Произвольная структура высших психических функций

Подвергая дальнейшему анализу психическую операцию практи­ческого интеллекта, связанного с употреблением орудий, мы видим, что временнбе поле, создаваемое для действия с помощью речи, простирается не только назад, но и вперед. Предвосхищение после­дующих моментов операции в символической форме позволяет включить в наличную операцию специальные стимулы, задача которых сводится к тому, чтобы представлять в наличной ситуации моменты будущего действия и реально осуществлять их влияние в организации поведений в настоящий момент.

И здесь включение символических функций в операцию, как мы уже видели на примере операции памяти и внимания, не ведет к про­стому удлинению операции во времени, но создает условия для совершенно нового характера связи, элементов настоящего и буду-

щего (актуально воспринимаемые элементы настоящей ситуация-: включаются в одну структурную систему с символически представь ленными элементами будущего), создает совершенно новое психо­логическое поле для действия, ведя к появлению функций образова­ния намерения и спланированного заранее целевого действия.

Эта перемена в структуре поведения ребенка связана с изменениг
ями и значительно более глубокого порядка. Еще Линднер, сравщ^
вая решение задачи глухонемыми детьми с келеровскими опытами,
обратил внимание на то, что побудительные мотивы, заставляющие
обезьяну и ребенка стремиться к овладению целью, нельзя признать 1
одними и теми же. Преобладающие у животного инстинктивные Ц
побуждения отступают у ребенка на задний план перед новыми»;
социальными по происхождению, мотивами, не имеющими нату- *
рального аналога, но, несмотря на это, достигающими у ребенм
значительной интенсивности. Эти мотивы, имеющие решающее
значение и в механике развитого волевого акта, К. Левин назвал ,
квазипотребностями*, отметив, что их включение по-новому строит ,1
аффективную и волевую системы в поведении ребенка, в частности*
изменяет его отношение к организации будущих действий. Два глав¹-
нейших момента составляют своеобразие этого нового слоя шото¹
ров» человеческого поведения: механизм выполнения намерения в
момент своего возникновения, во-первых, отделен от моторики и,
во-вторых, содержит в себе импульс к действию, выполнение кото­
рого отнесено к будущему полю. Оба эти момента отсутствуют в
действии, организованном натуральной потребностью, где мото­
рика неотделима от непосредственного восприятия и все действие
сосредоточивается в Настоящем психическом поле. ,;

Способ возникновения действия, отнесённого к будущему, до сих¹ пор еще недостаточно выясненный, раскрывается с точки зрения исследования символических функций и их участия в поведении. Тот функциональный барьер между восприятием и моторикой, который мы констатировали выше и который обязан своим происхождением вдвиганию слова или другого символа между начальным и конеч­ным моментами действия, объясняет отделение импульса от непо­средственной реализации акта, отделение, которое в свою очередь „ является механизмом подготовки отложенного на будущее де%'.$■ ствия. Именно включение символических операцией делает возмозк- _д ным возникновение совершенно нового по составу психологичес? | кого поля, не опирающегося на наличное в настоящем, но набра^

* С переходом к искусственно установленным потребностям эмоциональна» g центр ситуации переносится с цели на решение задачи. В сущности, «ситуация задачи* | в опыте с обезьяной существует только в глазах экспериментатора, для животнолИ существуют только приманка и препятствия, мешающие ею овладеть. Ребенок Ж© J стремится прежде всего решить предложенную ему задачу, включаясь тем самым ;'"' мир совершенно новых целевых отношений. Благодаря возможности образовывать а квазипотребности ребенок Оказывается в состоянии расчленить операцию, превращай'! каждую ее отдельную часть в самостоятельную задачу, которую он и формулирует для себя с помощью речи.

сывающего эскиз будущего и таким образом создающего свободное действие, независимое от непосредственной ситуации.

Изучение механизмов символических ситуаций, с помощью кото­рых действие как бы вырывается из трех натуральных первичных связей, данных уже благодаря биологической организации поведе­ния, и переносится в совершенно новую психологическую систему функций, позволяет нам понять, какими путями человек приходит к возможности образовывать «любые намерения» — факт, на кото­рый до сих пор не обращали достаточного внимания и который, по верному замечанию Левина, отличает взрослого культурного чело­века от ребенка и примитива.

Если попытаться суммировать результаты проведенного анализа
того, как под влиянием включения символов изменяются отдельные
психические функции и их структурные связи, и в целом сравнить
бессловесную операцию обезьяны с вербализованной операцией
ребенка, мы найдем, что одна из них относится к другой, как воле­
вое действие к непроизвольному. , , <

Традиционный взгляд относит к волевым действиям все, что не
является первичным или вторичным автоматическим (инстинктом
или навыком). Между тем возможны действия третьего порядка, не
являющиеся ни автоматическими, ни волевыми. Ц, ним относятся,
как показал К. Коффка, интеллектуальные действия рбезьяны,
не сводящиеся к готовым автоматизмам, но и не носящие волевого
характера- Исследования, на которые мы опираемся, объясняют
нам, чего именно недостает действию обезьяны, чтобы стать воле­
вым: волевое действие начинается только там, где происходит овла­
дение собственным поведением с помощью символических сти­
мулов.. , • . . ,v: ' ■ •'"' •,'

Поднявшись на эту ступень в развитии поведения, ребенок совер­шает скачок от «разумного» действия обезьяны к разумному и сво­бодному действию человека.

Таким образом, в свете исторической теории высших психичес­ких функций обычные для современной психологии границы^ отде­ляющие одни и объединяющие другие психические процессы, сме­щаются. То, что раньше относили к разным областям, оказалось объединенным в одну, и то, что сводилось в один класс явлений, в действительности оказ'алось принадлежащим совершенно,разным ступеням генетической лестницы и подчиняющимся разным зако­нам. Поэтому высшие психические функции образуют систему, еди­ную по генетическому характеру, хотя и разнородную по составля­ющим ее структурам. Причем эта система достроена на основах, совершенно отличных от тех,, которые стоят за элементарными пси­хическими функциями. Фактором, цементирующим всю систему, определяющим, относится ли к ней тот или иной конкретный психи­ческий процесс или цет, является общность происхождения структур и характера функционирования.

Генетически их основной чертой в плане филогенеза является то, что они сформировались как продукт не биологической эволюции, а

исторического развития поведения, они сохраняют специфическую» социальную историю. В плане онтогенеза, с точки зрения струму ры, их особенность состоит в том, что, в отличие от непосредствен­ной структуры элементарных психических процессов, являющихся непосредственными реакциями на раздражители, они строятся | основе использования опосредующих стимулов (знаков) и в этого носят опосредованный характер. Наконец, в функциональнс отношении они характеризуются тем, что выполняют новую и * ственно иную роль по сравнению с элементарными функциями выступают как продукт исторического развития поведения.

Все это включает данные функции в широкое поле генет кого исследования, и, вместо того чтобы интерпретироваться более низкие или более высокие варианты тех же функций, пс янно проявляющихся параллельно друг другу, они начинают рас триваться как различные стадии единого процесса культурного < мирования личности. С этой точки зрения мы можем с тем же ос ванием, с каким мы говорим о логической памяти или произвол! внимании, говорить о логическом внимании, произвольных логических формах восприятия, которые резко отличаются от на ральных форм этих же процессов, работающих по законам, ственным другой генетической стадии.

: Как логическое следствие из признания решающей важнс использования знаков для истории развития высших психическ функций в систему психологических категорий вовлекаются и шние символические формы деятельности, такие, как речев общение, чтение, письмо, счет и рисование. Обычно эти проце рассматривались как инородные и вспомогательные по отношек к внутренним психическим процессам, но с той новой точки зре« из которой мы исходим, чЬни включаются в систему высших пс ческих функций как равноценные всем другим высшим психичес процессам. Мы склонны рассматривать их прежде всего как ос формы поведения, образующиеся в процессе социально-кульЧ лого развития ребенка и формирующие внешнюю линию разви символической деятельности, существующую наряду с внутре* линией, представленной культурным развитием таких формац как практический интеллект, восприятие, память.

Не только деятельность, связанная с практическим интеллеи но и все другие функции, столь же первичные, а часто даже элементарные, восходящие к биологически сформировавшимся i мам поведения, проявляют в процессе развития те законы, кс мы открыли при анализе практического интеллекта. Путь, пройд! ный практическим интеллектом ребенка, составляет, таким образ генеральную линию развития всех основных психических фу каждая из которых, как практический интеллект, имеет свою челе коподобную форму в животном мире. Этот путь аналогичен который мы рассматривали на предыдущих страницах: он та] начинается от натуральных форм развития, вскоре перерастает ИХ 1 приводит к радикальной перестройке элементарных функций

основе применения знаков как средства организации поведения.

Таким образом, сколь бы странным это ни казалось с точки зре­ния традиционного подхода, высшие функции восприятия, памяти, внимания, движения внутренне связаны со знаковой деятельностью ребенка, и понять их можно только на основе анализа их генетичес­ких корней и той перестройки, которой они подвергаются в про­цессе своей культурной истории.

Теперь мы стоим перед выводом огромной теоретической важ­ности. Мы рассмотрим вкратце проблему единства высших психи­ческих функций, основанного на том существенном сходстве, кото­рое проявляется в их происхождении и развитии. Такие функции, как произвольное внимание, логическая память, высшие формы восприятия и движения, которые до сих пор изучались в изоляции, как отдельные психологические факты, теперь в свете наших экспе­риментов выступают по существу как явления одного порядка — единые по своему генезису и по психологической структуре.

Глава III

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: