Батарея социально-психологических методик, необходимых для создания социально-психологического портрета реально функционирующей контактной группы 12 глава

102

растроган. ... А что до рабов моих, меня удивило одно. Полученное ими прощение не только не возбудило в них наглость и не расшатало послушание — напротив, никогда страх не принуждал их служить столь усердно, как это сделала благодарность»¹. Хотя в данном отрывке и присутствует некоторая гиперболизированность, свойственная художественному произведению, с подобными явлениями, пусть и не в столь яркой форме, сталкивался едва ли не каждый человек, включенный в иерархические отношения, вне зависимости от занимаемой им статусной позиции.

Практический социальный психолог, имея целью максимально повысить уровень социально-психологического развития вверенной его попечению группы, должен учитывать, что ни социально-психологический климат, ни эффективность групповой деятельности не могут быть оптимизированы без учета степени гуманности отношений в реально функционирующем сообществе.

Депривация [от лат. deprivatio — потеря, лишение] — психическое состояние, возникновение которого обусловлено жизнедеятельностью личности в условиях продолжительного лишения или существенного ограничения возможностей удовлетворения жизненно важных ее потребностей. Понятие «депривация» в содержательно психологическом плане является родственным, но не тождественным понятию «фрустрация». По сравнению с последней депривация существенно более тяжелое, болезненное и иногда личностно разрушающее состояние, отличающееся качественно более высоким уровнем жесткости и устойчивости по сравнению с фрустрационной реакцией. В различных обстоятельствах депривированными могут оказаться различные потребности. В связи с этим термин «депривация» традиционно рассматривается как родовое понятие, объединяющее целый класс психических состояний личности, возникающих в результате длительного ее отдаления от источников удовлетворения той или иной потребности. Несмотря на разнообразие видов депривации, их проявления в психологическом плане содержательно схожи. Как правило, психическое состояние депривированной личности обнаруживается в ее повышенной тревоге, страхе, чувстве глубокой, нередко необъяснимой для самого человека неудовлетворенности собой, своим окружением, своей жизнью. Эти состояния находят свое выражение в потере жизненной активности, в устойчивой депрессии, прерываемой иногда всплесками неспровоцированной агрессии. В то же время в каждом отдельном случае степень депривационного «поражения» личности различна. Решающее значение здесь имеют выраженность и соотнесенность двух основных групп факторов: 1) уровень устойчивости конкретной личности, ее депривационный опыт, способность противостоять воздействию ситуации, т. е. степень ее психологической «закалки»; 2) степень жесткости, модификационной мощности и мера многоаспектности депривационного воздействия. Частичное ограничение возможностей удовлетворения какой-то одной из потребностей, особенно в случае временной депривационной ситуации, по своим последствиям принципиально менее опасно для личности сравнительно со случаями, когда она попадает в условия длительной и практически полной невозможности удовлетворения этой потребности. И все же однонаправленное депривационное воздействие, каким бы жестким оно ни было, порой может быть в существенной мере ослаблено благодаря полноценному удовлетворению остальных основных потребностей данной личности. В психологии принято выделять следующие виды депривации: двигательная, сенсорная, материнская и социальная. Двигательная депривация является следствием резкого ограничения в движениях, вызванного

103

либо болезнью, увечьем, либо такими специфическими условиями жизни, которые приводят к ярко выраженной хронической гиподинамии. Психологические (собственно личностные) деформации, к которым приводит двигательная депривация, по своей глубине и труднопреодолимости ни в чем не уступают, а порой и превосходят те физиологические аномалии, которые являются прямым следствием болезни или травмы. Сенсорная депривация — следствие «сенсорного голода», т. е. психическое состояние, вызванное невозможностью удовлетворить важнейшую для любого индивида потребность во впечатлениях в связи с ограничением зрительных, слуховых, осязательных, обонятельных и др. стимулов. Депривационная ситуация здесь может порождаться, с одной стороны, определенными индивидуальными физическими недостатками, а с другой — комплексом экстремальных обстоятельств жизнедеятельности субъекта, препятствующих адекватному «сенсорному насыщению». В психологии подобные условия описываются с помощью термина «обедненная среда». Наиболее интенсивно изучаемым в психологии видом депривации является материнская депривация и, прежде всего, госпитализм — синдром патологии детского психического и личностного развития, являющийся результатом отделения младенца от матери. Психическое состояние, традиционно обозначаемое понятием «социальная депривация», является следствием по тем или иным причинам произошедшего нарушения контактов индивида с социумом. Такие нарушения всегда сопряжены с фактом социальной изоляции, степень жесткости которой может быть различной, что в свою очередь определяет меру жесткости депривационной ситуации. Формы социальной депривации различны не только по степени ее жесткости, но и по тому, кто является ее инициатором, кто именно задает депривационный характер отношений группы с широким социумом — она сама или же общество, целенаправленно создавая для решения определенных задач в той или иной мере закрытое от других человеческих сообществ объединение людей. По этому признаку можно выделить: 1) вынужденную изоляцию, когда группа в целом и каждый ее член в отдельности оказываются оторванными от социального окружения в силу сложившихся обстоятельств вне зависимости от их собственного желания или воли общества (например, попавшая на необитаемый остров команда потерпевшого крушения корабля или заблудившаяся в тайге или в пустыне экспедиция и т. п.); 2) принудительную изоляцию, когда вне зависимости от желания людей, а нередко и вопреки их воле, общество сознательно обособляет их, изолируя в рамках закрытых групп (примерами таких сообществ могут быть: а) группы людей, подвергнутых своеобразному временному остракизму — осужденные в условиях различных исправительных учреждений, подследственные, находящиеся в стенах следственных изоляторов, больные, подвергнутые принудительному лечению от наркомании, токсикомании, алкоголизма, кожно-венерологических заболеваний; б)закрытые группы, членство в которых (во всяком случае официально) не предполагает какое бы то ни было ущемление в правах и не подразумевает низкий социальный статус человека — солдаты срочной службы в условиях всеобщей обязательной воинской повинности, воспитанники домов ребенка, детских домов, школ-интернатов для «социальных» и реальных сирот); 3) добровольно-вынужденную, или добровольно-принудительную изоляцию, когда достижение какой-то значимой для людей цели связано с неприятной, а нередко и тягостной необходимостью резко ограничить свои контакты с привычным окружением (примером тому могут служить разнообразные профессиональные закрытые группы, а также профессионально-специализированные учебные учреждения интернатного типа, но при этом в определенном смысле элитарного характера — интернаты для

104

особо одаренных детей и подростков, спортивные школы-интернаты, нахимовские и суворовские училища и т. п.); 4) добровольную изоляцию, когда люди по собственному желанию сами объединяются в рамках закрытых групп, не будучи напрямую стимулированы к подобному «социальному затворничеству» требованиями социума (примером такого добровольного выхода из социума могут служить монахи, отшельники, сектанты, отселяющиеся в глухие труднодоступные места и т. д., то есть те, для кого именно отчуждение от общества, разрыв связей с ним воспринимаются как обязательное условие сохранения своей личностности). В то же время сама по себе социальная изоляция еще не предопределяет фатально социальную депривацию. Так, нередко в условиях, прежде всего, добровольной и добровольно-вынужденной, или добровольно-принудительной изоляции при наличии подлинно значимой для индивида цели нравственного, интеллектуального, профессионального и т. д. становления и развития нередко происходит бурное и крайне продуктивное формирование зрелой, внутренне богатой и духовно стойкой личности и не проявляется какой бы то ни было депривационный синдром.

Если разрушительные для личности последствия двигательной и сенсорной деприваций во многих случаях могут быть с успехом компенсированы как за счет действия внутриличностных компенсаторных механизмов (например, сублимации жизненных потребностей, ограничиваемых двигательной депривацией, через творчество), так и усилиями современного общества (развитие медицины, социальная работа, распространение интернет-технологий и т. д.), то материнская депривация не только представляет серьезную психолого-социальную проблему сама по себе, но и является мощным патогенным фактором в отношении целого ряда серьезных личностных расстройств. По данным отечественных исследователей, «в условиях полной материнской депривации наблюдаются следующие варианты психической патологии: 1) нарушение формирования личности; 2) нарушение психического и интеллектуального развития; 3) психические расстройства»¹. При этом, на практике полная материнская депривация в форме отказа от ребенка, как правило, влечет за собой раннюю социальную депривацию — помещение в закрытое воспитательное учреждение (приют, дом ребенка с последующим перемещением в детский дом и т. п.). Тем самым, значительно усугубляется патогенное воздействие собственно материнской депривации.

Как отмечают Б. Е. Макиртумов, А. Г. Кощавцев и С. В. Гречаный, «чем раньше возникла депривация, тем тяжелее возникающая патология. Для раннего возраста характерными являются преобладания расстройств эмоционально-волевой сферы, неравномерность отставания интеллектуального развития с преимущественным нарушением развития речи (особенно экспрессивной). Значительно чаще, чем у семейных детей, выявляются патологические привычные действия... признаки депривационной (апатической или маскированной) депрессии, явление депривационного псевдоаутизма. После 3 лет психическая патология представлена в основном характерологическими нарушениями и задержками интеллектуального развития. Во всех возрастных группах у депривированных детей отмечается малая дифференцированность и поверхностность в общении с окружающими, недостаточность развития высших эмоций — чувства жалости, сочувствия, соучастия, способности сознавать свою вину, испытовать чувства стыда, а также низкая работоспособность, расстройства внимания, памяти...

Характерный для депривированных детей симптомокомплекс в виде недостаточности развития аффективной стороны личности, задержки или искажения

105

формирования психических функций, парааутических проявлений и др. называется синдромом «сиротства»¹.

Из сказанного ясно, что материнская депривация существенно повышает риск социальной депривации в зрелом возрасте. Это обусловлено как выраженной тенденцией к самоизоляции, неспособностью устанавливать полноценные социальные отношения, так и тем, что у депривированных детей наблюдается повышенная склонность к агрессивному и криминальному поведению: «Ранняя эмоциональная депривация закладывает основы будущего социального и психического неприятия окружающей среды и ее ценностей, ожидание угрозы со стороны окружающего мира»². Существенно важно, что подобные деструктивные установки личности по отношению к внешнему миру, в основе которых лежит дефицит базисного доверия, могут быть следствием не только полной, но и частичной материнской депривации, поскольку, как отмечал Э. Эриксон, «...степень доверия, определяемая самым ранним детским опытом, по-видимому, не зависит от абсолютного количества еды или демонстраций любви, а зависит от качества связей ребенка с матерью. Матери формируют у своих детей доверие при таком типе отношения к ребенку, который сочетает тонкую реакцию на индивидуальные запросы младенца и твердое чувство собственной уверенности в контексте взаимного доверия их совместного стиля жизни»³. В противном случае имеет место частичное, а иногда и полномасштабное патогенное развитие, характерное для ситуации полной материнской депривации.

В то же время практическому социальному психологу, в рамках своей профессиональной деятельности сталкивающемуся с отдельными личностями и с целыми группами и организациями, оказавшимися в депривационных условиях, следует, во-первых, диагностировать характер и степень депривационного давления, во-вторых, попытаться выявить социально-психологические последствия подобной ситуации личностного и группового развития, в-третьих, выстроить коррекционную программу и программу дальнейшего психологического сопровождения активности отдельных членов сообщества и жизнедеятельности в целом группы их членства.

Деятельность — система многоаспектных и многоплановых предметных взаимодействий индивида с предметной действительностью, в широком смысле, с окружающим миром, в результате чего и осуществляется производство и воспроизводство субъектом материальных и духовных ценностей. Как общенаучная категория «деятельность» является предметом изучения самых различных отраслей знания. Так, общественные науки ориентированы на исследование общественной сущности деятельности, физиологии — на физиологические механизмы ее осуществления. Понятно, что психология нацелена на анализ собственно психологической стороны деятельностного процесса. В принципе использование понятия «деятельность» в качестве содержательно-базовой категории свойственно именно отечественной психологии, что во многом обусловлено в течение многих десятилетий безраздельным господством в советской науке марксистско-ленинской методологии. Как писал М. Г. Ярошевский, «Маркс взял в качестве исходного пункта, подобно предшествующему материализму, реальный, а не идеальный мир и реального индивида, а не чистое сознание, но взаимодействие между ними было раскрыто принципиально

106

иначе, а именно как предметная деятельность, преобразующая и внешнюю природу, и самого автора деятельности — человека. Таким образом, впервые в теории материалистической мысли было выдвинуто учение о том, что сознание — продукт опосредствованного (а не непосредственного) взаимодействия человека с природой. Опосредствующем же фактором является общественно-историческая практика, процесс производства. Область психического выступала теперь не как совокупность феноменов сознания, а как совокупность человеческих сущностных сил, развиваемых и воплощаемых в предметной деятельности. Преобразующее воздействие предметной, то есть исторической, а не органической деятельности, захватывает не только высший познавательный уровень отношения к миру, но и самые коренные чувственные основы существования индивида». Подобный подход позволил, выдвинув положение о единстве психики и деятельности, преодолеть ограниченность интроспективного и гештальт-психологического подходов, рассматривающих и изучающих психику вне поведенческой активности индивида, а также избежать очевидно упрощенной логики анализа самой поведенческой активности вне психики, что характерно для бихевиористского видения проблемы. Помимо этого, понятие «деятельность», выступая в качестве объяснительного принципа психики, «используется при изучении различных областей психической реальности (психологии познавательных процессов, мотивации, воли, эмоций, личности, внутригрупповых процессов) и при построении различных отраслей психологии (общая, социальная, возрастная, педагогическая, медицинская, инженерная психология, психология труда и зоопсихология). Использование категории «деятельность» в качестве объяснительного принципа привело к изменению принципов анализа психики в общей психологии (принцип единства сознания и деятельности, принцип единства строения внешней и внутренней деятельности, принцип интериоризации — экстериоризации) и к разработке положений о планомерном формировании умственных действий, о ведущей деятельности как основе периодизации развития психики, о микроструктурном анализе познавательной и исполнительной деятельности...» (А. В. Петровский). Если говорить о социальной психологии, то в качестве аналогичного по значимости принципа анализа психики следует обозначить принцип деятельностного опосредствования межличностных отношений. Традиционно «при анализе деятельности выделяются три плана ее рассмотрения: генетический, структурно-функциональный и динамический. В генетическом плане исходной формой любой человеческой деятельности является социальная совместная деятельность, а механизмом развития психики человека выступает интериоризация, обеспечивающая освоение общественно-исторического опыта путем преобразования социальной совместной деятельности в индивидуальную деятельность. В ходе интериоризации происходит также переход внешней по форме протекания деятельности во внутреннюю деятельность. В основе структурно-функционального рассмотрения строения деятельности лежит принцип анализа «по единицам» (Л. С. Выготский), при котором та или иная деятельность разлагается на «единицы», содержащие в себе основные свойства, присущие этой реальности как целому. Иерархические взаимосвязи между «единицами» деятельности подвижны. В зависимости от места отражаемого объекта в структуре деятельности изменяются содержание психического отражения, уровень отражения (осознаваемый, неосознаваемый) и вид регуляции деятельности (произвольный, непроизвольный). При рассмотрении деятельности в динамическом плане изучаются механизмы, обеспечивающие движение самой деятельности: надситуативная активность... определяющая

107

саморазвитие деятельности и возникновение новых форм, и установка, обусловливающая устойчивый характер целенаправленной деятельности в постоянно изменяющейся действительности» (А. В. Петровский). И еще на одном моменте необходимо остановиться. Понятие «деятельность» в современной отечественной социальной психологии используется столь широко во многом еще и потому, что достаточно жестко завязано на понятие «общение», не говоря уже о том, что вопрос о психологически содержательной соотнесенности этих терминов до конца все еще не прояснен. Правда, исходная общепринятая позиция уже существует. На современном этапе разработки проблематики деятельности этот процесс уже не воспринимается как субъект — объектный, а оценивается как субъект — субъект — объектная активность, составной частью которой — «субъект — субъектной» — оказывается общенческий акт. В свою очередь общение в этой парадигме, будучи субъект — объект — субъектным актом, включает субъект — объектный контакт — деятельность — как важнейшую, но все же лишь составляющую.

Понятие «Деятельность» ввел в обиход отечественной психологической науки С. Л. Рубинштейн. Заметим, что в трудах этого ученого, считающегося одним из классиков отечественной психологии, проблема деятельности, тем не менее, рассматривается, прежде всего, с философских позиций. Это связано, в первую очередь, с попыткой С. Л. Рубинштейна преодолеть противоречие между позитивистскими установками и субъективным идеализмом, суть которого в том, что «...содержание знания либо объективно — и тогда оно существует помимо познавательной деятельности субъекта, либо оно есть продукт этой деятельности — и тогда оно только субъективно»¹. Пытаясь решить данную задачу, С. Л. Рубинштейн еще в 1922 г. сформулировал принцип единства сознания и деятельности, ставший одним из основополагающих в традиционной советской психологии. Согласно этому принципу, «...субъект в своих деяниях, в актах своей творческой самодеятельности не только обнаруживается и проявляется, он в них созидается и определяется. Поэтому тем, что он делает, можно определять то, что он есть: направлением его деятельности можно определять и формировать его самого. ... В творчестве созидается и сам творец. Есть только один путь — если есть путь для создания большой личности: большая работа над большим творением. Личность тем значительнее, чем больше ее сфера действия, тот мир, в котором она живет...»².

В дальнейшем, разрабатывая и детализируя свою теорию, построенную на данном принципе, С. Л. Рубинштейн выделил ряд характерных признаков, определяющих деятельность в его понимании: «...1) это всегда деятельность субъекта (т. е. человека, а не животного и не машины), точнее субъектов, осуществляющих совместную деятельность; 2) деятельность есть взаимодействие субъекта с объектом, т. е. она необходимо является предметной, содержательной; 3) она всегда творческая и 4) самостоятельная»³.

Если попытаться оценить данную трактовку деятельности, то необходимо принять во внимание, что, будучи, по-видимому, вполне убежденным, но отнюдь не ортодоксальным марксистом, С. Л. Рубинштейн, разрабатывая теорию деятельности, пытался преодолеть не только вышеуказанное противоречие между объективным и субъективным идеализмом, но и некоторую «ограничительную жесткость»

108

марксисткой философии и методологии. Именно этим, на наш взгляд, объясняется, как минимум, спорность, прежде всего первого (и основного) из сформулированных им определяющих деятельность признаков.

С точки зрения современных, во всяком случае социально-психологических подходов к проблеме субъектности, последняя ни в коем случае не обусловливается исключительно видовой принадлежностью. Совершенно очевидно (и доказано во многих исследованиях), что в целом ряде случаев как отдельно взятый человек, так и социальные группы являются объектом, а отнюдь не субъектом в контексте социального взаимодействия. Более того, можно привести достаточно часто встречающиеся житейские примеры (женщина бросает домашние дела, гостей и т. п., чтобы накормить или просто погладить мяукающую кошку, планы мужчины на выходной день обусловлены, прежде всего, состоянием и «потребностями» его автомобиля и т. д.), где животные и даже неодушевленные предметы, хотя, разумеется, и не являются субъектами в полном смысле слова, тем не менее фактически выступают в качестве таковых, с точки зрения их воздействия на личность, сознательно или неосознанно отказавшейся от собственной субъектности в соответствующем контексте.

Тем не менее рассмотрение проблемы деятельности через призму всей совокупности выделенных С. Л. Рубинштейном признаков позволяет не только опредметить и конкретизировать данное понятие, но и преодолеть ряд противоречий, в том числе и только что отмеченное. К сожалению, в период господства идеологии, базирующейся исключительно на идеях К. Маркса в их при этом упрощенно жесткой ленинской трактовке, во многих психологических и педагогических работах в абсолют возводился именно первый из сформулированных С. Л. Рубинштейном признаков, в то время как остальные фактически игнорировались. В результате понятие деятельности трактовалось неоправданно расширительно и вместе с тем догматически, что нередко приводило к подмене содержательно полноценных исследований психологической реальности созданием во многом умозрительных концепций откровенно конъюнктурного характера и направленности.

В этой связи нельзя не заметить, что и основополагающий принцип теории деятельности С. Л. Рубинштейна также трактовался излишне догматически. В диалектическом единстве субъекта и деятельности абсолютизировался именно деятельностный компонент при своеобразном его понимании. На этой базе в сочетании с некоторыми идеями Л. С. Выготского были сформированы психологические и педагогические доктрины, по сути дела, игнорирующие потребности личностного развития и искажающие психическую и социально-психологическую реальности. Это отчетливо видно, если проанализировать излюбленный в традиционной советской психологии пример, якобы подтверждающий справедливость тезиса о том, что формирование личности происходит исключительно в рамках специальным образом организованной деятельности.

Этот пример иллюстрирует извечную проблему соотношения генетических и социальных детерминант развития с «диалектической» точки зрения: «У некоторых людей от рождения уже есть сильно выраженные задатки, скажем, музыкального слуха, которые, будучи генетически наследственно закрепленными, вначале существуют до и независимо от деятельности данного новорожденного младенца и потому лишь проявляются в ней, но еще не формируются. Такие задатки — необходимые, существенные, однако совершенно недостаточные условия для формирования на их основе подлинных способностей (музыкальных и т. д.). Главным условием развития последних является именно деятельность (игровая, учебная, трудовая и т. д.), которую

109

осуществляет ребенок, подросток, взрослый в общении с другими людьми, под руководством преподавателей и наставников. В таком смысле человек и его психика не только проявляются, но и, прежде всего, формируются в деятельности»¹.

Совершенно очевидно, что данный пример показывает, как в идеале должно протекать абстрактное развитие абстрактной личности с точки зрения жестко трактуемого принципа единства сознания и деятельности. При этом на практике попытки механистической реализации данной схемы (например, по «объективным показаниям» — наличию соответствующих задатков — родители отдают ребенка в музыкальную школу, совершенно не учитывая при этом его субъективные желания) часто приводят отнюдь не к развитию способностей и самореализации индивида (в данном случае в музыкальной сфере), но к прямо противоположному результату — формированию устойчивой идиосинкразии к подобной деятельной сфере.

Вместе с тем, если принцип единства сознания и деятельности реализуется во всей диалектической полноте и содержание деятельности отвечает всем сформулированным С. Л. Рубинштейном критериям, данная схема становится гибкой и реально функциональной. Примером может служить история одного из крупнейших композиторов современности Э. Ллойд-Веббера. Будучи наделенным абсолютным слухом, мальчик в шесть лет написал свое первое музыкальное произведение исключительно для того, чтобы избавиться от не вызывавших у него энтузиазма уроков игры на виолончели, которые давал ему с братом отец — учитель музыки. Легко заметить, что этот деятельностный акт ребенка в полной мере отвечает всем четырем критериям С. Л. Рубинштейна. При этом надо отдать должное и отцу мальчика, который, оценив его попытку, не стал настаивать на продолжении занятий виолончелью (равно как и на систематическом и целенаправленном профессиональном овладении каким-либо другим музыкальным инструментом), одновременно поощряя желание сочинять музыку. В противном случае, весьма вероятно, мир так бы никогда и не услышал ни «Jesus Christ Superstar», ни «Phantom of the Opera», ни знаменитый «Реквием».

В ходе дальнейшей разработки теории деятельности С. Л. Рубинштейн, а затем А. Н. Леонтьев разработали схему анализа деятельности, включающую такие составные компоненты, как мотивы, цели, предмет, структуру и средства.

Наиболее существенным вкладом в развитие теории деятельности именно в социально-психологическом контексте, стала концепция деятельностного опосредования группового развития А. В. Петровского, известная также, как стратометрическая концепция. В рамках данной концепции, групповая структура состоит из трех слоев (страт), «...каждая из которых характеризуется определенным принципом, по которому ... строятся отношения между членами группы. В первом слое реализуются, прежде всего, непосредственные контакты между людьми, основанные на эмоциональной приемлемости или неприемлемости; во втором слое эти отношения опосредуются характером совместной деятельности; в третьем слое, названном ядром группы, развиваются отношения, основанные на принятии всеми членами группы единых целей групповой деятельности»². Именно две последние страты, непосредственно «завязанные» на совместную деятельность, являются, с позиций концепции А. В. Петровского, определяющими в плане уровня групповой сплоченности, функциональности, а в конечном итоге и уровня группового развития.

110

Как отмечает Г. М. Андреева, стратометрическая концепция «...позволяет увидеть перспективность применения в социальной психологии принципа деятельности. Гипотеза о том, что группа может выступать субъектом деятельности, приобретает теперь экспериментальное подтверждение. При условии принятия всеми членами группы целей групповой деятельности, наличия у всех членов группы ценностно-ориентационного единства, опосредования всех отношений в группе совместной деятельностью можно в полной мере ставить вопрос о механизмах образования таких атрибутов всякого субъекта деятельности, как групповая потребность, групповой мотив, групповая цель. Таким образом, описание и анализ наиболее развитой формы группы дают ключ к исследованию всех других видов групп»¹.

Практический социальный психолог вне зависимости от того, с каким типом групп или организаций он профессионально работает, должен владеть глубокими теоретическими знаниями, в том числе и о структурных и динамических особенностях деятельности, без чего ни спланировать, ни реализовать психологическую поддержку любой реально функционирующей общности, ни спрогнозировать результаты своей работы он попросту будет не в состоянии.

Диспозиция [от лат. dispositio — расположение] — достаточно устойчивая предрасположенность личности к определенному характеру и четкой последовательности поведенческих актов. Совершенно очевидно, что содержательное наполнение понятия «диспозиция» в таком прочтении отчетливо корреспондирует с той психологической реальностью, которая описывается с помощью термина «установка». Практически именно это подчеркивают и специалисты в данной области. «В персоналистской психологии (В. Штерн) диспозиция обозначает причинно не обусловленную склонность к действиям, в теории личности Г. Олпорта — многочисленные черты личности (от 18 до 5 тыс.), образующие комплекс предрасположенностей к определенной реакции субъекта на внешнюю среду. В отечественной психологии термин «диспозиция» используется преимущественно для обозначения осознанных готовностей личности к оценкам ситуации и поведению, обусловленных ее предшествующим опытом» (В. А. Ядов).

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: