Ответ Павлу Жеребину. Грани.ру, раздел блогов «Свободное место», 14.01.2013

http://grani.ru/blogs/free/entries/210582.html

Есть ли связь между «Маршем против подлецов» и развернувшейся в либеральной среде дискуссией о национализации? Нацбол Павел Жеребин считает, что белоленточники вместо политической борьбы с Путиным перевели оппозиционную деятельность в вечную истерику по поводу «аморальности» власти. «Путин против сирот», «у патриарха часы «Брегет», «у Михалкова мигалка», ну и дальше в таком роде. В то же время системные проблемы страны замалчиваются. Например, почему власть накачивает деньгами американскую экономику вместо инвестиций в развитие инфраструктуры и реиндустриализации? Почему, несмотря на «акт Магнитского», у нас в Ульяновске строят транзитную базу НАТО? Почему, несмотря на растущий разрыв между богатыми и бедными, у нас плоская шкала налогообложения? Короче, «конкуренцию идей и проектов будущего развития России надо было устраивать, а не ханжеское морализаторство».

К перечисленным Жеребиным проблемам можно добавить и вопрос о национализации. Так что тема аморальности Иродова закона и принявших его людей вовсе не подменила собой и не заслонила темы, напрямую относящейся к «проекту будущего развития России». Неверно и то, что, как утверждает Эдуард Лимонов, против запрета на иностранное усыновление вышла исключительно богатая буржуазная публика. Я был на «митинге против подлецов» на Марсовом поле в Петербурге. Питер – город маленький, и в двухтысячной толпе легко можно найти немало знакомых. Так вот, все знакомые, которых встретил я, принадлежат к самой бедной части «среднего класса» и интеллигенции (часто – «бюджетной»). «Норковых шуб» я чего-то вообще там не заметил.

«Закон подлецов» выявил истинные разделительные линии современной России. Они проходят не между сторонниками и противниками национализации и прогрессивного налога. Столкнулись фундаментальные принципы «человек для государства» и «государство для человека». И неслучайно рядом с либералами различных оттенков шли активисты и сторонники Левого фронта, программа которого предполагает куда более широкую национализацию, чем та, что была бы приемлема даже для самого левого либерала. Произошло возвращение к тем самым истокам и корням, когда первые либералы и первые коммунисты вместе противостояли «коллективному Чаплину», кредо которого сводилось и сводится к тому, что «есть вещи, которые более важны, чем уничтожение того или иного количества людей».

Это изумительное откровение Чаплина образца 2007 года касалось чеченской войны. Тремя годами ранее сидящий в Кремле человечек спокойно списал в расход бесланских заложников. Якобы во имя высших государственных интересов. На деле – чтобы не потерять своего имиджа «крутого парня». Еще круче, чем сам «добрый дяденька Басаев». Это многим бабам нравилось. Страна в подавляющем большинстве приняла это молча. И обращенный к «креативным» язвительный вопрос «где вы были раньше?» имеет под собой основания. Кстати, в дни бесланской трагедии Эдуард Вениаминович был среди немногих, кто, помимо небольшой группы правозащитников, выступил за спасение заложников. И мне непонятно, ради какой национализации сегодня он разворачивает свою партию на союз с «коллективным Чаплиным».

Лимонов утверждает, что белоленточники ушли от страны и народа. Но «коллективный Чаплин» – это еще не народ. Это даже не то большинство членов и сторонников «Единой России», которое, как пишет Павел Жеребин, «состоит из не очень хорошо образованных бюджетников с консервативным, зашоренным мышлением и низкой зарплатой». Многие ли из этих людей были бы готовы отдать приказ открыть огонь по бесланской школе? Вот Лахова, Горячева, Матвиенко – эти точно смогли бы. Для этого, кроме специфической идеологии, нужны еще специфические человеческие качества. Вот здесь и проходит водораздел. Что это – политика или мораль? Или и то и другое вместе?

Более года назад «Грани» опубликовали дискуссию Николая Руденского и нацбола Сергея Аксенова о «своизме», который Аксенов отстаивал как принцип политической борьбы. Николай Руденский тогда задал ему вопрос: а чем его «своизм» отличается от «нашизма» путинистов? Я бы ответил так: отличается тем, что Сергей Аксенов никогда не будет воровать голоса на выборах. Вообще не будет воровать. Что это – вопрос морали или вопрос будущего политического и социального устройства России? Или одно нельзя отделить от другого? Когда Путин списал в расход бесланских заложников, это было вполне внятным посланием о том «проекте будущего развития России», который он предлагал стране. Проект этот далеко не нов: государство – Молох, пожирающий своих граждан. Выступая на Национальной ассамблее, Павел Жеребин вспомнил знаменитую цитату из председателя Мао: винтовка рождает власть. Но я думаю, что приказа стрелять по школе он все-таки не отдал бы.

Прекратить истерику. 16.01.2013

Шествие 13 января показало, что, несмотря на тактическое поражение военной кампании 2012 года и откровенный разгул реакции, протестное движение сохраняет потенциал, позволяющий периодически выводить на улицу десятки тысяч человек. Хотелось бы, чтобы активисты и лидеры оппозиции сделали из этого несколько практических выводов.

Вывод первый. Прекратить причитать, что в согласованных акциях нет никакого смысла, что власть их не боится и может себе позволить не обращать на них внимания, сколько бы народу ни выходило. Власть их еще как боится, и отказ согласовать шествие 19 января – прямое тому свидетельство.

Достаточно часто повторяющиеся в течение долгого времени массовые демонстрации протеста неизбежно меняют политическую атмосферу в стране. Медленно, но верно. Они обращены в первую очередь не к власти, а к обществу. И как бы ни фильтровал информацию зомбоящик, в информационное поле они все равно попадают. Массовость и периодичность демонстраций убеждают стороннего наблюдателя в серьезности побуждений протестующих и побуждают его самого отнестись к ним серьезно. А то, что зомбоящик искажает цели демонстрантов, так все же знают, что верить на слово ему нельзя. Была бы потребность самому проверить достоверность его информации из других источников. Массовость и периодичность протестных акций эту потребность стимулируют.

Массовые периодические акции укрепляют дух сторонников и деморализуют противников. Они привлекают колеблющихся. Умеренно-консервативного обывателя, не являющегося фанатичным приверженцем власти, они заставляют усомниться как в ее правоте, так и в ее «надежности». Наконец, немаловажно, что в обществе, где еще сильно традиционное сознание, акции протеста десакрализируют власть. Таким образом, они вне всякого сомнения сужают базу ее поддержки.

Вывод второй. Прекратить ныть, что покорно подставлять спины под дубинки и давать себя «винтить» на акциях несанкционированных – это уныло и так же бессмысленно, как санкционированно маршировать сквозь строй омоновцев в полицейский загон. Власть боится и того, и другого. Тысячи человек на несанкционированном митинге дают тот же информационный эффект, что десятки тысяч на митинге санкционированном. Если удается акцию согласовать, надо использовать возможность увеличения численности. Не удается – использовать скандальный информационный эффект разгона. Марш памяти Маркелова и Бабуровой 19 января – это в такой же мере марш против выборных фальсификаций, политических репрессий и закона подлецов, как и все предыдущие марши. Так что приходить надо всем.

Вообще все эти споры о преимуществах согласованных и несогласованных акций сильно напоминают дискуссии в РСДРП в эпоху думской монархии (очень, кстати, похожей на нашу «монархическую республику») между «ликвидаторами», «отзовистами» и «ультиматистами». Одни говорили, что нужно использовать легальные возможности, предоставляемые полуавторитарным режимом, а нелегальную деятельность свернуть, потому что она «подставляет» легальных товарищей. Другие утверждали, что деятельность в установленных режимом рамках ничего не дает, а лишь сеет вредные иллюзии и отвлекает от настоящей борьбы. От легальной деятельности надо отказаться и действовать исключительно вне авторитарного «правового поля» с его ограничениями. Умнее всех оказался Ленин, который призывал гибко сочетать и то и другое. Только тогда и может получиться так красиво, как у Сатарова: сначала на Сахарова санкционированно выходит миллион, а потом он спокойно и несанкционированно идет к Кремлю. А споры, что лучше, давно пора прекратить. Как и взаимные упреки в сливе либо маргинализации протеста.

Вывод третий. Прекратить столь же бессмысленные споры о том, следует ли требовать от Путина частичных уступок или сразу – его ухода. Когда есть массовый и мощный позыв к выходу на улицу, желающие ухода Путина, не рефлексируя, идут на митинг за частичные уступки, потому что прекрасно понимают: лодку раскачивает массовость, а не лозунги. И наоборот: желающие получить от Путина уступки будут ходить на митинги, требующие его отставки, так как понимают, что без «раскачивания лодки» никаких даже самых частичных уступок из него не вытрясти. Был бы внутренний позыв выходить. Брюзжание о «тактически неверных лозунгах» – всего лишь отговорки, маскирующие отсутствие такого позыва.

Вывод четвертый. Не бояться быть меньшинством, но настойчиво стремиться стать большинством. То, что шанс консолидировать сложившееся в декабре 2011 года «антипутинское большинство» был упущен, плохо, но не смертельно. Даже оставаясь в меньшинстве, протестное движение за счет внутренней мобилизации, упорства и решимости может как минимум заставить власть с собой считаться. Вынудить пойти на уступки. Но кардинально решить проблему «демонтажа режима» оно может, лишь став большинством.

Власть пытается вбить клин между европеизированным средним классом и «простым народом» по линии «цивилизационных ценностей». Заигрывание с традиционалистскими предрассудками, с клерикальным мракобесием и агрессивной ксенофобией для демократической оппозиции неприемлемо. Но кроме традиционалистских предрассудков у «простого народа» есть еще объективные социально-экономические интересы и естественные человеческие чувства. Например, чувство справедливости. А эти интересы и чувства окрашены не в черносотенно-фиолетовые, а в красные тона. И восторги по поводу того, что «на этот раз не было видно красных флагов», совершенно неуместны. Не будет демонтажа режима без красных флагов. Это условие абсолютно необходимое, хотя и недостаточное. Освободить себя от смердящей путинщины средний класс сможет, лишь освободив «простой народ», удовлетворив его объективные интересы и человеческие чувства.

Вывод пятый. Перестать бояться пугать элиту различными грозными обещаниями на том основании, что это якобы отрезает ей пути к мирному отходу. Чем бы ни угрожала оппозиция, у правящей клики будет оставаться шанс договориться с ней «по-хорошему» вплоть до того самого момента, когда полицейские начальники начнут массово отказываться выполнять приказы о разгонах протестующих, а «рядовой состав» начнет массово переходить на сторону демонстрантов. Вот тогда договариваться станет не о чем и не с кем. Вот тогда у «элитных пород» останется один путь отхода – уносить ноги. Пока этого не произошло, путь сравнительно постепенного отступления при получении определенных гарантий и сохранении определенного положения открыт. Никто не мешает Путину освободить политзаключенных и объявить, что в связи с многочисленными данными о фальсификациях выборов и полной неработоспособностью судебной системы необходимо провести расследование в особом порядке. Кремлевские не пользуются этой возможностью не потому, что не видят пути к отходу, а от жадности. Крыса все еще надеется «слопать все». И не надо бояться загонять эту крысу в угол.

Операция «Больница». 22.01.2013

Леонид Гозман недавно рассказал, как холуи из ФСО час не выпускали из холла корпуса, где проходил «Гайдаровский форум», две сотни представителей элитной и околоэлитной публики. Потому что из корпуса должен был выйти некто по фамилии Медведев. Это возмутительно, безобразно, но вместе с тем и комично. Гозман справедливо называет это феодализмом. Феодализм далеко не всегда смешон. Феодализм – это не только холопы, падающие ниц при проезде господина. Феодализм – это еще когда господин по первой прихоти может отобрать у своих холопов любое приглянувшееся ему имущество, обрекая их на смерть от голода и холода. Или от болезней.

Происходящее вокруг больницы №31 в Петербурге – кричащее проявление феодализма. В этой больнице есть уникальное отделение детской онкогематологии. Двадцать лет назад там выживало 5% больных детей. Десять лет назад – 25%. Сейчас выхаживают 75%. За эти годы сложился отличный коллектив врачей и администраторов, который и смог добиться результатов, сравнимых с лучшими мировыми показателями.

13 декабря управляющий делами президента Владимир Кожин подписал документ, согласно которому Минздрав совместно с администрацией города должны в двухнедельный срок предложить варианты перебазирования больничной техники и изменения места работы медперсонала больницы. Саму больницу решено снести. На ее месте должен быть построен новый центр для лечения судей Высшего арбитражного и Верховного судов, которые собираются перебазировать в Петербург вслед за Конституционным.

Врачей и уникальное оборудование предполагается распихать по нескольким другим больницам. Это значит, что будет уничтожена уникальная технология лечения детей, будут потеряны ценнейшие кадры и связи. Сложившийся коллектив перестанет существовать. Часть дорогостоящего оборудования погибнет – далеко не все можно просто демонтировать и перевезти. Пикантная деталь: через дорогу от больницы №31 уже работает современный медицинский центр, который за 600 миллионов рублей построили специально для судей Конституционного суда. Загружен он на 20%.

Когда Госдума принимала закон Молоха-Ирода, это было апофеозом самоутверждения Государства над человеком. Государство как бы говорило: люди (в том числе дети-сироты) – моя мелкая собственность. Что хочу, то с ними и делаю. Многие тогда указывали, что Кремль загнал себя на позицию, в принципе незащитимую с точки зрения современного гуманизма, общечеловеческой морали, – настолько очевидна ее корыстность, подлость и совершенно немотивированная жестокость. Говорили, что это красная черта, предел, дальше некуда.

Однако правящая номенклатура спешит доказать, что нет предела совершенству. Как нет предела ее подлости и людоедству. Тогда Кремлю удалось сыграть на комплексах значительной части общества, великолепно описанных Леонидом Радзиховским: «Нашим детям лучше у них! Они, значит, добрые, а мы, значит, плохие?!» Отсюда желание убедить себя (или хотя бы поверить пропаганде), что они сволочи. Корыстные и детей мучают. Они хуже нас. И не спасают они детей, а используют. Отсюда и желание доказать самим себе, что мы и сами можем справиться с проблемой больных сирот. Уж теперь-то возьмемся. Уж теперь-то государство возьмется...

Как путинское государство хочет и может решать проблемы больных детей, оно только что показало. А заодно явило образец примитивно-животного классового эгоизма феодалов в кристально чистом, голом виде. Даже не прикрытого фиговым листком псевдопатриотической демагогии. Схавали с демагогией – схаваете и без. Вы все схаваете.

Схаваем? В Петербурге поднимается новая волна протестов. В них совместно участвуют активисты как внесистемной, так и системной оппозиции. Причем через голову своих партийных штабов, ни один из которых до сих пор не разродился даже какой бы то ни было резолюцией. 20 января полиция не стала разгонять сход граждан в защиту больницы. По закону сход граждан без трибуны, звукоусиления, флагов и плакатов вроде как согласования не требует. Однако раньше это не мешало полиции рассматривать любое подобное собрание как несанкционированный митинг. И разгонять. И задерживать участников. А теперь то ли сами не захотели, то ли указание имели людей не трогать. 23 января состоится уже официально согласованный «митинг-пикет» на Марсовом поле.

Власти, похоже, осознали, что совершили промах. Испугались массового выхода людей на улицу. Ведь только этого они по-настоящему боятся. В город едет комиссия Минздрава с задачей рассмотреть альтернативные варианты размещения клиники для судей. А городская администрация заявляет, что с самого начала предлагала Управлению делами президента и Минздраву другие варианты. На первой стадии скандала она вела себя иначе. Врачей больницы привычно пугали, что если они будут «гнать волну», то немедленно будут изгнаны из профессии. Заявляли им, что никаких «иных вариантов» не будет. А губернатор Полтавченко даже высказался в том смысле, что выступающие против расформирования больницы используют больных детей в своих политических целях. Фактически он сказал этим: кто против ликвидации больницы – тот против власти, против Путина. И он был абсолютно прав. Потому что Путин – это и есть та самая феодальная система, утробно убежденная в том, что фешенебельный Крестовский остров (на котором расположена больница) должен быть только для «белых господ». Система, для которой люди – грязь, лишь мешающая хозяевам жизни. Это узурпатор, въезжающий в Кремль по зачищенной от туземного населения, пустой и страшной Москве.

Борцы с изборцами. 30.01.2013

Валерия Ильинична Новодворская продолжает свою войну. Ее война – это та Гражданская. Война белых и красных. Она героически бьется на Перекопе за белых, мечтая сбросить красных в море. Ей нужна одна победа и ничего другого. И ее не смущает, что изрядная часть тогдашних белых ее саму повесила бы на одном суку с большевиками – о чем она прекрасно знает. Большинство тех, кого она включила в список своих сегодняшних врагов (и даже проценты посчитала), тогда были бы за белых. В свои друзья и союзники Новодворская готова записать 5-10% населения. В связи с этим ее поклонникам стоит тщательно взвесить шансы реализовать в России «европейский проект», следуя ее установкам.

Новодворская продолжает жить в той Гражданской войне, не замечая, что линии фронтов давно и многократно поменялись. Да, та Гражданская война формально не закончена, но желания продолжать ее до полной и окончательной победы нет у большинства наследников как тогдашних белых, так и тогдашних красных. Страна инстинктивно ищет пути примирения белых и красных, и различные общественно-политические течения выдвигают свои варианты такого примирения. А содержанием идейно-политической борьбы последних лет в значительной степени является конкуренция этих проектов.

В 2012 году в лобовом столкновении сошлись два больших «бело-красных» альянса. По идеологической расцветке наспех сколоченная Кремлем «поклонная коалиция» как в кривом зеркале отражала противостоящую ей «болотно-сахаровскую». В символизирующем ее триумвирате есть свой как бы коммунист (сталинско-имперского толка) – Сергей Кургинян, свой как бы буржуазный либерал (праволиберальный консерватор пиночетовского толка а-ля Латынина) – Михаил Леонтьев, свой как бы националист (традиционалист) – Максим Шевченко. И дело не в том, что участники одной коалиции «настоящие», а другой – «имитационные». В отличие от картонной Партии Жуликов и Воров, существующей за счет административного ресурса и пассивной массы, всегда покорно голосующей за любое начальство, перечисленные персонажи вполне «живые». Каждый из них имеет большое число достаточно активных горячих поклонников.

Россия является полем противостояния двух цивилизаций: европейской и «неовизантийской». В каждой из них есть свои плебейские и аристократические партии, свои левые и правые, красные и белые. И каждая ищет свой вариант, свою модель исторического примирения, прекращения «той» Гражданской войны.

Свой проект преодоления «метафизического разрыва» красной и белой Россий на неовизантийской цивилизационной основе давно и страстно проповедует Александр Проханов. Красная Россия для него – это прежде всего Россия сталинская, Белая – дореволюционная, традиционная, православно-монархическая. Их роднит примат русского народа, главенство надличностных ценностей, представление о России как об империи. Соединившись, они должны дать смертный бой западному либерализму. И хотя себя Проханов называет левым и красным, его проект куда ближе к идеалам крайне правой части исторических белых.

Именно в прохановском направлении ведет свои изыскания недавно созданный Изборский клуб, претендующий на роль интеллектуального центра консервативной России. Кроме самого Проханова в него вошли как бы левые Сергей Черняховский, Сергей Глазьев, Михаил Делягин. И отнюдь не «как бы», а очень даже правые Михаил Леонтьев, Максим Шевченко, Александр Дугин. Под объединяющей сенью министра Мединского.

Становой хребет Изборского клуба – альянс постнеосталинистов с православными фундаменталистами, с откровенными клерикальными мракобесами. Изборские белые – наследники той самой части исторических белых, которые повесили бы Новодворскую на одном суку с Лениным и Троцким – за их общую западническую ориентацию.

Их красные союзники тоже весьма специфические. Классический марксизм (являвшийся, кстати, закономерным развитием рожденной европейской цивилизацией гуманистическо-рационалистической философии прогресса) считает сутью капитализма систему наемного труда, из которого владелец средств производства извлекает прибавочную стоимость. Именно в этом Маркс видит базовый механизм несправедливого перераспределения ресурсов при капитализме. В XX веке получила широкое распространение и другая антикапиталистическая концепция, усматривающая определяющую черту капитализма (и, соответственно, основной механизм несправедливого перераспределения) в ссудном проценте. Приверженцы этой концепции даже упрекали Маркса в том, что его теория затушевывает первостепенное значение ссудного капитала при капитализме. Видимо, Маркс делает это намеренно, в силу своего... Ну, сами знаете чего.

В XX веке подобный антикапитализм неоднократно брали на вооружение политические движения, мягко говоря, далекие от красного цвета. Он встречает полное понимание и сочувствие у изборских белых. Вот, к примеру, рассуждения ректора Уральского института бизнеса имени Ивана Ильина протоиерея Александра Меняйло: «Финансы, ростовщичество, процент – величайший грех. Банки должны брать только за услуги... Мы должны изменить хозяйственную практику. Мы работаем над созданием теории высшего хозяйства, некапиталистической духовно-нравственной экономики».

Что же касается изборских красных, то они давно сосредоточены на обличении мировой банковской олигархии, а вот об эксплуатации наемного труда как-то забыли. И это вряд ли случайно. Реализация мобилизационного проекта, о необходимости которого так долго твердит Проханов, потребовала бы резкого увеличения доли прибавочного продукта, концентрируемого в руках тех, кто присвоит себе право выступать от имени всего общества.

Потребует реализация этого проекта и жесткой идеологической унификации – на базе все той же неовизантийской доктрины превращения Москвы в очередной Рим. Ради этого неовизантийцы будут сплачивать общество против внешнего и внутреннего врага, нагнетая средневековое клерикальное мракобесие. Ради этой химеры державного величия, а отнюдь не ради блага простого человека тоталитарная секта Cвидетелей Ссудного Процента стремится обуздать частные интересы и заменить конкуренцию очередной соборностью.

Почти все изборцы принадлежат к «поклонному» лагерю, который и является коалицией «русских византийцев». Ему противостоят «русские европейцы». И классические красные объективно являются в этом противостоянии союзниками наследников западнической, «буржуазно-демократической» части исторических белых. Классические красные – это «красные европейцы».

Как мы видели, неовизантийская коалиция на деле окрашена совсем не в красные тона – скорее в фиолетовые и черные. А вот «русским европейцам» стратегическое преимущество может дать именно красный цвет – если в их коалиции он будет играть роль не декоративную. «Русским европейцам» нужна своя антиолигархическая программа. Она может основываться на идее компенсационного налога или на идее нового декрета о земле (обобществления природных ресурсов). Она может основываться и на идее контроля трудовых коллективов над менеджментом (реинкарнации «рабочего контроля» 1917 года). Это уже детали, которые будут зависеть от политической воли сил, участвующих в совместной выработке такой программы. Главное чтобы она была ориентирована на интересы человека, а не государства-Молоха. В соответствии с базовыми ценностями европейской цивилизации.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: