Сделай Сам Свою Работу на 5

ЭУСТАХИЮ МАРЫЛЬСКОМУ В ПИЕНЧИЦЕ 5 глава





 

Дж. Стирлинг и К. Эрскайн отправили Шопену крупную сумму, двадцать пять тысяч франков, «от неизвестного лица». Так как Шопен никаких денег не получал, то были предприняты розыски и притом необычным путем: обратились к помощи «ясновидящего», который сообщил, что пакет с деньгами лежит у привратницы дома, где жил Шопен; привратница (мадам Этьен), якобы забывшая о пакете, не запираясь, отдала его, и К. Эрскайн вручила его Шопену. Пакет оказался нетронутым. Шопен заподозрил (видимо, не без оснований), что вся эта история была наивно придумана Стирлинг и Эрскайн для того, чтобы он не отказался от денег, охраняемых «потусторонними» силами; что привратница, «ясновидящий» и человек, доставивший деньги, лишь сыграли предназначенные им «роли». «Что касается моего странного происшествия, то здесь есть много, много странных вещей, которые я не могу согласовать ни с магнетизмом, ни с ложью или галлюцинацией (панны Стирлинг), ни с честностью пани Этьен» (письмо к В. Гжимале от 3 августа 1849 г.). Шопен справедливо замечает (в том же письме), что поскольку доверенный Стирлинг вручил пакет с деньгами привратнице, «то можно было его получить — как без ясновидящего, так и с ясновидящим». Так или иначе, заботливые Стирлинг и Эрскайн вместе с Н. В. Обресковой избавили Шопена от материальных трудностей в последние месяцы его жизни.



 

Последнее письмо Шопена адресовано О. Франкомму. «Наконец-то я Вас всех увижу ближайшей зимой... Моя сестра остается со мной, если только ее внезапно не вызовут домой. Я люблю Тебя — вот и всё, что могу Тебе сказать, — потому что изнемогаю от усталости и слабости». Письмо датировано 17 сентября. А ровно через месяц, 17 октября 1849 года, Шопена не стало.

 

Из многочисленных (и противоречивых) рассказов о последних днях Шопена в настоящем собрании приведены наиболее достоверные. Войцех Гжимала рассказывает о болезни и смерти Шопена хорошему знакомому Шопена О. Лео. Из письма Гжималы мы узнаём, что Шопен до последнего месяца жизни не переставал думать о музыке. «Его душа утопала в гармонии, но у него уже не было сил ни сесть за фортепиано, ни держать перо» (конец октября 1849 г.).

 



Полина Виардо сообщает Жорж Санд, что Шопен умер «в окружении множества людей, знакомых и незнакомых, которые приходили рыдать у его изголовья. Правда, возле него находилась сестра, но несчастная женщина сама была слишком поглощена страданием, чтобы подумать о том, как устранить назойливых» (конец октября 1849 г.).

 

Большую ценность представляет открытое письмо племянницы Шопена Л. Цехомской («Последние минуты Шопена», 7 августа 1882 г.). Цехомская, так же как ее мать, Людвика Енджеевич, провела вместе с Шопеном последние месяцы его жизни и присутствовала при его смерти. Цехомская опровергает некоторые детали рассказа о смерти Шопена в книге М. Карасовского, первого биографа великого композитора. Цехомская сообщает, что Шопен «вставал, ходил по комнатам и принимал знакомых почти до самого конца, потому что почти каждый день бывало несколько часов, когда он чувствовал себя лучше... Последними его словами были: «Мать, моя бедная мать», он всё время думал о матери, и с этими словами на устах он и закончил свою жизнь». Предсмертной волей Шопена, сообщает Цехомская, было «желание, чтобы его сердце было перевезено на Родину». В соответствии с волей Шопена, сердце его перевезено в Польшу и доныне хранится в костеле Св. Креста в Варшаве.

 

А. Соловцов.

 

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

Давно уже назрела потребность нового издания писем Шопена на русском языке: глубокий интерес к жизни Шопена и любовь к нему в Советском Союзе общеизвестны.

 

Опубликование эпистолярного наследия Шопена имеет длительную историю. Как известно, в переписке Шопена существуют большие пробелы. Бури, проносившиеся над Польшей, не пощадили наследия одного из лучших ее сыновей, — письма Шопена делили судьбу родины.



 

Мы не располагаем подчас письмами за целые годы его жизни. Особенно большое значение имели бы письма Шопена к семье и ближайшим друзьям, написанные в первые годы жизни в Париже, когда Шопен писал охотно и много — о себе, об увиденном, о посещении театров, о знакомстве и взаимоотношениях с крупнейшими деятелями европейской культуры (существование этих писем подтверждается лишь косвенно — о них упоминается в дошедших до нас письмах родных Шопена).

 

После смерти Шопена его письма, адресованные семье, были разделены между сестрами композитора.

 

У Изабеллы Барциньской находились автографы писем, написанных после отъезда Шопена из Польши (главным образом за 1831—1845 гг.). 19 сентября 1863 года в Варшаве было совершено покушение на губернатора графа Берга. Бомбу бросили с крыши дворца Замойских (Краковское предместье), в котором на втором этаже жила семья Барциньских. При обыске и разгроме их квартиры разъяренной солдатней безвозвратно погибли не только хранившиеся у них письма (некоторые из них мы всё же знаем благодаря имевшей место годом раньше публикации М. Карасовского), но и ряд шопеновских реликвий — фортепиано, на котором он играл до своего отъезда из Варшавы, и др..

 

Автографы писем Шопена, хранившиеся у Людвики Енджеёвич, после ее смерти перешли к ее дочери, Людвике Цехомской, а затем были разделены между детьми Л. Цехомской. Часть этих автографов погибла в 1939 году во время осады Варшавы, другие, хранившиеся в Литве, по-видимому, разделили ту же участь (к счастью, эти письма неоднократно издавались). Сохранились лишь те автографы писем из архива Л. Енджеёвич, которые до войны были переданы ее наследниками в различные собрания — главным образом в фонды Общества имени Фридерика Шопена в Варшаве.

 

Так же погибли (1944) автографы впервые опубликованных в 1926 году писем Шопена к Яну Бялоблоцкому.

 

С 1944 года неизвестна и судьба автографов писем Шопена к одному из ближайших друзей его юности, прекрасному музыканту, поверенному его чувства к К. Гладковской — Титусу Войцеховскому. Письма к Войцеховскому (по-видимому, далеко не все) известны только по более ранним публикациям.

 

Констанция Гладковская перед смертью (1889) сожгла находившиеся у нее письма Шопена, и они нам неизвестны.

 

Сохранилась лишь фотокопия «Альбома-дневника» Шопена, сгоревшего в 1944 году в библиотеке Красиньских в Варшаве.

 

Частично уцелел ряд писем Шопена к Войцеху Гжимале, Юльяну Фонтане, Огюсту Франкомму, Огюсту Лео, Камиллу Плейелю, Марии де Розьер и др..

 

Не уцелело ни одно из написанных на Майорке, в Марселе и Ноане писем Шопена к самому близкому ему в те годы человеку — Яну Матушиньскому. Между тем переписка этих лет между ними должна была быть довольно обширной. Мы не знаем также ни одного письма Я. Матушиньского, адресованного Шопену.

 

Немного сохранилось и из переписки Шопена с его издателями. Известно несколько писем к лейпцигским издателям Брейткопфу и Гертелю, к парижскому издателю Морису Шлезингеру. Не сохранились письма Шопена к издателям Лемуану, Брандюсу, Кистнеру (из писем Шопена явствует, что переписка с ними имела место). Неизвестна судьба несомненно существовавшей его переписки с лондонским издателем Весселем («Вессель и К°» — «Вессель и Стэплтон»); эта переписка представила бы большой интерес из-за содержащихся в ней подробностей конфликта Шопена с этим издателем по поводу невероятных названий, которые Вессель самовольно давал издаваемым им произведениям Шопена (См. письмо 267 настоящего издания.). Вероятно, фирма уничтожила эти компрометирующие ее письма.

 

Во время налетов гитлеровской авиации на Лондон погибли автографы нескольких никогда не публиковавшихся писем Шопена из собрания крупнейшего английского биографа композитора — Артура Хэдли.

 

Известно, какое большое место в жизни Шопена занимала Жорж Санд. Очевидно, что опубликование переписки между ними имело бы совершенно исключительное значение для освещения развития их взаимоотношений (целый ряд «мифов» о которых был создан самой Жорж Санд).

 

Жорж Санд сожгла адресованные ей письма Шопена, так же как и свои письма Шопену. Сохранилось лишь небольшое количество писем, которые приведены ниже (эти письма, к сожалению, не отражают их взаимоотношений во всей полноте). Можно со всей решительностью утверждать, что Жорж Санд стремилась уничтожить свою переписку с Шопеном (Эдуард Ганш всё же полагает, что копия их переписки сохранилась (см. Е. Ganche. Dans le Souvenir de Frederic Chopin. Paris. 1925, стр. 131, ком. 1).), чтобы навсегда скрыть подлинную и объективную картину своих отношений и разрыва с композитором, оставив потомкам лишь созданную в мемуарах и ряде других произведений собственную «версию» этих взаимоотношений — версию, весьма далекую от объективности.

 

История обнаружения писем Жорж Санд в Силезии заслуживает быть приведенной здесь.

 

Возвращаясь в Варшаву после смерти брата, Людвика Енджеевич везла с собой в Польшу весь личный архив Шопена — все хранившиеся у него письма, в том числе и письма Жорж Санд. Можно предполагать, что этих писем было значительное число. В декабре 1849 г. при переезде через русско-прусскую границу, торопясь скорей вернуться в Варшаву и опасаясь задержки со стороны русских таможенных властей, Л. Енджеевич оставила письма Жорж Санд на хранение у знакомого семьи Шопенов, жившего в Мысловицах. Она собиралась впоследствии взять их. Ее опасения могли быть продиктованы следующими причинами: во-первых, все возвращающиеся из Франции (особенно поляки) после революции 1848 года, конечно, вызывали особое внимание царского таможенного надзора; во-вторых, имя Жорж Санд и ее демократические убеждения были широко известны, что могло вызвать более тщательный просмотр ее писем.

 

К сожалению, человек — его имя нам неизвестно, — которому Л. Енджеевич доверила хранение писем Жорж Санд, не отнесся к этому поручению с должным уважением, в результате чего письма эти погибли.

 

Из переписки Александра Дюма-сына известно, что ему, когда он находился в Силезии, случайно попали в руки оставленные Л. Енджеевич письма Жорж Санд. Он имел возможность познакомиться с ними и даже переписал казавшиеся ему наиболее интересными письма. А. Дюма-отец, узнав от сына о случайно сделанном им открытии, известил об этом Жорж Санд, и, по ее настоятельной просьбе, А. Дюма-сын еще раз взял уже возвращенные им письма и так больше и не вернул их хранителю. Затем письма были отосланы Жорж Санд вместе со сделанными А. Дюма копиями.

 

Представляет интерес определение содержания писем Жорж Санд, данное в письме А. Дюма-сына, адресованном отцу (и столь противоречащая его оценке характеристика содержания этих писем, данная самой Жорж Санд):

 

«Мысловице, май 1851 г.

 

В то время как ты, дорогой отец, обедал с г-жой Санд, я также был занят ею. И отрицай после этого сродство душ! Представь себе, что у меня в руках вся ее десятилетняя переписка с Шопеном. Можешь судить, сколько я переписал из этих писем, куда более исполненных очарования, чем столь известные письма г-жи де Севинье! Я привезу тебе их целую тетрадь, ибо, к сожалению, письма эти мне были даны лишь на время.

 

Как случилось, что эту переписку, расцветшую в сердце Берри, я нашел в Мысловицах, в сердце Силезии? Всё очень просто. Шопен — как ты знаешь или не знаешь — был поляком. Его сестра после его смерти нашла эти письма в его бумагах; они были завернуты, помечены и хранимы с самым благоговейным уважением любви. Она увезла их, и в момент въезда в Польшу — где полиция безжалостно перечитала бы всё, что она везла, — она доверила их одному из своих друзей, жившему в Мысловицах. Тем не менее профанация всё же имела место, ибо я посвящен в них, но по крайней мере эта профанация произошла во имя поклонения, а не во имя полиции. Уверяю тебя, нет ничего более грустного и более трогательного, чем все эти письма, чернила которых уже успели пожелтеть и каждого из которых с радостью касалось существо, ныне уже умершее. Непередаваемое впечатление производит эта смерть, наступившая в конце всех самых веселых, самых интимных, самых живых подробностей жизни. Была минута, когда я пожелал, чтобы хранитель писем, который является моим другом, внезапно умер и чтобы я тем самым получил в наследство то, что дано ему на хранение, и смог бы преподнести его г-же Санд; она, возможно, была бы счастлива пережить вновь кое-что из этого уже умершего прошлого. Но этот негодник, мой друг, к сожалению, здоров на славу, и, думая, что я уеду 15-го, я вернул ему эти бумаги, которых он даже не полюбопытствовал прочесть. Чтобы ты до конца понял его равнодушие, знай, что он компаньон экспортной фирмы.

 

Александр» (Е. G а п с h е. Frederic Chopin. Sa vie et ses oeuvres. Paris, 1913, стр. 432—433.).

 

Получив пакет с письмами и их копиями от А. Дюма-сына, Жорж Санд писала ему:

 

«Ноан, 7 октября 1851

 

Так как вы имели терпение прочесть это малозначащее, из-за многочисленных повторений, собрание, которое я только что сама перечла и которое, как мне кажется, может быть интересно лишь моему сердцу, вы теперь знаете, какая материнская нежность заполняла девять лет моей жизни. Конечно, в этом нет никакой тайны, и я могла бы скорее гордиться, чем краснеть, из-за того, что я, словно своего собственного ребенка, утешала это благородное и больное сердце. Но теперь вы знаете и тайную сторону этой переписки. В ней нет ничего серьезного, но мне было бы больно, если бы ее стали комментировать и раздувать. Своим детям, когда они вырастают, говорят всё. Таким образом, я тогда говорила моему бедному другу то, что сейчас я говорю своему сыну. Когда моя дочь заставляла меня страдать из-за высокомерия и шероховатостей своего характера избалованного ребенка, я жаловалась тому, кто был моим вторым «я». Ее характер, столь часто причинявший мне страдания и пугавший меня, смягчился благодаря богу и приобретенному опыту. К тому же беспокойство матери иногда преувеличивает эти первые проявления силы и те недостатки, которые подчас вызваны ею самой, в том случае, когда она слишком любит и балует. Всё это несколько лет спустя уже не является более серьезной проблемой. Однако эти семейные разоблачения могут приобрести определенный вес в глазах людей недоброжелательных; мне было бы очень больно, если бы всему миру была открыта таинственная книга моей сокровенной жизни, и тем более как раз на странице, на которой столько раз с улыбкой, смешанной со слезами, упоминается имя моей дочери.

 

Но я бы ни за что на свете не просила вас прислать мне копии, которые вы начали делать. Я знала, что, как только вы поняли бы причины моего беспокойства, вы тотчас же послали бы мне их или же сожгли. Я также не хочу просить вас забыть всё то, что касается ее [Соланж Клезанже]. Она уже этого больше не заслуживает, а впрочем, если бы вы и вспомнили это, вы бы сказали себе: «Это тайна матери, в которую я проник случайно, — поэтому она еще более священна, чем тайна женщины. Я погребу ее в моем сердце, как в храме». Я благодарю вас за чувство, столь трогательное доказательство которого вы мне дали...

 

Прощайте, милостивый государь, я сердечно жму ваши руки и посылаю вам благословение, которое мой возраст позволяет мне дать вашему юному таланту и вашему счастливому будущему...

 

Жорж Санд.

 

Обнимите от меня вашего благородного и знаменитого отца» (Е. G а n с h е. Frederic Chopin. Paris, 1913, стр. 434—435.).

 

Ценным материалом для правильного суждения о взаимоотношениях Шопена и Жорж Санд являются сохранившиеся письма Жорж Санд к Войцеху Гжимале (См. письмо 167 и письмо 464 настоящего издания.). Первое из них написано на заре ее дружбы с Шопеном, второе (французский биограф Шопена, Эдуард Ганш, характеризует его в целом как проявление невероятного лицемерия и фарисейства) написано незадолго до окончательного разрыва. По своему значению к ним близко примыкают и два ставших известными сравнительно недавно письма Жорж Санд к Грий де Безлен (См. письмо 573 и письмо 582 настоящего издания.).

 

Переписка Шопена с дочерью Жорж Санд, Соланж Клезанже, сохранилась. Она исполнена тепла и проникнута отеческим чувством заботы, желанием поддержать Соланж в трудное для нее время разрыва с матерью, рождения и смерти ее первого ребенка.

 

Нельзя также не остановиться и на истории так называемых «писем» Шопена к Дельфине Потоцкой.

 

Об интимных отношениях Шопена и Д. Потоцкой не известно абсолютно ничего достоверного. В XIX веке такое предположение ни современниками, ни биографами Шопена даже не высказывалось. Впервые оно появилось в работах Ф. Гёзика.

 

В письмах Шопена имя Д. Потоцкой упоминается неоднократно. Известно, что они были дружны («Вы знаете, как я ее люблю», — писал Шопен в одном из писем родным), что Шопен высоко ценил ее ум и замечательный голос, что он посвятил ей два из своих сочинений, что Д. Потоцкая пела Шопену перед самой его смертью. Существовали ли вообще письма Шопена к Д. Потоцкой? (Единственное известное письмо Д. Потоцкой, адресованное Шопену (лето 1849), — прекрасное письмо, исполненное дружеского тепла и заботы о тяжело больном композиторе,— ничем не подтверждает существования в прошлом более близких отношений между ними (см. письмо 572 настоящего издания).)

Б. Э. Сыдов утверждал, что такие письма существовали и еще незадолго до второй мировой войны хранились у родственников Д. Потоцкой, но что из-за своего чересчур интимного характера они не могли быть опубликованы (то же самое ранее сообщал и Ф. Гёзик) (См. вводную статью Б. Э. Сыдова к польскому изданию «Переписки

Фридерика Шопена» («Korespondencja Fryderyka Chopina», 1955. Warszawa. PIW, стр 12).). Если эти утверждения соответствуют действительности, можно предполагать, что письма Шопена к Д. Потоцкой погибли в годы войны.

 

В 1941 году Паулина Чернецкая (П. Чернецкая — автор интересной работы о пребывании Шопена в Душниках (Рейнерце) (см. Paulina Czerniecka. Fryderyk Chopin па Sląsku. «Sląsk», 1946, №2).) обратилась к профессору Станиславу Шпинальскому, предлагая его вниманию несколько будто бы собственноручно сделанных ею с автографов, хранящихся в семейном архиве (П. Чернецкая, как и Д. Потоцкая, была урожденной Комар; впоследствии, правда, выяснилось, что они были лишь однофамильцами), копий писем Шопена к Д. Потоцкой. При этом П. Чернецкая сообщала, что по некоторым соображениям она не может представить автографы этих писем.

 

Сразу же после освобождения Польши в 1945 году П. Чернецкая снова предъявила «копии» писем Шопена к Д. Потоцкой — на этот раз главному редактору выходившего тогда в Познани журнала «Zycie Literackie», знатоку биографии Шопена и его писем, автору прекраснейшей книги о нем — писателю Ярославу Ивашкевичу, который неосмотрительно, без достаточного текстологического анализа, опубликовал выдержки из этих «копий» («Zycie Literackie», 1945, № 3-4; отрывки из этих «писем» были также опубликованы в других журналах: «Ruch Muzyczny», 1945, № 1; «Radio i Swiat», 1945, № 1 и 3. Из них были составлены и две передачи познаньского радио.). Конечно, всякое появление новых писем Шопена, особенно после опустошительной войны, в которой погибло так много из эпистолярного наследия композитора, составляло большое культурное событие. Этим, вероятно, и объясняется неосторожная поспешность, с какой была осуществлена эта публикация.

 

Как известно, в своих письмах Шопен почти не говорит о своем искусстве, об отношении к музыкальному наследию, к своим великим современникам. «Копии» П. Чернецкой как раз и заполняли эту «брешь»: в них содержался ряд подобных, столь желанных критикам и биографам высказываний. И хотя эти апокрифы на первый взгляд очень напоминали подлинные письма Шопена (они и были подчас составлены из фрагментов известных писем!), подозрительной должна была показаться именно эта их «желанность», заполнение «пробелов» в переписке композитора.

 

В последующие годы П. Чернецкая распространяла всё новые и новые письма или фрагменты из писем Шопена к Д. Потоцкой (некоторые из них носили чисто порнографический характер), причем приводила всё новые версии местонахождения автографов. При более тщательном исследовании этих «писем» обнаружились непримиримые противоречия. Так, например, в «письмах», предъявленных Чернецкой, Шопен пишет Д. Потоцкой в Париж, в то время как она находилась в Италии; в отдельных «письмах» встречаются выражения и стилистические обороты, вошедшие в польский язык лишь в конце XIX века, и т. д. и т. п..

 

В 1949 году П. Чернецкая покончила с собой. Ее смерть не остановила распространения фальсификатов и споров об их достоверности (особенно горячим поборником их подлинности выступал Матеуш Глиньский в Америке).

 

Для окончательного решения вопроса о подлинности распространявшихся с 1945 года П. Чернецкой писем к Д. Потоцкой Первый международный конгресс музыковедов, собравшийся в Варшаве по случаю 150-й годовщины со дня рождения Шопена, созвал специальную конференцию экспертов (надо подчеркнуть, что уже в вышедшую в 1955 году в Польше «Переписку Фридерика Шопена» эти письма, по решению редакционной коллегии, включены не были).

 

В октябре 1961 года в Неборове состоялось расширенное заседание Научного совета Общества имени Фридерика Шопена. Изучив исторические, филологические и другие аргументы, высказанные в докладах проф. Витольда Дорошевского, проф. Юльюша Гомулицкого, Ярослава Ивашкевича, Кристины Кобыляньской, проф. Зофьи Лиссы и др., собравшиеся единодушно пришли к заключению, что тексты, предъявлявшиеся П. Чернецкой, являются фальсификацией. Тем самым вопрос о так называемых «письмах» Шопена к Д. Потоцкой был решен авторитетно и окончательно.

 

Письма Шопена имеют громадное значение для раскрытия личности композитора и истории его жизни. Поэтому они рано привлекли к себе внимание исследователей. Вкратце коснемся основных этапов издания писем Шопена.

 

В 1862 году появилась работа польского виолончелиста и музыкального писателя Мауриция Карасовского «Mlodosc Fryderyka Chopina» («Юность Фридерика Шопена») (Maurycy Karasowski. Mlodosc Fryderyka Chopina. «Bibiioteka Warszawska», 1862, IV, стр. 1—40. Это была лишь первая публикация М. Карасовского, посвятившего затем около тридцати лет работе над биографией Шопена. Для издания шопеновской эпистолярии имеют значение и два других труда М. Карасовского: Moritz Karasowski. Friedrich Chopin. Sein Leben und seine Briefe [Фридерик Шопен. Его жизнь и его письма]. Berlin, 1877, и Maurycy Karasowski, Fryderyk Chopin. Zycie—Listy—Dziela [Фридерик Шопен. Жизнь—Письма—Произведения]. Warszawa, 1882, т. I—II.). Это не было собственно публикацией писем Шопена, а биографическим этюдом с привлечением ряда писем. К сожалению, М. Карасовский, имея неограниченный доступ ко всем автографам, хранившимся в семейных архивах сестер Шопена, полностью воспроизвел лишь крайне незначительное число писем и фрагментов из них. Как было впоследствии установлено, при сличении сохранившихся автографов с приведенными в работе М. Карасовского текстами писем, он, переписывая письма Шопена, не только пренебрегал точностью, не только не пытался расшифровать трудно читаемые места, но позволял себе изменять, сглаживать стиль Шопена, заменяя отдельные слова другими, более соответствующими сложившемуся в те годы несколько салонному представлению об облике Шопена. В этом, конечно, сказался низкий методологический уровень текстологии и принципов публикации в то время, а подчас и необходимость «приспособить» письма Шопена к условиям жесточайшей царской цензуры, что вело к искажению и смягчению наиболее свободолюбивых и патриотических высказываний композитора (главным образом это относится к письмам, написанным Шопеном из Вены, во время восстания 1830—1831 годов). Но, несмотря на все свои недостатки, публикация М. Карасовского сохранила большое значение в качестве первой публикации и единственного источника ознакомления с письмами композитора, автографы которых вскоре безвозвратно погибли (при разгроме квартиры Барциньских в 1863 году).

 

В 1873 году преподаватель познаньской гимназии Марии Магдалины и биограф Шопена М. А. Шульц опубликовал работу (М. A. S z u 1 с. Fryderyk Chopin i jego utwory muzyczne. Przyczynek do zyciorysu i oceny kompozycji artisty [Фридерик Шопен и его музыкальные произведения. Материалы для биографии и истории творчества художника]. Poznan, 1873.), в которой приводилось четыре письма Шопена и факсимильно воспроизводилось одно из них (Терезе Водзиньской от 14 мая 1837 г.).

 

В 1888 году появилась двухтомная монография Фредерика Никса — «Frederic Chopin as a man and musician» («Фридерик Шопен как человек и музыкант») (Frederic N i е с k s. Frederic Chopin as a man and musician, 2 vol. London and New York, 1888.), содержащая значительное число писем Шопена и писем, адресованных ему.

 

1899 год ознаменовался выходом в свет первого тома монографии Владимира Каренина (псевдоним Варвары Комаровой-Стасовой) — «George Sand, sa vie et ses ceuvres» («Жорж Санд, ее жизнь и произведения») (Wladimir К a r e n i n e. George Sand, sa vie et ses ceuvres. 1899, т. 1—IV. Русское издание было доведено лишь до второго тома. Владимир Каренин. Жорж Санд, ее жизнь и произведения, т. I—II. П., 1916.). Монография В. Каренина не потеряла своего значения и доныне, так как в ней впервые опубликованы почти все известные нам письма Шопена к Жорж Санд. В книге приведены также имеющие важное значение для биографии Шопена письма Жорж Санд Войцеху Гжимале, Марии де Розьер и др..

 

В 1904 году шопеновская эпистолярия обогатилась образцовым изданием польского композитора и исследователя жизни Шопена Мечислава Карловича — «Nie wydane dotychczas pamiątki ро Chopinie» («Новые материалы о Шопене») (Mieczysiaw

К а r 1 о w i с z. Nie wydane dotychczas pamiątki po Chopine. Warszawa, 1904, wyd. Sekcji imienią Chopina prszy W. Т. M.), в котором был впервые опубликован ряд писем, адресованных Шопену. И если М. Карловича нельзя упрекнуть в небрежном отношении к материалу, он всё же совершил одну досадную и непоправимую ошибку: письма Шопену, казавшиеся ему менее значительными, он лишь пересказал. (М. Карлович располагал всеми материалами, хранящимися у наследников Л. Енджеевич, то есть фактически всем личным архивом последней.)

 

В предисловии (оно датировано 23 апреля 1904 г.) М. Карлович писал: «Издание их [писем] in extenso [полностью] заняло бы невероятно много места, так что я воспроизвожу полностью лишь те из них, которые обладают выдающимся биографическим значением, то есть: письма самого Шопена, адресованные ему письма его родных, письма пани Санд Людвике Енджеевич, письма Соланж Клезанже и ее мужа Шопену, письма семьи Водзиньских Шопену и письма выдающихся людей (К их числу М. Карлович относил: музыкантов — Берлиоза, Живного, Калькбреннера, Липиньского, Листа, Мейербера, Мендельсона, Мошелеса, Шумана, Эльснера; литераторов — Гофманову-Таньскую, Витвицкого и Залеского, а также — Чарторыских, Еловицкого, Д. Потоцкую и Антония Радзивилла.), адресованные Шопену... Другие же письма, адресованные Шопену, — письма его учениц, а также переписку панны Стирлинг и Фонтаны с пани Енджеевич привожу лишь в пересказе».

 

По этой причине из 396 писем, о которых упоминается в публикации, М. Карлович полностью воспроизвел лишь 151, ограничившись пересказом остальных 245.

 

Появившийся в том же 1904 году французский вариант книги М. Карловича («Souvenirs inedits de Frederic Chopin». Recueillis et annotes par M. Karlowicz, traduits par Laure Disiere. Paris et Leipzig, 1904.) существенно отличается от польского издания. По требованию наследников Жорж Санд М. Карлович исключил из французской публикации письма Жорж Санд к Л. Енджеевич, а также письма Соланж Клезанже и ее мужа, адресованные Шопену. Зато во французском варианте были полностью приведены письма, лишь пересказанные в польском издании, — д’Агу, Арто, Кремье, де Кюстина, Делакруа, Фетиса, Франкомма, Галеви, Легуве, Залеского (всего 43 письма). Французское издание представляет тем бóльшую ценность, что автографы всех этих писем были впоследствии утеряны.

 

1904 год ознаменовался и началом публикации имеющих первостепенное значение для биографии Шопена работ польского книгоиздателя и крупнейшего биографа композитора Фердинанда Гёзика — появлением первого тома его монографии — «Chopin. Zycie i tworczosc» («Шопен. Жизнь и творчество») (1810—1831) (Ferdynand Hoesick. Chopin. Zycie i tworczosc (1810—1831). Warszawa, 1904, nakladem księgarni F. Hoesicka, т. I.). Этот том без изменений вошел в 1911 г. в трехтомную одноименную монографию Ф. Гёзика (том I — 1810-1831; том II — 1831-1845; том III — 1845-1849). В своей обширной и необыкновенно богатой фактическим материалом (подчас сообщаемые им сведения неверны) работе Ф. Гёзик привел полностью или в виде фрагментов большое число писем Шопена (в 1927 и 1933 годах вышли второе и третье двухтомные издания этой же монографии).

 

В 1910 году Генрих Опеньский в журнале «Lamus» опубликовал по автографам, предоставленным ему внуком адресата, двадцать писем Шопена Титусу Войцеховскому. В этой публикации Г. Опеньский исправил и дополнил тексты писем Шопена Т.Войцеховскому, сокращенные и искаженные в публикации М. Карасовского (Henryk

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.