Сделай Сам Свою Работу на 5

Батарея социально-психологических методик, необходимых для создания социально-психологического портрета реально функционирующей контактной группы 18 глава





Подобный подход, как видно из вышесказанного, хотя и не является бесспорным в теоретическом плане, имеет, тем не менее важное практическое значение, поскольку позволяет очертить рамки целенаправленной деятельности практического социального психолога по формированию личного имиджа, а также имиджа организации или товарного брэнда. В противном случае эта деятельность неизбежно приобретает расфокусированный и неоправданно глобальный характер, затрагивая сферы стратегического планирования, маркетинга, более того, технические и технологические аспекты, если речь идет о товарном брэнде и т. п.

Другое дело, что своеобразная «психологическая упаковка», которой по сути дела, и является собственно имидж с данной точки зрения, ни в коем случае не должна строиться в отрыве от реального содержания, видения и миссии конкретного социального объекта на основе абстрактных представлений о том, «как это должно быть».

155

Е. Малкин и Е. Сучков выделяют несколько базовых составляющих личного имиджа публичного политика, являющихся, на наш взгляд, достаточно универсальными, применимыми и в других сферах деятельности (менеджменте, образовании и т. д.). По их мнению, «первая, лежащая буквально на поверхности, внешний вид. Внешность кандидата, то, как он одевается ... — все это должно производить благоприятное впечатление на целевую аудиторию .... Чтобы привести внешний вид кандидата в норму, достаточно грамотного стилиста и телеоператора. Психолог тут вовсе необязателен»1.



Последнее утверждение представляется не просто необоснованным, но совершенно ошибочным. Как известно из распространенной пословицы, встречают любого человека именно «по одежке». Поэтому внешний вид должен не только подчеркивать индивидуальность личности, но и целенаправленно использоваться как средство скрытой трансляции миссии, исходных установок и целей субъекта, а также, «задавать тон» предполагаемого взаимодействия. Эффективно решить данную задачу без учета личностных особенностей и социально-психологических факторов, попросту невозможно. Российский политический «бомонд» служит ярким подтверждением данной мысли. Как показывают практически все социологические опросы, узнаваемость публичных политиков, за исключением единичных фигур (В. В. Путин, В. В. Жириновский, Г. А. Зюганов и некоторых других), колеблется в пределах статистической погрешности.



Ярким примером абсолютной ущербности «приведения внешнего вида в порядок грамотным стилистом», с точки зрения эффективности личного имиджа, может служить метаморфоза, произошедшая в середине 90-х гг. прошлого века с имиджем генерала А. И. Лебедя. Известность и популярность пришли к генералу в то время, когда он командовал российскими войсками в Приднестровье. В этот период А. И. Лебедь, в тельняшке и потрепанной камуфляжной куртке, с папиросой в зубах, цедил свои «коронные» фразы, сидя под российским флагом в аскетично обставленном кабинете. Костюм, внешность и вообще весь антураж идеально соответствовали образу «настоящего солдата», грубоватого и даже несколько косноязычного, но зато прямого и честного, на которого можно положиться. Перебравшись в Москву и сразу попав в руки политтехнологов и стилистов, А. И. Лебедь обзавелся дорогими костюмами и мундштуком. Место «солдатской» челки, падающий на лоб, занял аккуратный зачес назад. В результате образ «боевого генерала» сразу померк и начал неуклонно трансформироваться в образ зажиточного провинциала, явившегося в столицу «на ловлю счастья и чинов».

Вторая составляющая личного имиджа, это «...специальные навыки, которыми должен владеть кандидат: ораторское мастерство и умение вести публичную дискуссию»2. Как совершенно справедливо отмечают Е. Малкин и Е. Сучков, «практика показывает, что за счет достаточно интенсивной тренировки приличного уровня в этих областях может достичь практически любой человек. Правда, на это потребуется положить достаточно времени и труда. Помощь психолога в этом случае может сильно ускорить дело. Следующая составляющая, органически связанная с предыдущей: партитура жестов, в более широком плане — манера поведения кандидата в ходе публичных выступлений и дискуссий перед телекамерой»3.



Невербальным аспектам коммуникативного процесса в социальной психологии традиционно уделяется существенное внимание по той простой причине, что

156

порядка 80% информации в ходе общения, транслируется через невербальные каналы. Причем, в силу того, что «...мимика, жесты как элементы невербального поведения личности являются одной из первых визуальных, знаковых систем, усваиваемых в онтогенезе»1, невербальные сигналы подсознательно «считываются» адресатом сообщения, даже если он не прилагает к этому никаких сознательных усилий и, более того, на рефлексивном уровне совершенно не имеет представления о «языке жестов». В этой связи создание динамичного и конгруэнтного артикулируемым установкам, целям и ценностям стиля невербальной коммуникации, является важным компонентом формирования эффективного личного имиджа.

Данную работу Е. Малкин и С. Сучков вполне традиционно предлагают начинать с психологического тестирования кандидата, поскольку «это позволит выявить проблемы, определить их глубину и разработать оптимальный план их преодоления»2. Еще более важно в данном контексте то, что «в ходе психологического тестирования определяется также и психический тип личности кандидата»3. Без этого по-настоящему эффективная работа, направленная на повышение качества невербальной коммуникации попросту невозможна, так как «невербальное поведение — это внешняя форма существования и проявления психического мира личности»4.

Кроме того именно индивидуальные особенности субъекта являются тем самым фундаментом, на котором должен строится личный имидж. Иными словами, стратегическая задача имиджмейкера заключается в том, чтобы в создаваемой внешней «упаковке» максимально проявились те социально желательные, с точки зрения целевой аудитории, качества, которые реально присущи данному индивиду, одновременно «затенив» или подретушировав уязвимые в этом отношении стороны его личности. В противном случае, «...кандидату придется со всей убедительностью изображать не самого себя, а кого-то другого»5, что рано или поздно неизбежно приведет к «проколам», с самыми негативными для образа такого кандидата в сознании избирателей последствиями. При этом нужно иметь в виду, что даже потенциально уязвимые аспекты личности, «обыгранные» действительно профессиональным имиджмейкером могут в конечном счете даже усиливать имидж.

Последней «...важнейшей составляющей формирования имиджа следует назвать постоянную психологическую поддержку кандидата в условиях стрессов, которыми неизбежно сопровождается любая избирательная компания. Здесь психолог-имиджмейкер играет роль личного психотерапевта кандидата, который поддерживает его в надлежащей форме»6. Данный тезис Е. Малкина и Е. Сучкова, опять-таки справедлив для гораздо более широкого контекста, чем собственно избирательные компании. В частности, подобная функция социального психолога является неотъемлемой составляющей индивидуального консультирования руководителей (коучинга).

Практический социальный психолог должен осознавать, что без учета имиджа как группы или организации, так и каждого отдельного их члена, практически невозможно выстроить психологически выверенную программу профессиональной поддержки и сопровождения вверенной его попечению общности. При этом его усилия

157

должны быть направлены и на подкрепление просоциальных имиджей участников совместной деятельности, и на целенаправленное разрушение их асоциальных «имиджевых» притязаний, и на согласование индивидуальных имиджей членов группы с внутригрупповым образом и имиджем сообщества в широком социуме.

Индивид [от лат. individuum — неделимое] — единичная особь Homo sapiens, отдельное человеческое существо, единство социального и биологического, в котором определяется уникальным сочетанием генетически запрограммированного и социально приобретенного индивидуального набора черт, свойств, качеств. Именно в связи с этим принципиальной характеристикой индивида выступает его способность преодолевать свою изначально заложенную биологическую ограниченность и реально, при этом вполне осознанно управлять своей поведенческой активностью и контролировать практически весь комплекс важнейших психологических процессов. «Оба значения термина «индивид» взаимосвязаны и описывают человека в аспекте его отдельности и обособленности. Наиболее общие характеристики индивида — целостность психофизиологической организации; устойчивость во взаимодействии с окружающим миром; активность. Признак целостности указывает на системный характер связей между многообразными функциями и механизмами, реализующими жизненные отношения индивида. Устойчивость определяет собой сохранность основных отношений индивида к действительности, предполагая вместе с тем существование моментов пластичности, гибкости, вариативности. Активность индивида, обеспечивая его способность к самоизменению, диалектически сочетает зависимость от ситуации с преодолением ее непосредственных воздействий» (А. Г. Асмолов). В рамках социально-психологической науки понятие «индивид» употребляется в содержательной связке, прежде всего, с понятием «личность». В первую очередь, это связано с тем, что природные характеристики и свойства индивида проявляются в личности как базовые социально обусловленные ее элементы. Помимо этого, в целом ряде концепций понимания личности именно особенности собственно индивидной репрезентации в системе социального бытия рассматриваются как самоценные личностные ипостаси. Так, например, в рамках концепции персонализации (В. А. Петровский), базовым положением которой является представление о единстве, но не тождестве понятий «индивид» и «личность», именно наличие социогенной потребности индивида в персонализации задает одновременно и самоценность, и взаимообусловленность трех ипостасей личностного существования индивида: 1) как относительно устойчивой совокупности интраиндивидных качеств (симптомокомплексы психических свойств, образующие ее индивидуальность, мотивы, направленности личности, структура характера личности, особенности темперамента, способности); 2) как включенности индивида в пространство межиндивидных связей, где взаимоотношения и взаимодействия, возникающие в группе могут трактоваться как носители личности их участников; 3) как «идеальной» представленности индивида в жизнедеятельности других людей, в том числе за пределами их актуального взаимодействия, как результата активно осуществляемых человеком смысловых преобразований интеллектуальной и аффективно-потребностной сфер личности других людей.

Проблеме соотношения понятий «индивид» и «личность» уделяли большое внимание и другие отечественные психологи, в частности, А. Н. Леонтьев. С его точки зрения, «понятие личности, так же как и понятие индивида, выражает целостность субъекта жизни.... Но личность представляет собой целостное образование особого рода. Личность не есть целостность, обусловленная генотипически: личностью не

158

родятся, личностью становятся. ... Как и сознание человека, как и его потребности, ... личность человека тоже “производится” — создается общественными отношениями, в которые индивид вступает в своей деятельности. То обстоятельство, что при этом трансформируются, меняются и некоторые его особенности как индивида, составляет не причину, а следствие формирования его личности»1.

Надо сказать, что в зарубежной психологии, далекой от «марксистско-ленинской методологии» и теории деятельности, этих двух «священных коров» психологии советской не уделялось сколько-нибудь серьезного внимания разведению содержания понятий «индивид» и «личность». Более того, они нередко употребляются как полностью синонимичные. Вместо этого там серьезно рассматривали вопрос о том, насколько обосновано и корректно «изолированное» изучение тех или иных аспектов личности или видов человеческой активности, вне целостного личностного контекста. Именно в этой связи чаще всего используется понятие «индивид», чтобы подчеркнуть неизменную целостность субъекта.

Одним из первых крупных ученых, кто последовательно проводил идею о том, что «...человек является единым и самосогласующимся организмом...»2 был А. Адлер. Не случайно свою теорию развития личности и построенную на её базе психотерапевтическую систему он более чем красноречиво назвал индивидуальной психологией.

С точки зрения А. Адлера, «...ни одно проявление жизненной активности нельзя рассматривать в изоляции, а лишь только в соотношении с личностью в целом. Индивидуум представляет собой неделимое целое как в отношении взаимосвязи между мозгом и телом, так и в отношении психической жизни. По убеждению Адлера, главное требование к индивидуальной психологии состоит в том, чтобы доказать это единство в каждом индивидууме: в его мышлении, чувствах, действиях, так называемом, сознании и бессознательном, в каждом проявлении личности. Структуру самосогласующейся и единой личности Адлер определял как стиль жизни»3. По мнению многих зарубежных специалистов, «в этой концепции более, чем в какой-либо другой, выражена ...попытка рассматривать человека как единое целое»4. Заметим, что диаметрально противоположным индивидуальной психологии А. Адлера является ортодоксальный бихевиоризм, исходящий из того, что любой человеческий поступок является ситуативной реакцией на внешний стимул.

С точки зрения А. Адлера, развитие индивида возможно только во взаимодействии с другими людьми: «Ведущим в теории Адлера является положение, согласно которому все поведение человека происходит в социальном контексте, и суть человеческой природы можно постичь только через понимание социальных отношений. Более того, у каждого человека есть естественное чувство общности, или социальный интерес — врожденное стремление вступать во взаимные социальные отношения сотрудничества»5. Как сообщают Л. Хьелл и Д. Зиглер, «акцент на социальных детерминантах поведения настолько важен в концепции Адлера, что он приобрел репутацию первого социального психолога в современной теории психологии»6.

Особое значение А. Адлер придавал социальным контактам индивида в детстве. Уникальной частью концепции и психотерапевтической системы, разработанных

159

А. Адлером, является анализ влияния порядка рождения на стиль жизни индивида. Первый ребенок в семье вполне естественно получает от родителей максимум заботы и внимания, но только до тех пор пока не появится второй ребенок. В этой ситуации первенец вступает в борьбу за родительское внимание, в которой, как правило, терпит поражение: «В результате подобной семейной борьбы первенец “приучает себя к изоляции” и осваивает стратегию выживания в одиночку, не нуждаясь в чьей-либо привязанности или одобрении. Адлер также полагал, что старший ребенок в семье скорее всего консервативен, стремиться к власти и предрасположен к лидерству»1.

Средний ребенок уже самой ситуацией рождения объективно включен в конкуренцию с первенцем. В результате, согласно А. Адлеру, второй ребенок часто «...вырастает соперничающим и честолюбивым. ... Чтобы добиться превосходства, он использует как прямые, так и окольные методы. Адлер также полагал, что средний ребенок может ставить перед собой непомерно высокие цели, что фактически повышает вероятность возможных неудач»2.

Младший (последний) ребенок в семье, с одной стороны, пользуется привелегиями всеобщего любимца и является объектом заботы как со стороны родителей, так и со стороны старших детей и, одновременно, может испытывать сильное чувство неполноценности и зависимости. Тем не менее, по мнению А. Адлера, он «...обладает одним преимуществом: у него высокая мотивация превозойти старших сиблингов. В результате он часто становится самым быстрым пловцом, лучшим музыкантом, наиболее честолюбивым студентом. (Этот момент отчетливо отражен в многочисленных сказках самых разных народов, в которых именно младший ребенок добивается наибольших успехов — В. И., М. К.) Адлер иногда говорил о “борющемся младшем ребенке”, как о возможном будущем революционере»3.

Если же ребенок оказывается единственным в семье, то, будучи лишенным возможности конкурировать с братьями и сестрами и являясь эпицентром материнской заботы, он нередко вынужден вступать в конкуренцию с отцом. Кроме того, он может испытывать трудности во взаимоотношениях со сверстниками. По мнению А. Адлера, такой ребенок «...слишком долго и много находится под контролем матери и ожидает такой же защиты и заботы от других. Главной особенностью этого стиля жизни становится зависимость и эгоцентризм»4.

Необходимо отметить, что, придавая большое значение порядку рождения и другим факторам, опосредствующим развитие личности в детстве, А. Адлер отнюдь не считал что индивид представляет собой неизменный продукт механистического «сложения» наследственности и воздействия окружающей среды. По его мнению, все без исключения, люди «...обладают творческой силой, которая обеспечивает возможность распоряжаться своей жизнью — свободная, осознанная активность является определяющей чертой человека. Эта творческая сила влияет на каждую грань человеческого опыта: восприятие, память, воображение, фантазию и мечты. Она делает каждого человека самоопределяющимся индивидуумом, архитектором своей собственной жизни»5.

Хотя в целом эмпирическая валидизация концепции Ф. Адлера до сих пор не проведена, что во многом объясняется широтой и абстрактностью многих ее положений, ряд ключевых пунктов данной теории получил подтверждение во многих исследованиях.

160

Так, например в 1973 г. В Нидерландах была предпринята попытка выявить взаимосвязь между порядком рождения и интеллектуальными достижениями индивида. «В исследовании, в котором приняло участие около 400 мужчин... была получена высокая положительная корреляция между порядком рождения и показателями невербального теста интеллектуальных способностей. Первенцы по уровню интеллектуальных достижений превосходили следующих по порядку рождения детей в тех семьях, где было от двух до девяти детей. В сходном исследовании было показано: положительная связь между порядком рождения и интеллектуальными достижениями сохраняется и в том случае, когда учитываются такие переменные, как школьная успеваемость у родителей испытуемых, доход семьи и возраст матери»1.

Не менее интересные результаты, также подтверждающие идею А. Адлера, были зафиксированы в целом ряде других исследований. Так, в частности, «...было обнаружено, что первенцы лидируют в популяции практически в каждой области академических знаний. Например, было отмечено, что старшие сыновья преобладают среди президентов Соединенных Штатов Америки, в то время как среди кандидатов, потерпевших поражение на выборах в президенты, такой закономерности не наблюдается. Первенцев было особенно много среди членов Конгресса США, а также они преобладали среди женщин, имевших научные степени в области медицины и философии»2.

Идеи А. Адлера получили дальнейшее развитие в концепции Э. Эриксона и целого ряда других зарубежных психологов. Следует отметить, что в реальной социально-психологической практике, чаще всего отсутствует необходимость отчетливого разведения понятий «индивид» и «личность», а потому употребление их в качестве синонимов вполне допускается. Однако в тех случаях, когда имеют место такие социально-психологические феномены как «феномен поручика Киже» и «эффект Кеннеди» (например, в логике концепции персонализации) такое разведение не только обосновано, но и совершенно необходимо именно с практической точки зрения.

Поэтому практическому социальному психологу, помимо чисто прикладных профессиональных навыков и умений, владения современными техниками и технологиями тонкого психологического воздействия на группе и на отдельных его членов, необходимо, планируя программу психологической поддержки и сопровождения вверенной ему общности или организации, опираться на базовые психологические знания и распознавать те вопросы, которые касаются собственно личностно развивающих задач, и тех проблем, которые стоят перед ним на уровне, по сути дела, лишь интраиндивидного анализа.

Инфантилизм личностный [от лат. infantilis — младенческий, детский] — своеобразная девиация психического и личностного развития, а также поведенческой активности индивида, проявляющаяся в неадекватной хронологическому возрасту приверженности к детским образцам поведения, видения и оценки окружающей действительности и своего места и роли в ней. Прежде всего, инфантилизм как личностная незрелость (инфантильность) проявляется в несформированности на достаточном для данного конкретного возраста уровне эмоционально-волевой сферы личности. Как правило, инфантильность в качестве устойчивой личностной характеристики высоко коррелирует с такими личностными особенностями, как внешний локус контроля, завышенные самооценка и уровень притязаний, эгоцентризм, готовность при любых обстоятельствах атрибутировать ответственность за неудачу другим, обостренное, порой болезненное чувство психологической незащищенности. При

161

этом основным компенсаторным механизмом в данном случае оказываются попытки во что бы то ни стало уйти от необходимости хотя бы более или менее адекватно оценивать объективную социальную реальность, в том числе и путем личностного погружения в реальность виртуальную (например, интернет-аддикция и т. п.). Следует специально отметить, что инфантилизм может сочетаться как с нормальным интеллектуальным развитием, так и с отставанием и опережением в этой сфере. В этом плане личностный инфантилизм вполне правомерно оценивать в качестве своеобразного проявления гетерохронности собственно личностного развития индивида. Это вполне оправдано, конечно, если саму гетерохронность развития личности, переживающей восхождение к социальной зрелости, рассматривать как фактор, который нередко приводит к тому, что в связи с заметным отставанием или наоборот, с явным опережением какой-либо линии развития по сравнению с общим темпом личностного становления, возникает ситуация, при которой ожидания социума, базирующиеся на принятом в рамках конкретного культурно-исторического контекста понимания возрастных норм, не совпадают с характером предъявляемой субъектом активности.

Как отмечает Н. Мак-Вильямс, «социальное и эмоциональное развитие никогда не идет строго прямым путем: в процессе роста личности наблюдаются колебания, которые с возрастом становятся менее драматичными, но никогда полностью не проходят. Практически каждый человек в состоянии сильной усталости, начинает хныкать. Подфаза воссоединения в процессе сепарации-индивидуации, которую Миллер описал как универсальную особенность, проявляющуюся в конце второго года жизни каждого ребенка (когда ребенок, начинающий ходить и только что провозгласивший свою независимость от матери, возвращается обратно и прячется под ее юбкой), становится одной из тенденций, присущих каждому человеку. Это возвращение к знакомому способу действия после того, как был достигнут новый уровень компетентности»1.

Из сказанного ясно, что инфантилизм представляет собой универсальное психическое явление и в определенной степени присущ каждому человеку. Откровенно девиантные формы его проявления, как правило, связаны с тотальной фиксацией личности на таком виде психологической защиты как регрессия. В психоаналитической традиции регрессию обычно относят к вторичным защитам, действие которых направлено главным образом на снижение тревоги, связанной с интрапсихическими процессами. Однако, поскольку «регрессия является относительно простым защитным механизмом, знакомым каждому родителю, который наблюдал, как ребенок соскальзывает к прежним привычкам...»2, формирующимся в достаточно раннем возрасте, целесообразно и оправданно, если не с теоретической, то с практической точки зрения, рассматривать ее как промежуточную между первичными и вторичными защитами.

Очень точное описание глубокой регрессии приводится в романе американского писателя Т. Вульфа «Мужчина в полный рост». В результате землетрясения два человека оказались под завалом и пытаются выбраться. При этом один из них, сорокалетний уголовник-рецедивист по кличке «Пять-Ноль», абсолютно уверенный, что уж он-то «знает жизнь» и прошел «огни и воды», в критический момент в ужасе обращается к своему более молодому спутнику:

«— Не бросай меня, брата!

162

— Да не брошу, не брошу. Отпусти ногу, ползи за мной.

Пять-ноль послушно отпустил его. Конрад пополз дальше в дыру. Гаваец карабкался за ним. Ползти приходилось на животе, было трудно дышать. ... Впереди показались слабые проблески. ... Свет проникал сверху, сквозь груду искореженного металла и бетона над их головами. Оказывается, они пробирались по трещине — не шире их плеч и не больше фута высотой.

Пять-Ноль снова отчаянно схватился за Конрада.

— Помогай, брата... помогай... я правда... правда... помогай.

— Отпусти! Ползи лучше!

Но гаваец только сильнее стиснул его ногу, хныча, как ребенок (курсив наш — В. И., М. К.).

Как ребенок... Конрад протянул руку назад и нащупал лицо Пять-Ноль где-то между своих коленей. Он погладил гавайца по щеке, словно тот и правда был малышом, и сказал ласково:

— Пять-Ноль... я с тобой, а ты со мной, мы вместе, и сейчас выберемся отсюда. Слышишь? Выберемся, Пять-Ноль, я все время буду с тобой. Держись, я тебя не брошу. А сейчас ползи, отпусти меня и ползи, толкайся ногами посильнее. Я не брошу тебя. — Конрад продолжал гладить его по лицу в такт словам.

Всхлипы, кашель, причитания,... но судорожная хватка наконец ослабла.

— Хорошо, Пять-Ноль, молодец, теперь пошли»1.

Данный отрывок показателен не только с точки зрения описания проявлений регрессии, но и в плане выбора эффективной стратегии с индивидом, пребывающим в таком состоянии.

Изначально на судорожные движения и бессвязные призывы о помощи со стороны Пять-Ноль, в которых отчетливо слышится голос напуганного ребенка, Конрад реагирует резким и абсолютно целесообразным в сложившейся ситуации указанием «Отпусти! Ползи лучше!», адресованным зрелому и сильному Эго товарища по несчастьию. Подобного рода реакции (апелляция к взрослой составляющей личности, указание на явную неадекватность поведения и т. п.) на выраженные проявления инфантилизма и регрессии у партнера по взаимодействию являются стереотипными для большинства людей. Такая тактика, как правило, не только не способствует выходу индивида из инфантильного состояния и «переключению» на более зрелые модели социального функционирования, но и, напротив, провоцирует углубление регрессии. Это становится совершенно понятно, если взглянуть на ситуацию с позиций трансактного анализа.

В абсолютном большинстве случаев регрессия означает, что индивид пребывает не просто в эго-состоянии Ребенка, но ребенка депривированного, активно ищущего поддержки и заботы со стороны любящего родителя. И если в ответ на подобный стимул, он получает реакцию Родителя директивного, отдающего жесткие приказы и инструкции, то ощущение депривации, связанное с отвержением, брошенностью, беззащитностью, собственной «малостью» только усиливается. Тем самым создаются реальные предпосылки для дальнейшей регрессии с одновременным усилением инфантильных поведенческих реакций, направленных на то, чтобы «достучаться», в конце концов, до «хорошего» Родителя. Если же в ответ на стимул, направленный от эго-состояния Ребенка к эго-состоянию Родителя, следует реакция в логике Взрослый — Взрослый, налицо пересекающаяся трансакция, которая чаще всего приводит к конфликту. Оказавшись же втянутым в открытое

163

столкновение индивид в состоянии регрессии опять-таки вынужденно использует инфантильные формы борьбы, к которым прибегают маленькие дети в попытках противопоставить себя взрослым.

Гораздо более эффективной стратегией взаимодействия с инфантильными, либо пребывающими в состоянии регрессии личностями является присоединение к актуальному детскому состоянию индивида. Именно такой выход в критической ситуации интуитивно находит герой романа Т. Вульфа. Он не только вербализирует позицию заботливого и надежного родителя, но и подкрепляет ее соответствующим тактильным контактом — гладит Пять-Ноль по щеке — «словно тот и правда был малышом». В результате тот, все еще оставаясь в позиции ребенка, но уже ребенка, обретшего, благодаря родительской поддержке, надежду и уверенность, оказывается способным к действиям, адекватным реальной ситуации.

Выбор оптимальной стратегии взаимодействия в подобных случаях существенно осложнен тем, что социальные проявления инфантилизма и регрессии бывает крайне сложно отличить от демонстративного поведения, для модификации которого вполне оправданы и эффективны такие средства воздействия, как директивное пресечение и целенаправленное игнорирование. «Разведение» этих чрезвычайно схожих на внешнем уровне, но совершенно различных по своим психологической природе и психологическому содержанию форм дезадаптивной активности является важной задачей практического социального психолога. В этой связи стоит отметить, что инфантилизм и регрессия часто, но не всегда проявляются на поведенческом уровне в виде бросающейся в глаза беспомощности, беззащитности, слез, жалоб и т. п. Эти проявления могут также носить характер повышенной агрессивности, грубости, неуживчивости, свойственной многим подросткам.

Также важно понимать, что как регрессию, так и собственно инфантилизм абсолютно неправомерно рассматривать в качестве исключительно негативного, с точки зрения личностного развития и социального функционирования индивида, явление. Очень многие ритуалы, связанные, в первую очередь, с мужеско-женскими отношениями, носят характер игры, участие в которой предполагает определенную регрессию. Более того, как показывают многочисленные исследования, в частности, Э. Берна, И. С. Кона и др., полноценные сексуальные отношения попросту невозможны без регрессии к детским состояниям, а следовательно, и инфантилизма партнеров. Состояния регрессии целенаправленно и широко используются в таких психотерапевтических подходах, как гипнотерапия, психодрама-терапия и ряде других.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.