Сделай Сам Свою Работу на 5

Батарея социально-психологических методик, необходимых для создания социально-психологического портрета реально функционирующей контактной группы 28 глава





243

норма дополняется рядом формальных норм, регламентирующих процедурную сторону обсуждения, принятия и выполнения решения. Идеальной в этом смысле представляется ситуация, когда формальные и неформальные групповые нормы согласованы и дополняют друг друга. Однако одной из наиболее распространенных проблем в управленческой и педагогической практике является как раз наличие отчетливо выраженного разрыва, а иногда и противоречий между кодифицированными и резидуальными групповыми нормами. При этом ошибкой как менеджеров, так и многих педагогов, является аппеляция исключительно к формальным нормам в сочетании с игнорированием неоднократно экспериментально зафиксированного факта устойчивости именно резидуальных норм, часто остающихся неизменными даже при существенном обновлении состава группы.

По этой причине интеграция формальных и неформальных групповых норм, а также осознание сути и значимости последних официальным руководителем является одной из ключевых задач при создании команд в организации. Более того, по мнению ряда авторов, именно оценка структуры и содержания групповых норм является одним из решающих критериев позволяющих судить о том, является ли данная конкретная группа командой и насколько она эффективна. В частности, как считают Д. Гоулман с коллегами, «...именно групповые нормы помогают определить, можно ли считать, что команда функционирует как единый организм или же она является лишь совокупностью людей, работающих вместе. В одних коллективах открытое противостояние и ожесточенная конфронтация являются обычным делом, а в других — игра в заинтересованность лишь прикрывает всеобщую скуку. В более эффективных командах, как правило, люди умеют слушать и задавать вопросы, относятся друг к другу с уважением, поддерживают друг друга словом и делом и преодолевают разногласия без обиняков и с юмором. Каковы бы ни были господствующие в коллективе принципы, люди непроизвольно их чувствуют и стараются вести себя соответственно. Другими словами, нормы диктуют, “что такое хорошо” в данной ситуации, и таким образом, руководят действиями людей»1.



В процессе командообразования на третьей стадии группового развития происходит интеграция не только формальных и неформальных властных структур, но и формальных и неформальных групповых норм. При этом, как показывает ряд исследований и социально-психологическая практика, для эффективности работы команды групповой контракт, наряду с нормами, отражающими специфику каждого конкретного сообщества, должен отражать ряд универсальных моментов:



1. Определение миссии команды и краткое изложение командного видения (и то, и другое в результате проделанной группой работы, как правило, претерпевает существенные изменения по сравнению с изначальными). При этом в контракт обязательно закладываются конкретные, измеряемые критерии, позволяющие судить о том, что миссия выполнена.

2. Нормирование распределения формальных и неформальных властных полномочий и ответственности в команде в логике неразрывности ответственности и власти и прописывание процедуры принятия решений.

3. Фиксацию факта принятия каждым членом команды личной ответственности за групповой процесс и результат.

4. Принципы и процедуры разрешения конфликтных ситуаций.

5. Нормы распределения дивидендов, полученных в результате работы команды между ее участниками. Сюда относится и распределение авторских прав

244

на интеллектуальные и иные продукты, созданные в процессе совместной деятельности, по завершении работы команды (Этот немаловажный аспект часто упускается при подготовке контракта).

Необходимо отметить, что при заключении контракта неформальные групповые нормы, изначально принимаемые «по умолчанию», отчетливо рефлексируются всеми членами группы и, по сути дела, кодифицируются. Это обстоятельство представляется крайне важным, поскольку «когда людям понятны основные ценности и нормы группы, то эффективная работа даже не требует личного присутствия руководителя... Члены команд, обладающих групповым самосознанием и способностью к самоуправлению, сами проявляют инициативу и работают с полной отдачей; они готовы прививать и укреплять нормы гармоничных взаимоотношений и поддерживать взаимную ответственность за их соблюдение»1.



Вполне понятно, что планируя не только программы командообразования, но и более локальные мероприятия, направленные на развитие как сообщества в целом, так и отдельных его членов, практический социальный психолог должен иметь ясное представление о содержании формальных и неформальных групповых норм, а также о степени приверженности им кажого из участников курируемой группы.

Что касается групповых норм, то для практического социального психолога, по сути дела, одним из первостепенных критериев, диагностически раскрывающих характер межличностных отношений в малой группе и уровень ее социально-психологического развития, являются такие показатели, как содержательно-оценочное отношение членов сообщества к тем нормам, которые определяют характер, интенсивность и направленность жизнедеятельности группы, близость их позиций, смысловое совпадение их взглядов по этому поводу, степень готовности отстаивать необходимость следовать этим нормам и не нарушать их. Без учета подобного социально-психологического параметра внутригрупповой жизни практический социальный психолог оказывается не в силах ни нарисовать адекватный реальности социально-психологический портрет конкретной общности, ни действенно воздействовать как на личностное развитие отдельных членов группы, так и на протекание процесса группообразования сообщества в целом.

Общение — многоаспектный и многоплановый процесс формирования, обеспечения и реализации межличностного и межгруппового контакта, который обусловлен необходимостью организации осуществления и поддержания совместной деятельности людей. Традиционно выделяют три основные стороны, три определяющие составляющие процесса общения — коммуникативная, интерактивная и перцептивные компоненты. В рамках социально-психологического знания относительно проблематики общения наиболее содержательно глубокий и объемный материал наработан по общению межличностному. В этом плане все три стороны общения в совокупности отражают многоаспектность и при этом неоднозначную сложность внутреннего, субъективного мира одного человека, если речь идет о его отношении к другому. Коммуникативная сторона общения отражает тот аспект межличностного контакта, который выражается в обмене участниками общения информацией. При этом межличностная коммуникация имеет свою принципиальную специфику по сравнению с информационным процессом, например, в кибернетике: а) оба партнера коммуникативного акта выступают в роли активных его субъектов, в той или иной мере сориентированных друг на друга; б) подобный коммуникативный акт не сводится к простому

245

процессу передачи или обмена информацией, что, с одной стороны, задает познавательную ориентацию активности, а с другой — практически закономерно порождает возникновение психологических барьеров различного типа; в) такая коммуникативная активность может быть реализована лишь с помощью специфических средств межличностного контакта (основные виды — вербальный и невербальный; при этом более 70% объема информации в условиях межличностного контакта человек получает за счет невербального способа общения). Интерактивная сторона общения предполагает выработку общих для участников планов и программ как тактического, так и стратегического взаимодействия. Решающим фактором здесь является сама форма интеракции (конкуренция или кооперация), приводящая в содержательном плане или к ровному течению «нейтрального» взаимодействия, к конфликту или к эмоционально насыщенному соучаствованию в условиях совместной деятельности. Перцептивная сторона общения предполагает понимание и адекватное восприятие, видение образа партнера, что достигается через механизмы «идентификации — конфронтации», каузальной атрибуции и рефлексии, то есть понимания того, каким видят партнеры по общению самого субъекта. Здесь немаловажным фактором, резко повышающим эффективность общения, оказывается его эмоциональная сторона, степень эмпатической выраженности оценочного восприятия. С другой стороны, излишняя эмоциональная окрашенность образа партнера, порой экзальтированная тенденциозность его эмоциональной оценки могут существенно и при этом негативно повлиять на точность межличностного восприятия, утрировать влияние таких социально-психологических эффектов, как эффект ореола, эффект новизны, неоправданно усилить стереотипизацию восприятия. Следует специально отметить, что проблематика общения во многом рассматривалась в отечественной психологии столь детально в связи с тем, что одним из дискуссионных в социальной психологии вопросов является вопрос о соотношении понятий «общение» и «деятельность». На современном этапе разработки проблематики общения этот процесс уже не воспринимается как субъект — субъектный (если не считать случаи фатического, по сути дела, беспредметного общения), а оценивается как субъект — объект — субъектная активность, составной частью которой — «субъект — объектной» — оказывается деятельностный акт. В свою очередь, деятельность в этой парадигме, будучи субъект — субъект — объектным актом, включает «субъект — субъектный» контакт — общение — как важнейшую, но все же лишь составляющую. Отдельно необходимо подчеркнуть, что структура межгруппового общения, по существу, полностью совпадает со структурой общения межличностного. Правда, нельзя не подчеркнуть и еще один момент. Как пишет Г. М. Андреева, «при анализе межгруппового общения раскрывается его социальный смысл как средство передачи форм культуры и социального опыта не только между одновременно существующими группами, но и в ходе исторического процесса».

Эмпирические исследования, так или иначе касающиеся проблемы общения с известной степенью условности, можно разделить на три группы, касающиеся коммуникативной, интерактивной и перцептивной сторон этого многоаспектного процесса.

Как уже отмечалось, коммуникативный компонент общения включает вербальную и невербальную составляющие. При этом надо отметить, что в последние годы массовое распространение получили виды коммуникации (мобильная связь, электронная почта, интернет-чаты и т. п.) в рамках которых, в силу их специфики, использование невербальной составляющей существенно ограничено, хотя, конечно, не потеряло своей принципиальной значимости, и всё же важность именно вербальной коммуникации резко возросла. Вполне понятно, что большинство

246

социально-психологических исследований вербальной коммуникации направлено на выявление условий, повышающих эффективность речевого сообщения. При этом главное внимание уделяется двум ключевым элементам коммуникативного процесса — фигуре коммуникатора и собственно тексту сообщения.

Конечный эффект сообщения в значительной степени зависит от так называемой, кредитности коммуникатора, т. е. от изначального уровня доверия адресата сообщения к его источнику. Последнее зависит, главным образом, от двух факторов: восприятия компетентности и восприятия надежности коммуникатора. Вполне понятно, что адресат с большим вниманием отнесется к сообщению, исходящему из авторитетного источника. Как пишет Д. Майерс, «сообщение о зубных щетках, исходящее от “доктора Джеймса Рандла, члена Канадской стоматологической ассоциации”, гораздо более убедительно, чем то же самое сообщение от Джима Рандла, старшеклассника местной школы, который вместе с несколькими одноклассниками написал реферат на тему гигиены полости рта»1. Другим эффективным способом представить коммуникатора как компетентное лицо является уверенное и убедительное озвучивание позиции, отражающей исходные установки адресата. Данный прием широко используется политическими лидерами, «зарабатывающими очки» на популизме и демагогии.

В ходе многочисленных экспериментов также был выявлен ряд условий, способствующих восприятию коммуникатора как достаточно надежного. В частности, исследование Э Игли, В. Вуд и Ш. Чейкен, показало, что «как людей искренних воспринимают ... тех, кто отстаивает что-либо, нарушая при этом свои личные интересы». В ходе исследования экспериментаторы «...знакомили студентов Массачусетского университета с речью, направленной против местной компании, загрязняющей реку. Когда говорилось, что автор речи — политический кандидат из числа бизнесменов или речь адресовалась к поддерживающим данную компанию, сообщение воспринималось как лишенное тенденциозности и убедительное. Когда та же самая речь против бизнесменов местной компании представлялась как обращенная к “зеленой” аудитории и произнесенная “зеленым” политиком, слушатели относили все аргументы политика на счет его личной предрасположенности или специфики аудитории». В другом исследовании была выявлена интересная закономерность, согласно которой, «...ощущение правдивости и надежности возрастает, когда человек говорит быстро»2. Кроме того, коммуникатор воспринимается как более надежный, если адресат уверен, что им не пытаются манипулировать.

Еще одним значимым качеством коммуникатора, с точки зрения эффективности речевого сообщения, является его привлекательность для адресата. О значимости данного фактора уже говорилось выше в статьях «Влияние» и «Воздействие» настоящей «Азбуки». Здесь мы еще раз подчеркнем, что одинаково важными являются как собственно физическая привлекательность и личностное обаяние, так и привлекательность в смысле субъективно воспринимаемого адресатом сходства, даже если последнее проявляется на чисто внешнем, формальном уровне. Так, в ходе эксперимента, проведенного Т. Домбровски, Т. Ластером и А. Рамирецом в конце 70-хх гг. XX в., афроамериканским студентам «...давали ... посмотреть видеозапись рекламы, призывающей к уходу за зубами. Когда дантист на следующий день проверил чистоту их зубов, выяснилось, что у тех, кто слушал запись афроамериканского дантиста, полость рта оказалась чище»3.

247

Исследования, связанные с влиянием содержания сообщения на его эффективность, показывают, что тщательно выстроенные, логичные и обоснованные сообщения звучат убедительно для высокоинтеллектуальных и образованных людей. Кроме того, они эффективны, если у адресата изначально присутствует высокая степень заинтересованности в предмете сообщения. Для слабо же заинтересованной или мало образованной аудитории гораздо более значимы сообщения, апеллирующие к эмоциям и иррациональным побуждениям.

Как уже отмечалось, в процессе коммуникации «лицом к лицу» свыше 70% информации передается через невербальные каналы. Хотя некоторые исследования последних лет дают основания для пересмотра данной точки зрения, тем не менее значимость невербального аспекта коммуникации безусловно высока. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что даже в выше упомянутых специфических формах коммуникации, таких как, например, интернет-чаты, существуют своего рода суррогаты невербального обмена в виде, так называемых, «смайликов» — набора пиктограмм, отражающих эмоциональную окраску, передаваемого сообщения. В своем классическом виде невербальная коммуникация обычно сводится к четырем основным блокам знаковых систем: оптико-кинетическому, пара- и экстралингвистическому, проксемическому и визуального контакта. Как отмечает Г. М. Андреева, «совокупность этих средств призвана выполнять следующие функции: дополнение речи, замещение речи, репрезентация эмоциональных состояний партнеров по коммуникативному процессу»1.

Пожалуй, наибольшее количество эмпирических исследований в области невербальной коммуникации связано с оптико-кинетической знаковой системой, включающей жесты, мимику, пантомимику: «Так, например, специальному исследованию подвергаются различные проявления мимики (выявлена связь между проявлением какой-либо эмоции и положением определенной “зоны” лица — П. Экман), жестикуляции (изучается частота и сила жестов у представителей разных культур — М. Аргайл), поз (выявлены и описаны открытые и закрытые позы, выражающие либо включение в ситуацию, либо доминирование, либо противостояние, специфика походки, “твердой” или “тяжелой”, — А. Пиз). Различные проявления мимики, жестикуляции и пантомимы выполняют ... функции по дополнению и замещению речи.... Они сигнализируют партнеру по общению об эмоциональном состоянии участника коммуникативного процесса, о предпочитаемом типе отношений с партнером, о желаемом уровне общения»2. При этом необходимо учитывать, что оптико-кинетические сигналы являются достаточно репрезентативными только в том случае, когда в полной мере учитывается вся их совокупность и влияние среды. Так, например, закрытая поза человека может не только отражать внутреннее напряжение и недоверие, но и являться реакцией на то, что в помещении прохладно.

Упоминая о паралингвистике, Г. М. Андреева подчеркивает, что «это система вокализации, т. е. качество голоса, его диапазон, тональность. Эти характеристики голоса способствуют выражению эмоционального состояния коммуникатора (гнев сопровождается увеличением силы и высоты голоса, резкости звуков; печаль, напортив, — спадом силы, высоты, звонкости голоса), а также некоторых характеристик его личности (энергичности, решительности либо неуверенности)...

Экстралингвистика — включение в речь пауз, других вкраплений, например покашливания, плача, смеха, наконец, сам темп речи. Паузы, например, подчеркивают

248

значительность предлагаемого текста, иногда они значат больше, чем сам текст...»1. При оценке пара- и экстралингвистических сигналов опять-таки важно отслеживать их в динамике и учитывать контекст. Та же самая пауза может не только подчеркивать значимость текста, но и означать, что коммуникатор испытывает эмоциональные затруднения, либо потерял нить сообщения, т. е. попросту не знает, что сказать.

Проксемическая знаковая система включает в себя невербальную информацию, связанную с пространственной и временной организацией коммуникативного процесса. Как отмечает Г. М. Андреева, «в настоящее время проблемы проксемики включены в особую область психологии, получившую название “экологическая психология” или “психология среды”. Среди прочих проблем здесь изучаются нормы оптимального расположения партнеров по коммуникации, приближения к собеседнику, особенности “персонального пространства” и др... Ряд исследований в этой области связан с изучением специфических наборов пространственных и временных констант коммуникативных ситуаций. Эти более или менее четко вычлененные наборы получили название хронотропов... Описаны, например, такие хронотропы, как хронотроп “больничной палаты”, “вагонного попутчика” и др. Специфика ситуации общения создает здесь иногда неожиданные эффекты воздействия: например, не всегда объяснимую откровенность по отношению к первому встречному, если это “вагонный попутчик” ... визуальный контакт выполняет многочисленные функции: информационный поиск, стремление скрыть или обнаружить свое “Я”, сигнализировать о готовности поддержать и продолжить общение, демонстрировать степень психологической близости и пр.»2.

Интерактивная сторона общения наиболее детально изучена и описана в рамках трансактного анализа. Однако существует и целый ряд иных подходов, на основе анализа которых Г. М. Андреева выделяет три наиболее типичных стиля поведения и действия к конкретной ситуации общения: ритуальный, манипулятивный и гуманистический. При этом «каждая ситуация диктует свой стиль поведения и действий.... Если стиль сформирован на основе действий в какой-то конкретной ситуации, а потом механически перенесен на другую, то, естественно, успех не может быть гарантирован... Ритуальный стиль обычно задан некоторой культурой. Его цель — не изменить другого в общении, а просто подтвердить свое присутствие в данной культуре, в данной ситуации, заявить о своей компетентности в ней: например, стиль приветствий, вопросов, задаваемых при встрече, характера ожидаемых ответов. ... Что касается манипулятивного стиля взаимодействия, то цель при его использовании состоит в намерении управлять, обучать, оказать влияние, навязать свою позицию. Гуманистический стиль проявляется тогда, когда цель взаимодействия — не изменение другого, а изменение представлений обоих партнеров относительно объекта взаимодействия. Относительно же друг друга целью выступает взаимная поддержка. Гуманистический стиль предполагает соответствующее осознание и даже переживание ситуации взаимодействия».

Перцептивная сторона общения включает в себя широкий спектр социально-психологических процессов, феноменов и эффектов, таких как социальная перцепция, каузальная атрибуция, эффекты ореола, первичности и новизны и др., социальные стереотипы, аттракции, каждый из которых сам по себе является предметом множества эмпирических исследований. Все это объективно затрудняет, а в

249

ряде случаев и исключает полномасштабную оценку процесса общения в конкретном сообществе при решении прикладных социально-психологических задач.

Тем не менее одной из важнейших задач практического социального психолога является целенаправленная работа по формированию и развитию у своих подопечных в рамках реально функционирующих групп и организаций навыков и умений конструктивного общения особенно тогда, когда речь идет о людях тех профессий, которые как необходимое условие эффективной профессиональной деятельности предусматривают способность реализовывать успешное межличностное общение.

Ответственность — черта характера, отчетливо проявляющаяся на «установочном» и поведенческом уровне и как готовность, и как реализация этой готовности взять на себя груз принятия решения и санкций за неудачу не только, когда данная активность осуществляется самим «ответственным субъектом», но и когда на него формально или неофициально возложен контроль за проявлениями групповой активности и ее последствиями. В рамках функционирования официальной группы или организации на «ответственного субъекта» возложены внешние формы стимулирования и санкционирования его ответственного поведения (подотчетность, наказуемость и право обязательности контроля и т. д.). Конечно, в данном случае одновременно это лицо функционирует и в условиях наличия внутренних форм волевой саморегуляции своей ответственной деятельности, но все же определяющими эти формы (чувство ответственности, чувство долга и т. д.) оказываются тогда, когда включается именно неформальная система межличностных отношений в группе и особенно, если речь идет о в целом неформальных сообществах. При этом следует отметить, что на поведенческом уровне ответственность как личностная черта наиболее ярко выступает в проявлениях социально-психологического феномена атрибуции ответствености за успехи и неудачи в условиях совместной деятельности. В рамках теории деятельностного опосредствования межличностных отношений в группе (А. В. Петровский) было показано, что в группах разного уровня социально-психологического развития членами сообщества по-разному приписывается и оценивается ответственность за результаты групповой активности. Подлинно ответственное поведение, когда индивид берет на себя ответственность, прежде всего, за неудачи и навязчиво, демонстративно не подчеркивает свой исключительный вклад в общегрупповой успех, воспринимается сообществом как вполне нормативная личностная позиция. В группе же низкого уровня развития подобное поведение, как правило, расценивается в качестве сверхнормативного и при этом отягощенного еще и какими-либо амбициозно-прагматическими мотивами.

Совершенно очевидно, что ответственность как устойчивая черта характера напрямую связана с такими личностными параметрами, как интернальность-экстернальность и мотивация достижения. Понятно, что индивид с развитым чувством ответственности скорее склонен рассматривать успехи и неудачи как результат собственной активности, а не приписывать их внешним обстоятельствам. Аналогично, совершенно сознательная готовность личности принять на себя ответсвенность за возможный неудачный исход предприятия, связанного с повышенным, хотя и просчитанным заранее риском, подкрепляет установку на достижение (что ни в коем случае не следует путать с безоглядной готовностью идти на необоснованный риск, свойственной как раз безответственным людям). Надо сказать, что причинно-следственная структура взаимосвязей в данной триаде на сегодняшний день остается недостаточно изученной в современной психологии, однако, можно

250

с уверенностью утверждать, что формирование ответственности как диспозиционной личностной установки также, как установки на достижение и локализации личности в континууме «интернальность-экстернальность», в значительной степени определяется спецификой индивидуального развития в раннем возрасте.

Существует достаточно устойчивый стереотип, согласно которому формированию ответсвенности у ребенка способствует жестко очерченные поведенческие рамки, высокие требования и контроль со стороны взрослых, т. е., по сути дела, авторитарная модель воспитания. В действительности, при ближайшем рассмотрении становится понятно, что подобная воспитательная модель, как правило, приводит к тотальной безответственности, свойственной авторитарной личности. Наглядным подтверждением данного тезиса может служить тотальное нежелание и неспособность признавать личную ответственность за неудачи, присущие кадровым военным, большинство из которых воспитывалось именно в таких условиях (не случайно известная максима «У победы много отцов, поражение — всегда сирота» получила широкое распространение практически во всех странах западной цивилизации). Достаточно вспомнить как после гибели подводной лодки «Курск», военные бюррократы достаточно настойчиво убеждали общественность в наличии мифической «натовской» субмарины, якобы протаранившей российскую лодку. Причем, ни один из «героев» той трагической истории не признал свою ответсвенность за случившееся даже после окончания официального расследования, пришедшего к однозначному заключению, что причиной катастрофы стала неисправная торпеда на борту подлодки.

Подобное стремление переложить собственную как официальную — должностную, так и неформальную (в приведенном примере морально-нравственную) ответственность на кого угодно в полной мере присуща и гражданской бюрократии. При этом оно сочетается с устойчивым, социально-патологическим стремлением приписать себе лично главную заслугу в любых, в том числе в довольно сомнительных достижениях. Примером может служить готовность, с которой руководители силовых ведомств принимали высшие государственные награды за «успешную» операцию по спасению заложников в театральном центре на Дубровке (печально знаменитый «Норд-Ост») в ходе которой погибли, десятки ни в чем неповинных людей. Подобные личностные установки также формируются в процессе авторитарного воспитания, в рамках которого положительную оценку со стороны взрослых получают не реальные достижения ребенка, а его готовность и способность «знать свое место» и действовать строго в рамках правил и предписаний. При определенных условиях отчетливо выраженная личностная установка на отказ от ответственности за неудачи в сочетании с приписыванием себе исключительных заслуг в достижении успеха порождают такое крайне опасное в социальном плане явление как феномен Цахеса.

Необходимиым условием формирования полноценного чувства ответственности у ребенка являются не диктат и опека со стороны взрослых, а стратегия сотрудничества и партнерства. Помимо всего прочего, она предполагает предоставление достаточной степени свободы и права на ошибку как в рамках предметной деятельности, так и межличностного взаимодействия со старшими партнерами. Причем эти условия должны соблюдаться в достаточно раннем возрасте.

Надо сказать, что, как показано в целом ряде исследований, наряду с личностной предрасположенностью существует целый ряд собственно социально-психологических переменных, повышающих или, наоборот, понижающих вероятность ответственного поведения индивида в той или иной ситуации. Одной из них, как уже отмечалось, является уровень группового развития.

251

Другим фактором существенно влияющим на готовность индивида принять на себя ответственность является предсказуемость и осознанность им самим возможных последствий своей активности. Подтверждение справедливости данного тезиса было получено, в частности, в эксперименте, проведенном в 1979 г. группой психологов в Принстонском университете. Экспериментаторы предложили студентам «...записать на пленку выступления в поддержку увеличения количества учащихся в группах первого курса в два раза. (Это была неприятная перспектива для учащихся, так как Принстон имеет репутацию небольшого элитного колледжа). Некоторым студентам сказали, что их выступление, возможно, попадет на рассмотрение членов приемной комиссии, которая занимается этим вопросом (предсказанные последствия); другим было сказано, что выступления будут переданы неким группам, но группы не были названы (предсказуемые последствия). А другим ничего не сказали о каком-либо дальнейшем использовании их речей (непредсказуемые последствия). После того, как выступления были записаны, всем сказали, что их контрустановочные речи будут переданы в приемную комиссию.... Как предсказанные, так и предсказуемые последствия вызвали изменение установки в направлении речи участника. Только в случае непредсказуемых последствий этого не произошло»1. В данном контексте вполне правомерно рассматривать изменение изначальной установки испытуемых как свидетельство их готовности принять на себя ответсвенность за возможные последствия своих выступлений.

Еще одним фактором, существенно влияющим на готовность идивида принять на себя ответственность как собственно за последствия деятельностного акта, так и за выбор той или иной альтернативы на этапе принятия решения и планирования, является степень анонимности предполагаемых действий. Как показывает социально-психологическая практика, «обезличенная активность» («Давайте начнем работать, а через пару месяцев соберемся и посмотрим, как далеко мы продвинулись») приводит к размыванию ответственности даже в группах высокого уровня развития. Это подтверждается и результатами целого ряда экспериментов.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.