Твоя главная ошибка, — сказал он, обращаясь ко мне, — заключалась в том, что ты ломал шаблоны во вред себе.

Человек знания никогда не будет ломать шаблоны, которые его защищают и поддерживают. Наевшись острой пищи, ты обеспечил себе беспокойную ночь. Это — напрасная трата Силы. Маг не может позволить себе растрачивать Силу понапрасну. Ломая шаблоны, он направляет Силу, находящуюся в пространстве, в нужную ему сторону. Ты мог бы решить эту задачу очень просто: не есть вообще. Тем более, что тело те­бе подсказывало этот путь: не зря же на тебя навали­лась сонливость! Тебе надо было послушаться тела и ложиться спать натощак. Тем самым ты нарушил бы свой ежевечерний ритуал поедания какой-нибудь еды. И уничтожил бы шаблон, вместо того чтобы еще боль­ше усложнять его. Тогда опыт непредсказуемости по­шел бы тебе на пользу. Я не знаю, каково было бы твое переживание, поступиты таким образом, но, во вся­ком случае, твой лоб наверняка сейчас был бы чист.

Я был смущен и подавлен: ведь я действительно вел себя прошлой ночью, как полный идиот! Однако выслушав рассказы остальных слушателей, я успо­коился: выяснилось, что все совершали столь же глу­пые поступки. Все пытались сломать шаблоны в ущерб себе.

Изучаем Смерть

— Наша сегодняшняя тема — прямое продолжение вашего вчерашнего опыта, — говорил Кастанеда. — Мы продолжаем изучать смерть. Большинство из вас всерьез увлекается антропологией (иначе бы вы не ока­зались на этом факультете, не так ли?). Вы никогда не задумывались, почему практически во всех культурах вопросам смерти уделяется огромное внимание?

Не отвечайте, пожалуйста, шаблонно: ведь есть культуры диаметрально противоположные друг дру­гу; в том числе и те, в которых считают, что, уми­рая, человек исчезает насовсем. Кстати, брухо тоже в этом уверены. И, тем не менее, относятся к смер­ти более чем серьезно.

Все очень просто: смерть — это единственное истин­ное знание в мире. Никто из нас не знает о себе ничего, кроме того, что он рано или поздно умрет. Но это знание — сила, великая сила. И маг — тот, кто уме­ет пользоваться силой этого знания.

Маги считают, что всякий раз, когда вы вспоми­наете о том, что должны умереть, вы начинаете соот­ветствовать сами себе. Вы обретаете свой истинный размер, свое истинное значение, свое истинное досто­йнство — вот почему так притягательны все вещи, связанные со смертью, пусть отрицательно, пугаю­ще — но притягательны. Вчера я говорил вам о том, что каждый человек подсознательно стремится к тому, чтобы почувствовать присутствие смерти. Прони­цательным натурам для этого не требуется ничего сверхъестественного. Чтение стихов или слушание музыки, наблюдение за природой, рассматривание какой-нибудь занятной безделушки или просто по­ездка в метро способны впрямую подвести их к чув­ствованию смерти.

Самым толстокожим нужно для этого балансиро­вание на грани, и никак иначе. Знайте: тот, кому по душе неоправданный риск, не может почувствовать присутствие смерти никаким другим образом, кроме как посмотреть ей прямо в глаза. Часто это кончает­ся настоящей смертью. Смерть не спешит, но когда человек так настойчиво стремится к ней, она забира­ет его. Смерть милосердна, как бы дико это ни звучало.

Помните, мы говорили с вами о том, что для лю­дей европейской ментальности существует одна и та же система понятий; в частности, мы рассмотрели та­кое понятие, как «дом». Так вот: есть шаманы — и в Мексике их довольно много, — для которых домом является смерть. Это необязательно шаманы высше­го посвящения: я встречал довольно много низших шаманов, которые утверждали, что их настоящий дом находится в мирах смерти. Они посещали эти ми­ры во время шаманского транса и описывали эти свои запредельные странствия самым подробным образом. Собственно, по способности тела проникать в эти ми­ры и узнают настоящего шамана.

Для любого нормального человека смерть пред­ставляется чем-то неведомым и устрашающим; и толь­ко для шамана это знакомая реальность. Шаман зна­ет, что мир смерти познаваем. Смерть для него явля­ется неизведанной только до первого транса. С каждым разом она обретает все более и более различимые фор­мы. В мире смерти появляется структура, так что ша­ман вскоре может составить свою собственную топо­графию смерти. Именно благодаря этой схеме он мо­жет выполнять те функции, из-за которых социум терпит его присутствие. Когда шаман лечит больно­го, он отыскивает его душу в мире смерти. Если ду­ша не успела спуститься слишком низко, шаман вы­водит ее из мира мертвых, совсем как в мифе об Ор­фее. Считается, что душа не покидает тело сразу, в один момент. Когда начинается болезнь, тогда начи­нается уход души в мир мертвых. Чем глубже спус­тилась душа, тем тяжелее болезнь.

Все эти хорошо известные, даже классические, ве­щи я рассказываю вам для того, чтобы вы поняли од­ну важную вещь. Для мага смерть является незаменимым помощником и весьма сильным союзником. Но только для живо­го мага. Смерть значит много для живых; для мертвых она не значит ровным счетом ничего. Вот почему пере­жить смерть способен только живой человек.

В сущности, за свою жизнь человек переживает не­сколько смертей. Половое созревание и достижение брачного возраста — это смерть детства. Женитьба, рождение детей — смерть юности, точно так же, как появление плода знаменует собой смерть цветка. А получение диплома означает смерть студента, — Кастанеда окинул нас хитрым взглядом и подмигнул.

Мы засмеялись.

— Но все эти опыты смерти проходят мимо чело­века. Это свойство времени, оно текуче, а мы, живя во времени, тоже становимся текучими. Мы плавно перетекаем из одного состояния в другое, точно так же как день перетекает в вечер, а затем в ночь. Но день и ночь — абсолютно разные вещи, такие же раз­ные, как живой человек и труп.

В обществах, где практикуются магия и шаманизм, опыты смерти не проходят незамеченными. Они не­пременно сопровождаются определенными ритуала­ми, так называемыми инициациями. Подростки — юноши и девушки — в обязательном порядке прохо­дят инициационные обряды. Но только магические инициации впрямую связаны с опытом умирания, что отражено в названиях некоторых ритуалов, та­ких, например, как похороны воина. И это неслучай­но. И дело не только в том, что после опыта умира­ния — инициации — человек приобретает свойства духа. (Вы имели возможность слегка прикоснуться к этому на вчерашнем занятии, когда изображали мер­твых.) Магу известно: человек может открыться жиз­ни только через правильное понимание смерти. Жизнь становится жизнью — то есть самым глав­ным сокровищем, которым обладает человек, — лишь тогда, когда мы осознаем неизбежность смерти. На пути к осознанию вам поможет знакомое уже вам ка­чество алертности, то есть, внимательность и сопо­ставление. Дело в том, что смерть постоянно присутствует в жизни. Я сейчас говорю не о том физическом при­сутствии смерти, которая стоит слева от вас. Это присут­ствие каждый видит или чувствует в соответствии со своим магическим дарованием, или проницательно­стью, что по сути то же самое. Я говорю о тех фактах смертей, которые соверша­ются буквально у нас на глазах. Я имею в виду не соб­ственно смерть знакомых и незнакомых нам людей (хотя и этого в нашей повседневной жизни более чем достаточно: стоит только открыть газеты или вклю­чить телевизор.) Речь о незаметных, проходящих ми­мо мелких событиях, которые являются смертью. Прощаясь друг с другом каждый раз в конце заня­тия, вы умираете друг для друга. Уйдя отсюда однаж­ды, вы можете уже никогда сюда не вернуться. Засы­пая, вы умираете, потому что никто не может дать вам гарантию, что вы доживете до утра. Вы идете по улице и видите, как падает с дерева лист: это — смерть листа и смерть дерева: лист умирает, но и дерево уми­рает вместе с ним; оно умирает для листа.

Мы все мертвы в том смысле, что умерли для тех людей, которые уже умерли и которые знали нас при жизни. С их смертью для них умер целый мир, и мы в трм числе. Человек знания осознает это и умеет из­влекать из этого потрясающего факта колоссальные уроки. Тот, кто однажды осознал себя мертвым (бу­дучи при этом живым), смог остановить мир. Он не просто получил Силу — он получил свободу.

Некоторые индейские племена верят в то, что, ког­да свершилась смерть самого первого человека, это изменило весь существующий тогда мир. По пре­даниям этих племен, именно тогда небо отделилось от земли и люди перестали общаться с богами. Именно первая смерть первого человека и породила магов, потому что только маги могут получить качество духа и в этом качестве сообщаться с небесами.

Брухо идут еще дальше: они считают, что смерть каждого человека полностью меняет существующий мир. Они видят это и удивляются, почему мы не мо­жем осознать этого очевидного факта. Мир не стати­чен именно потому, что в нем каждую секунду случа­ется чья-то смерть. Статичны в этом мире только мы: вот почему наше положение все время ощущается на­ми как шаткое. Никто не может спокойно почивать на лаврах, даже самые успешные и богатые люди чувс­твуют, что что-то не так. Длительное благополучие и спокойствие кажется нам чем-то зловещим, и неслу­чайно: когда мы застреваем в какой-либо статике, мир проносится мимо нас.

Единственный способ удержать мир в нужных нам границах — это начать замечать его изменения. Ког­да вы видите эти изменения, вы можете создать свой собственный мир. Вы уже можете начать действовать: принимать решения и совершать поступки. Ведь мир и создается последовательностью решений, больших или малых. Впрочем, нельзя делить решения и по­ступки на большие и малые. Есть только то, что нуж­но сделать сейчас, когда смерть стоит слева. Нужно делать то, что вы бы сделали, если бы знали наверня­ка, что через минуту умрете.

Мне очень нравится одна притча про философа, играющего в мяч. Когда его спросили, что бы он стал делать, если бы знал, что через несколько минут ему нужно будет умереть, он ответил: «я бы продол­жал играть в мяч». Собственно, философом он стал именно в этот момент.А вот человеком знания, магом он был всегда.

Потому что маг всегда готов к смерти, и каждое его решение, каждое его действие — именно то, что он стал бы делать перед лицом смерти в данную конк­ретную минуту. По этой самой причине человек зна­ния не мучается угрызениями совести. У него просто нет на это времени. Принимая решение, он знает, что ни в коем случае не должен жалеть о содеянном. Все его решения выверены, а потому безупречны. Маг не отменяет своих решений. Только смерть, настоящая, физическая смерть может помешать его планам. Впро­чем, решение мага может отмениться другим реше­нием, но это уже другой разговор. Решение, посту­пок — это сила. Содержание поступка не играет ни­какой роли. Именно поэтому люди знания часто представляются окружающим «с придурью». Маги порой ведут себя странно, это правда; но это мы не знаем, что они делают; маги-то знают

* * *

Добрую сотню лет ученые всех мастей — антро­пологи, этнографы, психиатры — пытались изме­рить эти «странности» на свой европейский аршин, который почему-то кажется нам единственно правильным, благородным и величественным. Мы всег­да подходили к иным культурам с позиции высшей расы — пусть подспудно, но это всегда было так. Когда я, будучи уже в обучении у дона Хуана, думал, то всего лишь занимаюсь полевым исследованием, совершал ту же самую ошибку. Я считал себя ученым, изучающим необычную водоросль — ни больше, ни меньше. Дон Хуан стащил меня с этого пьедестала, мне пришлось очень больно падать, очень больно. И все равно каждый раз я цеп­лялся за старые представления и пытался вновь и вновь залезть на свой пьедестал «белого человека». Пока, наконец, до меня не дошло, что существуют ве­щи, которые невозможно понять, исходя из линей­ной логики западного менталитета. Когда я осознал, что наша реальность — это небольшая часть того огромного спектра миров, каждый из которых пред­ставляет собой отдельную реальность, все измени­лось.

Я говорю вам это для того, чтобы вы поняли: лю­бой обряд, любой ритуал, который на наш взгляд кажется всего лишь набором условностей, на са­мом деле отражает реальность, которая нам, с на­шими европейскими мозгами, недоступна. В качес­тве примера я приведу вам обряд посвящения юноши (я сам наблюдал его в одном из индейских селений). Когда мальчику исполняется тринадцать лет, шаман дает ему питье, от которого он теряет сознание. Под­ростка относят в горы и хоронят в «доме воинов». Оч­нувшись от забытья, мальчик не помнит свою пре­жнюю жизнь, он не помнит вообще ничего. Там его вновь обучают языку и посвящают в тайную муж­скую традицию этого племени. Ему также дают но­вое имя. В селение этот юноша возвращается другим человеком: он не узнает родных, друзей и вообще ве­дет себя, как чужеземец. Впрочем, и родные не узнают его: он для них — чужак. Если кто-нибудь скажет им, что это их сын, они сделают большие глаза и от­ветят, что их сын пошел в горы и умер там, а этого человека они не знают.

На взгляд европейца, поведение этих людей — не что иное, как игра, притворство: ребенок притворя­ется, будто он умер и воскрес другим человеком; его родные притворяются, что не знают его. Но любая игра имеет начало и конец; этот же ритуал не заканчивается с возвращением юноши в деревню. Реальность произошедшего подтверждается тем, то в этом индейском селении очень распространены близкородственные браки: брат может жениться на сестре или даже на матери: ведь он, после возвращения из «дома воинов» уже абсолютно другой человек, не принадлежащий их роду. Такие обряды встречаются сейчас очень редко: цивилизованные «борцы за нравственность» практически уничтожили тех, кто мог совершать подобные ритуалы. При этом никто из них никогда не задумывался над тем, что разрушает целый мир, особую реальность.

Человек знания не станет ничего разрушать, по­ка сам не увидит ту, иную реальность. Ее нельзя увидеть с пьедестала, ее можно увидеть только из­нутри. Мы хотим быть людьми знания; поэтому да­вайте сегодня постараемся понять одну из чужих стран­ностей.

Опыт умирания

В качестве практических занятий я сегодня предложу вам одну практику, во многом подобную той, что вы делали вчера. Она тоже касается опыта умирания.

— Мы опять будем играть в классики? — спроси­ла одна из девушек.

— Игры закончились, — в голосе доктора Кастанеды послышались патетические нотки. — Смерть будет настоящей. Это будет настоящая инициационная практика, которая многому научит ваше тело. А тело, в свою очередь, обучит дух — когда тот будет готов к восприятию знания.

И он объяснил нам, что мы должны будем провес­ти полный погребальный обряд одного из индейских племен. Кастанеда подробно описал нам сценарий похорон; какое-то время ушло на то, чтобы каждый из нас запомнил свою роль.

«Мертвеца» мы выбирали по жребию; роль покой­ницы досталась одной из девушек, Консуэло. Шама­на должен был изображать я.

Помощницы доктора Кастанеды (это были те са­мые женщины, что встречали и провожали нас в пер­вый день занятия, когда всех пришедших разделили на две группы) принесли два больших мешка, в кото­рых оказалось все, что надо было для похорон. Там была индейская одежда для всех присутствующих, погребальный саван для покойницы, ритуальная одеж­да шамана, бубны, раковины, мелкие искристые ка­мешки и ворох соломы, которая должна была слу­жить нам в качестве могильной земли.

Мы нарядились в костюмы колумбийских индей­цев; две девушки, изображавшие ближайших род­ственниц, стали с причитаниями обряжать покой­ницу. Все это смахивало на какой-то дешевый кар­навал. Неестественность ситуации немного смешила меня, но мне было любопытно: чего можно добить­ся инсценировкой похорон? Неужели это действи­тельно как-то подтолкнет нас к пониманию того, о чем говорил доктор Кастанеда? Наконец, «покойни­ца» была обряжена и оплакана; нужно было нести ее на «кладбище».

Здесь произошла заминка: по сценарию, нести ее должны были шестеро мужчин, а всего в группе было только трое парней (вместе со мной). Я играл шамана: мне не полагалось нести «труп». Инсценировка рассы­лалась на глазах: мы начали отпускать шуточки по по­воду того, что девушки должны превратиться в мужчин и так далее. Вдруг мы услышали всхлип, затем второй. Обернувшись, мы увидели, что это был доктор Кастанеда. Он... плакал! Он не притворялся: слезы его были самыми настоящими! Мы испугались, что случилось чтоо-то ужасное, и спросили его, в чем дело.

— Я подумал, — сдерживая рыдания, сказал он, — подумал: что, если она действительно умерла?

То, как он произнес это, повергло нас в шок. Каждый из нас внезапно ощутил, что эта игра могла быть правдой и тогда нам было бы не до шуток. Что, если бы в небольшом селении, совсем крохотной индейской деревне, где только двое мужчин и один шаман, умерла бы девушка? Я понял, что я здесь — главный: шаман распоряжается всем. Я показал на самых крепких девушек и сказал им, чтобы они взяли покойницу на свои плечи. Они послушались меня беспрекословно. «Умершую» пронесли по аудитории и опустили в центре помещения. Место погребения, согласно ритуалу, определяет шаман; я расфокусировал взгляд увидел, что «хоронить» ее в центре никак нельзя, велел нести ее в левый угол.

Краем глаза я увидел, что Кастанеда кивнул: место было выбрано правильно. Его помощницы снесли даже и ворох соломы. Девушку положили рядом с указанным местом я начал совершать ритуал. Одна из помощниц доктора стала отбивать ритм на бубне в такт моим движениям.

Когда все ритуальные жесты были исполнены, я запел древнюю молитву:

Я открываю подземный мир,

Я открываю чрево земли,

Я открываю для тебя дом смерти.

Этот дом закрыт для живых,

Но для тебя я открываю его.

Ибо ты уже не принадлежишь миру живых,

Ты ушла в мир мертвых

И должна находиться там.

На место «дома смерти» по моему указанию наки­дали ракушек и камушков и покрыли это соломой. Я должен был положить на солому тело умершей. Со­гласно ритуалу, шаман должен пытаться несколько раз поднять тело, притворяясь, что оно слишком тя­желое для него. Консуэло была миниатюрной, и я не сомневался, что мне придется именно притворяться. Однако ког­да я попытался поднять ее, она показалась мне такой тяжелой, будто тело ее было каменным. Я очень уди­вился и испугался. Я стал делать попытку за попыткой — но мне дей­ствительно никак не удавалось поднять ее. Я так сосредоточился на этой задаче, что в какой-то миг си­туация для меня полностью изменилась: я осознал, что это — настоящая смерть, настоящие похороны. Осознал я это не умом, а телом, потому что мое живое тело не могло поднять другое, мертвое тело. Наконец мне это удалось (с превеликим трудом). Обливаясь потом, я бережно положил Консуэло на ложе из со­ломы и сказал, что «дом смерти» можно закрывать. Мы стали забрасывать девушку ворохами соломы и набросали целый холм. После этого под звуки бубна мы совершили последние ритуальные движения и возвратились к себе в «деревню». Настроение у нас было подавленное, словно мы и в самом деле похоронили нашу близкую подругу. Особенно несладко было мне: я помнил, как тяжело мне было поднимать Консуэло: это действительно было нечто большее, чем игра. Некоторое время мы провели в молчании. Затем Кастанеда подошел ко мне и сказал, что я, как шаман, должен «открыть» «дом смерти» и воскресить Консуэло.

— Ты — шаман, а значит, единственный, кто спосбен вывести душу из преисподней, — строго сказал он.

Я не знал, как это делается. Я просто подошел к соломенному холму и сказал, что открываю дом смерти, чтобы воскресить умершую. После этого я разбросал солому и помог Консуэло подняться. Несмотря на то, что наша игра закончилась вполне благополучно и умершая не умерла до конца, мы все никак не мог­ли оправиться от этого тяжелого опыта. Кастанеда велел нам снять индейские одеяния, со­брать солому и ракушки. Когда все было убрано, мы расселись по своим местам.

— Вам удалось ощутить присутствие смерти? —спросил доктор.

Все мы были единодушны: нам более чем удалось это почувствовать.

— Вы так подавлены не потому что увидели смерть (а вы действительно видели ее), — продолжал Каста­неда. — Вас гнетет не ощущение смерти, вас угнета­ет ваша социализация. Подобный опыт магу дает мощ­ный толчок, он наполняет его Силой. Вы же обессилены, вам тяжело. Почему? Чтобы понять это, я вновь предлагаю вам мысленно вернуться в детство. Думаю, среди вас есть те, кому нравилось в детстве пощеко­тать нервы, «играя со смертью».

Игра со смертью

В определенном возрасте дети начинают видеть при­сутствие смерти. Смерть, по их мнению, прячется в «страшных местах» — подвальных помещениях, даль­них уголках старинных шкафов, в дуплах деревьев, в зарослях дикого сада, куда никогда не заглядыва­ет солнце. Дети обнаруживают эти места совершенно случайно и тут же начинают «фантазировать», что там. Фантазии эти почти всегда отражают подлин­ный мир смерти. Дети действительно видят смерть, они тонко чувствуют ее присутствие. Но у них смерть еще не вызывает негативных ассоциаций.

Дети часто устраивают похороны насекомых или домашних животных. Они хоронят их в полном соот­ветствии с взрослым ритуалом. Иногда они, как толь­ко что делали вы, «хоронят» друг друга. Но в отли­чие от вас, это занятие не повергает их в уныние. На­против: после столкновения со смертью — реального или игрового (которое не так уж и отличается от ре­ального) — дети еще больше осознают ценность жиз­ни. В этом детский опыт игрового переживания смер­ти ничем не отличается от опыта мага. У магов тоже есть игра: если бросить очень быст­рый и короткий взгляд влево, можно увидеть свою смерть, можно заглянуть ей в глаза. Дон Хуан долго уговаривал меня проделать такую штуку, но, честно говоря, я так и не решился. Однако брухо утвержда­ют, что это потрясающий опыт. Думаю, что для чело­века знания после этого жизнь действительно обре­тает совершенно другой смысл. Я не сделал этого, по­тому что знал: это ввергнет меня в жесточайшую депрессию. Все-таки я, так же как и вы, продукт ци­вилизации и социализации. Ваш дух подавлен. Но ваше тело научилось сего­дня многому. В частности, оно сделало великое от­крытие: что смерть — реальная или мнимая — мо­жет действительно изменить мир.

День пятый

Открытие точки мира

Вместо задания на дом доктор Кастанеда попросил нас хорошенько выспаться и, по возможности, не по­кидать постель в течение ночи.

— Если же это произойдет, то, пожалуйста, вспом­ните о том, что сон — это тоже смерть, и, бродя по но­чам, вы уподобляетесь беспокойному духу, встающе­му из могилы. Да-да, — со смехом сказал он, глядя на меня, — именно так. Духи тоже могут набивать шишки.

То ли под воздействием его внушения, то ли от дурно проведенной предыдущей ночи, я действитель­но спал мертвецким сном и ни разу не проснулся. Так что с моей стороны задание было выполнено. Не­сколько человек из моей группы все же «уподоби­лись духам», и в начале занятия мы выслушали их короткие рассказы о том, как они себя чувствовали в этой роли.

— Ну что ж, маг именно тем и отличается от обыч­ного человека, что принимает на себя качества духа, или, попросту говоря, Силы, — заключил Кастане­да. — Впрочем, никаких преимуществ перед обычным человеком у мага нет. Кроме одного: маг может путе­шествовать по мирам и создавать особую реальность, которая отражает одну из мириад всевозможных ре­альностей. Нам об этом уже хорошо известно. Я предлагаю вам задуматься над тем, каким имен­но образом маг может путешествовать по мирам. Все мы прекрасно знаем, что такое путешествие. Многим из вас, чтобы поступить в этот университет, пришлось предпринять длительное путешествие: из своего го­рода в Нью-Хейвен или даже из своей страны в США. Отправляясь в путь, мы, как правило, знаем, куда едем; уезжая даже в незнакомое место, мы хотя бы предположительно намечаем маршрут нашего путе­шествия. Но все это касается только лишь нашего ми­ра, который уже до нас исследован вдоль и поперек. Составлены карты, даны описания, что, впрочем, не гарантирует сохранения жизни и здоровья. Когда вы отправляетесь к подножию действующе­го вулкана или решаете в одиночку пересечь океан, то знаете о том, что это путешествие может закончиться весьма печально. Маги же часто попадают в миры, ко­торых никто никогда не видел. В сравнении с их странс­твиями по неведомым мирам все эти восхождения в горы и одинокие плавания — не более чем увесели­тельные прогулки. Тем не менее люди в своих земных путешествиях гибнут гораздо чаще, чем маги — в сво­их. Почему же так происходит? Ведь человек знает, что на вулкане может начаться извержение, а в океане бывают штормы и бури, и, соответственно, готовится к подобным обстоятельствам — и все равно ему удает­ся выжить не всегда. А маг действительно не знает, что его ждет в иной реальности. У него нет никакой возможности как-то подготовиться, экипироваться, захватить спасательный круг. Конечно, ни один маг не предпринимает путешествия по мирам в одиночку. У него всегда есть наставник, помощник или союзник; хотя он и не всегда — человек. Но дело не в помощнике. А в том, что маг знает, как устроены миры. Фокус заключается в том, что струк­тура мира для мага всегда одна и та же. Вам будет понятнее, если я расскажу вам несколько космогониче­ских мифов.

Ось мира

Согласно одному из них, высшее божество, после то­го как создало племя людей и основало нормы и обы­чаи его жизни, поставило в центре мира столб. По этому столбу божество поднялось на небо, где пре­бывает и сейчас. Этот столб — ось мира, так как про­странство вокруг него стало обитаемым и, собствен­но, миром. У каждого племени, где бытует подобная легенда, есть такой столб. Он не является неподвижным: ког­да племя решает перейти на новые земли (что часто бывает во время смены сезонов), оно просто перено­сит этот столб в новое место. Это позволяет им всегда находиться в правильном мире, который не теряет связь с небом. Столб этот всегда ставит божество, вернее, шаман в костюме божества: но мы уже знаем, что обряд — это не театр, а отражение реальности.

Если столб по каким-то причинам ломается (а это могут быть только естественные причины: молния или ветер: столб является величайшей святыней пле­мени и хорошо охраняется как от иноплеменников, так и от животных), то племя гибнет. Гибнет в бук­вальном смысле: оно либо рассеивается по другим племенам, либо умирает от голода: люди племени просто перестают есть, так как уверены, что их миру все равно пришел конец. Вот вам еще одно подтверж­дение существования других реальностей.

***
Вам наверняка сейчас вспомнился хрестоматий­ный случай, приключившийся с одним бразильским племенем (он описан в любом учебнике антрополо­гии). По традиции, установленной еще Первопредком племени, деревня этого племени была устроена в виде круга, в центре которого находился столб — ось мира. На расположении домов по сторонам света вокруг этой оси была построена вся социальная сис­тема, включая браки и кровное родство. Племя вело кочевой образ жизни, но на структуру поселения это никак не влияло: ось переносилась с места на место, вокруг нее строились хижины.

Это племя погибло в результате деятельности мис­сионеров. Из лучших (безусловно) побуждений, мис­сионеры сломали столб и полностью изменили план деревни, построив для племени удобные и практич­ные дома и расположив их параллельными рядами — так, как расположены улицы в городе. Люди племе ни совершенно потерялись в новом для них мире. Они действительно погибли, хотя и не сразу; но и всю свою непродолжительную жизнь в деревне миссионеров они уже считали себя мертвыми. Более того: они счи­тали мертвым и свое божество, создавшее привычную для них структуру вселенной. Был новый мир, новая вселенная и новое непонятное божество, о котором говорили им миссионеры. Но дело в том, что люди племени не могли и не хо­тели жить в этой новой вселенной; они предпочли уме­реть вместе со старым миром. Можно было бы, как те самые миссионеры (ни на секунду не сомневаюсь, что они были прекрасными людьми), покачать головой и посокрушаться о том, как сильно люди цепляются за предрассудки. Но коль скоро мы пытаемся вступить на путь Знания, давайте сначала попробуем вникнуть в суть столь важного мифа, жизненно важного: ведь он определил жизнь и смерть племени.

Мир имеет ось, которую поставило в его центре божество, сотворившее мир. Значит, ось в цен­тре какого-то пространства — это и есть мир. А что та­кое мир? Мир — это каждый из нас. Когда мы умира­ем, то умирает и мир, хотя и только для нас. Значит, в каждом из нас есть та точка, которая образует мир. Вернее, миры.

Дон Хуан называл ее «точкой сборки». Вы може­те звать ее осью мира, или точкой мира. Шаман пу­тешествует по мирам подобно тому, как племя путе­шествует по пространству. Он смещает точку мира, но сама она от него никуда не девается, поэтому в любом из миров маг чувствует себя в буквальном смыс­ле как дома.

Открытие в себе этой точки равносильно сотворе­нию мира. Именно — открытие, а не обнаружение. Об­наружить ее довольно трудно, потому что она не име­ет четко фиксированного места. В идеале — не имеет. На самом деле у каждого из нас эти точки жестко за­креплены. Как только человек, при помощи социума, закрепляет тип своего восприятия мира и себя само­го, его точка мира закрепляется на одном месте. Если она в течение жизни и сдвигается, то незначительно.

Например: в школе Яков учился в экономическом классе, оканчивает экономический факультет кол­леджа, и его дальнейшая деятельность будет связана с экономикой и финансами. Все годы его сознатель­ной жизни точка мира Якова оставалась почти на од­ном и том же месте. Да, незначительно менялся ста­тус: был школьником — стал студентом; затем он ста­нет специалистом. Но на смещение точки мира это практически не повлияло. Вот если Яков после окон­чания колледжа станет хотя бы антропологом (ведь каким-то образом попал он на этот курс), его точка мира сместится далеко в сторону.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: