И региональная интеграция

Уже сам по себе факт постановки вопроса о глобализации мирового экономического и политического развития представ­ляет собой интеллектуальный вызов Человечеству. И очень важно своевременно и точно на него отреагировать. В совре­менном компьютеризированном мире тот, кто обладает интел­лектуальной инициативой, получает возможность направлять развитие мировой политэкономической мысли в нужном ему направлении. И, в конечном счете, получает возможность пра­вить миром, — хотя и не напрямую, не директивно. Плохо, если при решении концептуальных и фундаментальных про­блем мирового общественного развития и мировой безопаснос­ти интеллектуальная инициатива окажется монополизирован­ной какой-либо одной страной или одной интеллектуальной группой. Плохо — не только для общемирового процесса со-развития или для других стран, но и для самой страны-моно­полиста. Плохо — потому, что развивать исторически значи­мую теорию без доброжелательных и заинтересованных в ко­нечном успехе оппонентов означает привносить риск загубить даже самую великую идею.

Подходы различных научных школ, разных исследователей к проблемам глобализации существенно расходятся. Одни видят в глобализации исключительно экономические преиму­щества. Другие говорят о тяжелых экономических и социаль­ных последствиях глобализации: как распространение финан­сового кризиса из одной страны в другую или утеря нацио­нального суверенитета в результате глобализации экономики.

В России широкие научные обсуждения проблем глобализа­ции только лишь начинаются, может быть, с некоторым опо­зданием по сравнению со многими другими странами.

В дискуссиях на тему глобализации присутствует одна спор­ная, но базовая тема. Это вопрос о том, считать ли глобализа­цию новым явлением. Или это явление существует уже давно и мы сейчас наблюдаем лишь очередную стадию его развития. Исходной посылкой автора данной работы в этой связи явля­ется следующий тезис.

В широком цивилизационном смысле глобализацию можно рассматривать как стратегическое направление развития всего человечества с начала его зарождения. Ведь до момента откры­тия Америки то, что происходило на Американском континен-

те, никак не влияло на развитие общественной жизни в Евро­пе. В концепции классовой борьбы Маркса, отстаивающей ин­тернационализацию интересов пролетариата и класса капита­листов, также отражен процесс глобализации, хотя и через призму классовой борьбы. Современный же этап развития гло­бализации в широком смысле связан с новой информационно-технологической революцией и окончанием «холодной войны».

В узком смысле под глобализацией предлагается понимать нынешний этап развития человечества, который пришел на смену периоду «холодной войны», базируется на достижениях современной информационно-коммуникационной и техноло­гической,

революции и сопровождается распространением в мире модели безопасности, основанной на компромиссном мышлении. Причем на таком варианте компромиссного мыш­ления, который характеризуется переходом от компромиссного мышления на балансе силы к компромиссному мышлению на основе законе.

По сути оба понимания глобализации близки и даже едины в том, что выделяют новый этап мирового развития, называе­мый глобализацией (в узком смысле) или современным этапом глобализации (в широком смысле). И в том и в другом случае речь идет о новом явлении, заставляющем по-новому взглянуть на наш мир и попытаться переосмыслить известные традици­онные подходы к разработке, к примеру, национальной эконо­мической политики или политики демократизации страны, к проблемам международного сотрудничества и концепциям на­циональной, региональной и всеобщей безопасности. Это явле­ние, расширяющее пределы ответственности национальных ли­деров, делая их ответственными не только за свою страну и свой народ, но и за весь мир. Наконец, это явление, откры­вающее перспективу сотворения Единого Мира -- как объек­тивно наиболее рационального субъекта управления со сторо­ны Человека и наиболее удобного места для жизни Человека.

Глобализация мировой экономики представляется возможной в трех измерениях:

как объективная тенденция мирового экономического раз­вития;

как цель, выдвигаемая политическим руководством госу­дарств мира;

как методология анализа экономического развития стран и международных отношений — и не только анализа, но и выра­ботки экономической стратегии как на государственном уров­не, так и на уровне предприятий, имеющих стабильные инте­ресы за пределами национальной экономики.

Как объективная тенденция мирового развития экономичес­кая глобализация отражает растущую взаимозависимость различных секторов мировой экономики. Растущую и вырастаю­щую до такой степени, что развитие и стабильность одной эко­номики становятся невозможными без развития и стабильнос­ти других экономик.

Как цель, глобализация представляет собой сознательную политику государств, направленную на укрепление интеграци­онной экономической сплоченности мира и, в конечном счете, на создание единой мировой экономики. Пока в такой плос­кости вопрос ставится лишь в научных дискуссиях, а не на го­сударственном уровне. И тем не менее перед мировым сообще­ством уже возникает задача выработать разумный подход к гло­бализации, создать взаимовыгодные механизмы управления этой тенденцией, сформулировать свои национальные интере­сы и понять место своей страны в этом процессе.

Как методология концепция глобализации дает аналитикам, хозяйственникам и политикам новую методологическую базу, опираясь на которую можно лучше понять, в каком направле­нии развиваются международные отношения, в каком состоя­нии находится экономика страны или хозяйство того или иного предприятия, «что такое хорошо» и «что такое плохо» для международной безопасности, для экономического разви­тия государства или для работы корпорации, и что надо сде­лать, чтобы хорошего стало больше, а плохого — меньше.

Глобализация мировой экономики означает, во-первых, выход интересов национальных хозяйственных субъектов за национально-государственные рамки, создание и расширение сферы деятельности транснациональных экономических и фи­нансовых структур. Во-вторых, поднятие «частных», нацио­нальных экономических проблем на глобальный, мировой уро­вень видения, требующий — для решении этих проблем — учета мировых хозяйственных интересов и мобилизации миро­вых ресурсов. Иными словами — требующий смотреть на мир как на единое экономическое пространство. В-третьих, глоба­лизация означает, что развитие экономической ситуации в ве­дущих странах оказывает влияние на другие государства, кото­рые, на первый взгляд, не непосредственно зависят от благопо­лучия мировых экономических лидеров. Наконец, в-четвертых, глобализация требует координации в общемировых масштабах национальных экономических и финансовых политик и дикту­ет необходимость создания единого мирового правопорядка как условия стабильного мирового экономического развития.

Глобализация мировой экономики отражает достигнутый мировым сообществом критический уровень экономической взаимозависимости на основе:

экономической интеграции и нарастающего перемещения по миру капитала, товаров, рабочей силы;

становления экономики знаний и технологической интеграции, подталкиваемой мировым научно-техническим прогрессом;

современной информационно-коммуникационной революции, связанной с созданием сверхскоростных транспортных средств и ультрасовременных средств связи, распространением в мире персональных компьютеров и сети Интернет.

За этим критическим уровнем ни одна из стран не может уже самостоятельно и при этом успешно решать задачи соци­ально-экономического развития.

Глобализация мировой экономики представляется более широким понятием, чем интеграция, именно потому, что эко­номическая глобализация обусловливает взаимозависимость даже напрямую интеграционно не связанных друг с другом частей мирового хозяйства. Например, несмотря на минималь­ные объемы экономического сотрудничества России с Юго-Восточной Азией, обвал на азиатских валютных и фондовых рынках в 1997—1998 гг. косвенно — через поведение междуна­родного спекулятивного капитала — повлиял на финансовую ситуацию в России, ускорив банкротство (в августе 1998 г.) фи­нансовой политики, основывавшейся на спекулятивной пира­миде ГКО.

Экономическая глобализация имеет немало общего с таким понятием как интернационализация хозяйственной жизни. И то, и другое отражают рост экономической взаимозависимости мира. Интернационализация больше означает то, что нацио­нальные экономики обретают международные интересы, реа­лизация которых требует многостороннего международного со­трудничества. Глобализация же делает акцент на том, что про­блемы любой экономики, любого рынка имеют статус миро­вых, глобальных проблем и требуют для своего решения при­ложения не просто многосторонних, но всеобщих усилий. Ин­тернационализация позволяет национальной экономике извле­кать дивиденды из мирохозяйственных связей, тогда как глоба­лизация говорит о невозможности успешно развивать нацио­нальное хозяйство без координации с мировой экономикой.

Формами проявления глобализации могут служить такие показатели, как доля внешней торговли страны в ее ВВП, объемы иностранных инвестиций, показатели, характеризую­щие движение по миру спекулятивного капитала, показатели деятельности международных транснациональных корпораций, в результате которой внутрикорпорационное разделение труда сразу же принимает характер международного разделения труда, данные о миграции рабочей силы и обмене технологи­ческими ноу-хау, различные показатели процессов экономи­ческой интернационализации, как, например, разработанный Всемирным банком показатель, представляющий собой разность между темпами роста международной торговли и миро­вого производства, и т.п.

В практическом плане глобализация (в используемом нами узком смысле) проходит в своем развитии через несколько тшпов. На первом, нынешнем, этапе экономической глобали-иции происходит такое критическое усиление зависимости практически всех национальных экономик от международного рынка товаров, услуг, капитала, рабочей силы, технологий, знаний и ноу-хау, что поступательное и эффективное развитие национальных экономик, как мы только что отмечали, стано­вится невозможным без тесного сотрудничества с мировой эко­номикой. На втором этапе, к которому мир вплотную прибли­зился, возникает и решается задача выравнивания экономико-правовых условий хозяйствования в различных странах и осу­ществляется координация финансовой и экономической поли­тики государств. Можно предположить, что такого рода вырав­нивание и координация будут осуществляться через развитие региональной, например, европейской или азиатско-тихооке­анской интеграции. На следующем этапе, как это видится с позиций сегодняшнего дня, произойдет создание единой миро­вой экономики при едином управлении экономическими про­цессами на макроуровне и едиными «правилами игры» на мик­роуровне мировой экономики.

Глобализация мировой экономики приводит в действию еще одну новую тенденцию современности — тенденцию персо­нификации международных отношений. Выход интересов хозяй­ственных субъектов за национальные рамки и их

растущая вза­имозависимость обусловливают становление дополнительных, наряду с национальными государствами и международными организациями, источников внешнеполитической инициати­вы — частных корпораций, неправительственных организаций (NGO) и самого Человека, конечного потребителя создаваемых экономикой товаров и услуг. Эти интересы могут не совпадать или вступать в противоречие с национально-государственными интересами в трактовке тех политических сил, тех политичес­ких деятелей и поддерживающих их бюрократических структур, которые в данный момент находятся у власти в данной стране.

Персонификация международных отношений, означая по­явление новых субъектов международной жизни — корпора­ций, неправительственных организаций и Человека, — форми­рует новые вызовы мировому сообществу и требует создания надлежащей политико-правовой инфраструктуры учета интере­сов новых самостоятельных участников внешнеполитической деятельности. Не случайно сегодня тема теории и практики внешней политики международных и национальных корпора­ций находится в числе приоритетных тем мировых научных изысканий.

С другой стороны, персонификация международных отно­шений позволяет частным лицам, не связанным с правительст­вами и не работающим на политические партии, выражать свою озабоченность международной безопасностью, формиро­вать, формулировать и отстаивать собственные внешнеполити­ческие интересы. Это относится и к полуграмотной жительни­це Южно-Курильских островов, заинтересованной в безвизо­вом режиме поездок в Японию, и к московскому интеллектуа­лу, имеющему свой личный взгляд на международную безопас­ность и сотрудничество. Именно такая личная обеспокоен­ность судьбами мира открывает возможность инициировать и проводить международные неправительственные обсуждения многих острых мировых проблем, подготавливая тем самым и последующие межгосударственные решения, в том числе и в отношении рассматриваемых нами проблем экономической глобализации и регионализма.

Персонификация международных отношений требует, нако­нец, большей прозрачности во внешней политике, более широ­кого участия граждан в ее разработке и обсуждении.

Глобализация мировой экономики и персонификация меж­дународных отношений приводят к политической глобализации. Последняя означает, что политические события в той или иной стране, которые, согласно распространенным представлениям о недопустимости вмешательства во внутренние дела суверен­ных государств, являются ее внутренним делом, приобретают глобальное значение, т.е. оказывают воздействие на политичес­кую ситуацию в других странах, либо влияют на такие всемир­ные интересы, как обеспечение прав человека и всеобщей по­литической стабильности, необходимой для успешного миро­вого развития. Политическая глобализация сопровождается введением в мировую практику новых механизмов обеспечения мира, таких как миротворческие операции или международные санкции против «плохих» режимов.

Глобализации мировой экономики предшествует или, на­против, противостоит регионализм. Регионализм также означает взаимозависимость стран и выход интересов хозяйственных субъектов за национальные границы — однако ограничивает сферу действия этих тенденций региональными рамками. Ре­гионализм тоже существует как тенденция регионального раз­вития и как сознательно формулируемая цель.

Открытый регионализм, рассматривающий экономическое развитие и интеграционное взаимодействие стран данного ре­гиона в контексте развития мировой экономики, находится в русле экономической глобализации. Служит своеобразной предпосылкой, этапом, предшествующим глобализации миро­вой экономики. ЕС и НАФТА представляют собой примеры такого открытого регионализма. Открытый регионализм, как мтодология анализа и выработки решений, является состав-ной частью методологии глобализации.

Регионализм закрытый, напротив, противодействует глоба-лизации. Нацелен на защиту исключительно данного региона от негативных последствий глобализации. Представляет собой с ширенную до региональных пределов политику «опоры на собственные силы».

Примером закрытого регионализма может ужить деятельность бывшего Совета экономической взаимопомощи. Возможно, что именно стратегия закрытого регионализма стала, наряду с другими известными факторами и обстоятельствами, причиной краха мировой социалистической системы — оказавшейся неспособной адаптироваться к растущей мировой взаимозависимости. Методология закрытого регионализмa по существу есть методология протекционизма. Понимание различий между открытым и закрытым регио­нализмом, прежде всего в контексте использования их в каче-методологической основы анализа и проводимой экономической политики, чрезвычайно важно для того, чтобы отличать стремление стран того или иного региона к более тесному региональному сотрудничеству, как составной части глобализации от стремления обособить данный регион от глобальной либерализации и сотрудничества. Особенность ситуации в сегодняшней Азии — в отличие от европейского открытого регионализма — состоит в том, что здесь отсутствует межгосударственная структура типа ЕС. Политико-институциональный вакуум стимулирует поиск вариантов направлений развития азиатского регионализма. Мощный толчок этому поиску был дан на Куала-Лумпурском саммите форума АТЭС (ноябрь 1998 г.). На саммите все страны-участницы АТЭС признали необходимость проведения синхронизированной «стратегии роста через сотрудничество». Ближайшие цели такого сотрудничества состоят в преодолении последствий азиатского финансового кризиса, недопущении его повторения и предотвращении глобальной и региональной экономической нации. Вместе с тем при переходе к рассмотрению кон­ных сценариев углубления региональной интеграции азиат-ские государства проявляют скорее сдержанность и осторожность чем стремительность и инициативу. В появившихся в конце 90-х годов под воздействием азиатского финансового кризиса концепциях азиатского регионализма прослеживаются три основных подхода к проблеме. Первый рассматривает общеазиатскую экономическую и финансоаую интеграцию в качестве альтернативы американскому и западноевропейскому доминированию на мировых и азиатских рынках. Переход ряда стран Евросоюза на единую валюту и закончившаяся финансовым крахом, как считают многие в АСЕАН, чрезмерная зависимость азиатских экономик от американского доллара, подтолкнули сторонников «азиатизации Азии», в основном из стран ЮВА, к разработке различных концепций создания единой азиатской валюты и единого ази­атского рынка.

Второй подход, разделяемый японскими экономистами, также рассматривает азиатско-тихоокеанскую экономику как в перспективе единое экономическое и финансовое пространст­во, однако не противостоящее североамериканской или запад­ноевропейской интеграции, а способное в будущем составить своего рода азиатскую альтернативу ЕС и НАФТА. Альтерна­тиву, позволяющую в еще более отдаленной перспективе перейти к единому мировому рынку. В качестве первого шага на пути реализации этой модели азиатского регионализма Токио предлагает создание Азиатского валютного фонда — ре­гионального аналога МВФ.

Третий подход исходит из поэтапного развития азиатской экономической интеграции на субрегиональном уровне. Руко­водители АСЕАН — до последнего финансового кризиса — ви­дели именно свою ассоциацию в качестве первопроходца ази­атского регионализма. Однако, азиатский финансовый кризис, подорвавший экономику стран Юго-Восточной Азии, и сохра­няющаяся и в начале нового столетия социально-политическая нестабильность в Индонезии делают проблематичными надеж­ды стран АСЕАН стать региональным эпицентром экономичес­кой интеграции. С другой стороны, обозначается движение к налаживанию интеграционного сотрудничества в Северо-Вос­точной Азии. Стержнем создания в перспективе азиатского се­веро-восточного рынка, как это видится с позиций сегодняш­него дня, реально может стать японо-южнокорейское экономи­ческое взаимодействие. Важный импульс экономическому сближению Сеула и Токио был дан в 1999 г., когда обе сторо­ны договорились забыть старые исторические обиды и скон­центрироваться на проблемах сегодняшнего и завтрашнего дня.

В последнее время и Китай начинает проявлять все боль­ший интерес к такого рода сотрудничеству, открыто претендуя на роль его интеллектуального лидера. На встрече лидеров Китая, Японии и Южной Кореи во время проходившего в но­ябре 2000 г. саммита по схеме АСЕАН плюс три (Япония, Южная Корея, Китай) китайская

сторона выдвинула конкрет­ную идею преобразования подобного трехстороннего саммита в постоянно действующую политическую группировку «Восточ­но-азиатский форум». В качестве первого шага Пекин предло­жил создать в 2001 г. специальную группу из представителей этих трех стран для выработки совместных экономических ре­комендаций правительствам Китая, Южной Кореи и Японии.

На практике азиатский регионализм сталкивается сегодня с двумя дилеммами: как правильно увязать интеграционные внутрегиональные связи с традиционным жизненно важным со­трудчеством с США, во-первых. И как обеспечить безболезненное сочетание самоидентификации азиатских наций с при-признанием ключевой роли Японии в развитии азиатского регионализма, во-вторых. В средднесрочной и долгосрочной перспективе азиатский регионализм будет, по всей видимости, развиваться по четырем основным направлениям или в четырех вариантах, или измере-ниях, которые мы более, детально рассмотрим в настоящей главе

Первое — развитие и институализация АТЭС. Ключевым здесь является вопрос: сможет ли АТЭС, и если да, то когда,взять на себя роль международного регионального института,способного привести регион к азиатскому варианту Евросоюза.

Второе — развитие интеграции в рамках уже существующих чсубрегиональных объединений: АСЕАН и Австралийско-новозеландский экономический союз. Главная дилемма для АСЕАН состоит в том, сможет ли данная группировка в одиночку, без

ярко выраженного лидера стать дееспособной единой субрегиональной ЭКОНОМИКОЙ.

Третье — становление единой экономики в северо-восточ-ной Азии с участием Японии, Южной Кореи и Китая, и его последующее объединение с асеановской группировкой — о чем впервые пошла речь на саммите АСЕАН+3 в Маниле в но|ябре 1999г. и что на следующем саммите этих государств в Сингапуре в 2000 г. вырисовалось в идею создания единой зоны свободной торговли в юго-восточной и северо-восточной Азии.

Четвертое — реализация различных концепций, так или иначе связанных с развитием экономической интеграции в АТР, контролем над товарными и финансовыми потоками и т.п., не попавших в три выше указанных направления развития азиатского регионализма.

Основой региональной интеграции в АТР должен стать Форум Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества.

Форум АТЭС, объединяющий 21 экономику (не страну, по­скольку Тайвань и Гонконг не являются суверенными государ­ствами), появился после десятилетий безуспешных попыток институализировать экономические процессы в АТР. Странам АСЕАН, создавшим свою организацию в 60-е годы, потребова­лось время, чтобы избавиться от страха, что участие в регио­нальной многосторонней интеграции мировых лидеров — США, Японии, Китая — может привести к доминированию больших стран в азиатском союзе. Другим странам Азии нужны были десятилетия ускоренного экономического роста, чтобы убе­диться в необходимости создания именно такой организации.

АТЭС взял своего рода фальстарт в 1980 г., когда страны АСЕАН не поддержали австралийскую и японскую идею о со­здании большой региональной организации в АТР. В качестве промежуточного шага был создан Совет по Тихоокеанскому экономическому сотрудничеству (СТЭС), в который входили и входят представители правительств, деловых и академических кругов. Работа СТЭС способствовала росту интереса к идее со­здания азиатской межгосударственной организации со стороны региональных правительств. Среди последовавших затем разно­го рода предложений о создании региональной интеграцион­ной организации в жизнь, в 1989 г., было воплощено предло­жение австралийского премьера Р.

Хоука о создании АТЭС. Главными причинами успеха австралийской инициативы, на­ряду с ростом экономического могущества азиатских госу­дарств и их взаимной зависимости, стали опасения протекцио­нистских тенденций в АТР как «естественной» реакции на новые вызовы глобализации, а также отход мировых лидеров от дипломатических и политических приоритетов «холодной войны». Последнее позволило региональным политическим элитам отказаться от стереотипной трактовки любого экономи­ческого альянса той или иной азиатской страны с США в кон­тексте конфронтации

Москвы и Вашингтона и тем самым рас­ширило поле для экономического маневра.

После окончания «холодной войны» азиатские страны ощу­тили потребность в создании международных институтов, кото­рые бы анализировали основные тенденции и острые пробле­мы современности, находили пути адаптации к ним и их реше­ния, способствовали бы либерализации «закрытых» экономик и усилению открытости экономик, уже достаточно либерализо­ванных. При этом часть азиатских государств усматривала в АТЭС возможность как-то ослабить давление, оказывавшееся на них США в плане придания их экономикам большей от­крытости. Другие государства, напротив, рассматривали АТЭС как защиту от протекционистских устремлений ряда стран Азии, которые вступали в противоречие с интеграционными тенденциями в Западной Европе и Северной Америке.

США и Канада, в свою очередь, связывали с созданием АТЭС надежды ускорить собственный экономический рост за счет более глубокого сотрудничества с быстро развивавшимися азиатскими экономиками — на фоне торговых трений с Запад­ной Европой, а также рассчитывали добиться большей откры­тости японского рынка, используя для этого многостороннее давление на Токио. Кроме того, отдельные политические силы в США и Азии увидели в АТЭС возможность создания меха­низма особых отношений с США, которые способны были бы обеспечить их безопасность перед лицом новых угроз — этни-

ческих конфликтов, территориальных споров, китайского фак­тора и т.д.

На начальной стадии создания АТЭС аналитики и полити­ки остро дискутировали модели экономической интеграции в АТР. Их многообразие можно свести к трем концептуальным подходам к тому, в какой форме должен был существовать АТЭС.

Первая, своего рода «модель-минимум», вырисовывалась из опыта АСЕАН.. Она нацеливала АТЭС на формирование скорее азиатского сообщества, нежели организации с жесткой струк­турой. Саммиты АТЭС (в этом контексте реализации данной модели) должны были служить лишь весьма ограниченной цели — «лучше узнавать друг друга». Наиболее последователь­ным сторонником этого подхода был, и в известной мере оста­ется, премьер-министр Малайзии Махатир Мохамад. С точки (рения «минималистов», создание сообщества и лучшее узнава­ние друг друга и являются сами по себе главной целью деятельности АТЭС.

Вторая модель, разработанная австралийцами, предполагала развитие АТЭС по образу ОЭСР (Организаций по экономичес­кому сотрудничеству и развитию). Первоначальное название АТЭС даже было задумано в варианте «Организация тихооке­анской торговли и развития» (ОТТР). Данная модель рассмат­ривала АТЭС как своего рода площадку для выявления и об­суждения международных экономических проблем, тогда как их решение передавалось бы другим институтам. ОТТР должна пыла бы стать своего рода азиатским вариантом ОЭСР в условиях, когда не все азиатские страны являлись или могли в обозримой перспективе стать членами ОЭСР.

Третья модель исходила из необходимости превратить АТЭС в торговый блок типа НАФТА, работающий в общем русле усилий ВТО по либерализации торговли на мировом фоне. (Хотя сам термин торговый блок, появившийся приме­нительно к Азии в 1965 г., на практике не используется отца­ми-основателями АТЭС).Первое десятилетие функционирования АТЭС показало, что все эти три модели в той или иной степени осуществлялись на практике. При этом противоречие между «минималистами» и сторонниками институализации АТЭС выступает сегодня мним из основных внутренних противоречий этой квази-организации при обсуждении вопросов либерализации торговли и развития региональной кооперации.

Подводя итоги первому десятилетию развития АТЭС, но выделить следующие основные тенденции или направления эволюции этого форума:

расширение числа стран-членов АТЭС;

проведение встреч высших руководителей стран-членов;

создание институциональных образований с участием не обязательно всех стран-членов АТЭС;

принятие так называемой «повестки действий» (action agenda), фокусирующей внимание на либерализации регио­нальной торговли.

Пополнение АТЭС новыми членами приходится на первую половину 90-х годов, когда к 12 странам-инициаторам форума (6 стран АСЕАН, США, Япония, Канада, Австралия, Новая Зе­ландия и Южная Корея) присоединились сначала КНР, Тай­вань и Гонконг (1991 г.), а чуть позже Мексика и Папуа Новая Гвинея (1993 г.) и Чили (1994 г.). После вступления в АТЭС России, Перу и Вьетнама (1998 г.) было объявлено о времен­ном (на 10 лет, начиная с 1997 г., когда было принято принци­пиальное решение по последним трем странам) моратории на принятие новых членов.

Встречи на высшем уровне были включены в практику АТЭС с 1993 г. «с подачи» Б. Клинтона, организовавшего первый саммит АТЭС и тем самым продемонстрировавшего свой инте­рес к интеграционным процессам в АТР. Малайзия оказалась единственной страной, отказавшейся от участия в первом сам­мите на высшем уровне. Вопрос об участии Гонконга и Тайва­ня, под нажимом Китая, был решен таким образом, что их представляли не первые лица. Оценивая роль саммитов в раз­витии АТЭС, многие аналитики отмечают, что они не только способствовали «лучшему узнаванию» лидерами стран друг друга, но и повысили степень доверия к этому форму и поло­жили начало институализации АТЭС.

Примерами создания в рамках АТЭС субрегиональных груп­пировок могут служить НАФТА (North America Free Trade Agreement), включающее США, Канаду и Мексику, и АФТА (ASEAN Free Trade Agreement). Другим направлением эволю­ции АТЭС стало сотрудничество между станами-членами и не членами АТЭС: ФТАА (Free Trade Agreement of the Americas) — соглашение, предполагающее создание к 2005 г. единой зоны свободной торговли в Северной и Латинской Америке, и АСЕМ (Asia Europe Meeting) — встреча в верхах с участием ли­деров Евросоюза и ряда стран-членов АТЭС. В АТЭС просмат­ривается двойственное отношение к данной тенденции. Скеп­тики видят в ней угрозу ухода США из Азии (имея в виду ФТАА) или усиление закрытого регионализма (АФТА). Однако преобладающим является все же мнение, что трансрегиональ­ное сотрудничество тех или иных стран АТЭС или мини-груп­пировок стран-членов АТЭС идет на пользу мировой и азиат­ской экономике.

Последнему нововведению (принятие «повестки действий») был дан старт на саммите в Богоре (1994 г.). Именно там стра­ны-члены АТЭС поставили вопрос о проведении скоординированной триединой политики либерализации торговли, облегче­ния условий для инвестиций (отмена таможенных барьеров к 2010 г. для развитых и к 2020 г. для развивающихся стран) и развития научно-технического сотрудничества. Начиная с пос­ледующего саммита АТЭС в Осаке в 1995 г., на котором стра­ны договорились о принятии планов добровольной либерализа­ции торговли и о совместной либерализации в 15 оговоренных областях, началось постепенное воплощение на практике Богорских договоренностей, или, как говорят в АТЭС, Богорской декларации. Вопрос о том будет ли либерализация распростра­няться на страны — не члены АТЭС остался открытым. Поня­тие добровольное появилось как компромисс между несостыкованными интересами разных стран в вопросах либерализации (например, нежелание Японии и Южной Кореи открывать свои сельскохозяйственные рынки).

Азиатский финансовый кризис 1998—1999 гг. добавил к проблемам либерализации торговли, облегчения условий ин­вестирования и осуществления научно-технического сотрудни­чества новые: как скоординировать финансовую политику стран региона и каким образом и в каких пределах и формах контролировать на национальном и региональном уровнях перемещение спекулятивных капиталов с тем, чтобы избежать повторения финансового кризиса. Трагические политические события 1999 г. в Восточном Тиморе впервые выдвинули на первый план в дискуссиях на саммитах АТЭС проблемы поли­тического урегулирования региональных конфликтов. Саммит АТЭС в Брунее в 2000 г. сконцентрировал внимание на разви­тии электронной торговли и преодолении различий между странами-членами АТЭС по уровню распространения интернет и персональных компьютеров.

Расширение повестки дня саммитов АТЭС и, соответствен­но, сферы их коллективного интереса, в том числе выход на проблемы финансового и макроэкономического координиро­вания и взаимодействия по политическим проблемам, объек­тивно требуют дальнейшей институализации этой региональ­ной, но пока еще не в полной мере сформировавшейся, ор­ганизации.

Среди четырех факторов производства — товаров, капитала, «идей труда» и рабочий силы — страны АТЭС первостепенное внимание уделяют первым трем. Проблема формирования Ази­атско-тихоокеанского рынка труда пока лишь только начинает обсуждаться.

В центре внимания АТЭС проблемы торговли. Собственно, сама идея создания общерегиональной группировки стала след­ствием бурного роста внешней торговли азиатских государств в 70—90-е годы. Торговли, ставшей главным фактором роста и поддержания высоких темпов экономического развития Японии, НИДС, а затем и пошедших по их стопам АСЕАН и Китая.

Доля стран Азии в мировом экспорте увеличилась с 11% в начале 70-х до почти 30% в конце 90-х, при этом в наибольшей степени возросла доля азиатских НИДС (Южная Корея, Тай­вань, Гонконг и Сингапур) с 2 до 12%, Китая — с 0,5 до 3, Японии — с 7 до 10%. Доля стран АСЕАН увеличилась с 1,5 до 4%. При этом возросло значение собственно азиатского рынка для азиатских экспортеров. Доля Азии составляет в начале но­вого тысячелетия более 50% в азиатском экспорте и импорте (против 30% в начале 70-х). Без учета Японии — около 40% (против 25%). На страны АТЭС приходится сегодня более трех четвертей внешнеторгового оборота азиатских государств.

Усиление торговой взаимозависимости в АТР не могло не оказать воздействия на стратегии экономического роста стран региона, подталкивая их к более тесному взаимодействию, ин­теграции и институализации своей взаимозависимости в виде АТЭС и субрегиональных группировок. Причем либерализация торговли стала сразу же главной темой обсуждений и главной сферой принимаемых решений.

Однако до сих пор остается неясным по какому пути будет развиваться в дальнейшем торговая либерализация в рамках процессов институализации АТЭС. Здесь вырисовываются три сценария.

Первый — изоляционистский, основанный на идее, что блок является самодостаточным для развития АТР, требует ог­раждения АТЭС от мировой экономики. Этот сценарий скорее гипотетический. Дело в том, что для ведущих экономик АТЭС — американской и японской, а также для таких стран как НИДС, Россия, страны-члены АТЭС из Латинской Америки — огром­ное значение имеет торговля с другими мировыми рынками: европейским, американским и т.д. Поэтому замкнутость в рам­ках АТЭС, приобретение своего рода торговой исключитель­ности, может серьезно повредить их долгосрочным и кратко­срочным экономическим интересам.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: