Сделай Сам Свою Работу на 5

Батарея социально-психологических методик, необходимых для создания социально-психологического портрета реально функционирующей контактной группы 26 глава





Несмотря на это, необходимо понимать (и это должен осознавать, в первую очередь, практический социальный психолог), что адекватная мотивация достижения может закономерно формироваться и конструктивно реализовываться лишь в рамках системы отношений, которые характеризуются чертами подлинного сотрудничества и, прежде всего, гармоничного сочетания личностно не разрушающего давления: позитивного санкционирования за успехи и неунизительной поддержки в случае неудачи.

Мотивация межличностных выборов (мотивационное ядро выборов) — система мотивов, образующая психологическую основу индивидуальной предпочтительности. Анализ мотивации межличностных выборов позволяет определить психологические причины, по которым индивид готов осуществить эмоциональный и деловой контакт с одними членами группы и отвергает других. Выявление мотивов социометрических и референтометрических выборов дает возможность раскрыть содержательную сторону процессов групповой дифференциации и интеграции. Характер мотивации межличностных выборов определяется путем соотнесения ранжированного ряда межличностных предпочтений индивида с ранжированием им членов группы по различным основаниям. Мотивационное ядро выборов является одним из основных социально-психологических феноменов межличностных отношений, позволяющих качественно оценить уровень социально-психологического развития группы и выявить мотивационные приоритеты практически каждого отдельного члена сообщества при выборе им конкретного партнера по взаимодействию и общению. В группах высокого уровня социально-психологического развития, то есть там, где межличностные отношения в существенной степени опосредствуются целями и содержанием просоциальной по направленности и личностно значимой практически для каждого деятельности, межличностные предпочтения основаны преимущественно на личностной персонализации индивида, что, в свою очередь обусловлено проявлением им своих личных достоинств и конкретных усилий в рамках совместной деятельности. Здесь даже социометрические выборы, отражающие факт избрания партнера в логике отношений симпатии и антипатии, все равно как бы «прогреваются» глубинными слоями межличностного взаимодействия, напрямую связанными с совместной деятельностью. В группировках корпоративного типа чаще всего превалирующим основанием межличностного выбора или отвержения является статусно-ролевая принадлежность членов сообщества к тому или иному стратификационному слою в интрагрупповой структуре власти. Что касается диффузных групп, то при выборе партнера по взаимодействию и общению члены такого сообщества ориентируются, прежде всего, не на их вклад в достижение успеха совместной деятельности, а на внешние показатели, вызывающие деятельностно неопосредствованное чувство симпатии. В рамках теориия деятельностного опосредствования в 70—80-х годах XX века и в начале века XXI было осуществлено более 200 экспериментальных исследований с прямым целевым использованием методики выявления мотивационного ядра межличностных выборов (речь идет лишь о тех работах гипотетическая составляющая которых была построена таким образом, что исследовательские предположения не могли быть проверены без использования именно этой экспериментальной процедуры). Основные закономерности и зависимости, выявленные в рамках этих работ, а также богатый эмпирический материал, накопленный в их рамках, изложены в коллективных





226

монографиях «Психологическая теория коллектива» (М., 1979) и «Психология развивающейся личности» (М., 1987), а также в учебном пособии М. Ю. Кондратьева «Социальный психолог в общеобразовательном учреждении» (М., 2007). Подробное описание процедурной части методики выявления мотивационного ядра межличностных выборов, а также алгоритма обработки данных и их интерпретации осуществлено в третьей части настоящей «Азбуки».



Практический социальный психолог, профессионально работающий с конкретной группой или организацией, зафиксировав факт избирательного отношения одного члена общества к другому, должен, прежде всего, выяснить мотивационное ядро подобного выбора, так как, не имея этой информации, невозможно, с одной стороны, адекватно определить уровень социально-психологического развития конкретного сообщества, а с другой — реалистично оценить характер межличностной предпочтительности в конкретной диаде партнеров по взаимодействию и общению.

Настроение общественное — превалирующее, доминирующее состояние чувств, интеллектуальной направленности, социальной ориентированности определенных социальных общностей в столь же определенный период. Общественное настроение, будучи одним из самых массовидных явлений, лежащих в предметном поле социальной психологии, с одной стороны, является важнейшей психологической причиной и стимулом проявления сообществами самого разного типа и размера специфически направленных действий и определяет особенности осуществления этой активности — ее пролонгированность, степень выраженности, уровень осознания ее возможных социальных последствий и т. п., а с другой — выступает как качественно значимое следствие предшествующей реализации социальной ситуации развития определенных социальных групп, которая нередко в определяющей степени детерминирует характер последующей активности этих сообществ и весь процесс их жизнедеятельности в будущем. Специалисты в области проблематики общественного настроения в первую очередь подчеркивают факт значимости данного явления применительно к самым различным сферам социальной активности. «Общественное настроение проявляется во всех сферах социальной жизнедеятельности: на производстве и в быту, на демонстрации и на митинге, в мирное и в военное время. Одной из форм общественного настроения является массовое настроение, способное захватить и объединить в одно социальное или политическое движение самые различные социальные слои, группы и классы общества. Изучение общественного настроения необходимо для проникновения в психологические истоки многообразных идеологических форм, для понимания социально-психологических механизмов массовых социальных движений. Общественное настроение характеризуется определенной предметной направленностью (политическое, эстетическое, религиозное настроение и т. д.), а также характером и уровнем эмоционального накала (апатия, депрессия — подъем, энтузиазм)» (Б. Д. Парыгин). Не требует специальных доказательств тот факт, что термин общественное настроение в подавляющем большинстве случаев употребляется в рамках проблематики больших групп и, прежде всего, в рамках политической психологии. В то же время немаловажно и то, что иногда это понятие используется и при описании и интерпретации характера межличностных отношений и общегруппового эмоционально-побуждающего к определенного рода активности настроя малых контактных групп, и при характеристике позиции конкретной личности, если это отражает отношение индивида к каким-то макросоциальным, по сути дела, общественным процессам.

227

Понятно, что общественное настроение подвержено существенным колебаниям под влиянием как объективных изменений, происходящих в обществе, так и целенаправленного воздействия с использованием идеологии, политических технологий и т. п. В этом аспекте общественное настроение является предметом, прежде всего, социологических исследований. Однако, по мнению многих специалистов, общественное настроение представляет собой своего рода атом, в котором под изменчивой и подвижной оболочкой скрывается относительно стабильное ядро, содержание которого обусловлено во многом особенностями национального менталитета.

Рассматривая проблему общественного настроения в контексте электоральных предпочтений, российские политологи Е. Малкин и Е. Сучков для обозначение такого рода ядерной структуры ввели понятие «доминирующий стереотип». С их точки зрения, «...при голосовании большинство избирателей делают свой выбор, руководствуясь не столько своими интересами или другими рациональными соображениями, сколько под воздействием одного из типичных стереотипов массового сознания, который оказался доминирующим на момент выбора»1.

Анализируя расклад электоральных предпочтений российских избирателей в 1993, 1995 и 1996 гг., с точки зрения содержания доминирующего стереотипа, Е. Малкин и Е. Сучков выделяют следующие крупные категории:

«1. Около 30% избирателей (т.н. «левые») голосовали за прежний образ жизни и связанные с ним ценности: гордость за «великую державу, защищенность от социальных потрясений. ... Эта часть электората, пожалуй наиболее устойчива...

2. Вторая по численности, и также довольно устойчивая группа: избиратели, голосовавшие за «сильную личность». Их численность стабильно держалась в диапазоне 20—22%. Данная группа жестко ориентирована именно на личные качества кандидата, а не на его политическую позицию...

Именно данный электорат у нас обычно называют «патриотическим»...

3. Третья по численности группа — избиратели, голосовавшие за «чудотворцев», т. е. за кандидатов, имеющих (в представлении избирателей) за собой какое-либо яркое дело, своего рода «чудо».... Численность этой группы составляла до 12%...

Однако в отличие от двух предыдущих, контуры этой группы были очерчены достаточно слабо...

В политическом плане подавляющее большинство избирателей данной группы склонно голосовать против прежнего образа жизни. В этом смысле к ним условно применим термин «правые».

4. Следующая по численности группа избирателей — сторонники партии власти — примерно 10%...

5. Наконец, самая маленькая по численности из более или менее стабильных групп избирателей (около 5—7%) — «либералы», т. е. избиратели, голосующие даже не за западный образ жизни, а за представление о нем, сложившееся у советской интеллигенции, начиная с 60-х годов.

6. Остальных избирателей (примерно 25%), можно охарактеризовать как подвижных, т. е. таких, для которых доминирующий стереотип, определяющий голосование, не проявлялся в течение выборов 1993—1996 гг. Они голосовали, исходя из достаточно случайных мотивов, и были склонны менять свои пристрастия»2.

В приведенном раскладе прежде всего бросается в глаза, что большинство избирателей (52%) составляют электоральные группы («левые» и сторонники «сильной

228

личности»), доминирующие стереотипы которых впрямую опосредствованы такими характерными особенностями национального менталитета, как комплекс пассивности и зависимости, «блокадное сознание» в сочетании с ксенофобией (для «левых» в большей степени характерна социальная ксенофобия, для «патриотов» — этническая) и «ханжеская десексуализация». Кроме того, данные электоральные группировки, как справедливо отмечают Е. Малкин и Е. Сучков, являются наиболее стабильными и устойчивыми.

Все это в совокупности дает основания утверждать, что преобладающие политические настроения в обществе в значительной степени обусловлены особенностями менталитета. Более того, сказанное справедливо и в отношении других предметных областей общественного настроения тем более, что они безусловно связаны друг с другом. Так, в эстетической сфере в последние годы становятся все более востребованными массовым сознанием низкопробные, зачастую откровенно лубочные «художественные произведения», авторы которых цинично эксплуатируют идеи «патриотизма», «великодержавности» и т. п., апеллируя к самым архаичным и примитивным пластам коллективного бессознательного. Аналогичные процессы происходят в религиозной, точнее сказать, псевдо-религиозной сфере общественного настроения, поскольку, так называемый, «религиозный ренессанс», якобы имеющий место в современной России, при ближайшем рассмотрении во многих существенных своих проявлениях не имеет никакого отношения ни к морально-этическим, ни к сакральным, ни к богословским аспектам христианской или иной религии. Вместо этого происходит целенаправленное распространение в обществе ксенофобских, изоляционистских и партикуляристских настроений в сочетании с ханжеской, фарисейской моралью под «крышей», так называемых, «традиционных» религий.

Как показывают исследования отечественных социологов, общий тонус общественного настроения в России напрямую связан с ревитализацией в общественном сознании ключевых мифологем советского менталитета. Как отмечает Л. Гудков, «начиная с 1996—1997 годов по всем исследованиям стал отмечаться рост позитивных национальных самооценок — гордость за свой народ, его великое прошлое и соответственно усиление значимости всех советских великодержавных символов... . Поскольку очевидных оснований для подобных сдвигов было немного, то рост самоудовлетворенности шел за счет двух вещей — нарастания сознания, или комплекса жертвы, восприятия себя как объекта чужих враждебных устремлений, желаний и действий (что резко усиливало самооценку), усиления ксенофобии и изоляционизма, с одной стороны, а с другой — усиленного вытеснения из коллективной памяти всего неприятного, фрустрирующего и темного (репрессий, голода, унижений от произвола властей или хронической нищеты, военных поражений, отсталости), наделение русских, россиян, верноподданных великой державы достоинствами, превышающими качества любого другого народа»1.

Таким образом, подчеркнем это еще раз, общий вектор общественного настроения во всех аспектах его предметной направленности является производной от специфики национального менталитета. При этом, как уже отмечалось, на более поверхностном, так сказать, тактическом уровне, общественное настроение подвержено существенным колебаниям под влиянием ситуационных переменных. Рассмотрим данный процесс на примере изменений политических настроений тем более, что именно он является предметом манипуляций политтехнологов.

Как отмечают Е. Малкин и Е. Сучков, в приведенном выше раскладе электоральных

229

предпочтений к 1999 году произошли существенные изменения. Причем, «главные сдвиги в конфигурации произошли за счет резкого ослабления и даже исчезновения лидеров ряда важных номинаций, ... которые фигурировали во всех федеральных компаниях 1993—1996 гг.

Прежде всего, “бесхозным” оказался электорат “сильной личности”. В. Жириновский и А. Лебедь потеряли доверие этой группы избирателей, а новых лидеров не нашлось...

Еще одна важная группа избирателей — сторонники “чудотворцев” — также оказались лишены фигуры, вокруг которой они могли бы консолидироваться...

В результате резко увеличилась подвижность российских избирателей по сравнению с компаниями 1993—1996 гг. Точнее в настроениях российского электората образовалась весьма взрывоопасная смесь апатии и подвижности, когда они были готовы проголосовать за любого политика, который воспринимался бы как новый, не похожий на остальных»1.

Совершенно очевидно, что речь идет о локальных изменениях в политических настроениях общества (отказ в доверии конкретным политикам) под влиянием ситуативных переменных (неудачные PR — ходы, дискредитирующее поведение тех или иных лидеров и т. п.). Вместе с тем основной вектор общественного настроения, сформировавшийся в 1996—1997 гг. оставался неизменным и, более того, усилился.

Феноменальный успех В. В. Путина на президентских выборах 2000 г. объясняется не только и даже не столько его полным соответствием потребности избирателей в новой политической фигуре, на важность которой совершенно справедливо указывают Е. Малкин и Е. Сучков, сколько тем, что он, не имея тогда по большому счету содержательной программы действий, сумел уловить и ясно, в доступной массовому сознанию форме артикулировать основные приоритеты общественного настроения.

Данный пример отчетливо показывает насколько значим, с точки зрения эффективности избирательной компании и социального управления, не просто поверхностный социологический срез состояния общественного настроения, но тщательный анализ его глубинных психологических детерминант. Заметим также, что точная диагностика общественного настроения и прогноз его динамики существенно важен не только для социальных психологов, специализирующихся в сфере политического консультирования и иных видах деятельности, объектом которой являются большие сообщества, но и для работающих с малыми группами.

Практический социальный психолог, работая с организацией и занимаясь проблемами ее имиджа и «vision» в широком социуме должен, прежде всего, соотносить и тактику, и стратегию развития общности с наличествующим в широком социуме общественным настроением по поводу ее активности и целей существования.

Научение социальное — понятие, обозначающее факт и процесс овладения индивидом определенных, ранее неизвестных ему образцов активности через подражание или наблюдение за подобными поведенческими проявлениями кого-то другого или других. Данный термин введен в лексикон социальной психологии бихевиористами с опорой на базовые категории этой психологической школы — «стимул — реакция — подкрепление» — и в логике приобретения новой формы активности по этой же бихевиористски оправданной схеме «стимул → реакция + подкрепление». Понятно, что изначально эксперименты проводились на животных, а уже затем выявленные закономерности и зависимости экстраполировались в область психологии личности и

230

социальной психологии. При этом, если в эксперименте с крысами было зафиксировано, что одна из особей присоединяется к другой и воспроизводит ее поведенческую активность лишь в том случае, когда фиксирует факт прямого подкрепления действий этой другой, например, пищей, то в дальнейшем (А. Бандура и др.) было однозначно показано, что в этом плане для людей вполне достаточным стимулом имитации поведенческой активности другого индивида является не только прямое подкрепление определенной реакции, а способность опираться на символическое замещение, другими словами, руководствоваться «внутренней моделью внешнего мира». Следует отметить, что соответствующий вывод о наличии подобных способностей и готовности может быть перенесен в сферу познавательной активности. Одной из решающих отличительных характеристик процесса складывания стимульно-имитационной активности, выстроенной в логике социального научения, по сравнению с формированием обычного навыка, является временной фактор и, в связи с этим, появляющийся у индивида дополнительный временной ресурс для достижения конечной цели. Если проанализировать конкретные экспериментальные исследования, которые проводились с позиции данного подхода, то будет более чем очевидно: подавляющее большинство этих работ посвящено изучению особенностей подражания и овладения детьми демонстрируемых (прежде всего, по телевидению) определенных и при этом так или иначе (положительно или отрицательно) оцениваемых и санкционируемых образцов активности. Понятно, что в этом варианте содержательного «прочтения» концепции социального научения личность не теряет полностью свою субъектность и ей предоставляется право на социальный выбор. Но в целом бихевиористская схема «стимул — реакция» и в данном случае оказывается определяющим понимание психологической природы социального научения интерпретационным «ключом».

Надо сказать, что, хотя в рамках психотерапевтической и социально-психологической практики к настоящему времени накоплен обширный эмпирический материал, подтверждающий эффективность бихевиорального подхода для решения целого ряда практических задач, собственно экспериментальная его проверка (исключая опыты с животными) остается крайне ограниченной. Наиболее серьезное исследование, предпринятое в конце 60-х гг. прошлого века психологами-клиницистами Дж. Этхоу и Л. Краснером, было посвящено проверке эффективности жетонной системы подкрепления как средства модификации поведения у пациентов психиатрического отделения госпиталя для ветеранов, при этом большинство из них ранее были диагностированы как хронически больные шизофренией, у остальных был поврежден головной мозг.

Исследование продолжалось в течение 20 месяцев и состояло из трех этапов. Первые шесть месяцев были основным, или оперантным периодом, в течение которого исследователи каждый день регистрировали частоту появления поведения, подлежащего последовательному подавлению. За этим следовал трехмесячный период формирования, когда пациентов информировали о видах деятельности, которой им следовало заниматься, чтобы получить жетон и «реализовать» его в столовой госпиталя. Наконец, в течение экспериментального периода, продолжавшегося 11 месяцев, пациенты получали жетоны за то, что вели себя желаемым образом — обслуживали себя, посещали занятия, общались с другими или проявляли ответственность. Каждый получал жетон сразу после завершения желаемой деятельности, социальное одобрение со стороны персонала выражалось словами «прекрасная работа» или улыбкой.

Анализ результатов показал, что пациенты стали чаще вести себя «нужным» образом,

231

у них повысилась инициатива, активность, ответственность и улучшились навыки социального общения»1.

Кроме того, как сообщали Дж. Этхоу и Л. Краснер, в результате применения жетонной системы существенно снизилось количество нарушений режима, совершаемых пациентами.

Надо сказать, что представители других психологических школ, довольно критически отнеслись к результатам, полученным Дж. Этхоу и Л. Краснером, указывая, что в данном случае сработал «эффект Мэйо», т. е. изменения в поведении пациентов были обусловлены не столько жетонным подкреплением, сколько повышенным вниманием к ним со стороны как экспериментаторов, так и медицинского персонала госпиталя. Однако ряд аналогичных экспериментов, дополнительно проведенных сторонниками бихевиорального подхода как в психиатрических клиниках (Т. Эйлон, Н. Эзрин), так и в группах обычных подростков и подростков с делинквентным поведением (А. Каздин, Р. Бутзин), в целом подтвердили эффективность жетонной системы подкрепления.

Гораздо белее широкое экспериментальное подтверждение получил когнитивный подход к социальному научению. В статье «Агрессивность» настоящей «Азбуки» уже описан целый ряд экспериментов, направленных на выявление взаимосвязи экспозиции насилия по телевидению и агрессивным поведением. Дальнейшие исследования показали, что внешнее моделирование, в том числе посредством телепрограмм, не менее значимо для формирования просоциального поведения детей. Так, «в одном из классических исследований в данной области детям в возрасте от 7 до 11 лет показывали фильм, в котором взрослый, выигравший в кегли, жертвует часть своего выигрыша “в фонд помощи нуждающимся детям”. Сразу после этого детям давали возможность поиграть в кегли самим, и во многих случаях они также жертвовали свои выигрыши — значительно чаще, чем дети из контрольной группы, которым фильм не показывали. Более того, дети, смотревшие фильм, вносили пожертвования и два месяца спустя, хотя исследование проводилось уже в другом помещении с участием другого экспериментатора. Очевидно, что даже непродолжительное воздействие модели, продемонстрировавшей щедрость, может надолго повлиять на поведение ребенка»2.

Модифицированный вариант данного эксперимента, осуществленный в 1972 г. социальным психологом Дж. Уайтом, убедительно доказал, что во многих случаях социальное научение через моделирование существенно эффективнее, с точки зрения формирования устойчиво просоциальной поведенческой модели, чем традиционные формы педагогического воздействия, такие как наставление и директивное требование. В экспериментах Дж. Уайта, «...одна группа детей играла в кегли вместе со взрослым, который требовал, чтобы они жертвовали часть своего выигрыша в помощь нуждающимся детям. Детям из другой группы лишь предоставлялась возможность проявить альтруизм и внести пожертвования, следуя примеру взрослого. Непосредственным результатом было то, что дети, от которых требовали пожертвований, вносили их в большем размере, даже когда играли без взрослых. Но при последующей проверке размеры их помощи резко сократились; среди них участились также случаи кражи денег, возможно совершаемые ими в знак протеста против принуждения со стороны взрослых»3.

232

Вполне понятно, что эффективность социального научения через моделирование в значительной степени обусловлена референтностью модели для обучаемого: чем она выше, тем с большей вероятностью будет воспринято и в дальнейшем реализовано демонстрируемое поведение. Общеизвестный пример такого рода имел место в недавнем прошлом нашей страны. Страсть к теннису Б. Н. Ельцина не только способствовала вовлечению в активные занятия данным видом спорта его ближайшего окружения, но и резкому росту интереса к нему в массовом сознании. Существенно важно, что многие члены ельцинской «команды» продолжают регулярно посещать теннисные корты и в настоящее время, когда Б. Н. Ельцин давно утратил свой прежний официальный статус. Это означает, что под влиянием высоко референтной на тот момент фигуры Б. Н. Ельцина имело место реальное социальное обучение, а, отнюдь, не исключительно ситуативная реакция на прихоть «хозяина», как трактуют сегодня «теннисизацию» высших чиновников многие политологи и аналитики.

Еще одна крупная серия экспериментов, проведенных А. Бандурой и его последователями была связана с изучением возможностей модификации поведения и социального научения за счет повышения осознанной самоэффективности. В качестве испытуемых привлекались люди с повышенной тревожностью и фобическими расстройствами. Так, для одного из подобных экспериментов была сформирована группа, в которую вошли 14 женщин с сильной боязнью пауков.

На первом этапе эксперимента «...испытуемым был предложен тест на поведение избегания. Тест состоял из 18 заданий, требующих постепенно все более угрожающих взаимодействий с пауком. ... Задания были ранжированы от дистантных (приблизиться к пауку, находящемуся в пластиковой чашке) до контактных (позволить пауку ползти по коленям). Выполняя тест на поведение избегания, испытуемые вслух по 10-балльной шкале сообщали об интенсивности своего страха в предвидении каждого задания и во время выполнения соответствующих действий. Вдобавок испытуемым дали перечень всех 18 заданий и попросили отметить на 100-балльной шкале степень их уверенности в возможности выполнить задание. Единица указывала на отсутствие эффективности данного поведения, а 100 — полную уверенность в выполнении задания. О самоэффективности испытуемых можно было судить по количеству заданий, в которых они оценили степень эффективности в 20 баллов или выше по 100-балльной шкале»1.

Как показал этот и последующий (проведенный после реализации собственно экспериментальной части исследовательской программы) замеры, существует отчетливо выраженная зависимость между субъективной оценкой испытуемыми собственной самоэффективности и уровнем их реальных достижений. Кроме того, «...уровень возникновения страха (сопровождающий выполнение угрожающих заданий), о котором сообщали испытуемые, соответствовал почти полностью уровню самоэффективности. Если испытуемая была высокого мнения о своей эффективности в каждом отдельном задании, у нее почти не было опасений по поводу будущих результатов, и страх был меньше, когда она выполняла задание. Если, однако, испытуемая была невысокого мнения о своей эффективности, она испытывала значительные опасения по поводу выполнения заданий, и во время выполнения ее страх был велик».

На втором этапе исследования была реализована программа модификации поведения испытуемых посредством моделирования. В качестве модели выступала женщина-экспериментатор, так как и испытуемые были женщинами. При этом «каждой из испытуемых предлагалось сначала посмотреть на паука, помещенного

233

в стеклянную пробирку, чтобы привыкнуть к его виду и движениям. Затем экспериментатор смоделировала несколько угрожающих действий, которые наблюдали испытуемые — сначала на значительном расстоянии, а потом близко.... Затем она извлекла паука из чашки и показала, как обращаться с ним, когда он бежал по рукам, предплечью и верхней части тела. Наконец, она показала, как еще можно контролировать свободно передвигающегося паука, поместив его на полотенце, накинутое на стул, и взяв в ладонь.

Чтобы показать, как можно еще легко контролировать паука, экспериментатор выпустила его на пол и позволила ползать в поисках убежища. Затем она поймала его, накрыв чашкой и просунув тонкую карточку под нее, тем самым продемонстрировав, насколько легко было поймать и перенести паука в более гостеприимное для него место за пределами дома. Эти эпизоды лечения завершились переходом испытуемых в вестибюль, где была паутина. Здесь экспериментатор смоделировала любопытство по поводу места обитания паука»1.

В результате такого постепенного обучения через наблюдение существенно повысился уровень самоэффективности и функциональности испытуемых. Испытуемые, чья эффективность на первом этапе эксперимента оценивалась как низкая, «...смогли позволять пауку свободно ползать по стулу, поставленному рядом и класть голые руки в чашку, в которой был паук». Испытуемые со средним начальным уровнем эффективности, «...достигли физического контакта с пауком, держа его в перчатке, надетой на руку, или без нее»2.

В ряде других похожих экспериментов была подтверждена эффективность научения через моделирование при работе с другими самыми различными видами фобий таких, как боязнь змей, дантистов, экзаменов и т. п.

Практический социальный психолог ни в коей мере не принимая огульно все основные позиции концепции социального научения, в своей профессиональной деятельности должен опираться на знание тех закономерностей и зависимостей, которые в рамках нее наработаны для того, чтобы качественно интенсифицировать процесс просоциального формирования развивающейся личности и становящейся группы или организации.

Нововведение (инновация) — в социально-психологическом ракурсе рассмотрения это целенаправленное внедрение качественных изменений в большей или меньшей, но все же значительно сущностно заметной степени преобразующих реальную социальную практику актуального взаимодействия и общения. Традиционно дифференцируют социально-экономический, управленческо-организационный и чисто технологический типы нововведений. При этом, если говорить о сферах общественной жизни, то вряд ли можно назвать хотя бы одну из областей человеческой активности, где бы проблемы инноваций не являлись бы одним из наиболее острых и в то же время содержательных вопросов взаимодействия и общения членов реально функционирующих сообществ. Прежде всего, следует отметить, что процесс инноваций хоть и может быть задан, что называется, «извне» или «сверху», ни при каких обстоятельствах не может быть формализован, а ход его протекания не может быть исчерпывающе прогнозируем и предрекаем. В силу того, что в любом инновационном процессе участвуют в качестве сотрудничающих партнеров или, наоборот, противостоящих и противодействующих сторон, различные силы, заинтересованные в нововведениях и не желающие подобных изменений, человеческий, а точнее

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.