Батарея социально-психологических методик, необходимых для создания социально-психологического портрета реально функционирующей контактной группы 29 глава

В ходе одного из них, проведенного в США в начале 80-х гг. XX в., «во время празднования Дня всех святых к группам детей, появлявшихся в одном из домов с традиционными угрозами и требованиями угощений, обращались с ответной просьбой пожертвовать конфеты для детей из местной больницы. В исследовании использовались три экспериментальных условия, позволявших манипулировать восприятием детьми своей личной ответственности. В первой экспериментальной ситуации встречавшая детей женщина создавала личную ответственность каждого за пожертвованные им конфеты, говоря, что напишет на пакете с конфетами имя ребенка. Во втором случае она таким же образом делала ответственным за всю группу одного ребенка. В третьей ситуации личная ответственность ничем не подчеркивалась. Различие в степени ответственности оказало очевидное влияние на количество пожертвованных детьми конфет... Когда подчеркивалась личная ответственность каждого ребенка, в среднем дети жертвовали по пять конфет, когда за всю группу нес ответственность один ребенок, среднее количество пожертвованных конфет снижалось до трех, когда никто не нес ответственности, каждый ребенок давал лишь по две конфеты. Чем больше подчеркивалась личная ответственность ребенка, тем более щедрую помощь больным детям он оказывал»².

Очевидным практическим выводом из этого и целого ряда подобных экспериментов

252

является не только целесообразность, но и необходимость четкого распределения персональной ответственности участников группы за реализацию групповых решений. И всё же в подобных случаях, наверное, имеет смысл говорить не столько об ответственности, сколько о социально одобряемом поведении и боязни общественного осуждения. Наиболее важным в контексте рассматриваемой проблематики моментом является вопрос именно о готовности принимать персональную ответственность как об устойчивой личностной характеристике конкретного члена столь же конкретного сообщества.

Поэтому практический социальный психолог должен четко различать, работая с конкретной группой или организацией, случаи стремления уйти от заслуженной ответственности одних членов группы, экзальтированно-жертвенные, порой истеричные попытки взять на себя весь груз ответственности за общегрупповое и при этом неудачное решение задачи других и проявления подлинной, вполне адекватной личностной ответственности третьих.

Отношения межгрупповые — объективно существующая система взаимосвязей и взаимовлияний, реализуемых в пространстве межгруппового взаимодействия, с одной стороны, являющаяся отражением субъективно воспринимаемого группами своего позиционирования как в социуме в целом, так и в рамках ближайшего социального окружения, а с другой — «задающая» именно этот «расклад сил» в условиях межгруппового взаимодействия, а также и характер, «знак» и эмоциональную насыщенность межгрупповых восприятия и оценки и в ситуациях актуального деятельностного и общенческого контактов, и в логике предшествующего и перспективного межгруппового партнерства. Таким образом, межгрупповые отношения являются одновременно и следствием, результатом, и некоей «предтечей» межгруппового восприятия. При этом специфическими особенностями этого межгруппового восприятия выступают, во-первых, факт принципиальной несводимости общегрупповой оценки, видения группы — партнера по взаимодействию к набору индивидуальных представлений о ней, во-вторых, факт избыточно устойчиво-ригидного образа другой общности, который, как правило, формируется достаточно долго и остается практически неизменным, несмотря на существенные воздействия извне, направленные на его деформацию, в-третьих, факт даже не столько упрощения, сколько «уплощения» образа другого сообщества за счет жесткой стереотипизации, готовности к подчеркиванию качеств «окончательного оценочного вывода» в суждениях о группе, отказа от различения тонов, нюансов ее психологического «бытия», неспособности качественно различать личности ее членов и склонности видеть оцениваемое сообщество как нечто монолитно-целостное. Наиболее отчетливо эти особенности межгруппового восприятия, а следовательно, и межгрупповых отношений, проявляются в достаточно подробно описанном в целом ряде исследований феномене межгруппового фаворитизма.

Проведенные исследования позволили выделить целый ряд специфических социально-психологических эффектов, в совокупности порождающих феномен группового фаворитизма. К основным их них относятся эффект предполагаемого сходства и эффект гомогенности внешней группы.

В основе эффекта предполагаемого сходства лежит склонность большинства людей априорно воспринимать членов своей группы как в большей степени похожих на себя по сравнению с представителями широкого социального окружения. Так, например, «по данным одного из исследований, представители студенческой

253

общины считали, что в большей степени похожи друг на друга, чем на тех студентов, которые жили за пределами студенческого городка (последние же, со своей стороны, придерживались аналогичной точки зрения). Даже если члены определенной группы были присоединены к ней произвольным или случайным образом, они воспринимались другими представителями этой группы как имеющие большее сходство со «своими», нежели с «чужими». В рамках другого эксперимента, исследователи «...случайным образом направили студентов в определенные группы (под предлогом художественных предпочтений) и обнаружили, что испытуемые воспринимали других представителей группы членства как более, чем представителей внешней группы, похожих на себя, причем даже в областях не связанных с искусством»¹. Поскольку, как известно, субъективно воспринимаемое сходство является сильнейшим фактором социальной привлекательности, совершенно очевидно, что эффект предполагаемого сходства в крайних своих проявлениях существенно усиливает межгрупповые барьеры и повышает уровень закрытости группы.

Эффект гомогенности внешней группы порождается склонностью многих индивидов воспринимать внешнее по отношению к их группе членства социальное окружение как обезличенную однородную массу, представители которой лишены индивидуальных особенностей, т. е. практически деперсонализированы. Современные социальные психологи выделяют два характерных проявления данного эффекта: «Во-первых, мы в большей степени склонны выделять субкатегории в собственной, а не внешней группе. Результаты одного из исследований показывают, что люди преклонного возраста чаще, чем молодежь, различают такие субкатегории пожилых людей, как бабушки, пожилые политические деятели и почетные граждане (ветераны)... Еще одно исследование показало, что студенты экономических и инженерных факультетов могли перечислить больше субтипов среди представителей собственной группы (таких, как “будущие инженеры, которые, кажется, буквально живут в компьютерном центре”, или “будущие экономисты, которые просто хотят сделать хорошие деньги”), чем среди представителей внешней группы».

Во-вторых, «...мы склонны воспринимать любого представителя собственной группы как более сложную, чем любой член внешней группы, личность. Его или ее индивидуальность рассматриваются с использованием большего количества категорий и воспринимается как более сложная и богатая. Исследования показали, что белые студенты считают других белых более сложными, по сравнению с чернокожими людьми, личностями, так же, как молодые люди — своих сверстников по сравнению с пожилыми людьми (последние платят им той же монетой!). Члены женских клубов считают, что “свои” отличаются от представителей других групп большим разнообразием индивидуальностей. В результате шаблонного подхода к «чужакам» члены консолидированной группы склонны рассматривать представителей внешней группы в основном через призму стереотипов. Преуменьшая индивидуальное разнообразие членов внешней группы, люди “расчищают дорогу” для использования конвенциональных стереотипов, относящихся к этой группе»². Вполне понятно, что эффект гомогенности не только поддерживает негативные стереотипы в контексте межгрупповых отношений, но в целом ряде случаев лигитимизирует как на когнитивном, так и на аффективном уровнях дискриминационное и, более того, откровенно агрессивное поведение в отношении «безликих» и «примитивных» «чужаков».

254

В целом, как традиционно отмечается «...межгрупповые представления отличаются ярко эмоциональной окрашенностью, резко выраженной оценочной направленностью, а поэтому весьма уязвимы в том, что касается их истинности, точности и адекватности»¹. В этой связи особую практическую значимость в контексте межгрупповых отношений приобретает проблема межгрупповой конкуренции и связанных с ней конфликтов.

В современной социальной психологии, наряду с исследованиями группового фаворитизма как источника групповых стереотипов и предрассудков, порождающих межгрупповое напряжение, которое может привести к конфликту, существует целый ряд проблемных «полей», а следовательно, и нацеленных на их прояснение теоретических подходов, базирующихся на идее о том, что в основе такого рода предубеждений и в конечном счете межгрупповой конкуренции лежат объективные различия и конфликты интересов между группами, из которых состоит общество.

Так, реалистическая теория межгруппового конфликта «...трактует предрассудки как неизбежные последствия конкуренции между группами, борющимися за ресурсы или власть... К межгрупповой враждебности приводит скорее чувство ущемленности в сравнении с другими или относительная депривация, чем реальная депривация. Например, при быстро развивающейся экономике повышается уровень жизни большинства людей. Однако люди, чьи доходы увеличиваются в более медленном, чем у общей массы темпе, могут переживать относительную деривацию, ибо на их глазах другие получают все больше недостижимых для них возможностей. Временами это приводит к антагонизму с процветающей группой»².

Дальнейшее развитие данный подход получил в теории социального доминирования, которая исходит из того, что стремление к иерархической структуре, в рамках которой определенные группы занимают привелегированное положение относительно других перманентно присуще любому обществу. При этом «...в ощущении общественного положения группы, свойственном представителям доминирующей группы, можно выделить четыре аспекта: 1) вера в превосходство доминирующей группы; 2) точка зрения, согласно которой представители меньшинств являются непохожими на людей “чужаками”; 3) уверенность в том, что доминирующей группе принадлежат законные права на владение основными ресурсами; 4) тревога, связанная с представлением о том, что ущемленные группы стремятся завладеть этими ресурсами»³.

Хотя данные подходы очевидно в наибольшей степени применимы к проблеме отношений между большими группами (социальными, этническими, конфессиональными и т. д.), учет объективных межгрупповых противоречий совершенно необходим и при практической социально-психологической работе с малыми группами.

И все-таки наиболее значимым в контексте межгрупповой конкуренции и межгрупповых конфликтов остается фактор группового фаворитизма. Это связано с тем, что в силу целого ряда причин приверженность к групповому фаворитизму культивируется в процессе социализации практически каждого индивида в современном обществе не только на уровне неформальных отношений, но и в результате вполне целенаправленных действий официальных агентов социализации. Классическим примером такого рода является распространенная практика сопоставления результатов значимой деятельности детских и подростковых групп в образовательных учреждениях. При этом совершенно отчетливым подтекстом такого рода воспитательных

255

мероприятий является установка «Мы лучше их и поэтому обязаны их “сделать”!» (в учебе, спортивных состязаниях, творческом конкурсе и т. д.). Даже если подобные представления не артикулируется значимыми взрослыми явно, они все равно считываются детьми и нередко переводятся на уровень неформальных межгрупповых отношений, что находит выражение в уничижительных прозвищах, которыми обозначаются «чужие» группы, табуировании установления близких отношениях с их представителями, а зачастую, и в открытых межгрупповых столкновениях.

Более того, поскольку субъективная убежденность в «избранности» собственной группы, наличии внешних конкурентов, а тем более, врагов реально повышает групповую сплоченность, групповой фаворитизм нередко вполне сознательно культивируется не только преподавателями, руководителями, спортивными тренерами, но и отдельными специалистами в области социальной психологии. Оставляя за скобками морально-этические аспекты данной проблемы, заметим, что хотя подобные действия могут быть весьма эффективны, с точки зрения ситуативной мобилизации группы для достижения сиюминутных тактических целей, они, как правило, оказываются не просто мало-продуктивными, но и откровенно деструктивными в стратегической перспективе.

В своей профессиональной деятельности практический социальный психолог постоянно сталкивается с проблемами межгруппового восприятия и взаимодействия. В этом плане крайне важным является задача не допустить межгруппового (межподразделенческого, если речь идет об организации) противостояния в общности и попытаться достичь и внутригрупповой, и межгрупповой сплоченности не в логике объединения против кого-то, а в логике отчетливо позитивной схемы «мы вместе, потому что стремимся к одному и тому же».

Отношения межличностные — объективно проявляющиеся взаимосвязи людей, отраженные в содержании и направленности реального их взаимодействия и общения и порождающие субъективное видение своей позиции и положения других, что, в свою очередь, «задает» определенный характер межличностных взаимосвязей, прежде всего, в рамках совместной деятельности. Межличностные отношения, с одной стороны, определяют психологические особенности, степень интенсивности и «знаковую» направленность целого комплекса аттитюдов, диспозиций, ценностных ориентаций, социальных стереотипов, нормативных предписаний, которые реализуются в условиях прямого контактного и опосредствованного взаимодействия людей, а с другой — выступают в качестве той стимульной определяюще-отправной платформы, которая и формирует именно этот, а не какой-то иной характер и выраженность этих социально-психологических феноменов, эффектов межличностного восприятия и личностных диспозиций в конкретной группе и при этом в конкретных условиях совместной деятельности и общения. Другими словами, однозначно продемонстрировано (это четко показано в бесчисленных экспериментальных исследованиях), что психологическая специфика межличностных отношений в любой человеческой общности выступает в качестве своеобразного последствия и функции таких показателей, как содержание, задачи и цели совместной деятельности и уровень социально-психологического развития данного сообщества. В то же время особенности межличностных отношений одновременно являются решающим фактором, обусловливающим формирование и развитие как неповторимости социально-психологического климата в группе, так и траектории становления основных социально-психологических феноменов, характеризующих способы взаимодействия и взаимовлияния в

256

ней (ценностно-ориентационное единство, действенная групповая эмоциональная идентификация, атрибуция ответственности за успехи и неудачи, референтность, самоопределение личности в группе, мотивационное ядро выбора и т. д.).

Перспективы межличностных отношений и сама возможность их возникновения на первом этапе, как правило, определяются способностью потенциальных партнеров скоординировать предстоящую совместную деятельность. Вполне понятно, что вероятность и качество такого рода координации напрямую зависят от общности интересов и целей, исходных установок, а также характерологических особенностей субъектов взаимоотношений. Именно по этой причине действительно похожие в том или ином отношении люди гораздо быстрее и проще вступают в межличностный контакт. Так, например, на многолюдной вечеринке, где большинство гостей не знакомы друг с другом, любители танцев также легко находят друг друга и организуют совместную деятельность по приятному времяпровождению, как и любители преферанса и «горячительных» напитков. Однако изначальная скоординированность совместной деятельности еще не является гарантией качества и прочности межличностных отношений.

В современной социальной психологии наиболее распространенной является точка зрения, согласно которой залогом по-настоящему прочных межличностных отношений является взаимный обмен — каждый из партнеров вкладывает в формирующийся альянс определенные ресурсы (эмоциональные, интеллектуальные, материальные и т. д.) и, в свою очередь, рассчитывает получить определенное вознаграждение или отдачу от этих отношений. В США был проведен целый ряд исследований, направленных на выявление типичных вложений и вознаграждений, ассоциирующихся с межличностными отношениями. В ходе одного из них «...психологи попросили студентов колледжа описать вознаграждения и затраты, связанные с их романтическими любовными взаимоотношениями. Перечень вознаграждений включал дружеское общение, ощущение, что тебя любят, счастье, душевную близость и сексуальное наслаждение. Воспринимаемые затраты от романтических взаимоотношений включали переживания за судьбу взаимоотношений, недостаток свободы общаться или встречаться с другими людьми, количество уделяемого взаимоотношениям времени и усилий, ссоры и ощущение зависимости от партнера, несмотря на то, что мужчины и женщины в целом описывали сходные вознаграждения и затраты, обнаружились некоторые гендерные различия. Например, женщины выражали большую озабоченность своей зависимостью от партнера и растворением в нем; мужчины выражали большую озабоченность денежными расходами и затратами времени и энергии»¹.

На основании анализа результатов ряда подобных исследований социальными психологами было выделено шесть типов вознаграждений, обычно ожидаемых людьми от межличностных отношений: любовь, деньги, статус, информация, блага и услуги. Следует добавить, что вложения или затраты в контексте межличностных отношений, как правило, сводятся к этим позициям, в силу чего их правомерно рассматривать как своего рода «отношенческую валюту». Каждый из этих видов вознаграждений может быть оценен по двум параметрам: «специфичность-универсальность» и «конкретность-символичность». Следует отметить, что «измерение специфичности касается степени, в которой ценность вознаграждения зависит от того, кто его предоставляет. Ценность любви или, более конкретно, ценность таких вещей, как объятия и нежные слова, в значительной мере зависит от того, от кого они исходят. Следовательно любовь — вознаграждение специфическое. В отличие от этого,

257

деньги сохраняют свою полезность независимо от того, от кого они исходят; деньги не специфическое, а универсальное вознаграждение... Второе измерение, конкретность отражает различие между материальными, или осязаемыми вознаграждениями — вещами, которые мы можем увидеть, почувствовать и потрогать, и неконкретными, или символическими вознаграждениями, такими как совет или социальное одобрение»¹. При оценке паритетности обмена, а следовательно, и перспектив конкретных межличностных отношений необходимо учитывать два обстоятельства.

Во-первых, хотя каждый из шести типичных видов «отношенческой валюты» отчетливо тяготеет к определенному полюсу описанных шкал, он подвержен и противоположному влиянию, которое может усиливаться в определенных условиях. Так, например, деньги, в большинстве случаев являющиеся конкретным материальным вознаграждением, могут выступать как выражение социального одобрения, т. е. приобретать черты вознаграждения символического. С другой стороны, объятие или поцелуй могут быть приятны, даже если они исходят от малознакомого и субъективно незначимого человека (скажем, в ситуации публичного награждения), иными словами выступать в качестве универсального вознаграждения.

Во-вторых, обмен ресурсами в процессе межличностных отношений часто носит непрямой характер — партнер, вкладывая универсальные ценности, ожидает получить взамен специфические, или наоборот. Типичным примером такого рода является брак по расчету.

В силу изложенных причин оценка справедливости обмена в контексте межличностных отношений всегда крайне субъективна и подвержена сильным колебаниям, однако, именно она определяет степень удовлетворенности партнеров отношениями.

Оценивать справедливость обмена в межличностных отношениях люди учатся с раннего детства. Первоначально в дошкольном возрасте основной мерой справедливости является принцип равенства. Как правило, оно касается универсальных и конкретных видов ресурсов — справедливо, если праздничный пирог делится поровну. В дальнейшем дети осваивают более сложный принцип — принцип относительных потребностей, который уже распространяется и на символические и специфические виды «отношенческой валюты». Например, они усваивают, что младшим братьям и сестрам требуется больше внимания, поскольку они «маленькие» и сильнее нуждаются в заботе и ласке. В конечном итоге, большинство индивидов усваивают принцип паритетности в отношениях, который «...опирается на представление о том, что доходы человека должны быть пропорциональны его вкладам»². На базе принципа паритетности социальные психологи, изучающие межличностные отношения, разработали теорию справедливости, включающую четыре основных положения:

1. Участвующие во взаимоотношениях люди пытаются максимизировать свои выгоды.

2. Пары и группы могут максимизировать свои коллективные вознаграждения, вырабатывая правила или нормы в отношении способов справедливого распределения среди всех заинтересованных участников.

3. Когда индивиды замечают нарушения справедливости во взаимоотношениях, они испытывают напряжение. Чем больше воспринимаемая несправедливость, тем выше переживаемое напряжение.

4. Индивиды, замечающие нарушения справедливости во взаимоотношениях, будут предпринимать шаги по восстановлению справедливости.

258

Целый ряд исследований подтверждает обоснованность теории справедливости: «В частности, было показано, что когда взаимоотношения оказывались несправедливыми, напряжение испытывали оба партнера. То, что лишенный заслуженного им вознаграждения (эксплуатируемый) человек испытывает напряжение, по-видимому, не противоречит здравому смыслу. Однако исследования показывают, что получивший незаслуженное вознаграждение человек также может испытывать напряжение, возможно, вследствие возникающего у него чувства вины или дискомфорта, вызванного нарушением баланса»¹. На житейском уровне с данным феноменом сталкивался практически каждый, кому доводилось одержать «чистую» победу в той или иной семейной баталии. Как правило, люди, даже если они убеждены в собственной правоте, после подобного «триумфа» испытывают эмоциональный дискомфорт и потребность, если не извиниться, то сделать что-то приятное для поверженного партнера, тем самым восстанавливая нарушенный баланс в отношениях.

Если же по тем или иным причинам нарушенная справедливость в отношениях не восстанавливается, либо нарушается снова и снова, то в отношениях наступает кризис, который может привести к конфликту. Все сказанное о конфликте в соответствующей статье настоящей «Азбуки» вполне применимо к межличностным отношениям, однако, стоит упомянуть о типологии типичных поведенческих реакций людей, неудовлетворенных межличностными отношениями, разработанной американским социальным психологом К. Разблат и ее коллегами. Она включает в себя четыре позиции: проговаривание, лояльность, безразличие и уход.

«Проговаривание происходит, когда человек включается в активное обсуждение возникающих проблем, пытается искать компромиссы, обращается за помощью, старается изменить себя, партнера или ситуацию — иначе говоря, прилагает всяческие усилия к тому, чтобы улучшить взаимоотношения (проговаривание в большинстве случаев является наиболее зрелой и конструктивной линией поведения, близкой по смыслу поиску решения в логике “выигрыш-выигрыш” в модели К. Томаса — В. И., М. К.)... Под лояльностью подразумевается пассивное, но оптимистическое ожидание улучшения ситуации. Лояльность представляется консервативной реакцией, направленной на сохранение сложившегося порядка вещей (подобная позиция часто означает фактический отказ от отстаивания собственных интересов, что соответствует стратегии “проигрыш-выигрыш”, правда при этом следует иметь в виду, что в силу специфики межличностных отношений пренебрежение собственными интересами одного из партнеров далеко не всегда означает автоматическое удовлетворение интересов другого — В. И., М. К.). ...

Безразличие выражается в пассивном равнодушии к гибнущим взаимоотношениям. ... Эта реакция наиболее характерна для человека, который не был удовлетворен своими взаимоотношениями и раньше, а также осуществил в них мало вложений, (подобная позиция, в рамках которой по сути дела, игнорируются интересы обеих сторон, наиболее близка стратегии “проигрыш-проигрыш” — В. И., М. К.)...

Уход связан с активным завершением взаимоотношений. ... Это происходит, когда взаимоотношения сложились несчастливо, человек сравнительно мало в них вложил или когда у него имеются приемлемые альтернативы» (уход может представлять собой как инфантильную реакцию слабой и незрелой личности, целью которой является “бегство от проблемы”, так и совершенно адекватный и оптимальный способ разрешения сложившейся ситуации, в последнем случае уходу, как правило, предшествует проговаривание, в результате которого стороны приходят

259

к совершенно осознанному и обоснованному выводу о бесперспективности дальнейших отношений — В. И., М. К.)»¹.

При всей универсальности теории справедливости и ее практической значимости в целом ряде специфических межличностных отношениях, таких как любовь и дружба, присутствуют не менее значимые переменные.

Практический социальный психолог должен быть вооружен крайне многообразными взаимоуточняющими и взаимодополняющими методиками исследования характера межличностных отношений в реально функционирующих сообществах уже хотя бы потому, что, если говорить о его конкретных профессиональных задачах, именно та психологическая реальность, которая традиционно описывается через термин «межличностные отношения», должна являться и является основным предметом его изучения и интереса.

Организация [от греч. organizo — устраиваю] — структурно упорядоченное и взаимообусловленное объединение индивидов и групп, которые функционируют, руководствуясь общей целью и интересами и подчиняясь определенным программным планам. В социальной психологии и, прежде всего, в психологии управления наиболее подробно исследованы формальные организации, жизнедеятельность которых достаточно жестко ориентирована их официальным социальным статусом, а соответствие их активности — правилами и нормами, заданными их административно-юридическим положением в системе общественных связей. Таким образом, в рамках подобных, формальных организаций и отдельные индивиды, и группы-подразделения оказываются вынуждены руководствоваться в своих действиях, прежде всего, деперсонифицироваными ролевыми обязанностями, структура и внутриорганизационное соотношение которых изначально обусловлено характером предписанной деятельности и особенностями той цели, для достижения которой эта организация, в конечном счете, и была создана социумом. Межличностные отношения здесь характеризуются наличием целого комплекса специфических социально-психологических феноменов, возникновение и реализация которых определяются своеобразием соотнесенности индивидуальных, групповых и общеорганизационных интересов. Понятно, что решающим фактором, позволяющим повысить эффективность формальной организации, является сбалансированность в ней функций управления и исполнения и достижение внутренней управляющей инстанцией такой ситуации, когда все структурные компоненты организации (и отдельные индивиды — член, и группы — подразделения) нацелены на решение общеорганизационной задачи, которая оказывается личностно значимой для каждого. Именно и только в этом случае возникает возможность избежать губительного для формальной организации противостояния формальной и неформальной структур сообщества, обусловленного порой наличием взаимоисключающих индивидуальных и общих интересов и целей. В то же время в рамках формальной организации может складываться (не разрушая, а иногда и укрепляя ее) организация неформальная, если она нацелена на удовлетворение выходящих за пределы целевого назначения формальной организации потребностей ее членов и если, конечно, эти потребности не входят в разрушающий диссонанс с целевыми потребностями формальной организации. Помимо этого, как отмечают специалисты, «неформальная организация может возникнуть... независимо... на основе внеслужебных непрофессиональных интересов. Анализ социально-психологических феноменов необходимо рассматривать с учетом их «встроенности» в структуру организационных отношений, в частности, при изучении таких структур,

260

как бригадная форма организации труда на производстве, временные творческие коллективы в сфере науки и т. д.» (А. Г. Аллахвердян).

Проблема организаций, прежде всего, бизнес-организаций, закономерностей их функционирования и развития на протяжении многих лет является предметом полидисциплинарных исследований. С очень большой степенью условности можно выделить три основных направления: исследование закономерностей жизненного цикла организации, выявление типичных организационных форм, исследование тенденций организационного развития.

На основе изучения и анализа деятельности более чем 1500 компаний Р. Фостер и С. Каплан разработали универсальную модель, так называемой, корпоративной архитектуры, включающую в себя пять компонентов: ментальные модели, информационные системы, процессы принятия решений, функциональные возможности, процессы управления (сокращенно MIDAS — аббревиатура от англ. Models, Information, Decision, Actions, System of Control).

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: