Сделай Сам Свою Работу на 5

II. СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ФУНКЦИЯ РЕЛИГИИ





Психоанализ — это психология влечений (drives) и им­пульсов {impulses). Он рассматривает человеческое по­ведение как обусловленное и определенное эмоцио­нальными влечениями (drives), которые он интерпре­тирует как поток определенных коренящихся в физио­логии импульсов, не поддающихся непосредственному наблюдению. В соответствии с общепринятой класси­фикацией влечений голода и любви, Фрейд сначала проводил различия между влечениями эго, или са­мосохранения, и сексуальными влечениями. Из-за ли- бидозного характера эго-влечений самосохранения и из-за особого значения разрушительных тенденций в психическом аппарате человека Фрейд предложил дру­гое разделение обследуемых на группы с учетом кон­траста между жизнесохраняющими и разрушительны­ми влечениями. Эту классификацию нет необходимос­ти здесь дальше обсуждать. Важно то, что признаются определенные качества сексуального влечения, кото­рые отличают его от эго-влечений. Сексуальные влече­ния не являются императивом, то есть их требования можно оставить неудовлетворенными без угрозы для жизни, что было бы невозможно при длительном не­удовлетворении голода, жажды и потребности в сне. Более того, сексуальные влечения вплоть до некоторо­го немаловажного момента могут удовлетворяться за счет фантазий и действий с собственным телом. Таким образом, они гораздо более независимы от внешней ре­альности, чем эго-влечения. Близко связаны с этим легко осуществляемый трансфер (transference) и спо­собность компонентов сексуальности к взаимозаменя­емости. Фрустрация одного либидозного импульса мо­жет быть сравнительно легко компенсирована подста­новкой другого импульса, который можно удовлетво­рить. Эта гибкость и разносторонность сексуальных вле­чений служит основой для чрезвычайной изменчивости психического состояния и позволяет индивидуальному опыту явно и заметно влиять на структуру либидо. Фрейд считает, что принцип удовольствия, скорректи­рованный принципом реальности, является регулятором психического аппарата. Он пишет: «Мы таким образом обращаемся к менее амбициозному вопросу о том, что сами люди показывают своим поведением, к какой цели они стремятся в жизни. Что они требуют в жизни и чего хотят в ней добиться? Вряд ли можно сомневаться в от­вете. Они хотят быть счастливыми, они стремятся стать счастливыми и таковыми оставаться. Это поведение двойственно, оно имеет как позитивную, так и негатив­ную цель. С одной стороны, оно нацелено на то, чтобы избежать боли и неудовольствия, а с другой — на то, чтобы испытать сильное чувство удовольствия. Слово «счастье» в своем узком смысле относится только к пос­леднему. В соответствии с этой дихотомией своих це­лей деятельность человека развивается в двух направ­лениях соответственно с тем, собирается ли он осуще­ствить — максимально или даже исключительно — одну или другую из этих целей5.





Индивид стремится испытать — при определенных обстоятельствах — максимум удовлетворения либидо и минимум боли; чтобы избежать боли, он может пой­ти на изменение или даже фрустрацию различных ком­понентов сексуальных импульсов. Подобное подавле­ние (renunciation) эго-импульсов, однако, невозможно.

Особенность эмоционального состояния индивида зависит от его психической конституции и в первую очередь от его переживаний в младенческом возрасте. Окружающая действительность, которая гарантирует ему удовлетворение определенных импульсов, но зас­тавляет подавлять некоторые другие, определяется су­ществующей социальной средой, в которой он живет. Это социальное окружение состоит из более широкого окружения, охватывающего всех членов общества, и узкого окружения, ограниченного отдельным соци­альным классом.

Общество играет двоякую роль в психическом состо­янии индивида, как фрустрирующую, так и удовлетво­ряющую. Человек редко подавляет импульсы из-за того, что он предвидит опасность, к которой приведет их удов­летворение. Как правило, общество диктует такие огра­ничения: во-первых, это запреты, установленные на ос­нове признания обществом реальной опасности для са­мого индивида, которую он может не чувствовать и ко­торая связана с удовлетворением импульса; во-вторых, подавление и фрустрация импульсов, удовлетворение которых повредило бы не индивиду, а группе; и нако­нец, ограничения, налагаемые не в и нтересах группы, а в интересах господствующего класса.



«Удовлетворяющая» функция общества не менее важна, чем фрустрирующая. Индивид примиряется с последней только потому, что может в определенной степени надеяться с ее помощью получить удоволь­ствие и избежать боли, прежде всего в отношении эле­ментарных потребностей самосохранения и, во-вторых, в отношении удовлетворения потребностей либидо.

Все вышесказанное не учитывает специфического характера всех известных в истории обществ. Члены общества в действительности не совещаются друг с дру­гом о том, что общество может позволить и что оно долж­но запрещать. Скорее, ситуация такова, что пока про­изводительные силы экономики развиты недостаточно, чтобы обеспечить всем адекватное удовлетворение их материальных и культурных потребностей (кроме за­щиты от внешней опасности и удовлетворения элемен­тарных потребностей эго), наиболее могущественный социальный класс будет стараться максимально удов­летворить прежде всего свои собственные потребнос­ти. Уровень удовлетворения, который он предоставля­ет управляемым им людям, зависит от уровня доступ­ных экономических возможностей, а также от того, что управляемым надо обеспечивать минимальное удовлет­ворение, чтобы они могли продолжать функциониро­вать в качестве дружественных членов общества. Со­циальная стабильность относительно мало зависит от использования внешней силы. Она обеспечивается главным образом тогда, когда люди оказываются в пси­хическом состоянии, которое внутренне привязывает их к существующей социальной ситуации. С этой це­лью, как мы уже отмечали, необходимо удовлетворе­ние минимума естественных и культурных инстинктив­ных потребностей. Но здесь мы должны заметить, что для психологического подчинения масс важно еще кое- что, связанное с особенностями структурного разделе­ния общества на классы.

В этой связи Фрейд указывал, что беспомощность человека перед лицом природы — это повторение си­туации, в которой взрослый находился, будучи ребен­ком, когда он не мог обойтись без помощи перед лицом неизвестных высших сил и когда его жизненные им­пульсы, в соответствии с их нарциссическими наклон­ностями, направлялись в первую очередь на объекты, которые предоставляли ему защиту и удовлетворение, а именно на отца и мать. В той степени, в какой обще­ство беспомощно перед лицом природы, психологиче­ская ситуация детства может быть повторена для от­дельных членов общества во взрослом состоянии. Он переносит с отца или матери часть своей детской люб­ви и страхов, а также часть своей враждебности на фан­тазийную фигуру — бога.

К тому же существует враждебное отношение и к определенным реальным фигурам, в частности к пред­ставителям элиты. В социальной стратификации мла­денческая ситуация повторяется для индивида. Он ви­дит правителей властными, сильными и умными лич­ностями, которых следует почитать. Он полагает, что они желают ему добра; он также знает, что сопротив­ление им всегда наказуемо; он доволен, когда послу­шанием может заслужить их похвалу. Эти чувства идентичны тем, которые он испытывал ребенком по отношению к отцу, и понятно, что он также располо­жен некритически верить тому, что правители препод­носят ему как справедливое и правильное, как в дет­стве он верил, не сомневаясь, каждому утверждению своего отца. Фигура бога дополняет эту ситуацию; бог всегда союзник правителей. Когда последние, являясь реальными личностями, подвергаются критике, они могут апеллировать к богу, который в силу своей нере­альности, с презрением отвергает критику и своей вла­стью подтверждает власть правящего класса.

В этой психологической ситуации инфантильной привязанности кроется одна из основных гарантий со­циальной стабильности. Многие оказываются в той же ситуации, которую они переживали в детстве, стоя бес­помощно перед отцом; здесь действуют те же механиз­мы. Такая психологическая ситуация устанавливается с помощью многочисленных и сложных действий, пред­принимаемых элитой, которая, поддерживая и укреп­ляя в массах их инфантильную психологическую зави­симость, стремится утвердиться в их бессознательном в качестве фигуры отца.

Одним из основных способов достижения этой цели является религия. Ее задача — предотвращать любую психологическую независимость со стороны народа, интеллектуально его устрашать, приводить его в состо­яние социально необходимого инфантильного послуша­ния властям. В то же время у нее есть другая важная функция: она предлагает массам определенную степень удовлетворения, делающего жизнь достаточно сносной для них, чтобы они не попытались изменить свою по­зицию послушного сына на сына-бунтаря.

Какого рода это удовлетворение? Конечно, это не удовлетворение эго-влечений самосохранения, не удов­летворение лучшей пищей или другими материальны­ми удовольствиями. Подобные удовольствия можно по­лучить только в действительности, а для этого не нуж­на религия; религия служит исключительно для того, чтобы массам было легче приспосабливаться ко мно­гим фрустрациям, продуцируемым реальностью. Пред­лагаемое религией удовлетворение имеет либидозную природу; это удовлетворение, получаемое в основном в фантазиях, потому что, как мы ранее указывали, ли- бидозные импульсы, в отличие от эго-импульсов, мо­гут быть удовлетворены с помощью фантазий.

Здесь перед нами встает вопрос относительно од­ной из психологических функций религии, и мы крат­ко отметим наиболее важные результаты исследований Фрейда в этой области. В работе «Тотем и табу» Фрейд показал, что животное-бог тотемизма — это возвышен­ный образ отца, что в запрете убивать и есть тотемное животное и в противоположной традиции празднично­го нарушения этого запрета раз в год человек повторя­ет амбивалентное отношение, приобретенное в детстве к отцу, который одновременно является и защищающим помощником, и подавляющим противником.

Было показано, особенно Райком, что этот перенос на бога младенческого отношения к отцу обнаружива­ется также и в крупных религиях. Фрейд и его ученики задавались вопросом о психическом качестве религи­озного отношения к богу; и ответ заключается в том, что в отношении взрослого человека к богу повторяет­ся младенческое отношение ребенка к своему отцу. Это младенческое психологическое состояние представля­ет собой образец религиозного состояния. В работе «Бу­дущее иллюзии» Фрейд ставит вопрос шире. Он более не спрашивает, что делает религию психологически воз­можной; он спрашивает, почему религия вообще суще­ствует или почему она была необходима. На этот воп­рос он дает ответ, который учитывает как психические, так и социальные факты. Он приписывает религии нар­котическое воздействие, которое может принести че­ловеку некоторое утешение в его слабости и бессилии перед природой:

«В этой ситуации нет ничего нового. Имеется мла­денческий прототип, чьим продолжением она фактичес­ки является. Ибо однажды человек уже находился в по­добном состоянии беспомощности: будучи маленьким ребенком, по отношению к своим родителям. У него есть основания их бояться, особенно отца; и в то же время он уверен, что отец его защитит от известных ему опасностей. Поэтому естественно было уподобить эти две ситуации. Желание также сыграло здесь свою роль, как и в сновидениях. Спящий человек может быть охвачен предчувствием смерти, угрожающей привес­ти его в могилу. Но работа сновидения знает, как выб­рать условие, которое превратит это страшное собы­тие в исполнение желаний: спящий видит себя в древ­ней этрусской могиле, в которую он зарылся, чтобы произвести археологические раскопки. Подобным об­разом человек ассоциирует силы природы не только с людьми, с которыми он общается на равных — это бы не соответствовало огромному впечатлению, которое эти силы на него оказывают, — но он придает им ха­рактер отца. Он превращает их в богов, следуя, как я пытался показать, не только младенческому, но и фи­логенетическому прототипу.

С течением времени были сделаны первые наблю­дения о регулярности природных явлений и их соответ­ствии закону, и тогда силы природы потеряли свои че­ловеческие черты. Но человеческая беспомощность ос­тается, и наряду с этим остается его устремление к отцу и богам. Боги сохраняют свою триединую задачу: они должны заклинать ужасы природы, они должны при­мирять людей с жестокостью судьбы, особенно со смер­тью, и они должны компенсировать им их страдания и лишения, которые наложила на них совместная циви­лизованная жизнь»6.

На вопрос: «Что составляет внутреннюю силу ре­лигиозных учений и каким обстоятельствам эти учения обязаны своей эффективностью независимо от рацио­нального одобрения?» Фрейд отвечает следующим об­разом:

«Эти [религиозные идеи], которые провозглашают­ся в качестве учений, не являются накопленным опы­том или конечным продуктом мыслительного процес­са: это иллюзии, осуществление самых старых, стран­ных и наиболее настоятельных желаний человечества. Секрет их силы заключается в силе этих желаний. Как мы уже знаем, пугающее впечатление беспомощности в детстве вызвало потребность в защите — защите любовью, — которую обеспечивал отец, а понимание того, что эта беспомощность будет длиться всю жизнь, вызвало необходимость цепляться за существование отца, но на этот раз — более могущественного. Таким образом, благожелательное правление божественного Провидения ослабляет наш страх перед опасностями жизни; установление нравственного мирового поряд­ка обеспечивает выполнение требований справедливо­сти, которые так часто оставались неисполненными в истории цивилизации; а продолжение земного суще­ствования в будущей жизни обеспечивает местные и временные рамки, в которых должно произойти это исполнение желаний. Ответы на загадки, разжигающие любопытство человека, как, например: откуда берет начало вселенная или какова связь между телом и со­знанием, предлагаются в соответствии с основопола­гающими установками этой системы. Психика индиви­да испытывает огромное облегчение, если конфликты его детства, исходящие от отца — комплексы, которые ему никогда не удавалось полностью преодолеть, — выводятся за ее пределы и подводятся к общепринято­му объяснению»7.

Таким образом, Фрейд видит возможность религи­озной установки в младенческой ситуации; он усмат­ривает ее относительную необходимость в слабости и бессилии человека по отношению к природе, и он дела­ет вывод, что с ростом контроля человека над приро­дой к религии следует относиться как к иллюзии, кото­рая становится все более ненужной.

Подведем итог вышесказанному. Человек стремит­ся к максимальному удовольствию; социальная дей­ствительность побуждает его ограничивать многие им­пульсы, и общество стремится компенсировать инди­виду эти ограничения другими видами удовлетворения, безобидными для общества, то есть для господствую­щих классов.

Эти виды удовлетворения такого рода, что по сути их можно реализовать в фантазиях, особенно в коллек­тивных фантазиях. Они выполняют важную функцию в социальной действительности. Поскольку общество не позволяет реально удовлетворять потребности, фан­тазийное удовлетворение служит им заменой и обес­печивает мощную поддержку социальной стабильно­сти. Чем больше ограничений люди терпят в действи­тельности, тем сильнее должна быть обеспокоенность компенсацией. Фантазийное удовлетворение имеет двойную функцию, характерную для любого наркоти­ка: оно действует как успокаивающее и как средство предостережения против активной перемены действи­тельности. Общие фантазийные виды удовлетворения имеют существенное преимущество перед индивиду­альными мечтаниями: благодаря своей универсально­сти эти фантазии воспринимаются сознанием как ре­альные. Иллюзия, которую разделяют все, становится реальностью. Наиболее старым видом этого коллектив­ного удовлетворения является религия. С поступаю­щим развитием общества фантазии усложняются и рационализируются. Сама религия становится более дифференцированной, наряду с ней появляются поэзия, изобразительное искусство и философия как отраже­ния коллективных фантазий.

Подводя итог, отметим, что религия имеет троякую функцию: для всего человечества — утешение за ли­шения судьбы; для большинства людей — побуждение к эмоциональному принятию их классового положения; а для доминирующего меньшинства — облегчение чув­ства вины, вызванного страданиями тех, кого они уг­нетают.

Дальнейшее исследование ставит целью подверг­нуть детальной проверке вышесказанное путем рас­смотрения небольшого отрезка религиозного развития. Мы попытаемся показать, какое влияние имела соци­альная действительность в конкретной ситуации на конкретную группу людей и как эмоциональные тече­ния находили выражение в определенных догмах, в коллективных фантазиях, а также показать, какое пси­хическое изменение было вызвано изменением в соци­альной ситуации. Мы постараемся проанализировать, как это психическое изменение нашло выражение в новых религиозных фантазиях, удовлетворявших опре­деленные бессознательные импульсы. Таким образом, станет понятно, как тесно изменение в религиозных концепциях связано, с одной стороны, с опытом раз­личных возможных младенческих отношений с отцом или матерью, а с другой стороны, с изменениями в со­циальной и экономической ситуации.

Ход исследования обусловлен изложенными ранее методологическими посылками. Задачей является по­нять учение, изучая людей, а не людей, изучая уче­ние. Таким образом, мы предпримем попытку прежде всего описать общее состояние общественного класса, который породил раннехристианскую веру, и понять психологическое значение этой веры в терминах обще­го психологического состояния этих людей. Далее мы покажем, как отличалась ментальность людей в более поздний период. Наконец, мы попытаемся понять бес­сознательное значение христологии, которая сформи­ровалась в результате трехсотлетнего развития. Мы об­ратимся главным образом к раннехристианской вере и Никейскому учению.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.