Сделай Сам Свою Работу на 5

Умеренность в будущем. 20.09.2012





Дискуссия об оценке последнего «Марша миллионов» – это извечный спор оптимиста и пессимиста: стакан наполовину пуст или наполовину полон. Одни говорят, что протест не расширяется и, кроме того, потерял первоначальный драйв. Люди деморализованы отсутствием позитивных результатов. Другие указывают на то, что количество участников движения держится на среднестатистическом уровне декабря-июня, несмотря на то что первоначальная эйфория ушла. Что люди осознали: быстро добиться результатов не удастся.

В любом случае очевидно одно. Нынешнего размаха протестного движения недостаточно не только для свержения узурпаторского режима, но и для того, чтобы принудить его хоть к каким-то уступкам. Чтобы заставить его хотя бы отказаться от закручивания законодательных гаек и усиления репрессий. Для успеха, даже частичного, нужен новый всплеск протестной активности, который увеличит на порядок ряды протестующих. Заранее знать, чем конкретно он будет вызван, мы не можем. Но он наступит быстрее, если участники нынешнего движения проявят упорство. Действительно будут ходить на митинги как на работу, как это ни неприятно некоторым особо креативным. Не дадут протестам «сдуться» до масштабов «до декабря».



Для оценки перспектив полезно было бы повнимательнее присмотреться к опыту других народов. И здесь по праву главного пиночетофоба я хочу напомнить об опыте борьбы с диктатурой в Чили.

Сразу оговорюсь. По размаху и жестокости репрессий пиночетовская диктатура с ее сотнями тысяч арестованных, десятками тысяч подвергшихся пыткам, тысячами убитых не идет в сравнение с путинским «недоавторитаризмом». При Пиночете девять десятых нынешних авторов «Граней» сидели бы в концлагере. Включая поклонницу Пиночета Новодворскую.

Десять лет чилийское общество пребывало в оцепенении, парализованное террором. Массовые выступления против диктатуры – «дни национального протеста» – начались в 1983 году. Все они были «несанкционированные»: продолжало действовать чрезвычайное положение, и любые манифестации были запрещены. Их неизменно разгоняли водометами и слезоточивым газом. Десятки человек получали ранения. Почти каждый раз были погибшие. Число арестованных неоднократно переваливало за тысячу.



При этом на манифестации выходило в среднем по полтора миллиона чилийцев. Так что это были настоящие «марши миллионов». Чилийское общество оказалось гораздо смелее и упорнее нашего в отстаивании своих прав.

Тем не менее диктатура устояла. В 1985 году волна протестов схлынула. Кампания «дней национального протеста» началась на пике экономического кризиса, но с 1984 года в стране начался рост производства. Сказались и противоречия в оппозиции. Наконец-то озаботившиеся правами человека в Чили власти США всячески давала понять лидерам умеренных, что заинтересованы в исключительно «плавном» переходе к демократии. В конце концов те «поверили» обещаниям хунты начать либерализацию в обмен на прекращение «беспорядков». Радикалы тоже вскоре потеряли интерес к массовым акциям гражданского неповиновения: без участия умеренных они получались не столь массовыми.»Предательство» умеренных толкнуло радикалов к попытке развернуть вооруженную борьбу. Народного восстания тоже не получилось, зато хунта использовала это как предлог для усиления репрессий.

Но ужесточение режима оказалось непродолжительным. Кампания «дней национального протеста» надломила диктатуру. Хунта не решилась отказаться от обещания начать процесс возвращения к гражданскому правлению. Не решилась продлить «президентство» диктатора еще на 8 лет без референдума. Не решилась фальсифицировать результаты этого проигранного Пиночетом референдума. И уже сам Пиночет не решился выставить свою кандидатуру на обещанных им конкурентных президентских выборах.



Кампания «дней национального протеста» ускорила уход диктатуры. Лишь после нее хунта стала потихоньку «отпускать болты»: легализовала партии, ослабила цензуру. За то же, что у расколотой оппозиции не хватило напора добиться решительного перелома уже в 1984 году, чилийскому народу пришлось заплатить растянутостью процесса демократизации, который проходил на условиях хунты. Гнилым компромиссом с убийцами и садистами, которые выговорили себе неприкосновенность. Десятью годами, в течение которых главный палач сохранял контроль над армией и фактически имел право вето на решения нового гражданского правительства.

Леонид Радзиховский, один из наиболее ярких выразителей настроений многочисленных скептиков-пессимистов, как-то заметил, что значительное большинство российских граждан с ужасом шарахнется от одной мысли о «пересчете голосов», о хаосе в стране и власти, связанном с таким маленьким «исправлением фальсификаций». Конечно, это не 99%, как пишет Радзиховский, но главный фактор, препятствующий расширению протестного движения, отмечен им верно. Бесконечные склоки внутри оппозиции не внушают уважения и симпатии к ней. Зато внушают опасения, что в случае победы над режимом «эти ребята» немедленно вцепятся друг другу в глотки. И понесется...

Эти настроения могут измениться в двух случаях. Во-первых, правящие жулики могут достать настолько, что в какой-то момент люди перестанут думать о последствиях их возможного падения. Такие вещи непредсказуемы, и на них оппозиция никак не может повлиять. А вот на что она повлиять может, так это на отношение к себе. Это во-вторых. Различные течения оппозиции, их лидеры и активисты могли бы продемонстрировать гражданам в первую очередь способность договариваться и ладить между собой.

Когда последние надежды на плавную либерализацию сверху в результате раскола элит улетучатся, оппозиция обязательно расколется. Но водораздел пройдет не между либералами и социалистами. И даже не между радикалами и умеренными. Водораздел рассечет лагерь умеренных. Лагерь тех, кто не любит Путина, но не хочет и боится революции. Кто не хочет и боится радикальной смены элит. Этот лагерь расколется на тех, кто будет уныло повторять «лучше Путин, чем революция», и тех, у кого хватит отчаяния сказать: «Уж лучше революция, чем Путин». Потому что она хотя бы дает шанс вырваться из нынешнего социального некроза. Хотя, конечно, не дает гарантий. Что ж, на кладбище мы все отправляемся вообще без каких бы то ни было гарантий. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца.

Именно эти, как правило, вполне умеренные люди могут в критический момент склонить чашу весов в ту или другую сторону. И то, какая часть умеренных в такой момент будет готова встать на сторону революции, может оказаться решающим фактором. И радикалы ни в коем случае не должны отталкивать тех умеренных, которые уже сегодня проявляют готовность с ними взаимодействовать. Например, в рамках будущего Координационного совета оппозиции.

Все в той же оппозиции. 26.09.2012

Трогательное единодушие депутатов Думы, проявившееся при принятии новых уголовных статей о государственной измене и вот теперь при подготовке уголовной статьи об оскорблении религиозных чувств, вновь подтвердило давно известную вещь: партии «думской оппозиции» являются составной частью путинской системы власти. Конформисты и конъюнктурщики, они, конечно, как барометр, чувствительны к изменениям политической погоды. Поэтому в обстановке подъема массового движения протеста они способны радикализироваться и даже помыслить о какой-то самостоятельной роли, о собственной игре. Но как только давление снизу ослабевает, они тут же возвращаются к привычной роли послушных кукол театра Карабаса-Барабаса, призванных обслуживать скрывающие тотальный обман декорации.

Отношения конструктивного сотрудничества между правящей партией и оппозицией возможны в обществе, где «партия власти» соблюдает базовые демократические правила, «играет по-честному» – и это признается оппозицией. Вот тогда политические оппоненты могут находить точки соприкосновения по отдельным вопросам. Оппозиция может добиваться учета ее интересов путем продвижения своих поправок к законодательным инициативам правящей партии. Там же, где партия власти поддерживает свое доминирование жульническими махинациями и насилием, отношения между властью и оппозицией строятся на совершенно других принципах.

Когда ограбленные демонстрируют единение и готовность к конструктивной совместной работе с их ограбившими, этим они не только унижают себя. Этим они показывают, что смирились с ограблением, и подают соответствующий пример обществу: собственным избирателям и не только им. Этим они легитимизируют существующий воровской режим, укрепляют и прикрывают его. Способствуют его стабилизации. Снижают шансы на его изменение.

Нынешний режим невозможно изменить через постепенное его улучшение изнутри, действуя в рамках его механизмов и процедур. Изменить его можно лишь через политический кризис, через его дестабилизацию. И если бы КПРФ и «Справедливая Россия» действительно хотели вернуть себе украденную у них в декабре 2011 года избирательную победу, они использовали бы свои позиции в Думе, чтобы не дать режиму стабилизироваться. Не чтобы пытаться добиться от ограбивших их жуликов учета их мнения и «улучшить» своими поправками законотворческие инициативы партии власти, а чтобы максимально затруднить этой партии жизнь. Чтобы максимально затруднить ей проведение ее политики. Чтобы любой законопроект превращать в повод для очередного скандала, для очередного обличения воровского характера режима, для его дальнейшей дискредитации, для напоминания о его нелегитимности. Тогда бы и общество видело совсем другой пример отношения к жуликам и ворам.

Пока лишь ничтожная горстка действительно оппозиционных депутатов (Гудковы да Пономарев) попыталась использовать оружие парламентской обструкции. Значительное большинство руководителей и думских фракций КПРФ и «Справедливой России» (ЛДПР в этом контексте не имеет смысла даже упоминать) их в этом не поддержало. Ничего удивительного в этом нет, как нет и причины негодовать по поводу «предательства» системных оппозиционеров. Обе партии всегда боролись не за изменение сути существующей воровской системы, а за повышение собственного статуса в ее рамках. Поэтому они не заинтересованы в ее дестабилизации. Для них лучше довольствоваться тем, что есть. Такие вот у них политическая ответственность и стремление к гражданскому миру с грабителями.

Номенклатура партий «системной оппозиции» близка режиму внутренне, духовно. Она глубоко консервативна. В ее сознании укоренена идеология традиционализма и патернализма. По большому счету она, как и большинство зашуганных жизнью теток из избиркомов, не считает воровство голосов чем-то ненормальным и таким уж возмутительным. Повозмущаться для порядка, конечно, надо – а потом ну и ладно. По этой же причине у них не вызывают категорического неприятия полицейщина, идеологические запреты и политические репрессии. Напротив, именно так они часто и представляют себе поддержание гражданского мира. Например, чтобы не сеять в обществе взаимной розни и вражды, лучше всего запретить критику религии и церкви, дабы не задевать чувств верующих.

Некоторые «оппозиционные» депутаты, конечно, изобразят тревогу по поводу того, что отдельные формулировки столь нужного закона, предложенного «партией власти», недостаточно определенны. Что они могут открыть лазейку для злоупотреблений в случае их расширительного толкования. Некоторые даже пообещают внимательно изучить формулировки предложенного проекта, прежде чем поддержать его, и поставить вопрос о его отдельных недостатках со всей оппозиционной прямотой. Добиваться его улучшения путем внесения поправок. Только вот это все пустое. Потому что никакие уточняющие формулировки не дадут гарантий от расширительного толкования и злоупотреблений.

Сегодняшняя реальность такова, что любой новый запретительный закон независимо от его формулировок обязательно будет использован для дальнейшего наступления на гражданские свободы и подавления какой-то части общества. И ничто не помешает следователям, прокурорам и судьям толковать закон так, как этого будет требовать от них новый тренд. Как не помешало отсутствие закона отправить в тюрьму христианских страстотерпиц Надежду, Марию и Екатерину, не совершивших вообще никакого уголовного преступления. Вот об этом следовало бы говорить оппозиции, если бы она была настоящей. А играть в серьезное всестороннее обсуждение достоинств и недостатков очередной запретительной инициативы – значит затушевывать этот факт и напрямую пособничать политическим репрессиям.

Лишь при принятии первого из серии новых репрессивных законов (в отношении публичных акций) думских оппозиционеров хватило на солидарное сопротивление наступающей полицейщине. И то они использовали далеко не все свои возможности. Во всех же последующих случаях думская оппозиция хотя бы частично поддерживала очередные запретительные проекты, находила им оправдание. Надо же защитить детей от вредной информации, распространяемой агентами иностранного влияния, стремящимися подорвать наши традиционные домостроевские духовные ценности!

Ну а что касается озабоченности отдельных депутатов отдельными формулировками, то это не страшно. Поломаются и дадут себя уговорить тем аргументом, что их поддержка очень важна для спасения отечества. Дали же себя уговорить депутаты, ранее выражавшие беспокойство относительно гэбэшного проекта о госизмене. И все проголосовали «за». Все-таки выступать против начальства, против барина как-то нехорошо. Неприлично, что ли. Как-то не по-нашему. Не в наших духовных традициях. Все-так очень трудно дается нашим думцам роль оппозиционеров.

Могут ли такие люди всерьез начать борьбу за власть, на которую после декабрьских выборов они все еще имеют формальное и моральное право? Конечно, могут. При очередном изменении политической погоды. Для этого необходимо всего два условия: 1) реальная угроза падения нынешней власти; 2) реальная угроза перехвата власти в момент ее падения конкурентом нашей «системной полуоппозиции», не менее ей неприятным, чем нынешняя власть. Так, например, КПРФ могут заставить резко активизироваться опасения, что путинская клика перед лицом надвигающегося краха может попытаться сговориться с проолигархическими «системными либералами» о передаче власти им.

По своему месту в нынешней политической системе наши думские «оппозиционеры» близки к дореволюционным «милюковым-гучковым-родзянкам». Те тоже были системными оппозиционерами, не желавшими революции. И в феврале 1917 года они решились объявить о взятии власти лишь тогда, когда уже образовался конкурирующий с ними Петроградский Совет, способный в случае чего и сам стать правительством. Так что если хотите заставить Зюганова и Миронова «ловить мышей» – создавайте Советы. Для начала – координационные.

В любом случае решающим фактором, влияющим на поведение думской оппозиции, будет массовость протестного движения. Если она будет достаточной, мы увидим, как наши думцы прекратят игры в «конструктивное сотрудничество с властью» и выйдут на улицу брататься с «рассерженными горожанами». Ленин как-то назвал тогдашних думских оппозиционеров – кадетов – «пароходными свистками революции». И добавил: «Будет пар в котлах – и кадеты засвистят».

Все же Ильич бывал излишне суров к системным оппозиционерам. От них может быть польза и кроме свиста. Те же КПРФ и «Справедливая Россия» могут в момент кризиса послужить для относительно мирного перехода власти с сохранением какой-то правопреемственности. Правда, зная этих людей, уже сейчас стоит думать о том, чтобы надолго у власти они не задержались.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.