На второй день в первой половине дня

Фридрих: Мне хорошо. Я немного растерян, и у меня постоянно возникают вопросы по поводу того, что я вижу. Но если я стану спрашивать, это все раздробит. Я хочу это прожить.

Б. X: Вот именно, хорошо!

Фридрих: Еще меня волнует кое-что из вчерашней расстановки. Думаю, для меня это как-то связано с покинутостью.

Б. X: Тебя бросили?

Фридрих: Да, у меня были отношения с одной женщиной. Ведь при моей профессиональной ситуации логично, что она отворачивается, даже если в наших отношениях я был полон жизни.

Б. X: Да, точно.

Фридрих: Разумом я могу это принять (тихим голосом), но мне все равное больно.

Б. X: Это детская боль. Отношения потому и не сложились бы, что ты вступаешь в них с ожиданиями ребенка, а не как равный. Позже мы на это посмотрим. Согласен?

На второй день пополудни

Фридрих: Я чувствую себя по-настоящему расслабленно, приятно, я рад...

Б. X.: Жаль! Фридрих: ...что я... Б. X: Ты слышал, что я сказал?

Фридрих: Да: жаль! Потому что тут нет напряжения? Но я чувствую, что уже есть любопытство... Б. X: Этого слишком мало.

На третий день:

Фридрих: Сегодня ночью у меня разболелся живот.

Б. X: Боль в животе всегда означает одно. Знаешь что? У детей начинает болеть живот, когда с ними нет матери. Я выразился несколько смело, у меня слишком мало такого опыта, но и у пожилых людей, когда они оказываются в одиночестве, начинает болеть живот. Я просто увязываю одно с другим. Тебе поможет такая интерпретация?

Фридрих: Мне нужно об этом подумать.

Б. X.: Возможно, с этим связано какое-то воспоминание.

Фридрих: Да, я чувствую какую-то тяжесть здесь (проводит рукой по щекам), меня удивляет, что я понимаю все, что здесь говорится. У меня внутри такое чувство, что я очень устал, хотя спал я достаточно.

На четвертый день пополудни

Фридрих: Меня все время занимает вопрос компенсации. Моя мать еще до рождения пожертвовала меня Деве Марии и Богу. Я был третьим ребенком в семье и первым ребенком, который появился на свет без проблем. С первыми детьми роды были невероятно тяжелыми. За несколько дней до моего рождения мать прокляла мою бабушку и потом панически боялась, что что-нибудь случится. И когда я без проблем появился на свет, я был как Божий подарок.

Б. X.: Почти все священники были пожертвованы Богу для искупления чего-то в своих семьях и для того, чтобы компенсировать какую-то несправедливость. То, о чем ты рассказываешь, — совершенно типичная ситуация. Поэтому пожертвованные Богу так часто бывают на Него злы. Это бывает заметно даже у Пап. В некоторых ситуациях они ведут себя так, будто втайне злятся на Бога и скорее уводят от Него людей, чем приводят к Нему. Но когда люди вплетены в такую динамику, нужно смотреть на это с сочувствием.

Много лет назад меня пригласили на курс для евангелистс-ких викариев в Швейцарии. Я слишком поздно понял, что с точки зрения групповой динамики это была совершенно невозможная ситуация. Дело в том, что среди них я был единственным католиком, к тому же еще бывшим священником, они еще и насмехались надо мной. Они говорили: «Ты ведь даже не христианин». Тогда я сказал себе: «Я отомщу». И стал поджидать удобного случая. Это был очень важный процесс, который должен был быть.

Через несколько дней я понял, как мне это сделать. Во второй половине дня, после перерыва, я самым невинным тоном сказал: «Мне пришло в голову одно упражнение, но оно настолько ужасно, что я почти не решаюсь вам его предложить. Идея, собственно, следующая: мы могли бы поставить на середину стул, и вы представите себе, что на нем сидит Иисус, и каждый из вас что-нибудь ему скажет». Они тут же начали его

выполнять, и дело дошло до невероятных вспышек ненависти. В заключение я сказал: «Я не нахожу в Нем никакой вины». Это была моя месть.

Несколько недель назад я встретил одного из участников этого курса. Он напомнил мне кое-что, о чем я уже забыл, а именно, что тогда, во время упражнения, кто-то из них кинулся на кухню, схватил нож и с ножом направился к стулу. Настолько велика была его злость. Лишь немногие из тех священников, которые были пожертвованы Богу, делают Богу честь. Они этого просто не могут, и требовать от них этого тоже нельзя. Поэтому в старости они часто ожесточаются.

Как же от этого спастись?

Фридрих:. Я отмежевался от матери.

Б. X: Это не приносит решения, даже наоборот. Ты смог бы освободиться, если бы сказал: «Мама, я делаю это для тебя, с радостью!» В этот момент жертва выходит из позиции жертвы. Теперь она уже не пассивна, а активна. Дай этому на себя подействовать, Фридрих. Ладно?

На четвертый день вечером

Фридрих: Мне вспомнилась внебрачная дочь моего деда по отцовской линии, в моей семье она была абсолютно исключенным персонажем. Моя мать рассказала мне о ней потом, уже очень поздно. Она выросла со своей матерью, а потом ушла в монастырь.

Б. X: Кто должен был уйти в монастырь, если использовать такие категории? Ну конечно, дед, но дочь взяла на себя искупление его поступка.

Фридрих: Сестра моего отца тоже ушла в монастырь, и моя сестра тоже.

Б. X.: Что-то часто у вас это случается.

Фридрих: Да, две сестры моей матери тоже ушли в монастырь, а брат матери покончил с собой.

Б. X: С точки зрения системной динамики уйти в монастырь и покончить с собой — это одно и то же.

Я расскажу тебе одну небольшую историю. (Кто-то хватается за карандаш, чтобы записать.) Кто записывает, похож на человека, который приходит на поляну, срывает цветок, а возвратившись домой, обнаруживает, что цветок завял.

Любовь

Одному мужчине приснилось ночью, что он слышит голос Бога, сказавший ему: «Встань, возьми сына твоего, единственного, которого ты любишь, и принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе».

Наутро мужчина встал, посмотрел на своего сына, единственного, которого любил, посмотрел на жену свою, мать ребенка, посмотрел на своего Бога. Он взял ребенка, повел его на гору, построил алтарь, связал ему руки и достал нож, чтобы заколоть его. Но тут он услышал другой голос и вместо сына зарезал овцу. Как посмотрит сын на отца? Как посмотрит отец на сына? Как посмотрит жена на мужа? Как посмотрит муж на жену? Как они посмотрят на Бога? И как посмотрит на них Бог — если он существует?

Другому мужчине приснилось ночью, что он слышит голос Бога, который сказал ему: «Встань, возьми сына твоего, единственного, которого ты любишь, и принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе».

Наутро мужчина встал, посмотрел на своего сына, единственного,

которого любил, посмотрел на жену свою, мать ребенка, посмотрел

на своего Бога. И ответил Ему в лицо: «Я этого не сделаю!»

Как посмотрит сын на отца?

Как посмотрит отец на сына?

Как посмотрит жена на мужа ?

Как посмотрит муж на жену?

Как они посмотрят на Бога?

И как посмотрит на них Бог — если он существует?

На пятый день пополудни

Фридрих: В данный момент меня больше всего волнует моя профессия и отношения. С одной стороны, я очень живой в своей профессии, с другой стороны, я влюбился в женщину. Мне кажется, тут что-то не так.

Б. X.: Да, тут что-то не так.

Фридрих: Туда течет слишком много энергии, меня это слишком занимает.

Б. X.: Да, это называется маниакальность. По тому, как ты это описываешь, это относится только к тебе. «# чувствую себя

хорошо, у меня много энергии, я...» А как же женщина? Ты ее используешь. Она оказывается в позиции матери, а ты занимаешь позицию ребенка. Потому ничего и не получается, что это не имеет для тебя никаких последствий. Здесь можно увидеть разницу между влюбленностью и любовью.

Женщина, которая младше мужчины, всегда представляет для него мать. Если пожилой мужчина ищет себе юную девушку, значит он ищет мать. Это уклонение от равенства в отношениях. Тогда внешне он выступает в роли покровителя, но на самом деле дающий здесь — она, а не он. Это отношения матери и сына. То же самое относится и к женщинам. По этой причине из таких отношений ничего получиться не может.

Фридрих: Да, правда, с равной женщиной мне сложнее. Тут не так просто установить для себя границу.

Б. X: Зато здесь возможна любовь. С неравной это невозможно. Это идет в обоих направлениях: для мужчины мать может представлять как женщина, которая намного старше его, так и женщина, которая намного младше. А для женщины отца может представлять как мужчина намного старше, так и намного младше ее. Но, разумеется, существует определенный диапазон, внутри которого отношения возможны.

Фридрих: Если бы у меня было хорошее чувство, я бы, возможно, уже сделал выводы. Но пока этого нет.

Б. X: Да, верно, тут тоже ничего бы не получилось.

Фридрих: Значит, с самого начала проводить четкую границу?

Б. X: Или определеннее двигаться в выбранном направлении.

Фридрих: И тогда я увижу?

Б. X: Если ты четче движешься в определенном направлении, это имеет свои последствия. Тогда это обретает иную серьезность, если, например, это будет означать, что тебе нужно отказаться от своей профессии. Тогда ты увидишь, серьезно это для тебя или нет.

Фридрих: По-другому не получится?

Б. X: Думаю, нет.

Фридрих: Значит, сначала все должно как-то разладиться?

Б. X: Нет, не обязательно. Я просто даю тебе кое-какую пищу для размышлений. Теперь ты намного серьезнее, у тебя другое выражение лица, ты сосредоточен. Это новая для тебя колея, я тебя тут пока оставлю и вернусь к этому позже.

На пятый день вечером

Фридрих: Меня по-прежнему довольно сильно беспокоит то, что ты мне сегодня сказал, но мне кажется, я уже вкладываю очень много любви...

Б. X: Нет, нет, нет, это заблуждение. Ты можешь определить это по тому, сколько сил ты готов в это вложить. Вопрос в том, насколько ты будешь надежен, насколько другой человек может быть в тебе уверен. Тебе не нужно отвечать сейчас. Это просто внутренний тест.

Фридрих: Как же мне тогда выбраться из того, что ты назвал манией?

Б. X: Эйфорическое чувство влюбленности пропорционально тому близкому и естественному, что человек отрицает. Чем больше для себя вытравляешь, тем выше взлетаешь.

Я приведу пример из другой, родственной области. Бывают серьезные эзотерики, которые идут другим путем. Но у многих из тех, кто называют себя эзотериками, можно наблюдать, что человек обращается к эзотерике в тот момент, когда уклоняется от какой-то естественной обязанности, обычно это забота о ребенке. Чем больше они уклоняются, тем больше они отрываются от земли.

Фридрих: Значит, это связано с моими отношениями с матерью? Б. X.: Да, твоя связь с ней настолько сильна, что ты не можешь по-настоящему сопереживать женщинам. Как бы ты ни обращался с женщинами, для матери ты всегда будешь хорошим. Рядом с отцом, возможно, было бы иначе. Сочувствию женщинам мужчина учится у отца. Теперь ты по-настоящему серьезен. С этой серьезностью ты воспримешь то, что дает силы и что должно приходить, когда есть любовь.

На шестой день

Фридрих: Я думал о своих братьях и сестрах. У одного моего брата дефект речи, старший очень медленно говорит, а я уже много лет скриплю зубами.

Б. X: Из трех симптомов тебе достался лучший.

Фридрих (улыбается): Я так и думал. Я хочу сделать расстановку родительской семьи.

Б. X: Пожалуйста.

Фридрих дает дополнительную информацию. У его матери было семеро братьев и сестер. Самый старший брат, который должен был стать священником, погиб на войне.

Следующий по старшинству брат был выгнан из дома, поскольку не соблюдал установленные отцом правила. Две сестры ушли в монастырь. Следующий после матери брат взял, в конце концов, семейный бизнес на себя, в браке у него все было очень плохо, позже он покончил с собой. Говорят, что после-этого у деда по материнской линии была сексуальная связь с его женой. Он был очень строгим, иногда пил и избивал свою жену, а потом часто снова просил у нее прощения. Младший ребенок рано умер, вследствие затяжных родов у него была задержка умственного развития. Берт Хеллингер рассматривает самоубийство дяди в том контексте, что он взял на себя семейный бизнес вопреки порядку в семье. Фридрих расставляет свою родительскую семью. Сразу после этого Берт Хеллингер ставит мать рядом с отцом (она стояла несколько впереди него) (движение 1).

Исходная расстановка родительской семьи Фридриха:

Высказывания участников расстановки: i Отец: Благодаря тому, что жена снова встала рядом со мной, грусть из-за смерти младшего ребенка стала меньше. Когда жена встала рядом, умершая дочь и Фридрих оказались в моем поле зрения. Это те двое, кто меня ободряет и успокаивает. Когда я смотрю вперед, я чувствую только жену и даже не знаю, что у

меня такая большая семья. Я бы хотел больше повернуться к другим детям. Но между нами стоит моя жена.

Мать: Когда я стояла чуть впереди, мне было очень грустно. Здесь, рядом с мужем, мне хорошо, и я почти немного влюблена в того, кто стоит напротив (умершая дочь). Это чудесно. Она мне очень хорошо знакома.

Б. X: Странное высказывание, что она влюблена в дочь. Кто это может быть из членов ее семьи?

Фридрих: Ее младшая сестра, которая умерла вскоре после рождения. Мама мамы плакала потом целыми днями. У нее был ореол святой в семье, ее чтили все родственники.

Б. X. (обращаясь к заместителю Фридриха): Как ты себя чувствуешь?

Заместитель Фридриха: Еще ни в одной расстановке мне не было так беспокойно, как здесь. Я как будто должен принимать военный парад, для меня это слишком, я страшно зол.

Б. X: Да, он жертва. (Обращаясь к Фридриху.) Внешне ты обычно такой веселый, но за этим скрывается злость. Поскольку сегодня у нас уже не так много времени, я не стану проходить весь процесс, я только наведу немного порядок. (Расставляет заключительный образ.)

Разрешающий образ родительской семьи Фридриха:

Высказывания участников расстановки:

Отец: У меня расправляется грудь. Я могу свободно дышать, а еще я чувствую гордость: это сделали мы — два партнера по производству (показывает на детей, всеобщее веселье).

Мать: Полкоманды! У меня прошло очарование.

Старший сын: Раньше я чувствовал себя совершенно зажатым. Теперь у меня хорошая позиция, я могу двигаться.

Второй сын: Раньше я чувствовал себя уставшим от жизни и сложенным как складной нож. Теперь у меня появилась жизнерадостность.

Заместитель Фридриха: Теперь мне тоже хорошо, я чувствую, что горжусь родителями, братьями и сестрами.

Старшая дочь: Мне здесь не хорошо. Я здесь чужая. Я заметила, что я очень далеко от материнской линии.

Б. X.: Она замещает внебрачную сводную сестру отца. (Ставит сводную сестру рядом с отцом, а старшая дочь указывает ей правильное место; см. движение 1.)

Старшая дочь: Теперь я чувствую свою принадлежность.

Б. X.: Видите, у нее именно те чувства, которые должна была испытывать сводная сестра отца.

Сводная сестра отца: Здесь (показывает на место слево от отца) у меня появляется тень, и я никого не вижу, кроме нее (старшей дочери; Берт Хеллингер ставит ее за старшей сестрой Фридриха, та просияла; движение 2).

Б. X.: Кто-то из детей ушел в монастырь?

Фридрих: Да, эта сестра ушла в монастырь.

Б. X.: Тогда она точно повторила судьбу этой женщины.

Фридрих: Но ей не хорошо.

Б. X.: Ты должен рассказать ей об этой расстановке.

Четвертый сын: Мне по-прежнему немного тесно между

сестрами.

(Берт Хеллингер ставит за четвертым сыном брата матери, который покончил с собой; движение 3.)

Четвертый сын: Да, так легче.

Б. X. (обращаясь к заместительнице матери): Для тебя это что-нибудь меняет?

Мать: Да, так приятнее.

Младшая сестра: Так очень хорошо. Поначалу у меня было ощущение, что я вытягиваю мать из семьи. Это было похоже на транс, но у меня было плохое чувство по отношению к остальным. Теперь уже не так. И хорошо, что брат мамы стоит за

моим братом, потому что иначе у меня было ощущение, что он на меня опирается и я выпадаю. Так я могу нормально стоять. Брат матери: Для меня тоже важна эта связь (с младшей дочерью).

Б. X. (приглашает Фридриха занять свое место в расстановке, а затем ставит позади него мужчину; движение 4): Кто это?

Фридрих: Это погибший брат моей матери.

Б. X.: Как это для тебя?

Фридрих: Хорошо. Мое второе имя — это его имя. Оно дает мне много энергии.

Б. X: Хорошо, тогда это решение.

Фридрих: Я единственный...

Б. X. (перебивая его): Нет, ничего сейчас не говори! (Через какое-то время.) Это всё. Вы можете сесть. (Фридриху.) Я расскажу тебе одну маленькую историю.

Поворот

В своей семье, на родине, в ее культуре родится человек, и, еще будучи ребенком, он слышит рассказы о том, кто был когда-то здесь наставником, учителем, примером, и чувствует глубокое желание стать и быть таким же, как он.

Он находит единомышленников и в многолетнем послушаньи учится и следует великому примеру, пока он не становится подобен ему, пока не начинает думать, говорить, желать и чувствовать, как он.

И все же одного, считает он, пока что не хватает. И отправляется в далекий путь, чтоб в дали и одиночестве, возможно, перешагнуть последнюю черту. Он проходит мимо старых, давно покинутых садов. Лишь розы дикие там продолжают цвести, да старые деревья ежегодно приносят плоды, которые, оставшись без вниманья, падают на землю, поскольку нет здесь никого, кто мог бы их собрать. А после начинается пустыня.

Вскоре вокруг него лишь пустота неведомая остается. И кажется ему, здесь одинаковы все направления, а образы, которые он видит иногда перед собой, оказываются пустыми миражами. Он идет, как будто что-то гонит его вперед, и вот, когда уже давно он чувствам собственным не доверяет, он видит пред собой источник. Вода бьет из земли, и земля же принимает ее обратно. Но там, где достает воды, пустыня становится похожа на рай.

Затем он, обернувшись, видит, что приближаются два незнакомца. Они также, как он, когда-то поступили и следовали своему примеру, пока не стали ему равны. Так же, как он, они отправились в далекий путь, чтоб в одиночестве пустыни, возможно, перешагнуть последнюю черту, и, как и он, нашли источник. Вместе склоняются они к источнику, пьют одну и ту же воду и считают, что они почти у цели. Тогда они свои друг другу называют имена: «Я — Гаутама Будда», «Я — Иисус Христос», «Я—пророк Муххамед».

Но вот приходит ночь, и над ними, как испокон веков, недостижимо далеко и тихо сияют звезды. Все трое умолкают, и знает один из них, что близок он великому примеру, как никогда доселе. И кажется ему, что на мгновение он может догадаться, каково ему пришлось, когда он знал бессилье, тщетность и смирение, и каково бы ему было, знай он и о вине.

На следующее утро он разворачивается и уходит из пустыни. И снова ведет его дорога мимо покинутых садов, пока не обрывается у сада, который принадлежит ему. У входа стоит старик, как будто его ждет. Он говорит: «Кто так издалека нашел дорогу обратно, как ты, тот любит сырую землю. Он знает, что все, когда растет, одновременно умирает, и, прекратив существование, питает». «Да, — говорит в ответ другой,—я согласен с законом земли». И начинает ее возделывать.

VI. О ПРАКТИКЕ

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: