Контузия. Грани.ру, раздел блогов «Свободное место», 19.11.2013

http://grani.ru/blogs/free/entries/221287.html

Новогодний штурм Грозного транслировался в прямом эфире. На экранах телевизоров хорошо было видно, что город к этому времени уже был, по словам Сергея Ковалева, превращен в Сталинград ракетно-бомбовыми ударами. В первых числах января 1995 года у Казанского собора в Петербурге собралось несколько сот человек протестовать против войны. Мой друг и коллега по школе прочитал тогда перед собравшимися стихотворение, выдержки из которого я хочу привести:

Люди, опомнитесь! Это не Чили,

Не Никарагуа. Не Гондурас.

Вся эта страшная, темная сила

Танками, бомбами лупит в нас.

Вряд ли стоит себя успокаивать

Тем, что Грозный далек от нас.

Это в России в людей стреляют,

В русских, в чеченцев – а значит и в вас.

...

Даже представить себе невозможно,

Чтоб ныне нищенствующий ветеран

Медалью «За взятие города Грозного»,

Российского города, щеголял.

Тот, кто прошел от Москвы до Берлина,

Мог ли когда-нибудь вообразить,

Что до такого позора России

Вдруг доведется ему дожить!

Все повторяется: Прага и Вильнюс,

Кабул, Тбилиси и Будапешт...

Люди, неужто мы так бессильны

Перед хамством этих невежд?

Русские! Что, согласимся безропотно

На то, чтоб весь мир про Россию рассказывал:

«В прошлом веке – жандарм Европы,

В этом веке – Европы и Азии»?

...

Когда признают и лица первые

Позором России эту войну,

Внуки вас спросят: «А что вы делали,

Когда генералы лезли в Чечню?»

Тогда фраза «Грозный – российский город» еще не резала слух. Тогда вообще много чего было «представить себе невозможно». Например, что овеянные славой победы над КПСС, имеющие структуру, опыт проведения массовых акций и необходимый для этого инвентарь «демократические партии» не захотят придать хоть какую-то организованную форму стихийному антивоенному порыву значительной части общества. Один из функционеров гайдаровского «Демвыбора» сказал мне, что его партия не считает целесообразным участвовать в митингах численностью менее 20 тысяч человек. Другой прямо объяснил, что нельзя трогать Ельцина, а то вернутся «коммуняки».

Первая чеченская война была остановлена не протестами общества, а всеобщим шоком от неожиданного разгрома крупной оккупационной группировки в Грозном отрядами Басаева и Гелаева в августе 1996 года. Потом была так и не признанная масхадовская Ичкерия, в которой законно избранные лидеры не контролировали ничего, кроме своей личной охраны. В которой вице-премьер Басаев, располагая частной феодальной армией, превосходившей все регулярные правительственные вооруженные силы Ичкерии, «не мог» найти похитителей группы Елены Масюк. В которой расцвела работорговля. Я не знаю, как называется диссертация Рамзана Кадырова. Но если бы она называлась «Роль работорговли в становлении либеральной рыночной экономики», никакой Пархоменко не нашел бы в ней плагиата.

Когда началась вторая чеченская, многие были растеряны. Ведь не могло же так продолжаться! Ведь что-то надо было делать! Потом это «что-то» обернулось зачисткой в Новых Алдах и тяжелой ракетой, попавшей в грозненский рынок, расстрелами с воздуха и из танковых орудий колонн беженцев, бойней в Комсомольском и много-много чем еще. Потери Чечни в процентном отношении к населению сопоставимы с потерями СССР в Великой Отечественной войне. Количество «пропавших без вести» уже после того, как активные боевые действия закончились и война перешла в вялотекущую партизанскую стадию, опять-таки в процентном отношении сопоставимо со сталинскими расстрелами 1937-1938 годов. Все знают, что подавляющее большинство этих «пропавших без вести» было похищено и убито российско-кадыровскими «эскадронами смерти».

Пройдут сквозь мясорубку перманентную

Те, кто не сможет плакать и смеяться.

Мы не поймем их боль инопланетную.

Мы станем их пожизненно бояться.

- пела Любовь Захарченко. А это ведь и про тех, и про этих сказано. Навсегда контуженные войной российские ветераны, пополняющие криминальные структуры, не менее опасны, чем чеченские шахиды и шахидки. Но война контузит не только ее непосредственных участников.

У вас вскипала ярость от того, что вы не можете спасти и защитить людей, которые гибнут под бомбами или теряют под этими бомбами своих близких? У вас сжимались кулаки от этой бессильной ярости? От сознания того, что, может быть, это ваш одноклассник или сосед по лестнице сейчас выводит самолет на цель, которой ну чисто случайно может оказаться детский сад или больница? Вы чувствовали боль тех, кого пытают за тысячу километров от вас? У вас не возникало желания выскочить на улицу и орать всем подряд: «Вы все козлы! Это все из-за вас!»? Потому что это все действительно из-за нас всех. Из-за нашей самодовольной уверенности в праве владеть другими народами. Из-за равнодушия. Из-за трусости и лени.

Потом с трудом берешь себя в руки. Говоришь себе: «Так нельзя. Надо по-другому. Надо объяснять. Надо пытаться достучаться». Объяснить и достучаться не очень получается, но все равно другого пути нет. Вот только не каждый может так взять себя в руки. И просто кричит: «Вы козлы!»

Борис Стомахин не просто кричит «Вы все козлы!». Он придает этому крику форму доктрины. Доктрины страшной и неприемлемой для любого поборника «общечеловеческих ценностей». Тезис первый: русские по природе рабы, готовые терпеть любые зверства власти по отношению к себе. Тезис второй: русские готовы одобрять и поддерживать любые зверства своей власти по отношению к другим. Вывод: русские несут коллективную ответственность за эти зверства, их государство опасно для окружающих и не имеет права на существование, а чеченское Сопротивление имеет право наносить удары по гражданским объектам в России.

В этих нескольких строчках все, из-за чего правозащитные организации отказываются признать его политзаключенным. У них критерии. По этим критериям политзаключенным не может быть признан тот, кто преследуется за проповедь человеконенавистнических, людоедских взглядов. Можно, конечно, видеть в Стомахине теоретика неполноценности и коллективной ответственности целых народов. Почти Розенберга. И не видеть того, что все его выступления – это никакая не идеология, а просто крик контуженного войной человека: «Вы все козлы!» И это в значительной степени правда. А все стомахинские призывы – это самосожжение с целью хоть кого-то заставить ужаснуться этой правде и устыдиться ее.

Стомахин не создает угрозы ничьей жизни, кроме своей собственной. Ценой своей свободы он пытается напомнить нам о тех жизнях, которые были загублены. Можно как угодно относиться к той форме, в которой он это делает. Говорить: «Ну, контуженный, что с него взять». И радоваться, что нас самих контузило этой войной не в такой степени. Это уж кому как повезло. Но отказывать Борису Стомахину в праве на звание политзаключенного – это значит отказывать ему в праве на человеческое достоинство. Это значит самим становиться соучастниками расправы над человеком за правду. Расправы вопиюще несправедливой.

Военные преступники судят протестовавшего против их преступлений. Он призывал к ответным военным преступлениям, а они их – совершали. Правозащитникам не кажется такая ситуация несправедливой в принципе? Если, конечно, думать о справедливости, а не о чем-то другом. Например, о том, чтобы их список выглядел более приемлемым в глазах засевших в Кремле террористов.

Смирный протест. 22.11.2013

В разгар горбачевской перестройки Гавриил Попов упомянул как-то «типичную черту русского либерализма, когда буйный восторг вызывали не реальные факты, а только провозглашенные намерения правительства. Точнее, даже не намерения, а интерпретация этих намерений самим либералом».

Вот сходил Владимир Рыжков к Путину. И сразу после этого рассказал, как Путин отреагировал на его слова о репрессиях. Его обнадежило, что Путин не стал отрицать существование политзаключенных. Смысл ответа узурпатора в интерпретации Рыжкова был примерно такой: «Да, я понимаю, что проблема есть, понимаю, что напряженность в обществе существует, понимаю, что ее надо снимать».

В четверг на сайте Кремля появилась стенограмма встречи. Нет там таких слов ни буквально, ни по смыслу. Зато есть увод разговора в сторону и рассуждения о необходимости снимать конфликты без разрушения государства и нежелательности освобождения опасных уголовников. На следующий день перед так называемым литературным собранием Путин объяснил, как он собирается снимать конфликты без разрушения государства. Предупредив, что Россия столкнется с новым 17-м годом, «если кому-то будет позволено бить полицейских», он все же пообещал рассмотреть вопрос о помиловании «узников Болотной». Все, кто должны быть помилованы, будут помилованы.

Для особо восторженных либералов это необходимо перевести с русского на русский. Вопрос об ответственности властей за спровоцированные ими столкновения, о том, что люди были вынуждены защищаться от беззаконного насилия со стороны полиции, рассматриваться не будет. Вопрос об инквизиторском характере самого судебного процесса – тоже. Иначе будет новый 1917 год. Процесс должен быть доведен до обвинительного приговора, после чего мы, может быть, кого-нибудь и помилуем. Кого и при каких условиях Путин готов помиловать, догадаться нетрудно: он опять будет врать, что для помилования необходимо признание вины и прошение. Из намечаемой амнистии Путин «болотников» уже исключил.

Настроения пропутинской части собрания выразил некий правнук Достоевского. Он заявил, что его предок, участвуя в собраниях кружка Петрашевского, преступил закон, но каторга пошла ему на пользу. Если «болотники» попадут на каторгу, они смогут стать гениями, и это хорошо. Значительная часть собравшихся аплодировала. Видимо, ради снижения напряженности в обществе.

Либералы пытаются убедить режим, что уступки ему выгодны, ибо успокаивают общество и снижают политическую напряженность. Между тем, пока кремлевские не оценивают уровень напряженности в обществе как угрожающий их власти, польза от уступок им не очевидна. А вот вред очевиден. Уступки демонстрируют податливость режима и стимулируют к выдвижению новых требований. Стимулируют тех, кто до этого никаких требований не выдвигал вообще, считая это безнадежным делом.

Чтобы режим пошел на уступки, он должен посчитать, что вред от невыполнения требований оппозиции больше вреда от их выполнения. Казалось бы, оппозиция должна делать все, чтобы градус напряжения повысить. Способствуют ли этому хождения оппозиционеров на задушевные беседы к пахану? Напротив, они создают иллюзию, что уступки уже начались. Или вот-вот начнутся. Поэтому не надо толкать пахана под руку. «То, что мы сегодня дискутируем на эту тему, это уже шаг в этом направлении, так и будем действовать дальше», – сказал Рыжкову Путин. На самом деле Рыжков своим визитом снизил мотивацию Путина к освобождению «болотников».

Говорят, участие в официальных встречах с паханом дает трибуну и позволяет прилечь внимание общества к проблеме. Только демонстративный, максимально резкий и обидный отказ от такого участия позволяет привлечь внимание к проблеме как минимум ничуть не хуже. И, в отличие от участия, повышает градус политического противостояния. Создает режиму весьма чувствительную проблему. Недаром сам Песков так болезненно отреагировал на демарш Бориса Акунина, заявившего, что не может находиться с Путиным в одном помещении, пока в России есть политзаключенные.

«Заколотите подвал! Воняет!» Этот рефрен песни Михаила Борзыкина не случайно стал настоящим идеологическим знаменем «Маршей несогласных». От нашей правящей элиты воняет. Государственными рэкетом, куршевельскими пирами во время чумы, выборным мухлежом и неправедными судами, самодержавно-православным мракобесием. От ее главарей на всю страну разит трупами и гарью Беслана. Как можно большее количество людей должно усвоить, что с ними не следует находиться в одном помещении, – это вопрос элементарной общественной гигиены.

Те, кто аплодировал правнуку классика, – обыкновенные гопники. Отбросы общества. Сброд. Элитные породы быдла. Именно они быдло, а не те, кого они сами таковым считают. Ради чего замечательные люди, поддержавшие выступления Волкова, Архангельского и Шаргунова об узниках Болотной, о Сергее Кривове, о суде-гестапо, должны находиться с этим быдлом в одном помещении и терпеть запах свинарника? Ради какой такой практической пользы? Не лучше ли им собираться отдельно?

Бывает, что зажать нос необходимо. Что надо, несмотря на все ароматы, идти на переговоры. С мерзавцами, с гангстерами, с террористами, с Путиным. Терпеливо и корректно излагать Путину свои аргументы. Только это имеет смысл лишь в том случае, когда ты можешь подкрепить свои аргументы хотя бы пятьюдесятью тысячами москвичей, готовых несанкционированно выйти на улицы под дубинки. А пока за тобой нет таких пятидесяти тысяч, незачем ходить к Путину. Полезнее поработать над тем, чтобы они у тебя появились.

Я вижу лишь один положительный момент в визите Рыжкова в Кремль. Владимир Рыжков сумел сделать так, что это, казалось бы, чисто показушное, имитационное действо полностью исключило для Путина какую бы то ни было возможность в будущем уклониться от всей полноты личной ответственности за все дальнейшие события. Об этом написал Евгений Ихлов:

«Никто больше не сможет сказать, что Путин не знал, не понял, до него не довели лукавые царедворцы. Список политзеков – на его столе. Это ведь важно и для суда истории – никаких отговорок про неосведомленность. И для возможного суда земного на предмет установления осознанного преступного умысла».

Добавлю от себя. Владимир Рыжков заколотил последнюю лазейку для тех, кто хочет продолжать поддерживать контакты с продолжающим удерживать заложников Кремлем. Ход Рыжкова выбивает последнее моральное оправдание из-под позиции конформистов и соглашателей, всегда готовых поучаствовать в очередной имитации. Никто из них тоже теперь не сможет сказать, что он чего-то еще не довел и недосказал. Это ведь тоже важно для суда истории.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: