Сделай Сам Свою Работу на 5

Что мы понимаем под личнной историей





Личная история есть то сложившееся представле­ние, которое люди имеют о чем-либо или о ком-либо.

Поверьте, что каждого из вас люди рисуют в своем со­знании так же примитивно и плоско, как вы сейчас нарисовали небо. Но это еще полбеды. Беда в том, что вы сами тратите уйму сил и времени на то, чтобы под­держивать в людском сознании этот свой плоский и примитивный образ. Вы не позволяете себе быть хо­тя бы чуточку сложнее и непредсказуемее. Вам поче­му-то кажется, что это представляет для вас угрозу. (Между тем как это представляет угрозу только для окружающих: неизвестное всегда опасно.) А разве не­бо — опасно? Да, оно может быть опасным, когда в нем рождается ураган. Но ураган — это не небо, вер­нее, не все небо. То, что вы нарисовали, просто безоб­лачное синее небо, небо, затянутое прозрачной пеле­ной, небо в тумане, небо, покрытое городским смо­гом, небо в тучах, грозовое небо, звездное небо — вот что вы могли нарисовать или представить себе. И все это было бы небо, и в то же время не было бы им. По­нимаете?

Мы знаем, что такое нёбо, но никто не может по­вторить его на рисунке или в воображении абсолют­но верно. У нас есть лишь некий обобщенный образ, например голубая бездна и белые облака, но разве оно именно таково, даже когда таково? Оно же все время меняется. Его не поймаешь. Вот почему лучшие ху­дожники сознательно или подсознательно изобража­ют небо в динамике: ветер гонит тучи, сверкает мол­ния или слегка видоизменяются на горизонте облака. Они стремятся отобразить главную черту неба: беспрерывную изменчивость. И при этом — бесконеч­ность, высоту и недостижимость — по сути, все то, что мы и называем небом.



Но человек так же бесконечен, высок и недостижим. У него огромный диапазон состояний, характеров и даже лиц. У каждого человека! И этот объем, в кото­рый свободно войдет любая бездна, мы стремимся су­зить до размера альбомного листа, уплощить и нари­совать всего лишь двумя-тремя красками. Конечно, так гораздо проще воспринимать людей. И самого се­бя в том числе. А главное — такой рисунок не требует ни ума, ни воображения, ни мастерства. То есть ника­кого труда. Вот и получается, что сквозь нашу жизнь проходит вереница плоских серых людей, и мы в этой веренице ничем не отличаемся от остальных.



Человек знания видит людей не так. Он видит всю их глубину и непредсказуемость, именно поэтому ему так интересно жить на этом свете. И именно поэтому маг изо всех сил старается стереть свою личную ис­торию и напустить вокруг себя как можно больше ту­мана. Я знаю своего нагуаля более тридцати лет, но я до сих пор не знаю, кто он такой. Что можно о нем сказать? Индеец яки из Соноры? — да. Но и о каж­дом из ваших рисунков можно сказать, что на нем изображено небо. Небо ли? Но я не ошибусь, если ска­жу, что дон Хуан — ворона. Я видел его в образе во­роны. Чем этот образ хуже образа яки из Соноры? Люди знают друг о друге все. Вернее, им кажется, что знают. Для ваших родителей вы — раскрытая книга. Они знают, кто вы такие, что вы из себя представляете. Они знают, на что вы реально способны. Никто и ничто не может заставить их изменить свое мнение. Подобное знание есть у любого из ваших близких, впрочем, даже и не очень близких, друзей. У них сложился вполне определенный образ вашей лично­сти, и вряд ли этот образ когда-нибудь изменится. Я говорю: вряд ли, потому что вы сами делаете все, чтобы сохранить и упрочить этот образ. Любое ваше публичное действие направлено на то, чтобы о вас ду­мали именно то, что думают. И никак иначе.

Когда люди встречаются после долгой разлуки, они рассказывают друг другу о себе только то, что мо­жет подпитать личную историю. Человек, которого друзья считают «мачо», ни за что не расскажет о сво­ем провале на любовном фронте. Хотя, вполне воз­можно, у него этих провалов больше, чем у всех его друзей вместе взятых. У мага нет личной истории. Ему нечего рассказывать при встрече друзьям. Встре­чаться для него означает жить здесь и сейчас, а не просматривать кинофильмы прошлого. Придуман­ного прошлого. Он делает отношения актуальными, то есть действенными. Он взаимодействует с людьми. Поэтому его отношения всегда плодотворны для всех сторон. И поэтому никто не может рассказать о нем ничего, кроме того, что он сделал. Знают его дела, но не его самого. Он не обязан объяснять свои поступки, потому что от него ничего не ждут. Он никого не ра­зочаровывает, ведь разочарование — результат обма­нутых ожиданий, а как можно ждать чего-то от того, кого мы не знаем? Небо иногда совершенно неожи­данно разражается дождями, но мы на него не в оби­де, потому что это небо. Такова его природа.



Если бы мы хранили образ неба таким, каким вы его нарисовали, вероятно/дождь был бы для нас боль­шой неожиданностью. Мы бы подумали, что небо со­шло с ума.

Народам, чья культура основана на магизме, очень хорошо известно понятие личной истории. Вы не за­думывались над тем, что любой обряд посвящения включает в себя и стирание личной истории? Давай­те снова обратимся к одному из обрядов, на этот раз возьмем для примера обряд посвящения одного из австралийских племен. Мальчиков по достижении определенного возраста собирают в центре селения. Они садятся в круг: каждый около своей матери. Ша­ман сообщает им, что злобные духи хотят похитить всех мальчиков этого возраста, а потому их нужно спрятать. Мальчикам и их матерями завязывают гла­за, затем и тех и других накрывают сухими ветками и листьями. При этом их предупреждают, чтобы они сидели тихо и не открывали глаза, пока не кончится «битва». В это время группа мужчин с колотушками, трещотками и факелами, прячется в лесу. Когда ша­ман дает им знать, они, издавая ужасающий шум, приближаются к селенью, разбрасывают листья и вет­ки, поджигают их, а детей уводят в лес.

Когда шум стихает, шаман рыдающим голосом объявляет матерям, что духи все-таки добрались до мальчиков и сожгли их. Матери срывают с себя по­вязки и видят вокруг только золу и уголья. Женщи­ны совершенно уверены в том, что их дети сгорели в огне; они рвут на себе волосы и расцарапывают лицо, что является признаком сильнейшей скорби. Шаман утешает их, говоря, что духи воскресят мальчиков, но матери должны знать: это больше не их дети. Они будут выглядеть, как их дети, но это — другие люди, которые должны будут жить по другим законам, по законам мужчин. Когда неофиты возвращаются в се­ление, женщины осматривают их со всех сторон, что­бы убедиться в их воскрешении. Но как бы ни была велика их радость, все-таки женщины знают: они никогда не увидят своих прежних детей. Ибо это уже не дети, но мужчины.

Мне кажется, это очень важный и эффективный обряд. Цивилизация, отказавшись от подобных ри­туалов, потеряла слишком много. Люди подчас не мо­гут освободиться от статуса ребенка всю свою жизнь до самой старости. Тот образ нас, который родители хранят десятилетиями, мешает нам действовать. Вот почему любой ребенок, который страстно желает де­лать что-то свое, очень рано покидает родительский дом. Порой с весьма трагическими последствиями. Подобные ритуалы, стирая личную историю, «лега­лизируют» самостоятельность подростка. Вчера он был ребенком, сегодня — мужчина. Он больше не обя­зан отчитываться перед матерью за свои поступки. Он действует так, как считает нужным. И поэтому он выживает. И поэтому магов гораздо больше в так на­зываемых «примитивных» культурах.

Цивилизованный маг — это чушь. Не бывает ци­вилизованных магов. Мне пришлось стирать мою лич­ную историю довольно жестким способом. И все рав­но это не получилось до конца. Когда дон Хуан завел об этом речь, я спросил его, что мне нужно делать. Он ответил: расстаться навсегда со своей семьей и дру­зьями, умереть для них. Я сказал, что это невозмож­но: моя семья, мои друзья — мой единственный оп­лот в этом мире. Дон Хуан засмеялся и заметил, что в этом-то и проблема. Это слишком ненадежный оп­лот. «Единственный оплот мага — бесконечность», — вот его слова.

Я не понял его тогда, потому что в моем, как и в ва­шем, сознании, бесконечность равнялась пустому про­странству, на которое нельзя было опереться, не упав. Лишь потом я осознал, что в бесконечности падать не­куда: в любую сторону — нет конца. Но это осознание пришло ко мне совершенно магическим путем, во время одного из моих путешествий по мирам. Сначала же, когда дон Хуан велел мне расстаться с близкими, я был повержен в шок. Я не собирался расставаться с ними; но, кроме того, я и не знал, каким образом это осущес­твить. Разве что умереть? «Вот-вот, — сказал мне дон Хуан, — именно: умереть». Он велел мне поселиться в одном из дешевых придорожных мотелей и находить­ся там до тех пор, пока я не умру. По существу, он пред­ложил мне пройти обряд посвящения.

Но фокус был в том, что в этом обряде участвовал только я сам. Никто из тех, с кем я должен был рас­статься, не знал об этом. Я не понимал, как я могу умереть и при этом оставаться живым физически. Дон Хуан объяснил, что маг считается мертвым тог­да, когда ему больше не нужны ни друзья, ни родные. Когда ему больше не нужно его прошлое. Действи­тельно не нужно. Я не буду пересказывать вам весь этот опыт. Но я все же считаю нужным поделиться с вами одним потрясающим открытием, которое я сде­лал тогда. В ходе этой практики умирания (или обря­да посвящения, как хотите) выяснилось, что расстать­ся с людьми вовсе не означает действительно расстать­ся с ними. Точно так же как смерть личности не означает смерть тела.

Расстаться с людьми значит изменить свое отно­шение к ним. Это значит перестать сужать небо до размеров альбомного листка. Люди открылись мне в своей бесконечности; тогда-то я и понял, что означа­ет: опереться на бесконечность. Я перестал завидо­вать тем, кто успешнее меня, и жалеть тех, кто не­счастнее меня. Я научился быть благодарным за то, что эти люди есть в моей жизни. Просто есть, и все. Надо сказать, что многие мои знакомые слетели со воего пьедестала, на который я их когда-то вознес. Но от этого они, как ни странно, стали не хуже, а луч­ше. Я получил возможность посмотреть им в глаза.

Не могу сказать, что мое расставание с друзьями и родными прошло гладко. На меня еще обижались, меня недопонимали. Но это было в начале, по инер­ции. Когда люди поняли, что того образа меня, кото­рый я лелеял годами, больше нет, они быстро приня­ли новые правила. Кто-то ушел от меня сам, а кто-то научился взаимодействовать. Впрочем, этот процесс еще не завершен, и я не уверен, что успею завершить его к моменту моей последней битвы.

Я не думаю, что вам удастся стереть свою личную историю. Это слишком трудоемкая задача, к тому же ее невозможно осуществить без помощи нагуаля. Но кое-что вы все же сможете сделать. Перестаньте го­ворить о прошлом. С кем бы то ни было: перестаньте говорить о прошлом. Вы будете потрясены, как мно­го сил у вас появится. Стирание личной истории оз­начает: ни слова о прошлом. И — перестаньте обижаться. Это не значит: перестаньте чувствовать обиду. Вы можете чувствовать обиду, но вы не можете обижать­ся. Когда вы в темноте налетите на столб и разобьете себе лоб, вам, конечно, будет обидно. Но обижаться будет не на кого. Глупо же обижаться на темноту, в которой вы не увидели столб.

Человек — это и есть темнота. Темнота, в которой скрыто все. Вы можете споткнуться, удариться или набрести на сокровище. Лишь в момент вашего обще­ния с человеком эта темнота озаряется светом. Вашим светом. Этот свет не идет от злобы или зависти. Это­му свету мешает личная история —- образ человека, который вы храните внутри себя. Выбросите этот об­раз. Просто светите. И вам откроется бесконеч­ность.


День десятый

Забыть всё

- Все эти девять дней вы получили начальное пред­ставление о Знании и Силе и о том, как добиваются его те, кто идет путем Волка. Путей этих множество; но они, в общем, складываются из сочетания различ­ных практик. Сочетание зависит от природных на­клонностей человека, как биологических, так и пси­хических. Один из признаков обнаружения этих на­клонностей — способ, которым человек получает Силу. Я рассказал вам все. Все, что нужно для того, чтобы вы определились со своим выбором. А выбор у вас таков: либо идти по пути Знания (что означает ис­пользовать Знание в своей жизни), либо забыть обо всем. На этот выбор не могу повлиять ни я, ни кто-либо другой. Если даже, под влиянием личности ма­га, вы и увлечетесь этим путем, не имея, однако, ис­тинной воли для прохождения пути, все равно скоро вы оставите эти попытки. Так что я действительно не могу на вас повлиять. Мне, собственно, больше нечего добавить к тому, что я уже рассказал и показал вам в эти дни. Но, по­лагаю, что у многих из вас есть ко мне вопросы; на них я готов ответить сегодня. Это — ваши вопросы, именно поэтому я разрешил вам взять сегодня с со­бой на занятие блокноты и ручки. Можете записы­вать все, что хотите.

Я записал несколько ответов Кастанеды на те во­просы, которые меня действительно интересовали. И, разумеется, ответ на свой вопрос — тот, что меня волновал еще до семинара, ради которого, собствен­но, я и пришел сюда. Я постарался сделать так, что­бы задать его последним, хотя это, конечно же, было не так важно. Первыми Кастанеду спрашивали де­вушки.

Вопрос:

— Карлос, говоря о магах, вы постоянно меняете тер­мины. Вы говорите «брухо», или «шаман», или «маг», или «человек знания». Но все это имеет разные значе­ния, во всяком случае, воспринимается как слова с раз­ными значениями. Ведь и фокусника называют магом, а человеком знания можно назвать любого професси­онала.

Кастанеда (смеясь):

— А знаете, о моем нагуале доне Хуане можно то­же сказать, что он фокусник. И уж, конечно, он — про­фессионал во многих вопросах. Но если серьезно, тоя и сам не знаю, как определить того человека, кото­рый владеет магическим знанием. Для него нет терми­на, поэтому я употребляю такие разные, действитель­но разные по значению, а не только по восприятию,слова. Но их все можно применить по отношению к...таким людям. Вот видите: действительно не нахожу слов! Сам дон Хуан называл себя человеком знания. Это довольно размытый термин, и, признаться, мне он не слишком нравится, потому что знание может быть лю­бым. Но, конечно, дон Хуан имел в виду знание древ­них магов Мексики; я это понимаю, вы это понимаете, а человек, впервые взявший в руки любую из моих книг, не сразу разберется, о чем идет речь. Если вам удас­тся придумать термин, который бы вмещал все эти зна­чения: маг, фокусник, шаман, профессионал, целитель, травник, путешественник по мирам и так далее, я бу­ду вам очень признателен. Я сразу же исправлю все мои книги и уверяю вас: можете рассчитывать на про­цент (смех в зале).

Вопрос:

— Я тоже спрошу вас о терминологии. Вы постоянно говорили нам о магии, раскрывали секреты магов, но эта ваша «магия» абсолютно не соответствует тому по­нятию, которое люди привыкли в него вкладывать.

Кастанеда:

— Видите ли, люди вкладывают в понятие «магия» тоже самое, что и в понятие «технический прогресс». Ма­гия, по их мнению, это то, что позволит им изменять под себя окружающий мир. Технический прогресс слу­жит этой же самой цели. Человек живет во времени ипространстве, и ему постоянно не хватает ни того, ни другого. Вот техника и позволяет нам увеличивать вре­мя (за счет того, что делает за нас всю нашу работу) и расширять пространство (за счет полетов на само­лете, поездок на поездах, авто и так далее). Техниче­ский прогресс дает нам иллюзию того, что все делает­ся как по волшебству. Понятие магии, которое использует дон Хуан и другие подобные ему маги, прямо противоположно этим общепринятым «стандартам». Ви­дите ли, магия — это метод изменения человека. Чело­века, а не мира, чувствуете, какая разница? Меняя се­бя, маг изменяет и мир. Миры! Меняя свое отношение, свое восприятие — мы меняем мир, постоянно меняем мир, так что он каждый раз получается новым. Я ответил на ваш вопрос?

Вопрос:

— Значит, магия сродни религии? Ведь религия тоже меняет отношение и восприятие.

Кастанеда:

— Я бы не стал сравнивать магию и религию. Рели­гия — это путь изменения для всех. Магия — путь изме­нения одиночки. Это очень одинокий путь. Можно даже сказать, эгоистичный. Религия предполагает сострада­ние; маг же никогда не сострадает. Ему вообще дела нет до окружающих, если они не входят в его магичес­кую группу. Это не значит, конечно, что он может идти по головам. Маги вообще очень деликатны. Они никог­да не вмешиваются в чужую жизнь, никому не мешают и никого не обижают. Обидеть человека в магии озна­чает стать его должником. А маги не одалживаются. Ес­ли это произошло, маг обязательно вернет долг и загла­дит обиду. Маг должен жить со всеми в ладу, потому что только так можно сохранить знание. Агрессивность древ­них магов и погубила эту традицию. Почти погубила. Ес­ли бы они меньше думали о себе и старались ладить со всем миром, традиция была бы жива до сих пор.
Вопрос:

— Расскажите о последней битве мага — о битве со смертью. Как это происходит?

Кастанеда:

— Вообще-то, так же как и у любого другого челове­ка. Приходит смерть и забирает его. Разница в нюан­сах. Люди обычно не знают, что умрут; вернее, знают, но не осознают. Маг же — знает. От того и называется человеком знания. Любая его битва — это битва со смер­тью. Дон Хуан рассказывал, что последняя битва мага выглядит как танец. Маги смотрят в лицо своей смерти и танцуют. Затем они бросают ей вызов, и она забира­ет их. Я спросил его, почему именно танец: ведь,в сущности, это совершенно не важно, то, в каком поло­жении застанет нас смерть: в танце, в крике, в ходьбе или на бегу, или вообще во сне. Я еще сказал тогда, что многие мечтают умереть во сне и я бы не отказался оттакой приятной смерти. «Ты дурак, — ответил мне донХуан. — Для мага нет более позорной смерти, чем смерть во сне. Смерть во сне — это смерть дерева, которое сру­били зимой. Дерево зимой — не настоящее дерево, это просто древесина. В момент смерти ты должен знать,что ты — человек, а во сне ты этого не знаешь. Перед лицом смерти важно только одно: что ты — человек». Дон Хуан рассказывал, что маги учатся танцевать для последней битвы. Он пытался и меня научить, но в пос­ледний момент у меня не хватило духу повернуться ли­цом к смерти и бросить ей вызов. Мне повезло, что это не была моя настоящая смерть, иначе она забрала бы меня как труса.

Вопрос:

— Почему дон Хуан выбрал именно вас для переда­чи своих магических знаний?

Кастанеда:

— Я не знаю. Я честно не знаю. Быть может, ему был какой-то знак (он видел знаки и знамения повсюду), но мне он об этом ничего не говорил. Единственный раз, ког­да он намекнул мне на мою «исключительность», был тог­да, когда я впервые попробовал пейоты. Я увидел тогда собаку и стал играть с ней. Дон Хуан уверял меня, что этобыла не настоящая собака, а дух пейота, который ин­дейцы называют Мескалито. Дон Хуан сказал, что никог­да не видел, как Мескалито играет с кем-либо. Он по­считал это важным знаком в отношении меня. Но это бы­ло уже тогда, когда он начал учить меня. Лишь одно я знаю наверняка: ему нужно было продлить свою линию магов. Но, кроме меня, у него еще были ученики. Честно говоря, я не ощущаю себя избранным, потому что не умею и половины того, что умел дон Хуан.

Вопрос:

— Многие называют себя вашими учениками. Как выотноситесь К таким людям?

Кастанеда:

— Нормально отношусь. То есть никак. У меня нет уче­ников, потому что я не учитель. Я даже не проводник. С дру­гой стороны, надо узнать, кого вы называете учениками. Есть люди, которые читали мои книги и чему-то научились из них. Можно ли их назвать моими учениками? В каком-то смысле — да. Вы и многие другие, кто посещал мои лек­ции и семинары, тоже чему-то у меня учились. Вы — мои ученики? Почему нет? Пусть называют себя, как хотят, и вы тоже можете себя называть, как хотите. Только не за­бывайте о том, что любое название — это ярлык, это об­раз, подпитывающий вашу личную историю. Если вы ду­маете, что она обогатится новыми красками, если вы бу­дете называть себя моими учениками, то вы очень ошибаетесь. Личная история слишком статична. Это прос­то впишется в уже существующий образ, только и всего. С другой стороны, я никогда не опровергаю такого «уче­ничества». Видите ли, все эти рассказы мне крайне выгод­ны. Стирание личной истории включает в себя и тот туман, который создается слухами и рассказами. Пусть мои «уче­ники» рассказывают обо мне самые невероятные истории: мне это только на руку. Неважно, правда это или нет. Важ­но лишь то, что никто не сможет понять, кто я такой. Чем больше таких историй, тем сложнее меня определить и вставить в определенные рамки. Тем не менее я не советую вам становиться распространителями историй обо не. Вам это может навредить в том смысле, что вы еще льше закоснеете в своей личной истории. Ученик Карлоса Кастанеды — только представьте себе, сколько сил потребуется для того, чтобы поддерживать этот образ!

* * *

Я записывал не все вопросы и не все ответы. Боль­шинство из них были очень типичны (все-таки боль­шая часть группы — девушки; они весьма активно интересовались личной жизнью Кастанеды). Когда е вопросы иссякли, я поднял руку.


- У меня только один вопрос, Карлос, — произ­нес я. — Этот вопрос: зачем?

- Я понял, — кивнул Кастанеда. — Остальные не поняли, поэтому давай договоримся, кто пояснит: я или ты?

- Я поясню, — сказал я, обращаясь к остальным. — Жизнь мага или человека знания увлекательна и ин­тересна. Это уже само по себе хорошо. Но, насколько я понял, маг, хотя и верит в духов и божеств, однако не думает, что после смерти его ждет какое-то личное существование. То есть смерть для мага означает ко­нец всего. В точности то же самое, что она означает для любого другого человека. Тогда зачем становить­ся магом? Зачем это все? Смерть придет и возьмет, танцуй ты перед ней или не танцуй. Ей-то все равно. Да если бы и было не все равно, какое нам до этого де­ло? За ней ведь ничего нет. Так что: зачем?

- Ни зачем, — сухо ответил Кастанеда. — У ма­гии нет цели. Цель магии — сохранение самой себя в поколениях людей. За это она дает магу некоторые привилегии. Магия — это просто выбор того стиля жизни, который может расширить границы вашего мира. Он не лучше и не хуже любого другого выбора. Смерть действительно уничтожает все. Это значит, что вы можете с чистой совестью забыть все, что я вам говорил и чему я вас научил (если, конечно, научил). Вы можете выбрать магию или что-либо другое, что лучше вписывается в ваш образ существования. Мно­гие выбирают магию за возможность продлить жизнь на несколько веков. Такая возможность существует; но не для всех. Впрочем, смерть все равно придет. Нет людей бессмертных, есть люди, живущие долго. Так что, в конечном счете, низачем.


Эпилог

Вопрос, который я хотел задать Кастанеде и кото­рый задал на последнем занятии, собственно, и опре­делил мое отношение к учению индейских магов. Вскоре после того семинара я женился на Делии, а после окончания университета пошел работать на бир­жу, как и собирался. Все же я не упускал случая по­сетить лекцию Кастанеды или его семинар. Хотя я и не собирался стать магом (это был не мой выбор), все же мне было интересно наблюдать за ним. Меня при­влекала личность Кастанеды. И кое-чему я действи­тельно у него научился. Например, тому, что личная история —это понятие сугубо абстрактное. В мире финансов, где все базируется на репутации, это весь­ма забавное и полезное знание.

Напоследок хочу лишь еще раз повторить: я — не ученик Кастанеды и не его последователь. Разумней будет считать, что в моей личной истории его не бы­ло вовсе.

 

 




 

-





 



 

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.