Практическое занятие. ОТЕЧЕСТВЕННЫЙ ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ КОГНИТИВИЗМ 4 глава

Концептуальный анализ широко используется при описании семантики языка, ибо значения языковых выражений приравниваются выра­жаемым в них концептам или концептуальным структурам. Но такое истолкование соотношения концепта и значения не является единственно возможным. Концепты – это скорее посредники между словами и экстралингвистической действительностью и значение слова не может быть сведено исключительно к образующим его концептам. Правильнее было бы, наверно, говорить о концептах как соотносительных со значением слова понятиях (counterparts of words). Значением слова становится кон­цепт, «схваченный знаком» [Е.С.Кубрякова 1991]. В том же смысле мы не можем согласиться с мнением А.Вежбицкой о том, что значе­ния в определенном отношении независимы от языка. Независимы от языка именно концепты, идеи, и не случай­но, что только часть их находит свою языковую объективацию. От­ношения между концептами и значениями поэтому достаточно сложны: так, у союза и или но вряд ли можно постулировать значение, но концепты, которые за ними стоят, достаточно ясны (соединения, противопос­тавления и т.п.). Точно так же можно предположить, что у всех лю­дей есть общие представления о том, как реагирует человек на кон­такт с объектом, воздействующим на него своей температурой, но значения, зафиксированные в словах типа обжечься, сгореть, memo, жар и пр., отражают лишь определенную часть этого концепта и являются зависимыми от языка.

В грамматике также работает концептуальный анализ. Нередко утверждают также, что центральные для человеческой психики концепты отражены в грамматике языков и что именно грамматическая категоризация создает ту концептуальную сетку, тот каркас для распределения всего концептуального мате­риала, который выражен лексически. В грамматике находят отраже­ния те концепты, которые наиболее существенны для данного языка. Эта точка зрения близка и тем концепциям, которые утверждают примат релевантности грамматических категорий для организации ментального лексикона,а, следовательно, и тем, что доказывали первостепенную значимость для устройства и функцио­нирования языка тех концептуальных оснований, что маркируют распределение слов по частям речи и которые, по всей видимости, предсуществуют языку, складываясь как главные концепты восприятия и членения мира в филогенезе [Кубрякова 1992].

Интересный пример Е.С. Кубряковой о концептуальном анализе глагола. В частности, когнитивный анализ глагола показывает, что глагол есть компрессивное выражение человеческого опыта через свернутую схему действия. Причем в языке фиксируется один или несколько компонентов из общей схемы, по принципу метонимии замещающей весь комплекс представлений. БЕЖАТЬ – фиксирует способ движения и, имплицитно, направленность (в отличие от БЕГАТЬ – вообще): замещает весь комплекс «с силой отрывать попеременно ноги от земли», «в какой-то момент находиться над землей». В каждом глаголе заложено также представление о фундаментальных координатах – ПРОСТРАНСТВО/ВРЕМЯ: БЕГАТЬ – движение одновременно в пространстве/времени; СТОЯТЬ – во времени, вне пространственного перемещения; ОСТАНОВИТЬСЯ – вне времени и пространства. Следующая координата – ВОЗДЕЙСТВОВАТЬ/БЫТЬ ОБЪЕКТОМ ВОЗДЕЙСТВИЯ – или выражена или невыражена. Операции в логическом пространстве – ИМЕТЬ ОТНОШЕНИЕ, ХАРАКТЕРИЗОВАТЬЯ, НАЗЫВАТЬСЯ. Глагол, в отличие от имени – называет целую ситуацию, фрейм, а не выделяет единичный объект из континуума мира.

Другой образец анализа грамматической семантики предлагает П.В. Чесноков, сопоставляя языковое выражение ментальных процессов в разных языках. Общие логически категории по-разному описаны в разных языках, то есть получают разное концептальное содержание. Например, есть существенные различия в степени расчлененности содержания: КНИГА БРАТА – отношение принадлежности выражается одновременнт двумя словами. БУК ОФ… БРАЗЕР – первым словом, где ОВ является сигналом принадлежности. Аналогично – ИДУ и Я ИДУ. Другой параметр – распределение содержания мысли между компонентами: ИДУ ЧЕРЕЗ УЛИЦУ – ПЕРЕХОЖУ УЛИЦУ. НИКТО НЕ ПРИШЕЛ – НОБОДИ КЭЙМ. Направленность отношений между компонентами мыслей – ВЫСТУПАЮТ Ü АКРОБАТЫ, но ВЫСТУПЛЕНИЕ Þ АКРОБАТОВ. Понятно, что ни в словаре, ни в грамматике эти отношения не могут быть увидены, поскольку они принадлежат не собственно системе языка, а сфере концептов, мыслительного содержания языка, «оязыковленной мысли».

Именно концептуальный анализ грамматики позволил выделить в нем так называемые СКРЫТЫЕ КАТЕГОРИИ, эксплицитно не выраженные в системе грамматических категорий. Это такие семантикосинтаксические образования, которые не присутствуют в системе, но существенны для понимания высказывания (они влияют на сочетаемость, на порядок слов, на выбор морфологического признака). Термин предложил в 1938 году Б.Л. Уорф, развил С.Д. Кацнельсон в концепции «скрытой грамматики». Например, конкретность / неконкретность существительного в предложении типа Она хочет выйти замуж за профессора (этот, кто должен быть профессором (любой)// этот, кто является профессором} – в английском языке это противопоставление эксплицировано грамматикой – артиклями. Аналогично определенность/ неопределенность. Выражаемая порядком слов – Из окна выглянул старик (и определенный, и неопределенный), но Старик выглянул из окна (только определенный). Для глагола контролируемость / неконтролируемость также выражается разной сочетаемости: неконтролируемый глагол не сочетается с обстоятельством цели – Стрела летит попасть в яблоко/ /камень падает, чтобы ушибить собаку; невозможно также – Воде превосходно теклось. Существительные личные/неличные: неличное существительное не может быть в дательном предназначения: *купил чехлы машине.

Применительно к тексту, дискурсу также «работает» разграничение концептуального и собственно языкового анализа (Ю.Н. Караулов «Лингвистические основы функционального подхода в литературоведении»). Так, в тексте следует различать тезаурус, «идеологический словарь», то есть набор ключевых концептов автора, его понимание мира, его картина мира как инструмент для отбора слов, – и «словесное, знаковое наполнение» текста как «средство вербализации концептов» (очевидно, идиолект).

Порождение текста – это путь от концепта к знаку, а восприятие – от знака к концепту. Чтение текста линейно, синтагматично, а существование и функционирование его в читательском сознании – парадигматично; то есть каким-то образом «линейная последовательность единиц преобразуется в процессе восприятия и понимания в иерархическую систему зависимостей…». Значит, в художественном тексте концептуальное и семантическое противопоставлены еще и как парадигматика – синтагматика. Отсюда теоретически вытекают два возможных взаимодополняющих пути его исследования: 1)концептуальный («парадигматический»), выявляющий содержательный аспект языковой картины мира автора и его героев, иерархию связей и отношений, шкалу ценностей и связанный с ними набор прагматических установок: 2)собственно семантический или стилистико-семантический («синтагматический»), выявляющий структурные и стилистические особенности языковой реализации тезауруса, знаковые механизмы порождения текста, закономерности преобразований общеязыковых значений.

Ключевое понятие концептуального анализа, а возможно, и в целом – всей когнитивной лингвистики, – является понятие концептуализации. Вспомним известную буддийскую притчу о слепцах и слоне. Слепцы, чтобы узнать, что такое слон, принялись ощупывать слона со всех сторон. Трогавший ухо слона сказал: «Слон –– это нечто большое, широ­кое и шершавое, как ковер». Тот, кто ощупал хобот, сказал: «У меня есть о нем подлинные сведения. Он похож на прямую пустотелую трубу, страш­ную и разрушительную». «Слон могуч и крепок, как колонна», –– возразил третий, ощупавший ногу и ступню. Конечно, слон один и тот же для всех, но это не мешает разным людям представлять его се­бе по-разному. Слон и представление о слоне –– не одно и то же, как не одно и то же — дом и ри­сунок дома. Один и тот же дом мож­но нарисовать многими способами, с разных сторон и в разных видах. И нельзя сказать, что какие-то из этих ри­сунков дома будут более, а какие-то менее «правильными» или «не­пра­вильными». Просто рисунок дома –– это всегда модель реального дома, которая, хотя и связана с домом, все же существует по своим законам, в мире, отличном от мира, в котором существует реальный дом.

Так мы напрямую подошли к понятию концептуализации мира, ко­торая и есть своего рода «рисунок». Не случайно один из ведущих когни­тивных лингвистов мира, Леонард Талми, уподобляет наши представления о мире в языке детскому рисунку. А другой когнитивист, Рональд Ланга­кер, действительно рисует семантику, помещая рисунки в квадратики (боксы) и изображая сетку связей между ними: это, по его мнению, точнее отражает то, что происходит в области смысла языковых единиц, чем при­вычные для нас списки готовых значений [Рахилина 1998: 291-292].

Но это –– особый «рисунок», без карандаша, кисти и красок. Этот рисунок даже никто не рисовал, но он всякий раз возникает в голове лю­дей, когда они оперируют словами и выражениями своего языка. Причем это, скорее, мультфильм, чем рисунок. Он движется, меняет планы изо­бражения, разворачивается в пространстве и времени. Такой мультфильм мы могли бы назвать научно-фантастическим, или, скорее, мультиплика­ционной сказкой: так порою причудливы и прихотливы картины и сцены в мире, который «нарисован» языком. Но другого мультфильма у нас нет.

Концептуализация – один из важнейших процессов познавательной деятельности человека, заключающийся в осмысле­нии поступающей к нему информации и приводящей к образованию концептов, концептуальных структур и всей концептуальной системы в мозгу (психике) человека. Нередко концептуализация рассматривается как некото­рый «сквозной» для разных форм познания процесс структурации знаний и возникновения разных структур представления знаний из неких минимальных концептуальных единиц[Концептуализация и смысл 1990]. Каждый отдельный акт концептуализации представляет собой пример решения проблемы и в нем задействованы механизмы умозаключе­ний, получения выводных данных (инференции) и другие логические операции.

Процесс концептуализации тесно связан с процессом категоризации: являя со­бой классификационную деятельность, они различаются вместе с тем по конечному результату и/или цели деятельности. Первый направ­лен на выделение неких минимальных единиц человеческого опыта в их идеальном содержательном представлении, второй – на объедине­ние единиц, проявляющих в том или ином отношении сходство или характеризуемых как тождественные, в более крупные разряды.

Когнитивное расчленение реальности происходит еще на довербальной стадии развития человека: понятийные классификации, возникающие в то время, оказываются более связанными с сенсомоторной деятельностью человека, нежели с его общением с другими людьми. С формированием языка когнитивное освоение реальности приобретает новые формы, обеспечивая выход за пределы непосредственно воспринимаемого и хранение опыта в долговременной памяти человека.

Концеп­туализация –– это прежде всего живой процесс порождения новых смы­слов, отражающий механизмы того, как образуются новые знания и как можно объяснить способность человека постоянно пополнять фонд знаний о мире и т.д.

Концептуализация есть предельно общее понятие, предполагающая направленность познания как на разные стороны объекта познания, так и на объект познания в целом, каким бы максимально широким этот объект ни был. Если объектом концептуализации выступает все Вселенная, весь универсум с разнообразными связями и отношениями между его фрагмен­тами, включая и человека как важную составную часть универсума, мы го­ворим о концептуализации мира.

Концептуализация мира как особым образом организованный тип познавательной деятельности человека может осуществляться на разной основе через посредство разных когнитивных механизмов. Это может быть непосредственное восприятие мира с помощью органов чувств на уровне обыденного сознания, это может быть его теоретическое осмысление через научный концептуальный аппарат, это может быть эстетическое освоение мира в художественных образах или мистическое постижение посредством религиозного чувства.

Важнейшим видом концептуализации мира выступает языковая кон­цептуализация мира как фундамент, первоисточник всех остальных видов концептуализации. В каком-то смысле можно утверждать, что любой спо­соб концептуализации мира основан на языковой концептуализации. Именно в языке прежде всего откладываются все достижения в сфере ду­ховной деятельности человека и этноса в целом. Язык как бы «прививает» нам определенный взгляд на вещи, определяет характер и направление ум­ственной актив­ности.

В процессе языковой концептуализации мира действительность предстает в преобразованной форме, «проецируясь» в семантику языка, словно на экран. При этом на проецирование оказывают существенное влияние свойства самого «концептуализатора», т.е. человека, его точки зрения и ракурса изображения, а также особенности конкретных культур, стоящих за каждым языком [Рахилина 1998: 283].

Сам механизм языкового воздействия на когнитивную активность человека описывает В.В. Иванов: «В период обучения родному языку че­ловеку в языковой форме вводится программа, определяющая бессозна­тельное моделирование им окружающего мира (т.е. определяющая способ кодирования информации, позд­нее используемой в его центральной нерв­ной системе; команды в мозге хранят­ся в языковой форме, так же как в машине в форме чисел). В дальнейшем эта программа работает автомати­чески, причем период обучения родному языку не сохраняется в памяти (отчасти, по-видимому, вследствие того, что в памяти ин­формация кодиру­ется, в основном в языкового форме и поэтому события, пред­шествовав­шие усвоению этого кода, не могли быть закодированы)» [Ива­нов 1962: 108].

Языковая концептуализация мира далеко не сводится к системно-языковым значениям единиц и выражений нашего языка. Она представляет собой особые образом организованный опыт нашего взаимодействия с ок­ружающим миром, который откладывается в семантике языка также осо­бым образом.

Так, если мы сравним два русских выражения сидеть на стуле и си­деть в кресле, то система языка нам поведает о том, что здесь реализованы абсолютно идентичные модели предложного управления с абсолютно идентичной синтаксической семантикой местонахождения; различие же в выборе предлогов на и в объясняется формальными особенностями соче­таемости глагола с разными существительными, сложившимися историче­ски и в общем-то случайно.

Однако с точки зрения языковой концептуализации, т.е. того, как язык нам представляет две эти схожие ситуации, можно увидеть сущест­венную разницу. Условно, говоря, здесь реализованы две разные концеп­туальные схемы, или модели. Сидение на стуле представлено как нахож­дение на поверхности, т.е. на двумерной горизонтальной плоскости (при­чем язык здесь пренебрегает тем, что у стула есть спинка как выход в вер­тикальное измерение). А сидение в кресле представлено уже как нахожде­ние внутри трехмерного контейнера (вместилища): здесь для языка важно именно наличие некоторой идеи, связанной с погружением, помещением тела внутрь чего-либо и т.д. Этот пример иллюстрирует простой факт: оказывается, за так назы­ваемыми «словарными», системными значениями слов стоит некий глу­бинный слой неэксплицированной концептуальной информации, связан­ной с особенностями взаимодействия человека со средой, с его опытом и спецификой познавательной активности по освоению окружающего мира.

Отметим две вещи. Во-первых, эта информация существенна для по­нимания слова или высказывания, так как она показывает, как носителю языка представляется та или иная физическая или психическая реальность. Но при этом она справедливо не включается составителями словарей в словарное описание слова, поскольку является, по сути, экстралингвисти­ческой, принадлежащей не системе языка, но особенностям человеческой когниции.

Во-вторых, важно, что она всегда имеет этно- и культурноспецифич­ный характер. Так, например, в английских эквивалентах приведенных вы­ражений to sit in a chair –– to sit in armchair нет отмеченного нами для рус­ского языка различия в концептуализации ситуации, т.е. нет двух концеп­туальных моделей: носителям английского языка все равно, где сидеть –– на стуле или в кресле, важно акцентировать саму идею сидения на приспо­собленных для этого изделиях. С другой стороны, если взять другие рус­ско-английские соответствия с глаголом сидеть / to sit, то мы увидим, что носителям русского языка, в свою очередь, все равно, где сидеть –– в кресле или в ванной (и то, и другое суть контейнеры, вместилища), тогда как уже носитель английского языка здесь видит две разные концептуаль­ные схемы: он сел в кресло — he sat in an armchair и он сел в ванну — he sat into the bath. Английский язык тонко акцентирует здесь различие между просто помещением куда-либо и погружением внутрь чего-либо.

Указания на эти различия мы не встретим в толковых словарях и теоретических грамматиках, и вовсе не потому, что авторы словарей и грамматик плохо выполняют свою работу. Эти указания и не должны быть в словарях и грамматиках, потому что они относятся не к системе описы­ваемого языка, а к тому, что стоит за его системой. Имеется в виду неко­торая совокупность знаний о мире, которая представляет собой обобщен­ные результаты коллективного опыта общения с миром носителей данного языка, незаметно для них отложившиеся в по-своему стройную и строгую систему языковых значений.

Антропоцентричность языковой концептуализации мира находит свое выражение в том, что она носит метафорический характер: наше по­знание мира в языке всегда опирается на что-то, уже известное в нашем опыте, и мы как бы совершаем ассоциативный перенос по сходству от ста­рого представления к новому. Метафора, лежащая в основе организации нашего опыта и знания о мире, получает в теории Дж. Лакоффа и М. Джонсона название «концептуальная метафора». Суть этой теории в том, что именно концептуальные метафоры лежат в основе вообще всех знаний о мире, реализованных в языке. Такая метафора не есть явление языка: это явление мыслительной сферы человека, имеющее сходный с языковым ме­ханизм действия.

Дж. Лакофф и М. Джонсон обнаружили, что метафора пронизывает нашу повседневную жизнь, причем не только язык, но и мышление и дея­тельность. Наша обы­денная понятийная система, в рамках которой мы ду­маем и действуем, по сути своей метафорична. Концепты, которые управ­ляют нашим мышлением, — не просто по­рождения ума. Они влияют на нашу повседневную деятельность, вплоть до самых тривиальных деталей. Наши концепты структурируют наши ощущения, поведение, наше отно­шение к другим людям. Тем самым наша концептуальная система играет центральную роль в определении реалий повседневной жизни [Лакофф, Джонсон 2004]. Особенности концептуальной метафоры в том, что в обычном случае концептуальная система не осознается. О большинстве мелочей, которые мы делаем каждый день, мы просто не думаем, и делаем их более или ме­нее автоматически по определенным схемам. Большая часть нашей обыденной концептуальной системы по своей природе метафорична.

Отсюда вытекает национальная и культурная обусловленность на­ших концептуальных систем, построенных н метафорических основаниях. Дж. Лакофф и М. Джонсон указывают, что каждая культура должна выра­ботать более или менее успешный спо­соб взаимодействия с жизненной средой, предполагающий как адаптацию к ней, так и ее изменение. Более того, каждая культура должна устано­вить рамки социальной реальности, в которой люди получают роли, имеющие для них смысл и позволяющие им функционировать социаль­но. Неудивительно, что социальная реальность, определяемая культурой, воздействует на бытующие в ней представления о физической реальности. То, что реально для человека как члена культур­ного социума, является продуктом как социальной реальности, так и спо­соба организации его опыта взаимодействия с материальным миром. По­скольку значительная часть социальной реальности осмысляется в метафо­рических терминах и поскольку наше представление о материальном мире отчасти метафо­рично, метафора играет очень существенную роль в уста­новлении того, что является для нас реальным [Лакофф, Джонсон 2004].

ЛЕКЦИЯ 2. МЕНТАЛЬНАЯ РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ И КОНЦЕПТ В КОНЦЕПТУАЛЬНОМ АНАЛИЗЕ ЯЗЫКА. КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ СИСТЕМА И КОНЦЕПТОСФЕРА

ПЛАН

1. Понятие ментальной репрезентации

2. Концепт: проблема выделения. Концепт и логическое понятие

3. Концептуальная система, или концептосфера

Результатом деятельности сознания по концептуализации мира является ментальная репрезентация(mental representation)–ключевое понятие когнитивной лингвистики и концептуального анализа,относящееся как к процессу представления (ре­презентации) мира в голове человека, так и к единице подобного представления, стоящей вместо чего-то в реальном или вымышлен­ном мире и потому замещающей это что-то в мыслительных процес­сах. Последнее определение указывает на знаковый или символиче­ский характер менальной репрезентации и связывает ее исследование с семиотикой, т.е. заставляет предположить существенность для дан­ной единицы не только ее содержания, но и способа ее представления в психике человека.

Деятельность с использованием ментальных или внутренних структур долго описывалась в психологии как имеющая дело с от­раженными языковыми (вербальными) структурами. Признание репрезентаций другого типа – образных – было связано с именем А. Пейвио, в мно­гочисленных работах которого была выдвинута теория двойного кодирования мира. Согласно Пейвио, все репрезентации могут быть расклассифицированы на картиноподобные (когда для представления чего-то используются картинки, образы, рисунки, схемы и т.п. – ср., например, Р. в голове знакомых нам лиц и предме­тов и даже целых сцен) и языкоподобные (это все Р. языковых единиц – слов, их частей, предложений, клишированных конструкций и т.п., но, главное пропозиций).В настоящее время говорят поэтому либо об аналоговых Р. (тех, которые сохраняют свое подобие оригиналу) и Р. пропозициональных (имеющих аргументно-предикативную структуру) или пропозициональноподобных (aussageartige), причем есть и мнение о том, что именно пропозициональная форма хране­ния знаний является главной.

Пропозициональным структурам (репрезентациям) нередко приписывается при этом роль связующего звена между вербальными и невербальными репрезентациями, – они считаются устанавливающими связи между разными когнитивными системами или модальностями (зрением, слухом и т.п.) и языковым их выражением. Таким образом, наряду с классификацией репрезентаций по способу их представления (образному или вербальному) вводится также представление о «модальных» и «амодальных». К первым относятся все представления о наших ощущениях (зрительных, слуховых, так­тильных и пр.), а ко вторым – все символические, вербальные репрезентации. По мнению Рея Джекендорфа, все эти репрезентации могут быть выведены и выводятся на один уровень – уровень ментальных репрезентаций, уровень кон­цептуальной структуры, где информа­ция, полученная по разным каналам – сенсорная, моторная и т.п., оказывается сопоставимой с информацией вербальной. Модально-специфические репрезентации сохраняют перцептуальные характеристики ото­бражаемого в мозгу предмета, процесса, явления. Интересно, что, согласно экспериментальным данным, ментальные операции с образными репрезентациями аналогичны тем, которые совершаются с вербальными.

Ментальные репрезентации образуют систему. Согласно теории A. Паивио, система ментальных репрезентаций находится в состоянии покоя и не функционирует до тех пор, пока какие-либо стимулы –– вербальные или невербальные –– извне не активируют ее [Paivio, 1986]. Активация может происходить на трех уровнях обработки сигналов: репрезентационном (лингвистические сигналы возбуждают лингвистические структуры, невербальные –– картины или образы), референциональном (вербальные сигналы активируют невербальные, невербальные –– вербальные) и ассоциативном (возбуждение каких-либо образов в ответ на слово и извлеченное из памяти название для получения сигналов сопровождается также возбуждением разного рода ассоциаций и теми и другими) [там же, с. 67 - 70, 121- 122].

Совокупность репрезентаций образует то, что называется памятью,а по­этому и в ней различают словесную и образную, или эпизодическую (событийную) память; совокупность вербальных репрезентаций называют мен­тальным лексиконом,и, наконец, совокупность всех концептуальных репрезентаций. (т.е. смыслов и аналоговых, и символических репрезентаций) име­нуется концептуальной системой,или же концептуальной моделью (картиной) мира. Всеми признается, что так или иначе все указанные объединения тесно связаны с системами хранения знаний и языком, а, следовательно, входят в число явлений, подлежащих исследованию в семантике.

Память представляет собой семантическую "сеть", "узлами" которой являются как вербальные единицы (логогены), так и невербальные репрезентации (имагены). Каждый "узел" сети - "коннекционистской модели мозга" - при необходимости может быть активирован, т. е. приведен в возбужденное состояние [Collins, Loftus, 1975; Schwarz, 1992; Ellis, Hunt, 1993], причем при активации мозга не исключены ошибки, т. е. возбуждение "не тех" или "неправильных" участков, или отдельные "узлы" оказываются возбужденными более, чем это необходимо, и человека захлестывает поток ненужных ассоциаций. Очень важно знать, какие типы знаний активируются в тех или иных случаях и какие структуры сознания (от единичных репрезентаций до таких их объединений, как фреймы, сцены, сценарии и т. п.) они при этом вовлекают.

Система ментальных репрезентаций имеет свою структуру, или «архитектуру». Понятие архитектуры когниции ("архитектуры разума") связано с представлением о том, какие механизмы обеспечивают осуществление когнитивных функций, т. е. о моделировании человеческого разума [Fodor, 1983]. Многое в моделировании считается врожденным, т. е. существует как часть биопрограммы человека, остальное является результатом процессов когнитивного развития человека, но что именно –– об этом идут непрерывные дебаты [Н. Хомский, 1972; Tomasello, 1995]. C распространением модулярной теории Дж. Фодора и Н. Хомского архитектура когниции описывается с помощью перечисления отдельных модулей (восприятия, рационального мышления, памяти, языка и т. д.), причем предполагается, что в каждом модуле должно действовать сравнительно небольшое число общих принципов и единиц.

Нормальную работу модулей обеспечивают механизмы индукции, дедукции, ассоциативного связывания единиц и т. п. Модель разума –– архитектуру когниции –– представляют состоящей из огромного числа связанных между собой нейронов, пакеты или объединения которых находятся во время мыслительной деятельности в возбужденном, активированном состоянии. Подобные сетевые модели более всего оправдывают себя при анализе такого модуля архитектуры когниции, как память.

Одним из центральных понятий в когнитивной терминосистеме является также понятие ассоциации –– связывания двух явлений, двух представлений, двух объектов и т. п., обычно стимула и сопровождающей его реакции [Панкрац, 1996б]. Бихевиористы объясняли все поведение человека на основе ассоциаций: определенный стимул ассоциируется с определенной ответной реакцией: S ® R. Сама способность к ассоциациям считается врожденной. В когнитивной психологии особое внимание уделяется тем процессам, которые устанавливают ассоциации, их природе, их связям с процессами индукции и инференции, их отношению к каузальным, причинно-следственным цепочкам и т. п. Установление ассоциаций между единицами стало рассматриваться как общий принцип работы тех самых модулей - простейших систем, –– из которых состоит вся инфраструктура разума. Понятие ассоциации положено в основу многих сетевых моделей разума, по существу представляющих собой цепочки единиц (узлов), связанных отношениями ассоциаций разных типов.

Доступ к информации, содержащейся в ментальном лексиконе, достижимость этой информации в процессах порождения и понимания речи реализуется по-разному. Доступ относят к процессам обработки языковой информации и к возможности быстро проникнуть к необходимым в этих процессах сведениям, представленным в голове человека в виде определенных ментальных репрезентаций языковых единиц (слов и составляющих их морфем). Поскольку в понятие знания слова входят сведения о его фонологическом устройстве, о его морфологической структуре, о его семантике и особенностях синтаксического использования и т. п., в распоряжение говорящего должны поступать любые из этих сведений, т. е. в его памяти должен быть обеспечен доступ к каждой информации об указанных признаках. Психологические модели речевой деятельности должны, соответственно, отвечать на вопрос о том, как организованы в ментальном лексиконе все указанные сведения [Кубрякова, 1996б], а основными вопросами являются, прежде всего, вопросы о том, хранятся ли фонологические, морфологические и прочие сведения о словах и составляющих их частях в отдельных субкомпонентах (модулях) ментального лексикона, или же все сведения "записаны" при отдельных словах, а также каковы сведения, хранящиеся при каждом отдельном слове или вхождении каждой отдельной лексической единицы, как можно представить себе ментальную репрезентацию отдельного слова или отдельного признака слова, осуществляется ли доступ во время речевой деятельности к словам в целом или же к их частям (морфемам) и т. п. [там же].

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: