|
|
ТЕТРАДЬ СТИХОВ, ПОСВЯЩЕННАЯ ОТЦ?ГЛАВА 36 Они сидели у стола, во главе стола Мертен, справа от него Скорпион, слева — Феликс, старший подмастерье, а глубоко внизу — причем между принцепсами и плебсом оставался известный промежуток — находились подчиненные члены государственного организма Мертена, обычно называемые подмастерьями. В промежутке, в который не могло вступить ни одно человеческое существо, находился не дух Банко *, а собака Мертена, которая ежедневно должна была произносить застольную молитву, ибо Мертен, который штудировал гуманитарные науки, полагал, что его Бонифаций — так назывался пес — одно и то же лицо, что и святой Бонифаций, апостол немцев; при этом он опирался на одно высказывание Бонифация, когда тот заявил, что он — лающий пес (см. письмо 105, стр. 145, изд. Серария). Поэтому он с суеверным почтением относился к этому псу, чье место было самым элегантным — прекрасный кармазиновый балдахин из тончайшего кашемира, обитый, как пышная софа, и содержащий искусно переплетенные пружины, был местопребыванием этого Бонифация, с него свисали шелковые кисточки, а как только сборище кончалось, его несли в уединенное место отдаленного алькова, возможно, того же самого, которое Буало в своем «Аналое» ** описывает как храм покоя благочинного. Бонифация не было на месте, промежуток оставался незанятым, и Мертен побледнел. «Где Бонифаций?» — воскликнул он со стесненным сердцем, и весь стол пришел в явное движение. «Где Бонифаций?» — спросил Мертен еще раз и — как он испуганно вздрогнул, как вздрогнул каждый сустав его тела, как поднялись дыбом его волосы, когда он услышал, что Бонифаций отсутствует! Все вскочили на ноги, чтобы искать его, и сам Мертен «Эй, Грета, где Бонифаций?» И она явно успокоилась, а он, махая руками, опрокинул светильник, так что всех окутала тьма и наступила чреватая бедой, грозовая ночь. * В. Шекспир. «Макбет». Акт 3, сцена четвертая. Р*9. ** В. Буало. «Аналой». Песнь первая. Ред. ГЛАВЫ ИЗ РОМАНА «СКОРПИОН Й ФЕЛИКС» ГЛАВА 37 Давид Юм полагал, что эта глава всего лишь locus communis * предыдущей, и полагал он это еще до того, как я ее написал. Его доказательство было следующее: поскольку эта глава есть, предыдущей главы нет, а эта глава вытеснила предыдущую, из которой она вытекает, хотя не причинно-следственным путем, ибо в этом он сомневался. Но каждый гигант — т. е. и каждая глава из двадцати строк — создает карлика, каждый гений — скучного филистера, каждое волнение моря — ил, и как только исчезают первые, начинают последние, они занимают место за столом и дерзко вытягивают свои длинные ноги. Первые слишком велики для этого мира, поэтому их вышвыривают. Последние, напротив, пускают в нем корни и остаются, как можно, впрочем, убедиться на примере таких фактов, что после шампанского остается длительный противный привкус, после героя Цезаря — актер Октавиан, после императора Наполеона — король буржуа Луи-Филипп, после философа Канта — кавалер Круг, после поэта Шиллера — надворный советник Раупах, после неба-Лейбница — каморка при школе-Вольф, после пса Бонифация — эта глава. Так базисы опускаются вниз, как осадок, а дух улетучивается. ГЛАВА 38 Последняя фраза о базисах касалась абстрактного понятия, а не женщины **, ибо абстрактное понятие и женщины — как они различны! — восклицает Аделунг. Но я полагаю как раз противоположное и со всем основанием это докажу, но только не в этой главе, а в книге, которая совсем не разделена на главы, книге, которую я собираюсь написать, как только я буду убежден в существовании святой троицы. ГЛАВА 39 Кто желает достичь наглядного, а не абстрактного понятия о ней — я имею в виду не греческую Елену и не римскую Лукрецию, à святую троицу, тому я не могу ничего лучшего посоветовать, как мечтать о Ничеми незасыпать, а, напротив, бодрствовать в господе и исследовать данное предложение, • — общее место. Ред. * Играслов: «Base» — «базис» и «кузина». Рев, 536 ' ТЕТРАДЬ СТИХОВ, ПОСВЯЩЕННАЯ ОТЦУ потому что в нем и содержится указанное наглядное понятие. Если мы поднимемся до его высоты, удалившись на одну ступень от нашего нынешнего местонахождения *, поднявшись над ним, как облако, то перед нами выступит гигантское «не», если мы опустимся до его середины, то мы содрогнемся перед огромным «Ничто», а если мы погрузимся в его глубину, то увидим, что оба они снова гармонически примиряются в идущем к нам навстречу слове «не», написанном вертикальными буквами, смелым пламенным шрифтом. «Не» — «Ничто» — «не» — это наглядное понятие троицы, а что касается абстрактного, то кто мог бы его обосновать, ибо: «Кто восходил на небо и нисходил?», «Кто собрал ветер в пригоршни свои?», «Кто завязал воду в одежду?», «Кто поставил все пределы земли?», «Какое имя ему? и какое имя сыну его? Знаешь ли?» — спрашивает премудрый Соломон **. ГЛАВА 40 «Я не знаю, где он находится, но очевидно одно, что череп ГЛАВА 41 Конечно! Глаза! Они представляют собой магнит и притягивают к себе железо, вследствие чего и нас притягивают дамы, а не небо, ибо дамы смотрят двумя глазами, а небо лишь одним. ГЛАВА 42 «Я докажу ему противоположное!» — сказал мне невидимый голос, и когда я взглянул, откуда доносился голос, я заметил — вы мне не поверите, но я уверяю, я клянусь, что это было так, — тогда я заметил, — но не сердитесь, не пугайтесь, ибо это не касается ни вашей супруги, ни вашего пищеварения, — тогда я заметил самого себя, потому что я сам вызвался доказать противоположное. «Ах! я двойник!» — пронзило меня, и элексиры дьявола * Игра слов: «Standpunkt» — «местонахождение» и «точка зрения». Ред. ** Библил. Ветхий завет. Книга притчей Соломоновых, 30, 4. Ред. •** Гофман. «Элексир дьявола». Часть I, раздел 3. Ред. ГЛАВЫ ИЗ РОМАНА «СКОРПИОН И ФЕЛИКС» 537 ГЛАВА 43 — Лежали передо мной на столе, как раз когда я размышлял о том, почему вечный жид — урожденный берлинец, а не испанец; но я вижу, что это совпадает с доказательством противоположного, которое я хочу представить, вследствие чего мы, точности ради — не будем делать ни того, ни другого, а удовольствуемся только замечанием, что небо находится в глазах у дам, но глаза дам не находятся на небе, из чего следует, что нас притягивают не столько глаза, сколько небо, ибо мы замечаем не глаза, а лишь небо в них. А если бы нас притягивали глаза, а не небо, то в таком случае мы почувствовали бы притяжение неба, а не дам, потому что у неба не один глаз, как сказано выше, а нет ни одного, но само оно представляет собой всего лишь бесконечный, исполненный любви взгляд божества, нежный, мелодичный глаз духа света, а глаз не может иметь глаза. Окончательный результат нашего расследования поэтому состоит в том, что нас притягивают дамы, а не небо, потому что мы не видим в нем глаз дам, а в них мы видим небо; так что мы, так сказать, чувствуем влечение к глазам, потому что это вовсе не глаза и потому что вечный Агасфер — это урожденный берлинец, ибо он стар, хил, видел много стран и глаз, но все равно чувствует влечение не к небу, а к дамам, а имеется всего два магнита — небо без глаз и глаз без неба. Один лежит над нами и влечет нас ввысь, другой — под нами и тянет нас в глубину. А Агасфера с могучей силой влечет вниз, иначе зачем бы он стал вечно бродить по странам земли? И бродил ли бы он вечно по странам земли, если бы он не был прирожденным берлинцем и привык бы к песчаным равнинам? ГЛАВА 44 ВТОРОЙ ОТРЫВОК ИЗ ПОРТФЕЛЯ ГАЛЬТО Мы пришли к загородному дому, была прекрасная, синяя ночь. Ты шла со мной под руку и хотела освободиться, но я не пустил тебя, моя рука связала тебя, как ты связала мое сердце, и ты позволила мне держать тебя. Я шептал слова, полные тоски, говорил о самом высоком и о самом прекрасном из того, что мог сказать смертный, ибо я не сказал ровно ничего, я был погружен сам в себя, я видел, как возникает царство, эфир которого был столь легок и вместе с тем столь тяжел, а в эфире возник божественный образ, сама красота, которую я когда-то смутно видел — но не узнал — 
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.
|