, как пламенем, употре­бляют его просто и грубо и бездейственно, то есть вычитывая за одну «Славу» псалтири одну вервицу, а за кафизму вычи­тывая три, ограничивают этим внешнее моление. Многие же, совершенно отложив этот глагол Божий, лучше же ска­зать, пламенное оружие, охраняющее врата сердца, доволь-

Беседа четвертая 229

ствуются одним псалмопением, канонами и тропарями, преданными Церковью, думая, что эта пятисловная молитва вменена за правило только простым и некнижным монахам. Опровергая и исправляя такое их неправильное мнение, св. Симеон, архиепископ Солунский, преподает и узаконяет всем архиереям, архимандритам, игуменам, иеромонахам, иереям, диаконам, монахам и мирским людям всякого зва­ния и занятия, вместо всякого правила, как свое дыхание и жизнь, выполнять эту святую молитву Иисусову в уме и устах на каждый час и время, если даже они и не могут познавать ее художного действия, ибо то есть дело, по его словам, од­них монахов, отрекшихся от мира. Если же и повелевает Ва­силий Великий неученому монаху сею молитвою Иисусовою совершать правило, ограничиваясь численным ее произно­шением, и не художно, то это следует понимать так, что он узаконяет это как необученным, так и мирским с тем, чтобы и они все по мере своих сил славословили Бога, а не пребы­вали праздными.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: