ЭТАПЫ РАЗВИТИЯ КРИМИНАЛИСТИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ

ОТ АВТОРА

коло двадцати лет назад вышел в свет мой трехтомный “Курс советской криминалистики”[1] — первая подобная работа в истории отечественной криминалистической науки. Он был посвящен рассмотрению преимущественно дискуссионных, нерешенных вопросов криминалистики, имеющих как теоретический, так и практический, прикладной характер.

“Курс” был положительно оценен научной общественностью и практическими работниками правоохранительных органов. Ведущие юридические журналы нашей страны и ряд зарубежных изданий опубликовали многочисленные рецензии на “Курс”, содержащие его высокую оценку и доброжелательные критические замечания отдельных положений[2]. В ряде сборников научных трудов также появились рецензии на “Курс”[3].

Идеи и концепции “Курса” получили дальнейшее развитие в моих работах 1986-88 гг.[4], в книгах и статьях последних лет. Постепенно накапливался теоретический и эмпирический материал, требующий своего масштабного анализа и обобщения. Необходимость в таком обобщении диктовалась и повышением социальной значимости криминалистики в условиях качественного и количественного изменения состояния преступности в нашей стране и, как представляется, связанными с этими изменениями потребностями оперативно-розыскной, следственной и экспертной практики. Так возникла идея подготовки нового “Курса криминалистики”, охотно поддержанная издательской фирмой “Юристъ”.

Предлагаемое читателю исследование не является простым, пусть дополненным, переизданием “Курса”. Динамичное развитие криминалистической науки за прошедшее двадцатилетие потребовало новых взглядов на ряд ее узловых проблем, известной переоценки существовавших и оценки новых концепций и теорий, прослеживания новых результатов тенденций развития криминалистики. Содержание прежнего “Курса” предполагается использовать в плане освещения генезиса развития криминалистических теорий и институтов, сделав упор на современное их состояние. Новизна замышляемого “Курса” обусловлена и включением в него ряда не рассматривавшихся разделов и подсистем криминалистической техники, тактики и методики, проблем судебной экспертизы и судебно-экспертной деятельности, связанных с криминалистикой, а также оперативно-розыскной теории и практики. В то же время, полагаю, нет необходимости менять название работы, несмотря на все ее отличия от прежнего издания, поскольку суть ее и направленность дают право по-прежнему именовать ее “Курсом криминалистики”.

Представляя на суд читателя первый том нового “Курса криминалистики”, рассчитываю, что он будет встречен, как и прежний, с благожелательной заинтересованностью.

Завершая этими словами свое обращение к читателю, хочу выразить свою глубокую благодарность моим детям: дочери Елене Россинской — за ее важные замечания и ценные дополнения, внесенные в некоторые разделы Курса, и сыну Анатолию Белкину, способствовавшему уточнению некоторых понятий книги и собственными силами осуществившему компьютерный набор, верстку, корректуру и макетирование всех трех томов Курса.

1. ПОНЯТИЕ И СТРУКТУРА
ОБЩЕЙ ТЕОРИИ КРИМИНАЛИСТИКИ

ЭТАПЫ РАЗВИТИЯ КРИМИНАЛИСТИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ

роцесс развития любой отрасли научного знания обычно проходит несколько этапов. Вслед за кристаллизацией в недрах существующих наук элементов, зачатков новой науки и группирования их в некую совокупность принципов и положений, не вписывающихся в рамки тех наук, в которых они возникли, вслед за появлением первых представлений о рождении новой науки следуют попытки применить эту новинку в практической деятельности. Мертворожденные, искусственно сконструированные “науки” не выдерживают испытания практикой; подлинные же знания закаляются в этом горниле, приобретают право на самостоятельное существование.

По мере того как новая наука проникает в сознание все большего числа людей и принимается ими на вооружение, в ее развитии наступает следующий этап — этап накопления эмпирического материала, результатов применения в практике начальных, исходных положений этой науки. На данном этапе еще господствует метод “проб и ошибок”, эксперимент, результаты которого зачастую неясны. Наряду с положительным опытом важную роль играет отрицательный опыт, опыт неудач и разочарований, которым неизбежно сопровождается определение границ возможностей новой науки.

Постепенно в море собранных фактов возникают первые островки объясняющей их теории. Начинается систематизация и обобщение собранного материала, конструируется теория, отражающая предмет познания и открывающая дальнейшие перспективы развития науки. Степень точности отражения объекта изучения в сознании людей постоянно возрастает; по мере усложнения задач познания отражение приобретает все более опосредованный характер, возникают развитые научные теории, имеющие более общее значение, нежели те, которые послужили основой для их создания. Теория начинает играть методологическую роль, как система основных идей данной отрасли знаний, идей, обобщающих практику и максимально полно отражающих объективные закономерности действительности, изучаемые этой наукой.

Подобные же этапы развития характерны и для криминалистической теории.

Становление криминалистики, как области научного знания, неразрывно связано с развитием уголовно-процессуальной науки. Именно в рамках последней шел процесс накопления и консолидации тех средств, приемов и рекомендаций работы с доказательствами, которые на определенном этапе составили ядро новой науки — криминалистики. Следует согласиться с А. А. Эйсманом, полагающим, что “формирование самостоятельных, специфических знаний, составляющих предмет криминалистики, нетрудно проследить исторически. Первоначально эти знания, касающиеся приемов собирания, обнаружения и исследования доказательств, выходящие за пределы собственно процессуальной теории, фигурируют в трудах процессуалистов... Лишь постепенно, возрастая по объему, накапливаясь и приобретая внутреннее единство, эти сведения оформляются в самостоятельную науку — криминалистику”[5]. Такими чертами характеризуется и процесс зарождения криминалистических знаний в дореволюционной России.

Уже в одном из ранних сочинений по уголовному процессу — “Опыте краткого руководства для произведения следствий” Н. Орлова — указывается, что “производить следствие надлежит по горячим следам с особенным вниманием и крайней осмотрительностью, дабы ни малейших обстоятельств, особенно при начале, не было выпущено из виду”[6]. В “Опыте” содержались некоторые рекомендации по тактике допроса свидетелей, очной ставке между ними, предъявлению свидетелям тех лиц, “о ком они долженствуют свидетельствовать, дабы признали их лично”[7].

В работах более позднего времени число подобных рекомендаций растет. В своих “Основаниях уголовного судопроизводства, с применением к российскому уголовному судопроизводству” Я. И. Баршев подчеркивал, что “из самого предмета уголовного судопроизводства видно, что, изучая его, должно будет иметь дело с различными формами, средствами и образом исследования и раскрытия (курсив наш —
Р. Б.) преступления и суда над ним”[8]. В качестве вспомогательных средств при изучении этого предмета автор называл изучение “лучших уголовно-судебных актов и ознакомление с образом исследования и разрешения важнейших уголовных случаев”[9], а также — судебной медицины и судебной психологии, которая “может руководить следователя в наблюдении над подсудимым, в составлении плана следствия и в измерении и определении вины подсудимого”[10].

В “Основаниях” весьма детально для того времени излагались тактические приемы производства обыска, осмотра, допроса. “Относительно образа производства обыска, — писал Баршев, — необходимо соблюдать следующее основное правило: потому, что та цель, для которой производится обыск, может быть достигнута только посредством предварительной неизвестности его и особенного искусства, проворства и замечательности следователя, то домашний обыск должен быть производим неожиданно, со всею внимательностью и наблюдением над действиями лиц, живущих в обыскиваемом доме”[11].

Рассматривая вопросы тактики допроса обвиняемого, Баршев там же указывал, что “наилучшим должно почесть тот образ допроса, в котором делается постепенный переход от более общих вопросов к наиболее частным, чтоб таким образом дать повод обвиняемому самому высказать себя и обстоятельства преступления, также когда материал следующих вопросов заимствуется от ближайших ответов... В случае наклонности допрашиваемого к признанию, благоразумие советует выслушивать его не прерывая, и после уже искусно выспрашивать у него объяснения на то, что представляется неясным и чего недостает еще для полного признания”[12].

Автор сформулировал следующие правила “личного осмотра преступления и следов его”: 1) личный осмотр необходим во всех случаях, когда имеются “наружные признаки” и следы преступления; 2) он должен производиться “со всей скоростию, какая только нужна для того, чтоб устранить всякое возможное изменение в предмете осмотра”; 3) осмотру подлежат как “главный предмет исследования”, так и все то, что с ним связано (“инструменты, вещи и предметы, близкие к осматриваемому предмету”); 4) нужно детально исследовать и зафиксировать “произве­денные уже или происшедшие перемены с предметом осмотра”; 5) описание хода и результатов осмотра должно быть настолько подробным и точным, “чтобы те, которые должны воспользоваться этим актом, могли получить посредством него столь ясное и полное представление о предмете осмотра, как будто б они сами производили его”[13]. Столь же подробны и тактические приемы проведения очной ставки[14].

Любопытно отметить, что в работе Баршева мы встречаем не только тактические, но и методические рекомендации. Глава 4 его сочинения носит название “Образ исследования и осмотра особенных родов преступлений”. Здесь идет речь о последовательности и содержании действий следователя при расследовании убийств, краж, подлогов, банкротства. Так, например, при расследовании убийства путем отравления необходимы: “1) подробное исследование болезни и тех припадков и симптомов, в которых умер вероятно отравленный...; 2) наружный осмотр тела, чтобы открыть на нем действие и следы яда; 3) осмотр и проба всех кушаний, питья, лекарств и даже посуды, найденных у умершего; 4) вскрытие тела с целью, не найдутся ли на нем следы яда”[15].

Дореформенное русское уголовное судопроизводство отводило косвенным доказательствам — уликам — весьма незначительную роль, что было характерно для процесса, носившего по существу инквизиционный характер. Однако к середине XIX века несовершенство лежащей в основе судопроизводства теории формальных доказательств все чаще обращало на себя внимание процессуалистов. Известную роль в критике этой теории играла и развивающаяся практика использования вещественных доказательств, чему способствовали достижения в первую очередь судебной медицины и химии. В одной из лекций по теории судебных доказательств, прочитанной в 1860 году в Петербургском университете, В. Д. Спасович говорил: “...для преобразования нашей современной системы доказательств, очевидно не удовлетворяющей требованиям охранения общественного порядка, необходимо выдвинуть вперед доказательство посредством улик, предоставив судьям право приговаривать к наказанию по их совокупности”[16]. При этом он доказывал, что реформа теории доказательств возможна лишь при условии реформы судопроизводства. Как известно, последняя была осуществлена в России в 1864 году. В рассматриваемом нами аспекте она привела к тому, что в уголовно-процессуальной науке возрос интерес к проблеме собирания и исследования косвенных доказательств, а, следовательно, к средствам и методам этой деятельности. В послереформенных сочинениях процессуалистов рекомендациям, которые впоследствии будут названы криминалистическими, начинает отводиться большее место.

Так, А. А. Квачевский детально описывал способы производства полицейского дознания и признаки, характеризующие различные способы совершения преступлений и личность преступника. Эти признаки он име­новал “указаниями вещественными”, раскрывал их разнообразие и значение. “Одним из лучших указателей на известное лицо, — писал Квачевский, — служат следы его пребывания на месте преступления, они бывают весьма разнообразны: следы ног, рук, пальцев, сапог, башмаков, лошадиных копыт, разных мелких вещей, принадлежащих известному лицу; следы бывают тем лучше, чем более дают определенных указаний, чем отличительнее они, чем более в них чего-либо особенного, например, отпечатков разного сорта гвоздей на подошвах, след копыта ло­шади, кованной на одну ногу; здесь точное измерение, то есть определе­ние тождественности вещей с тождественностью лица, может повести ко многим указаниям”[17]. Примечательно, что у этого автора мы встречаем уже упоминание о приемах раскрытия преступления и установления виновного, причем он специально подчеркивает, “что качества их (приемов — Р. Б.) должны быть таковы, чтобы ими не нарушался закон”[18].

Сочинение А. А. Квачевского имело подзаголовок “Теоретическое и практическое руководство”, и это обусловило его стремление как можно подробнее изложить приемы производства отдельных следственных действий, среди которых он впервые в литературе выделил группу первоначальных следственных действий: осмотр, освидетельствование, “разыскание внешних предметов преступления посредством обыска, выемки и собрания вещественных доказательств”[19]. Рекомендации автора к составлению протокола осмотра очень напоминают современные: здесь и требование детального описания всего осмотренного в той последовательности, в какой производился осмотр, и пожелание составлять протокол на месте осмотра “для того, чтобы все замеченное и найденное было внесено в протокол таким, как оно есть на самом деле, чтобы можно было легко припомнить и поверить забытое при осмо­тре...”[20]. Столь же подробно рассматриваются приемы обыска, упаковки вещественных доказательств, допроса, исследования документов и пр.

У П. В. Макалинского мы находим уже не только описание тех или иных криминалистических приемов и рекомендаций по работе с доказательствами, но и обстоятельную аргументацию в пользу их применения. Так, вот что он писал об использовании фотосъемки при осмотре места происшествия: “В особенности большую пользу могла бы приносить фотография в осмотрах по делам об убийствах, виновные в которых еще неизвестны: здесь каждая мелочь может иметь значение, а между тем часто при осмотре довольно трудно угадать, на какие именно мелочи следует обратить преимущественное внимание; фотография же передаст все без упущений. Притом, как бы ни был добросовестен и тщателен осмотр, как бы он ни был ясно, последовательно, картинно и даже художественно изложен, описание никогда не может дать того наглядного представления, как фотография”[21]. Несколькими строчками далее
П. В. Макалинский подробно изложил приемы получения гипсовых копий со следов ног по методике Борхмана, затем описал возможности экспертизы документов[22]. Его “Руководство” содержит и другие криминалистические рекомендации, приводимые по ходу описания различных следственных действий.

С начала XX века криминалистические рекомендации начинают постепенно исчезать из работ уголовно-процессуального характера либо просто упоминаться без раскрытия их содержания. Так, в учебнике уголовного процесса С. В. Познышева лишь говорится о целесообразности производства фотосъемки места происшествия, о важности обнаружения следов рук, полезности антропометрического измерения и дактилоскопирования обвиняемого. Сами же приемы этих действий автором не раскрываются, так как он рекомендует следователю для их осуществления обращаться к помощи специалиста[23]. Пожалуй, это одно из первых упоминаний в отечественной процессуальной литературе о специалисте-криминалисте, хотя так он тогда еще не именовался.

Можно полагать, что исключение из уголовно-процессуальных работ криминалистических рекомендаций, ранее там подробно рассматриваемых, связано с появлением к этому времени в России как переводной, так и отечественной специальной криминалистической литературы. Напомним, что уже в 1895-1897 гг. в Смоленске в трех выпусках вышел первый перевод (со второго немецкого издания) на русский язык “Руководства” Ганса Гросса; в 1903 году увидела свет книга Е. Ф. Буринского “Судебная экспертиза документов”, был опубликован ряд статей по различным видам исследований вещественных доказательств. Едва ли, разумеется, в глазах русских ученых-юристов того времени издание подобных работ расценивалось как возникновение самостоятельной отрасли научного знания, отличной от уголовно-процессуальной науки. Но во всяком случае с их появлением отпала необходимость подробно приводить криминалистические рекомендации в уголовно-процессуальных работах. Характерным в этом отношении является руководство С. А. Алякринского “Схема предварительного следствия по Уставу уголовного судопроизводства”, отсылающее читателя к журнальным статьям по технико-криминалистическим вопросам или циркулярам департамента полиции и министерства юстиции по применению технико-кримина­листических средств[24]. В последующие годы эта тенденция стала доминирующей в уголовно-процессуальной литературе.

Дореволюционную русскую криминалистическую литературу по содержанию можно разделить на две части. Большую часть составляли публикации, в которых излагались работы и рекомендации зарубежных (преимущественно европейских) криминалистов, их взгляды на те или иные актуальные для того времени вопросы теории и практики борьбы с преступностью, сопровождавшиеся иногда авторскими комментариями. Меньшая часть была представлена оригинальными криминалистическими сочинениями отечественных авторов.

Начиная с 90-х годов XIX века русский читатель получил возможность знакомиться в переводах с некоторыми трудами западноевропейских криминалистов, в первую очередь с работами Ганса Гросса, чье “Руководство для судебных следователей” было издано в Смоленске тремя выпусками на русском языке в 1895, 1896, 1897 годах. В 1908 году выходит полный перевод 4-го немецкого издания этой книги[25]. В 1899 году журнал “Право” в нескольких номерах опубликовал перевод рукописи статьи Г. Гросса “Новые данные из области криминалистики”. В 1911-1912 годах в переводе на русский язык издаются работы Р. А. Рейсса “Словесный портрет” и “Научная техника расследования преступлений” и А. Вейнгарта “Уголовная тактика”. Начиная с 1880-х годов журналы “Вестник полиции”, “Журнал министерства юстиции”, “Право”, “Журнал гражданского и уголовного права”, “Юридическая летопись”, а также “Юридическая газета” и “Судебная газета” периодически публикуют статьи иностранных криминалистов. Это, разумеется, способствовало распространению криминалистических знаний среди судебных следователей, чинов судебного ведомства, полиции и жандармерии.

Комментируя статьи, популяризирующие достижения зарубежной криминалистики, русские авторы ограничивались обычно описанием случаев из отечественной практики, где были успешно применены эти достижения. Если же затрагивались теоретические аспекты, то чаще всего комментаторы ограничивались изложением позиции авторитетов, не высказывая своего к ним отношения. Скажем, в статье “Что такое криминалистика?” автор, подписавшийся инициалами А. Л.[26], излагает взгляды Г. Гросса на преимущественное значение вещественных доказательств и затем указывает, что “к такой его позиции” некоторые отнеслись довольно скептически. Так например, профессор уголовного права в Венском университете Карл Штосс[27] предостерегает против придавания вещественным доказательствам решающего значения в уголовном деле и указывает на то, что и они не всегда дают ясные, верные и непреложные указания, благодаря которым можно было бы отыскать истину. В подтверждение своих слов Штосс ссылается на “два самых крупных уголовных дела за последнее время, вызвавших массу противоречивых толков и оставшихся неразъясненными, несмотря на то, что в этих делах наибольшее значение имели вещественные доказательства. Дела эти — дело Дрейфуса и процесс в Польне”. А. Л. отметил, что Штосс отказывается признавать криминалистику особой наукой на том основании, что “у нее нет самостоятельного содержания: изучение личности преступника, его быта и обстановки — предмет криминальной антропологии и криминальной социологии; изучение техники совершения преступлений — задача уголовной полиции, главнейшая же часть содержания криминалистики, — пишет Штосс, — относится к области науки уголовного судопроизводства”[28]. О мнении самого А. Л. по поводу самостоятельности криминалистики как науки в статье ни слова.

Иногда в комментариях выражался призыв организовать изучение криминалистики в целом или ее отдельных рекомендаций. Так, некто
Б. Р. в статье “Двадцатилетие криминалистики”[29], посвященной двадцатилетию со дня выхода книги Г. Гросса и содержавшей изложение одноименной статьи Густава Грегера в польском журнале “Обзор судебный и административный” (1913, № 9), писал: “С того момента, как будущее поколение юристов уже на университетской скамье начнет знакомиться с принципами криминалистики, начнется новая эра в истории расследования преступлений, новая эра уголовного процесса, опирающегося не на свидетельские показания и не на сознание обвиняемого, а на материальные следы преступления, на реалии уголовного процесса”. Этот призыв был поддержан Л. Таубером, которые в статье по поводу книги С. Н. Трегубова указывал, что необходимо организовать преподавание уголовной техники (только по книге не научишься!) путем факультативных курсов с практическими занятиями на юридических факультетах, организации специальных занятий с кандидатами на судебные должности в кабинетах научно-судебной экспертизы, а также с присяжными поверенными и преподавателями уголовного права, уголовного судопроизводства, судебной медицины и химии в вузах[30].

Типичной для такой популяризаторской литературы была работа В. И. Лебедева “Искусство раскрытия преступлений”, изданная в 1909 г. тремя выпусками[31]. Вот, например, каково было содержание второго выпуска.

За кратким введением следовал обзор организации полицейской антропометрии и затем детальное изложение системы Бертильона. Выпуск завершался описанием устройства антропометрических учреждений в Германии и Австро-Венгрии и примерами установления личности по антропометрическим данным и описания примет по указанной системе.

Вторая, меньшая часть дореволюционной русской криминалистической литературы носила оригинальный характер. Это были главным образом журнальные и газетные публикации об отдельных средствах и способах работы с доказательствами[32]. Помимо фундаментального труда Е. Ф. Буринского “Судебная экспертиза документов, производство ее и пользование ею” (СПб., 1903), детальная характеристика которого будет дана в следующем параграфе, можно назвать лишь 2-3 более или менее оригинальных крупных криминалистических сочинения.

Среди них обычно упоминают книгу С. Н. Трегубова “Основы уголовной техники. Научно-технические приемы расследования преступлений” (Петроград, 1915). Состоит она из 16 отделов (глав): следственные действия на месте преступления, следы крови, следы ног человека, следы пальцев, следы разного рода, расследование пожаров и поджогов, расследование железнодорожных крушений, подлоги документов, вскрытие писем и подделка печатей, подделка ценных бумаг и денежных знаков, восстановление сгоревших документов, производство обысков, тайные сношения преступников, применение ультрафиолетовых лучей, установление личности (идентификация) преступника, приемы хранения вещественных доказательств и доставления их для исследования.

Труд Трегубова можно причислить к оригинальным с известной натяжкой, так как в его основе лежат лекции Р. А. Рейсса, прочитанные им в 1911 году для высокопоставленных русских судебных чиновников, командированных в Лозанну. В следующем году эти лекции были подготовлены Трегубовым к печати и изданы. В предисловии к “Основам уголовной техники” автор писал: “Сделав исправление некоторых ошибок и недочетов, допущенных в изданных мною лекциях проф. Рейсса и объясняемых как новизною и обширностью материала, так и спешностью работы, я в настоящей книге внес казавшиеся мне полезными довольно значительные дополнения и новые отделы...”[33]. Книга не только несет на себе явную печать влияния работ Гросса, Бертильона, Ничефоро, Рейсса и других западноевропейских криминалистов, но в ряде мест представляет собой простой пересказ их концепций и рекомендаций. Так, по Бертильону излагается метрическая съемка на месте происшествия, по Рейссу — работа со следами пальцев рук, методика расследования пожаров, приемы исследования документов, по Гроссу — приемы производства обысков и т. д. В то же время нельзя не отметить, что книга Трегубова фактически явилась первым русским практическим руководством подобного рода и знакомила читателя с широким кругом криминалистических средств, приемов и рекомендаций.

Другой заметной работой в дореволюционной русской криминалистической литературе, была книга Б. Л. Бразоля “Очерки по следственной части. История. Практика”, изданная в Петрограде в 1916 г.

Если труд Трегубова, как это видно из самого его названия, был посвящен в основном вопросам криминалистической техники, то у Бразоля речь шла о тактике, преимущественно, тактике следственного осмотра.

Книга состоит из четырех частей. Первая, так сказать, историко-догматическая (выражение самого автора) посвящена истории развития института предварительного следствия в России: от 1860 года, когда следственная служба была выделена из состава полиции и вплоть до 1914 года. Вторая часть носит название “Методология следственного осмотра” и написана явно с позиции фетишизации вещественных доказательств (“Давно уже признано, что самыми надежными, неподкупными и верными свидетелями являются вещественные доказательства” —
с. 71). Здесь же автор говорит о разоблачении подлогов, акцентируя вни­мание на осмотре подложных рукописных и машинописных документов.

Третья часть содержит описание действий следователя на месте железнодорожного крушения, опять-таки с упором на тактику осмотра места происшествия. Наконец, четвертая часть — “Методология обыска” — также подчинена основной идее: обнаружению и использованию вещественных доказательств.

Несколько особняком по отношению к двум названным группам работ стоят справочные издания, которых в первое десятилетие XX века было выпущено довольно много. Это “Настольный полицейский словарь” Л. А. Добкевича (Одесса, 1904), “Участие полиции в производстве уголовных дел. Руководство для чинов полиции” В. Долопчева (Варшава, 1901), “Энциклопедия современной криминалистики” (“Вестник полиции”, 1911, №№ 27, 40, 43), “Пособие для чинов полиции по уголовным делам” (Кишинев, 1907) и др. Обычно подобные издания содержали краткие указания о тактике производства осмотра, обыска, допроса, ареста, некоторые рекомендации технико-криминалистического характера, а иногда и методические указания по отдельным категориям уголовных дел.

Даже столь краткий обзор русской дореволюционной криминалистической литературы, предпринятый нами, позволяет сделать вывод, что в России криминалистика как наука начинала формироваться лишь на рубеже ХIХ-ХХ веков.

Существенную роль в ее становлении сыграл один из основоположников российской криминалистики Евгений Федорович Буринский.

Евгений Федорович Буринский (1849-1912) родился в Рязани. В 1864 г. поступил в военно-инженерное училище в Петербурге, но через два года был отчислен из училища и стал вольнослушателем физико-математического факультета Петербургского университета. Однако систематический курс обучения ему закончить не удалось.

Трудовую жизнь Буринский начал на постройке Брестско-Граевской и Оренбургской железных дорог, затем служил в техническом отделении Совета главного общества российских железных дорог. С 1876 г., оставив службу по железнодорожному ведомству, Буринский сотрудничает с рядом периодических изданий, публикуя научные обозрения. Именно в эти годы он заинтересовался успехами молодой тогда еще фотографии, что и определило направление его последующей научной деятельности[34].

В 1889 г. Буринский на собственные средства открывает в Петербурге при Пе­тербургской судебной палате первую в России судебно-фотографическую лабораторию. Лаборатория просуществовала недолго в связи с невозможностью для Буринского далее финансировать ее работу, а в государственном финансировании ему было отказано. Но и после закрытия лаборатории Буринский не прекратил научной и экспертной деятельности. Он добился феноменального по тому времени успеха, эффективно применив разработанные им фотографические методы прочтения угасших текстов, за что был удостоен премии им. Ломоносова Императорской Академии наук. В 1903 г. вышел в свет фундаментальный труд
Е. Ф. Буринского “Судебная экспертиза документов”[35], имевший решающее значение для дальнейшего развития судебной фотографии, “отцом” которой по праву стали считать его автора. Но этим не ограничился вклад Буринского в нарождающуюся российскую криминалистику. Много ценных наблюдений и рекомендаций содержится в его труде и по поводу исследования почерков, и о роли и положении судебного эксперта, и о будущем развитии исследований вещественных доказательств[36].

В 1912 г. министром юстиции Щегловитовым при участии старшего юрисконсульта министерства проф. Трегубова на основе предварительного изучения по­становки судебной экспертизы во Франции и Швейцарии был внесен проект создания в России первого кабинета научно-судебной экспертизы. 28 июля 1912 г. был принят закон об учреждении такого кабинета в Санкт-Петербурге. В январе 1913 г. такой же кабинет был открыт при прокуроре Московской судебной палаты, а через год — в Киеве и Одессе.

Кабинеты просуществовали недолго. С началом первой мировой войны они практически прекратили свою деятельность, а во время Февральской революции Петербургский и Московский кабинеты были уничтожены.

Современная отечественная криминалистика восприняла у русской дореволюционной криминалистики фактически только идею самостоятельного существования этой науки. Уже в первые годы своего становления криминалистика выступала как специфическая область научного знания со своим предметом и методами. Разумеется, мнение о самостоятельном существовании криминалистики как науки в те годы еще не было общепризнанным. Однако субъективные оценки места и роли криминалистики не могли оказывать решающего влияния на объективный процесс развития науки.

Становление отечественной криминалистики проходило в условиях, с одной стороны, накопления эмпирического материала, а с другой стороны — распространения накопленных знаний среди работников следствия, уголовного розыска, экспертных учреждений, большинство из которых, придя на эту работу по призыву революции, не имело необходимых знаний и практического опыта борьбы с преступностью. Но даже в эти годы в первых отечественных криминалистических работах, отмеченных еще печатью влияния западных криминалистов, уже имелся ряд оригинальных теоретических положений. Последние были еще разрозненны, не систематизированы, но, не образуя выраженных теорий, они тем не менее несли определенную методологическую нагрузку в процессе становления криминалистики.

Первой советской монографической работой в области криминалистики по праву считают книгу П. С. Семеновского “Дактилоскопия как метод регистрации” (1923). Хотя сам автор назвал ее кратким руководством для заведующих дактилоскопическими бюро, судебных деятелей и судебных врачей, по своему содержанию и теоретическому уровню она носила несомненно монографический характер.

Характеризуя книгу Семеновского, И. Ф. Крылов подчеркивает его заслуги в разработке системы уголовной регистрации, которая в модифицированном виде сохраняет свое значение и сейчас, указывает на оригинальность разработанных им типологии пальцевых узоров и методики идентификации личности по рисунку этих узоров[37], основанной на классификации их общих и частных признаков.

Петр Сергеевич Семеновский (1883-1959) — видный советский криминалист. Служебную деятельность начал в 1910 году после окончания медицинского факультета Юрьевского (ныне Тартуского) университета. Вплоть до 1918 года, когда он вступил добровольцем в Красную Армию, Семеновский был ассистентом и помощником прозектора по кафедре судебной медицины этого университета. В 1919 году начал работать в уголовном розыске: сначала в кабинете судебной экспертизы и регистрационном бюро Центророзыска, затем субинспектором, а с мая 1922 г. — начальником регистрационно-дактилоскопического подотдела НТО. С 1930 г. Семеновский работает в учреждениях судебно-меди­цинской экспертизы и преподает судебную медицину на различных курсах и в З-м мединституте. В 1927 г. его избрали почетным членом Международного Антропологического института в Париже, в 1930-32 гг. он — председатель Московского судебно-медицинского общества. В годы Великой Отечественной войны Петр Сергеевич работал консультантом по судебной медицине при 1072 эвакогоспитале, участвовал в работе Всероссийской чрезвычайной комиссии по расследованию фашистских злодеяний. Литературу о П. С. Семеновском см. в кн: Р. С. Белкин. Курс советской криминалистики, т. 2. М., 1978, с. 405.

После выхода в свет монографии П. С. Семеновский не прекратил исследований в области дактилоскопии. Он публикует серию статей о возможности определения всевозможных основных дробей в дактилоскопических формулах при нескольких неизвестных отпечатках в журналах “Рабоче-крестьянская милиция” (1923-24 гг.) и “Административный вестник” (1926), раздел о наследственности тактильных узоров — в книге “Судебно-медицинская экспертиза” (1926) и статью о закономерностях их распределения на пальцах рук человека — в “Русском антропометрическом журнале, т. 16, вып. 1-2 (1927).

Работы П. С. Семеновского в области дактилоскопии стимулировали развитие этого раздела советской криминалистики. В 1934 году Всеукраинский институт изучения преступности издал работу Г. Данилевского “Дактилоскопия” (Киев, 1934), позже вышло в свет практическое руководство Б. М. Комаринца (тогда старшего эксперта отдела уголовного розыска Главного управления милиции) “Дактилоскопическая идентификация на расстоянии” (М., 1937), содержавшее детальные указания по описанию папиллярных узоров с целью идентификации по ним личности посредством передачи такого описания по телефону или телеграфу.

В 1925 году Юридическое издательство НКЮ УССР выпустило в свет книгу Н. П. Макаренко “Техника расследования преступлений”. Автор знакомит читателя с функциями кабинетов научно-судебной экспертизы, с порядком осмотра места происшествия, рассматривает средства и приемы обнаружения и исследования следов крови, волос, семенных пятен, научные основы дактилоскопии и ее применение при расследовании преступлений, приводит основные сведения о работе со следами ног, зубов, с поддельными документами и деньгами. Тогда же Н. С. Бокариус издает свой капитальный труд “Первоначальный наружный осмотр трупа при милицейском и уголовно-розыскном дознании”. Эти две работы положили начало изданию целой серии криминалистических работ на Украине.[38]

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: