Безуличная преступность. 17.12.2013

Выходит на финишную прямую судебный процесс над активистом националистической оппозиции Даниилом Константиновым, обвиняемым в убийстве на почве внезапно возникшей неприязни ранее неизвестного ему А. Темникова. Убийство произошло 3 декабря 2011 года в ходе драки у выхода из станции метро «Улица Академика Янгеля». С тех пор многотрудная работа следствия и суда заключалась преимущественно в уклонении от проверки доказательств по делу. Доказательств как виновности, так и невиновности Константинова.

Доказательство виновности всего одно: показания находившегося в тот момент вместе с убитым его знакомого А. Софронова, опознавшего в Константинове одного из случайно встреченной и безмотивно напавшей на них компании молодых людей. В деле имеется рапорт оперативников Чертановской ОРЧ от 21 декабря 2011 года, в котором говорится, что по имеющимся оперативным данным к убийству может быть причастен Даниил Константинов. На то, что это за оперативные данные, получены они в ходе наружного наблюдения, прослушивания телефона или чего-либо еще, в деле нет даже намека. Как и на то, каким образом Константинов оказался в поле зрения «органов». В суде допрошенные по требованию защиты оперативники говорили об информации от некоего засекреченного источника, но требование запросить эту информацию для закрытого заседания судья Тюркина категорически отвергла.

На вопросы защиты и обвиняемого, имел ли следователь Яковлев какие-либо основания (кроме голословного рапорта) проверять Константинова на причастность к убийству, тот ответил в суде, что, по-видимому, имел, но какие, сейчас не помнит. Этот следователь Яковлев вел дело Константинова до марта 2012 года, после чего сразу уволился из «органов». Видимо, постарался забыть свою работу в них как кошмарный сон.

Как бы то ни было, а причастность Константинова он проверять стал, хотя и не сразу. 4 февраля 2012 года(!) проводится повторный допрос свидетеля Софронова, в ходе которого ему для опознания была представлена фотография Константинова. Откуда у следователя появилась эта фотография он, естественно, не помнит, а в деле про это ничего нет. Зато там есть фотографии двух статистов, вместе с которыми Софронову была предъявлена фотография Константинова. Софронов с самого начала утверждал, что предполагаемый убийца был 23-25 лет, плотного телосложения, не то коротко стриженый, не то бритый наголо. На обеих фотографиях статистов люди сильно старше, другой комплекции и с шевелюрами (правила опознания требуют, чтобы статисты не отличались от опознаваемого по этим признакам). Естественно, Софронов указал на фотографию Константинова, хотя она и не была похожа на составленный им же по горячим следам (4 декабря) фоторобот.

Только 13 марта 2012 года Чертановским районным судом по ходатайству следователя были санкционированы обыски в квартирах по месту фактического проживания Константинова (у жены) и по месту его регистрации (у родителей). Обыски были проведены 22 марта. После них Константинов и был задержан. В суде следователю Яковлеву был задан вопрос, почему он так долго не принимал мер по задержанию подозреваемого в тяжком преступлении. Следователь объяснил это большой загруженностью и недостатком людей для проведения розыскных мероприятий. А у него имелись сведения, что Константинов редко бывает дома.

И это говорится о человеке, активно участвовавшем в публичной политике, входившем в образовавшиеся тогда многочисленные общеоппозиционные советы и комитеты, официальном заявителе митингов, задерживавшемся полицией в ходе массовых протестов декабря 2011 года. Когда он был задержан 5 декабря 2011 года на Чистых Прудах, его пытались вербовать сотрудники пресловутого центра «Э». В ответ на его отказ от сотрудничества один из них, представившийся Маркиным, но похожий почему-то на Окопного, предупредил: «Там, где появляюсь я, или труп, или большой срок». Вернувшись в камеру, Константинов рассказал об этой беседе другим задержанным. Двое из них подтвердили это в суде.

Но вернемся к 22 марта. Когда Константинов был доставлен в ОВД «Чертаново Южное», тут же было проведено его повторное опознание свидетелем Софроновым. Уже вживую. И опять оба статиста резко отличались от Константинова и по возрасту, и по комплекции, и по прическе. Повторное опознание тем же опознающим того же опознаваемого по одним и тем же признакам прямо запрещено ч. 3 ст. 193 УПК. На опознании присутствовали оперативники, что также запрещено. Они, мягко говоря, оказывали на свидетеля психологическое давление, когда тот заколебался. Все протесты на незаконность опознания суд проигнорировал.

Свидетель Софронов, путавшийся в показаниях и неоднократно их менявший, – отдельная история. По основной специальности он квартирный вор-рецидивист. Уже находясь под государственной защитой в качестве свидетеля по делу Константинова, он совершил не менее 10 новых(!) краж со взломом в составе группы и был осужден за это к условному(!) сроку. Осужден не в первый раз. Кто-нибудь может поверить, что такое вообще может быть без специального интереса влиятельных структур? Кто-нибудь кроме судьи Тюркиной может посчитать, что свидетельства Софронова заслуживают доверия?

Между тем свидетельства Софронова остаются единственным доказательством виновности Константинова. Никаких вещественных улик нет вообще. Если, конечно, не считать таковой рисунок(!) ножа, сделанный по описанию свидетеля. Было темно, а сам свидетель находился в это время под градом ударов. Тем не менее он разглядел и запомнил нож, которым предполагаемый убийца замахнулся на Темникова, достаточно хорошо, чтобы сделанный по его описанию рисунок числился в деле уликой.

Ни следствие, ни суд не сделали ничего, чтобы отработать какую-то иную версию убийства. В том числе лежащее на поверхности предположение, что Темников и Софронов неслучайно находились в тот вечер у метро и неслучайно встретили напавшую на них компанию. Что они были знакомы. Личные вещи убитого (в том числе его мобильник) были каким-то таинственным образом утеряны следствием.

Всеми силами следствие и суд целенаправленно уклонялись от проверки доказательств непричастности Константинова к убийству, а именно – его алиби. В момент убийства он находился на другом конце города, отмечая в ресторане день рождения своей матери. Это подтверждается свидетельствами участников застолья. Записью в журнале ресторана, сделанной отцом Даниила, заказывавшим столик на шесть человек в тот злосчастный вечер. Фотографиями, сделанными матерью Даниила во время застолья.

В исследовании на полиграфе показаний участников застолья было отказано. Семье Константиновых пришлось заказывать независимую экспертизу на свои деньги. Результаты этой экспертизы (99% за правдивость показаний) суд «принял к сведению», но доказательством не считает. Все-таки не рисунок ножа! Не был запрошен хранящийся в бухгалтерии ресторана оригинал кассового чека оплаты ужина на шесть персон. Зато в деле фигурирует некая распечатка из компьютера об оплате ужина на четыре персоны. Этого для судьи Тюркиной достаточно, чтобы не считать алиби Константинова доказанным.

Следствие так и не дало исчерпывающей оценки алиби. Не было вообще исследовано, находились ли родственники и друзья Даниила в ресторане в тот вечер, а если находились, то в какое время и в каком количестве. Был ли Даниил среди них хотя бы какое-то время? Если был, то отлучался ли? Просто помпрокурора Ильин бубнит в обвинительной речи: «Обвинение считает, что в 19 часов 20 минут Даниил Константинов находился в подземном переходе у станции метро «Ул. Академика Янгеля». Камеры наблюдения метро его не зафиксировали, система «Поток» не обнаружила движения его автомобиля. Но все равно «обвинение считает». А судья Тюркина не считает нужным что-то проверять. Она считает, что «представлено достаточно доказательств как со стороны обвинения, так со стороны защиты». Судебное следствие объявлено законченным. На этой неделе должен быть вынесен приговор.

Все как подложено. 25.12.2013

Представьте себе, что следствие тщательно собрало и представило суду многочисленные улики, доказывающие вину подсудимого. А суд все эти улики отвергает на том основании, что они могли быть сфабрикованы следствием. Никаких реальных причин так считать у суда нет, но теоретически улики могли быть сфабрикованы. Этого нельзя исключить полностью. А следствие не представило неопровержимых доказательств того, что оно не фабриковало улики. Не принесло справку, что оно не верблюд.

А теперь поменяйте «плюс» на «минус» – и вы получите «дело» Даниила Константинова. Вот например, следствие утверждает (а судья даже не пытается возражать), что представленные защитой фотографии застолья в ресторане не доказывают алиби Константинова. Они теоретически могли быть сделаны в другой день. Неопровержимых доказательств, что они были сделаны в другой день, нету. Есть сомнения, которые однозначно истолковываются против обвиняемого, хотя по закону должно быть наоборот.

Теоретически, конечно, могло быть все что угодно. Теоретически семья Константиновых могла каждый вечер ужинать именно в этом ресторане и именно с теми друзьями, которые на фотографиях. Теоретически Даниил Константинов мог заранее замыслить убить первого случайно встреченного и заранее подготовить себе алиби: собрать в ресторане компанию, сфотографироваться и поехать убивать. Но только по закону, чтобы опровергнуть алиби, следствие должно было доказать, что фотографии сделаны в другой день, а не основываться на сомнениях. Но опровержением алиби следствие считает (а судья с этим не спорит) в высшей степени сомнительные показания единственного свидетеля. Те самые, которые опровергаются представленными защитой доказательствами алиби. Однако следствие не считает, что эти показания опровергнуты доказательствами алиби – оно считает, что доказательства алиби опровергнуты показаниями свидетеля.

И вот на такой игре в наперстки построено все «дело» Константинова. Я не буду утомлять читателя многочисленными примерами этой игры. Подробнейшие материалы дела находятся в общем доступе. К счастью, сегодня можно говорить, что дело Константинова не осталось незамеченным. Оно разворачивается, что называется, в свете прожекторов общественного внимания.

Правозащитников часто упрекают в том, что они занимаются лишь судьбами немногих известных людей, привлекающих внимание благодаря своей оппозиционной деятельности. Судьбы же тысяч обычных граждан, никак не связанных с политикой, их не волнуют. Это лукавство. Каждое резонансное дело позволяет лишний раз поставить вопрос о тех самых безвестных тысячах несправедливо осужденных. Каждое такое дело высвечивает механизм, который безотказно перемалывает тысячи человеческих судеб. Заставляет о них задуматься. Задуматься о том, может ли быть в нормальной стране 0,2% (две десятых процента!) оправдательных приговоров.

Судьи, выносящие заведомо нечестные решения по немногим резонансным делам с политическим подтекстом, могут руководствоваться разными мотивами. Могут хотеть угодить начальству из чисто шкурных, карьерных соображений. Но могут исходить и из собственных, вполне фашистских убеждений, требующих сжульничать ради высших государственных интересов. В любом случае, чтобы отправить заведомо невиновного в тюрьму на долгие годы, надо переступить определенный психологический барьер.

Чтобы власти всегда могли добиться вынесения политически мотивированного неправосудного приговора, совершенно необязательно, чтобы на это были готовы все судьи. Достаточно чтобы нужный судья всегда мог оказаться под рукой. Должно быть достаточное число судей, которым не нужно особенно преодолевать себя, для того чтобы смухлевать и закатать на срок невиновного. Судей, для которых не замечать явного надругательства над логикой закона – давно привычное дело. Потому что они делают это систематически в тех самых тысячах безвестных дел без всякого политического подтекста и заказа сверху.

Сначала судья сознательно не замечает, что Жеглов кошелек Кирпичу подбросил, потому что искренне верит, что кошелек Кирпич на самом деле украл. Потом быстро оказывается, что верить в это необязательно. Достаточно не желать портить отношения с прокуратурой. Потому что и суд, и прокуратура заинтересованы в том, чтобы не портить друг другу отчетность, по которой вышестоящие инстанции оценивают их работу. А уж кто там что и у кого на самом деле украл, становится совершенно неинтересно. А дальше такой судья становится послушным орудием исполнения избирательных политических заказов сверху на заведомо неправосудный приговор.

Власть, для которой «точечные» неправосудные приговоры являются важным инструментом осуществления ее политики, не захочет и не будет добровольно менять систему, выковывающую для нее развращенные кадры исполнителей и организаторов заказных политических дел. Не захочет и не будет, сколько бы команда Кудрина ни предлагала самые замечательные проекты полицейских и судебных реформ.

Эта система важна для власти именно тем, что ее можно легко использовать в ручном режиме по мере надобности. Но ее оборотной стороной является то, что без ручного управления оно уже всегда будет автоматически работать в режиме фальсификаций и беззакония. Я, в отличие от семьи Константиновых, отнюдь не уверен, что Даниила «заказали» на самом верху. Ну, попросили местные ребята-эшники своих смежников помочь угомонить беспокойного клиента. Ну, те и постарались: помогли вору-рецидивисту «вспомнить» и опознать Константинова. Сначала просто как участника драки. А потом уже как человека, замахнувшегося ножом. Ты уже дал показания, теперь придется идти в них до конца. А потом суд подыграл следствию, несколько раз продлив арест человеку, чья невиновность была очевидна. И вот теперь ни те, ни другие просто не могут пойти на попятный. Потому что пойти на попятный означает признаться в должностном преступлении.

Те, кто привык к подлогам, фальсификациям и подлостям, не боятся общественного мнения и позора. Не боятся того, что на них будут показывать пальцем. Этот внутренний барьер они уже преодолели. Но не боятся этого организаторы и исполнители заказных дел, лишь пока они уверены, что заказчик их всегда прикроет. Система взаимного подыгрывания и покрывательства работает, лишь пока действует принцип «пахан своих холуев не сдает».

Наивно видеть в освобождении части политических, стыдливо и лицемерно закамуфлированном под неполитическую амнистию, сигнал холуям о том, что они перестарались. Наивно видеть такой сигнал и в выдворении из страны Михаила Ходорковского под предлогом его освобождения. Это такая же подлость и произвольная игра с законом в режиме ручного управления, как и его посадка.

Действительным сигналом, побуждающим следователей, прокуроров и судей вспомнить о совести, было бы только официальное признание беззаконности и политической мотивированности наиболее громких дел. Далее – реальное наказание организаторов и исполнителей этих дел. Ну а самым мощным сигналом было бы наказание главного заказчика. Заказчика не какого-то одного конкретного дела, а самой системы политически мотивированного беззакония. Системы, в которой первое лицо несет всю полноту личной ответственности за любой неправосудный и несправедливый приговор. Даже если это лицо и вправду узнает о каком-то приговоре из СМИ. И это лицо будет нести всю полноту ответственности за приговор, который будет завтра вынесен Даниилу Константинову.

Хочется надеяться, что прогрессивная общественность не даст убаюкать себя коварными рассуждениями о том, что «надо бороться не за замену Путина, а за изменение системы». Изменение системы может начаться только с замены Путина.

Соузник демократии. 27.12.2013

«Уже на седьмой минуте у меня не осталось никаких сомнений, что где-то там, за стеной телекамер, сидит будущий президент России... И ни мое, ни чье-то другое желание этому не помогут. Ни путинское, ни чье-либо еще противодействие этому не помешает». Так пишет о пресс-конференции Ходорковского Антон Красовский.

Именно так воспринимает Михаила Ходорковского немалая часть российского общества. Независимо от того, хочет или не хочет этого сам Ходорковский. Независимо от того, нравится или нет это нам. Поэтому так закипели страсти вокруг освобождения Ходорковского. Поэтому и душевного Мильштейна, и колючегоПодрабинека так волнует вопрос, правильно ли он поступил, написав прошение.

Моралисты требуют оставить Ходорковского в покое. Это, мол, вы назначили его своим знаменем, его самого не спросив. А он ничего никому не должен, и никто не вправе чего-то от него требовать. И они правы. Те, кто бросает вслед Ходорковскому комья грязи и злорадно улюлюкает – «прогнулся! струсил! сдался!», – морально недоразвиты. Чаще всего за таким улюлюканьем кроется желание обгадить все на свете, чтобы оправдать собственную трусость, подлость и продажность. Об этом как-то даже стыдно говорить, потому что это банальность. Не нужно быть моралистом с «Эха Москвы», чтобы понимать эту истину. Но и за высокоморальным негодованием очень часто скрывается точно такой же конформизм. Нежелание требовать чего-то от себя плюс страх перед радикальными переменами. Нам не нужен Мандела, потому что он не нужен вообще.

Моралисты ломятся в открытую дверь. Упреки по адресу Ходорковского несостоятельны. Ту планку, которую Ходорковский установил для себя с самого начала (отказ признать вину), он никак не понизил. Да, возможно, для лидера оппозиции планка должна быть выше. Но в эту должность он действительно не вступал. А помиловать Путина за его отказ от требования признать вину Ходорковский был готов с самого начала. Да, именно он помиловал Путина, а не Путин его. И на своих условиях, а не на условиях Путина. Поэтому именно он победитель.

Путин изначально настаивал на двух вещах. Первое: для помилования необходимо прошение. Второе: для прошения необходимо признание вины. Он много лет упорно врал, что таковы требования закона. Мол, он бы и рад отпустить Ходорковского просто так, но вот закон его ограничивает. Прятать свои произвол и жестокость за придуманные требования закона – любимая фишка Путина и важный элемент его демагогической системы. Заставив Путина отказаться хотя бы от второго из его требований, Ходорковский тем самым заставил президента, во-первых, публично признаться в многолетнем вранье, во-вторых, публично продемонстрировать, что закон на самом деле для него ничего не значит. Показать автократический характер своей власти. А это, выражаясь на современном жаргоне, имиджевая потеря долговременного действия.

Именно Путину нужно было освобождение Ходорковского до окончания срока, а «третье дело» было блефом, реализовать который у режима уже не было ресурса. Ходорковский мог бы добиться от Путина большего, унизить его сильнее. Заставить отказаться и от первого требования. Он не стал этого делать. Не стал поднимать установленную им планку. И это тоже подвиг. Это достойно. Никто не сказал лучше Дмитрия Муратова: Ходорковский десять лет производил сверхнужный и сверхдефицитный в нынешней России продукт – человеческое достоинство.

Кому еще в современной России довелось производить этот продукт в таком количестве, так долго и такой ценой? Возможно, люди, способные на это, есть еще, но выпало именно Ходорковскому. Именно это делает его идеальным анти-Путиным, потому что суть путинщины как социокультурного явления и состоит в отрицании человеческого достоинства. Уже одно это делает Ходорковского самым сильным оппонентом нынешней власти.

Но не только это. Помимо несомненного мужества, принципиальности и чувства собственного достоинства, по праву сделавших его символом сопротивления, Ходорковский обладает еще целым рядом личных качеств, о которых одни говорят с восторгом, другие со страхом. Волевой, целеустремленный, властный, уверенный в своем превосходстве и, безусловно, жестче Путина – отмечает Аркадий Бабченко. И добавляет, что это вызывает у него холодок в загривке. Но именно эти качества, без которых Ходорковский вряд ли преуспел бы в период ельцинского первоначального накопления и которые должны были только укрепиться за последние десять лет, могут оказаться самыми нужными руководителю послепутинской России. Нужными для того, чтобы она не оказалась в ситуации, ярко описанной Василием Шульгиным в воспоминаниях о Февральской революции:

Мы были рождены, чтобы под крылышком власти хвалить или порицать. Мы способны были в крайнем случае безболезненно пересесть с депутатских кресел на министерские скамьи... но под условием, чтобы Императорский караул охранял нас. Но перед возможным падением власти, перед бездонной пропастью этого обвала, – у нас кружилась голова и немело сердце. Бессилие смотрело на меня из-под белых колонн Таврического дворца.

И когда императорский караул разбежится, а Временный комитет национального спасения во главе с Ксенией Собчак в короткие перерывы между фракционными схватками будет отчаянно пытаться восстановить работу коммунальных служб в охваченной революционным хаосом Москве, именно руководителю ряда правозащитных и благотворительных фондов Ходорковскому будет сделано предложение, от которого он не сможет отказаться.

Сбудется мечта системных либералов. Власть перейдет к здравомыслящему представителю господствующей элиты, который обеспечит и определенную преемственность, и лояльность части функционеров свергнутого режима. Потому что Ходорковский был и остается плотью от плоти правящего новорусского класса. Просто по сравнению с другими представителями этого класса он не только более здравомыслящий – он еще порядочнее и симпатичнее прочих. И лично непричастен к преступлениям правящей элиты последних десяти лет. Идеальная фигура.

Предельно сдержанное поведение Ходорковского все время его заключения, предельная умеренность его политических деклараций и подчеркнутое дистанцирование от оппозиции (его письма с зоны – это советы не просто постороннего, а очень постороннего) – все это не какая-то хитрая тактика. Ходорковский действительно ведет себя в соответствии со своими внутренними убеждениями. Теми самыми, которые повергли в такой шок либеральную интеллигенцию, как только он их честно высказал.

По своим взглядам Ходорковский действительно гораздо ближе к Путину. Никакой он не либерал, тем более не левый. Он типичный консерватор-государственник. Просто он консерватор просвещенный, каких в России очень мало. Россия до сих пор край непуганых охранителей XIX века. Вот Ходорковский и выглядитна их фоне белой вороной. Между тем без участия просвещенных консерваторов, принявших базовые принципы политической свободы, демократии и правового государства, шансы избавиться от путинщины сравнительно мирно очень невелики.

Масштабные личности, оказавшиеся в центре масштабных событий, бывают способны подняться над своей классовой ограниченностью и классовыми предрассудками. Бывают способны понять предъявленный историей запрос. Отказался же Ходорковский от своего первоначального рыночного фундаментализма. И я вполне могу себе представить его подписывающим декрет о национализации собственности группы крупнейших олигархов. Не ради построения социализма, разумеется. Ради недопущения неуправляемого всеобщего передела.

И мне хотелось бы верить, что, столкнувшись с проблемой лицом к лицу, президент Ходорковский пересмотрит свои взгляды на чеченскую войну. Если же этого не произойдет, остается надеяться, что тлеющий под толщей торфяника чеченский сепаратизм вновь напомнит о себе не сразу. Что этот момент наступит уже тогда, когда основная часть работы по расчистке России от патерналистско-автократического хлама будет выполнена. Потому что с этого момента наши пути с Михаилом Ходорковским радикально разойдутся.

Сдача не капитуляция. 08.01.2014

Один оппозиционный публицист расценил «казус Мохнаткина» как срыв некоего «соглашения о прекращении огня» между режимом и гражданским обществом, якобы достигнутого усилиями статусных правозащитников из всевозможных советов при президенте и примкнувшего к ним Владимира Рыжкова. И виной тому полевой командир путинского паханата полковник Шорин, возжелавший под Новый год отвести душеньку, не считаясь с достигнутыми договоренностями. Автор видит в этом результат неспособности режима контролировать своих исполнителей.

Умеренные либералы всегда склонны полагать, что авторитарная власть заинтересована в примирении с обществом, осознает необходимость демократизации системы и будет готова на эту демократизацию пойти, если ей дадут сохранить лицо. И им казалось само собой разумеющимся, что предложенный ими Кремлю основанный на недоговоренностях и умолчаниях диалог предполагает отказ властей от новых репрессий. Вот только считать, что в Кремле думают так же, у них не было никаких причин.

Не для того трудится власть, выдумывая все новые и новые репрессивно-запретительные законы, чтобы они остались неиспользованными. Видимо, «мягкое» манипулирование политической активностью общества в Кремле считают уже недостаточным. И методично выстраивают механизм жесткого подавления оппозиции, позволяющий в любой момент фактически аннулировать все политические свободы. Но чтобы быть готовым к использованию в нужный момент, этот механизм должен постоянно находиться «на ходу», то есть периодически применяться.

Из всего джентльменского набора политических свобод первой жертвой путинского режима стала свобода собраний. Этот принцип означает, что возможность реализовать право на волеизъявление через участие в публичной уличной акции не зависит от милости начальства. Вот эта возможность ликвидирована полностью. Отчасти – противоречащими Конституции законами, подменившими уведомительный характер проведения публичных собраний разрешительным через процедуру согласования. Отчасти – расширительным толкованием даже этих весьма растяжимых законов. Отчасти – практикой, выходящей за рамки даже самого расширительного толкования даже самых резиновых законов.

Власти систематически отказывают в согласовании акций совершенно произвольно. Часто исключительно ради того, чтобы лишний раз продемонстрировать свою власть запрещать. Так же произвольно объявляются несанкционированными митингами акции, формат которых вообще не требует согласования даже по действующим законам (народный сход, встреча депутатов с избирателями).

Кремлю жизненно важно иметь инструмент, позволяющий произвольно запретить и быстро разогнать любое публичное собрание. Такой инструмент нужен на случай резкого роста протестных настроений, когда любой митинг потенциально может перерасти в «майдан», то есть в бессрочную акцию, притягивающую всех недовольных. В этой ситуации для властей особенно важно не дать людям собраться, скопиться в достаточном количестве. Ради этого полиции негласно дан целый ряд «особых полномочий». Во-первых, разгонять любое собрание по факту отсутствия у него разрешения. Во-вторых, хватать без разбора любого по факту нахождения в скоплении людей, имеющем, по мнению полиции, признаки несанкционированного митинга. Среди задержанных всегда оказываются случайные прохожие. В-третьих, не соблюдать прописанные в законе правила задержания. В-четвертых, применять при разгонах и задержаниях грубую силу по усмотрению, независимо от того, оказывают ли митингующие сопротивление.

Без этих негласных и незаконных «особых полномочий» разгон даже не самого массового собрания может растянуться на много часов и потребовать куда больших полицейских сил. Однако нерегламентированное применение силы при разгоне митингов далеко не всегда имеет целью ускорить процесс разгона. Часто полицейские просто срывают раздражение, накопившееся у них в отношении этих непонятных людей, которые непонятно чего хотят и из-за которых им приходится мерзнуть на внеочередных дежурствах в праздники, да еще и выполнять распоряжения, нелепость и незаконность которых очевидна любому менту. Вот душа и требует компенсации за издержки нелегкой службы.

Возможность отвести душу, распустив руки, полиция считает своим естественным и неотъемлемым правом в такой же степени, в какой средневековое войско считало себя вправе три дня грабить захваченный с бою город. Это право закреплено на высшем уровне публичным заявлением пахана, что он не верит в неправомерные избиения людей на митингах. Это заявление – прямое указание «шемякину суду» в упор не видеть видеозаписи таких избиений. Шемякин суд и является гарантом всех вышеперечисленных особых полицейских прав.

Наивные либералы полагали, что отказ признать вину полицейских властей в беззаконном насилии нужен пахану для сохранения лица. И готовы были проявить максимум понимания, лишь бы хоть часть людей освободили. На деле Путину нужно сохранение не лица (какое уж там лицо!), а самой системы санкционированного беззакония. Она легко управляема вручную и управляется вручную. В тех редких случаях, когда власти почему-то считали политически нецелесообразным скандальный разгон несанкционированной акции, полиция просто получала указание проявлять сдержанность и вела себя в высшей степени корректно. Иногда вообще не вмешивалась и ограничивалась наблюдением (каковым в идеале она и должна ограничиваться). Но уж если дана отмашка пресекать жестко, право отвести душеньку – это святое. Раз полковник Шорин это себе позволил, значит, он как минимум не получил указания проявлять сдержанность, а Путин таких обязательств на себя не брал. Прекраснодушные правозащитники, как это часто с ними бывало, опять неправильно его поняли.

Путинский паханат – это все-таки не аморфное повстанческое движение, номинальное политическое руководство которого не контролирует своих полевых командиров. У пахана достаточно инструментов, чтобы полковник Шорин, совсем как тот «жемчужный прапорщик«, оказался в камере вместо Мохнаткина в тот же день, когда пахан этого захочет. Но кто тогда станет выполнять преступный приказ в следующий раз? Вот начнет полиция «работать по правилам» – и не смогут власти разогнать даже убогую тусовку завсегдатаев протестных акций. А там, глядишь, и у Фемиды повязка с глаз сползет и она начнет сфабрикованные дела возвращать на доследование. Эдак и до того может дойти, что фальсифицировать выборы станет нельзя. Полная катастрофа. Поэтому Путин не отменит ведомственную инструкцию, разосланную российским судьям еще московским царем Иваном IV: «Судите вправду, но так, чтобы наши виноваты не были».

Точно так же Путин не откажется от системы санкционированного беззакония по отношению к участникам публичных акций. А значит, на этом фронте противостояния власти и гражданского общества будут и дальше вспыхивать новые столкновения, срывающие любые возможные перемирия. Как прикажете вести себя человеку, на котором в ответ на просьбу представиться «страж порядка» начинает отводить душеньку? По букве закона он должен покорно дать себя избить, а уж потом идти на три буквы, то есть в тот самый шемякин суд: доказывать, что его избили незаконно. Результат известен и многократно подтвержден. И как бы ни старались лидеры и активисты протестного движения выдержать линию на исключительно ненасильственное неповиновение, всегда найдется кто-то, кто не стерпит и даст силовой отпор бандиту в полицейской форме. Просто даст сдачи.

Дальше результат тоже известен. Полицейских трогать нельзя, какими бы они ни были. Кроме того, сколь имитационными ни были бы «послабления« конца прошлого года, они подрывают создававшийся много лет образ Путина как человека, которой никогда ни в чем никому не уступает. Поэтому любая его уступка будет восприниматься как слабость, а это неизбежно заставляет его искать повод вновь продемонстрировать жесткость. «Вот к чему приводит слюнтяйство!» – таков будет лейтмотив процессов Мохнаткина и оставшихся «болотников».

Для гражданского общества все эти люди однозначно будут жертвами несправедливости, беззакония и полицейского насилия. И оно не может не поддерживать и не защищать их. Как не может оно отказаться от требования восстановления растоптанной свободы собраний и ликвидации шемякина суда как политического института. Без решения этих проблем никакое, даже временное прекращение огня между властью и обществом невозможно.

Антисексус. 27.01.2014

Группа депутатов Госдумы предлагает запретить пропаганду сексуальных отношений среди несовершеннолетних. Нет, о запрете сексуальных отношений вообще пока речи не идет. В статье, которую они собираются внести в КоАП, под пропагандой сексуальных отношений понимается «навязывание информации о приоритете сексуальных отношений в ущерб ценностям семейной жизни, духовному и интеллектуальному развитию». Но название статьи звучит именно так: «Пропаганда среди несовершеннолетних сексуальных отношений».

Не спешите крутить пальцем у виска. Подавление сексуальности – один из краеугольных камней репрессивной цивилизации, основанной на насилии над человеческим естеством. В нашей цивилизации, по привычке именуемой христианской, отношение к сексу, женщине и семейным ценностям было сформулировано Савлом – перебежчиком-неофитом, фактически создавшим церковь и заложившим основы ее идеологии. Он первым предложил систематизированную интерпретацию вероучения, которая и восторжествовала в церкви по мере приспособления молодого христианского движения к социальным реалиям.

В Первом послании к Коринфянам Савл пишет:

«Безбрачным же и вдовам говорю: хорошо им оставаться, как я. Но если не могут воздержаться, пусть вступают в брак; ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться».

Тут надо не столько вчитаться в слова, сколько вслушаться в интонацию. Лучше обходиться вообще без секса. Но если уж совсем невтерпеж, сексуальные отношения следует ограничить рамками брака. Чтобы не «разжигаться».

В этой короткой и вместе с тем очень емкой цитате содержится в зародыше вся концепция, принятая впоследствии на вооружение савлианскими церквами (католической, всеми православными и большинством протестантских). В развернутом виде эта концепция выглядит следующим образом:

1. Секс есть несомненное зло.

2. В безнадежно испорченном человеческим своеволием земном мире это зло неизбежное.

3. Если уж от секса нельзя избавиться полностью, его необходимо запереть в клетку, где он не будет иметь самостоятельного значения. Где он будет не источником радости (это грех!), а лишь «выполнением супружеских обязанностей», средством продолжать род и заодно гасить вредные желания (чтобы не «разжигаться»). Фактически секс приравнивается к отправлению физиологических потребностей.

Если перевести это на язык нашей правящей элиты, то мы и получим формулировку о недопустимости пропаганды приоритета сексуальных отношений в ущерб ценностям семейной жизни. Традиционные семейные ценности, кстати, всегда были связаны с приниженным положением женщины. Тот же Савл писал:

«Жена да учится в безмолвии, со всякой покорностью; а учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии. Ибо прежде создан Адам, а потом Ева».

Во многих архаических культурах женщина считается существом грязным, неполноценным и неполноправным. Савлианская культура – не исключение. Именно Савл назвал женщину «сосудом греха».

Позиция Савла по отношению к женщине и сексу для развития религиозной идеологии имела не меньшее значение, чем его тезис о том, что любая власть установлена богом и потому ей следует безусловно повиноваться. Более того, эти вещи взаимосвязаны. Недаром сейчас политическая реакция идет рука об руку с сексуальной.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: