Милосердие, или любовь к ближнему, и добрые дела 6 глава

За этими словами последовало молчание, какое обычно наступает, если слушавшие по своему внутреннему человеку, но не по внешнему ещё, признают сказанное истиной; я видел это по их лицам. Но внезапно я был унесен от них, вернувшись из духа в своё материальное тело. Природный человек, будучи облечён в материальное тело, невидим для человека духовного, то есть для любого духа или ангела, как и они для него.

460. Второе воспоминание^[82].

Однажды, осматривая духовный мир, я услышал звук, напоминавший скрежет зубов, и ещё какой-то перестук вперемешку со скрипучими звуками. Я спросил, что это такое. Ангелы, бывшие со мной, ответили: «Это такие общины, мы называем их собраниями по интересам, где их члены проводят время в спорах. Так слышны их обсуждения издалека, но вблизи они звучат просто как споры».

Подойдя, я увидел несколько хижин, сделанных из плетеного тростника, скреплённого грязью. Я хотел посмотреть через окно, но окна не было, а в дверь меня не пустили, потому что если бы я вошёл, то внутрь проник бы небесный свет, что привело бы к путанице. Затем с правой стороны вдруг возникло окно, при этом я услышал сетования, что им приходится быть в темноте; но чуть позже окно возникло слева, а правое закрылось, и мало-помалу тьма рассеялась. Теперь они могли видеть друг друга в подходящем для них свете, и мне разрешили войти в дверь и послушать.

В середине находился стол, вокруг которого располагались скамьи. Как мне показалось, они все стояли на этих скамьях, жарко споря о вере и милосердии. Одни из них отстаивали, что сущность церкви — вера, другие — что милосердие. Те, что объявляли веру главной существенной частью церкви, говорили: «Наши отношения с Богом направляет вера, а с людьми — милосердие, не так ли? Но вера в таком случае является небесной, а милосердие — земным. А ведь спасает нас небесное, но не земное. Далее, Бог с небес может дать нам веру, поскольку она небесна, тогда как человек должен приобретать себе милосердие, поскольку оно земное; то, что человек может дать себе сам, не имеет никакого отношения к церкви, и поэтому не спасает. Конечно, никто, таким образом, не может оправдаться в глазах Бога так называемыми делами милосердия. Поверьте, одна лишь вера служит не только нашему оправданию, но и нашему освящению, если только она не оскверняется обманом дел ради заслуги, из разряда милосердных». Они приводили ещё много других доводов.

Однако считавшие милосердие существом церкви горячо возражали против этих доводов, утверждая, что не вера спасает, а милосердие: «Богу дорог всякий человек, Он желает добра всем, не так ли? А как иначе Бог может делать добро людям, если не при помощи самих людей? Разве Бог дал нам способность только говорить о том, что касается веры, но не делать то, что требует милосердие? Как же вы не видите, насколько нелепо с вашей стороны говорить о том, что милосердие — земное? Милосердие небесно, а поскольку вы не делаете добра милосердия, ваша вера — земная. Да и как же вы принимаете свою веру, если не подобно брёвнам или камням? „Слушая Слово“, — скажете вы. Так как же может Слово воздействовать на того, кто просто слушает его? Как может оно подействовать на бревно или камень? Возможно, вы оживаете, сами не осознавая этого. Однако, что это за оживание, если вы всего лишь в состоянии сказать, что одна только вера оправдывает и спасает? Ведь вы же не знаете, что такое вера и какая именно вера спасает».

Затем встал некто, которого ангел, говоривший со мной, называл синкретистом^[83]. Он снял парик и положил его на стол, но тут же надел опять на голову, поскольку был лысым. «Послушайте, — сказал он, — все вы не правы. Истина в том, что вера духовна, а милосердие нравственно, но они тем не менее связаны. Связь осуществляется при помощи Слова, а также Духа Святого, а то, что получается, на самом деле можно назвать послушанием, хотя человек в нём никак не участвует; потому что когда в человека привносится вера, он осведомлён об этом не более, чем статуя. Я долгое время обдумывал этот вопрос и пришёл к окончательному мнению, что человек может принять от Бога ту веру, которая духовна, но к духовному милосердию может быть подвигнут Богом не более, чем деревянный чурбан».

Эта речь была встречена рукоплесканием со стороны отстаивавших одну веру, но освистана отстаивавшими милосердие. Они говорили возмущённо: «Послушай, друг, ты не знаешь, что есть нравственная жизнь духовная, и есть нравственная жизнь чисто природная. Духовная нравственная жизнь бывает у тех, кто делает добро от Бога, но тем не менее как бы от себя, а чисто природная нравственная жизнь — у тех, кто делает добро, происходящее из ада, но всё же от себя».

Я говорил, что спор звучал подобно скрежету зубов и перестуку, смешанному со скрипучим звуком. Спор, похожий на скрежет зубов, исходил от тех, кто за единственную сущность церкви принимал веру; перестук исходил от тех, кто за единственную сущность церкви принимал милосердие, а скрипучий звук исходил от синкретиста. На расстоянии их голоса были слышны так по той причине, что в мире они все участвовали в спорах и не воздерживались при этом от зла; поэтому они не сделали ничего доброго, что происходило бы из духовного источника. Они, кроме того, не имели понятия о том, что вся вера — это истина, а всё милосердие — это добро, и что истина без добра — это не истина в духе, а добро без истины — это не добро в духе, так что одно состоит в другом.

461. Третье воспоминание^[84].

Однажды в духе я был занесён глубоко в южную часть духовного мира, попав в какой-то сад; и я понял, что лучше сада я до сих пор не видел. Причина в том, что сад означает ум, а на юг отправляются все, отличающиеся особенным умом. Именно это подразумевается под садом Эдемским, где жил Адам со своей женой; а их изгнание оттуда означает то, что они лишились ума, а значит, и честной жизни. Гуляя по этому южному саду, я заметил сидевших под лаврами людей, которые ели инжир. Я подошёл и попросил у них немного инжира. Они дали, но инжир у меня в руках в тот же миг превратился в виноград. Я удивился этому, но ангельский дух, стоявший рядом, сказал: «Инжир превратился в твоих руках в виноград, потому что инжир по своему соответствию — это виды добра милосердия, а значит, и веры, в природном, или внешнем, человеке, а виноград — это виды добра милосердия, а значит, и веры, в духовном, или внутреннем, человеке. Это произошло с тобой, поскольку ты любишь всё духовное. Ибо в нашем мире всё происходит, появляется и изменяется по соответствиям».

Вдруг мной овладело жгучее желание узнать, как может человек делать добро, исходящее от Бога, и притом будто бы сам по себе. Я спросил тех, что ели инжир, как они понимают этот вопрос. Они сказали, что могут понять этот вопрос только таким образом: Бог делает это внутренне, так, что человек совершенно не знает об этом. Потому что если бы человек осознавал происходящее, и в таком состоянии делал добро, то это было бы лишь кажущееся добро, которое внутренне является злом. «Всё, что исходит от человека, — сказали они, — исходит от его собственного, то есть от его врождённого зла. Как же тогда может добро, исходящее от Бога, соединиться со злом, исходящим от человека, чтобы совместно перейти в действие? Собственное человека в том, что относится к спасению, всё время ищет заслугу; при этом человек отнимает у Господа Его заслугу, проявляя крайнюю несправедливость и безбожие. Короче говоря, если бы добро, творимое Богом в человеке, проникало в его волю и оттуда в его дела, оно непременно было бы замарано и осквернено, чего Бог никогда бы не допустил. Можно, конечно думать, что добро, которое ты делаешь, исходит от Бога, и называть его Божьим добром, творимым твоими руками; всё же мы не понимаем, как это может быть добром».

Тогда я рассказал им то, что я думал: «Вы не понимаете этого потому, что ваше мышление основано на внешней видимости, а такого рода мышление, подкрепляемое доводами, — обман. Внешняя видимость, а следовательно и обман, в который вы впали, состоит в том, что вы думаете, будто всё, что человек мыслит и желает, и потому говорит и делает, находится в нём самом, а значит, от него и исходит. На самом же деле ничего этого в нём нет, кроме состояния принятия того, что в него втекает. Человек не есть сама жизнь, а лишь орган для её принятия. Господь имеет в Себе жизнь, как говорил Он у Иоанна:

Как Отец имеет жизнь в Самом Себе, так и Сыну дал иметь жизнь в Самом Себе. Иоанн 5:26; и в других местах, например 11:25; 14:6, 19.

Две вещи составляют жизнь: любовь и мудрость, или, что то же самое, добро любви и истина мудрости. Они втекают в человека от Бога, и принимаются им так, как будто они его собственные; а поскольку человек воспринимает их своими, то они и от него исходят, как его собственные. Господь для того дал человеку такое восприятие, чтобы проникающее в него могло на него воздействовать и, будучи воспринято, оставалось с ним. Однако в человека проникает также и всякое зло, не от Бога, а из ада, и принятие его приносит удовольствие, поскольку человек по рождению представляет собой орган для такого принятия. По этой причине добро от Бога может быть принято лишь постольку, поскольку человек, как бы самостоятельно, удаляет от себя зло, что достигается покаянием с верой в Господа.

Что любовь и мудрость, милосердие и вера, или, пользуясь более общими выражениями, добро любви и милосердия и истина мудрости и веры, проникают в человека, и что проникающее в человека кажется целиком его собственным, исходя от него тоже как его собственное, ясно видно на примере зрения, слуха, обоняния, вкуса и осязания. Ощущения, которые возникают в органах всех этих чувств, имеют внеш­ний источник, а воспринимаются внутри соответствующих органов. То же самое с органами внутренних чувств, с той лишь разницей, что на них воздействует духовное, а оно не обнаруживает себя, когда проникает в человека, тогда как на внешние чувства воздействует поддающееся обнаружению природное. Одним словом, человек — это орган для принятия жизни от Бога; следовательно, он принимает жизнь настолько, насколько воздерживается от зла. Господь каждого наделил возможностью воздерживаться от зла, поскольку наделил способностью желать и разуметь; а то, что человек делает по своей воле согласно своему разуму, или, что то же самое, по своей свободе желать согласно способности своего разума к суждению, — всё это остаётся с ним постоянно. Вот каким образом Господь приводит человека в состояние соединённости с Собой и в этом состоянии преобразует, возрождает и спасает его.

Та жизнь, что втекает в человека, исходит от Господа; она называется также Духом Божьим, а в Слове — Святым Духом, о котором сказано, что он просвещает и оживляет, и даже действует в человеке. Однако жизнь эта видоизменяется и преобразуется в нём в зависимости от той организации, которую вносит его любовь. Можно также понять, что всё добро любви и милосердия и вся истина мудрости и веры втекают в человека, но не находятся в нём изначально, поразмыслив, что если кто-то думает, что такими способностями человек наделён от сотворения, то он должен неизбежно прийти к выводу, что Бог вселился в людей, и, таким образом, люди — тоже отчасти боги. Но думающие так по твёрдому убеждению становятся дьяволами, и в этом мире от них исходит трупный запах.

К тому же, что такое человеческая деятельность, если не ум в действии? То, что ум желает и о чём думает, он делает и говорит при помощи своего инструмента — тела. Поэтому, когда ум ведом Господом, тогда и действия и речь — тоже. Действия и речь направляются Господом тогда, когда в Него верят. Если это не так, то объясните мне, если сможете, почему Господь в тысячах мест в Своём Слове наказывает человеку любить ближнего, исполнять добрые дела милосердия, приносить, подобно дереву, плоды и соблюдать Его заповеди, и всё это для того, чтобы спастись. Далее, почему Он сказал, что каждый будет судим по делам своим, то есть по тому, что он сделал, и те, чьи дела были хороши, взойдут на небеса и в жизнь, а чьи плохи — сойдут в ад и смерть? Зачем Господу было говорить всё это, если всё, исходящее от человека, делается ради заслуги, и поэтому — зло? Поэтому знайте, что если ум милосерден, то милосердны и дела, но если в уме — одна вера, то есть вера, отделенная от духовного милосердия, то дела — такая же вера».

Выслушав это, сидевшие под лаврами сказали: «Мы понимаем, что ты говоришь правильно, но сути мы всё равно не улавливаем». «Вы понимаете, что я говорю правильно, — ответил я, — благодаря обычному восприятию, которым обладают все люди, поскольку в них втекает небесный свет, когда они слышат нечто истинное. А суть вам не удаётся уловить из-за вашего личного восприятия, которое у каждого образуется от влияния света мирского. У мудрых эти два вида восприятия, внутреннее и внешнее, или духовное и природное, действуют заодно. И вы можете сделать так, чтобы они действовали заодно, если будете взирать на Господа и оставите зло». Поскольку это им было понятно, я сорвал несколько виноградных веточек и подал им со словами: «Как вы думаете, от меня это или от Господа?» Они сказали, что это от Господа через меня, и в тот же миг веточки у них в руках покрылись виноградом.

Оставив их, я увидел под цветущим оливковым деревом, ствол которого был обвит виноградной лозой, стол из кедра с лежавшей на нём книгой. К Моему удивлению, это оказалась одна из книг, написанных мной, под названием «Тайны небесные»^[85]. Я сказал, что в этой книге во всей полноте показано, что человек есть орган, принимающий жизнь, но не сама жизнь; и что жизнь может быть сотворена, и поэтому быть в человеке, не более чем свет может быть сотворён в глазу.

462. Четвёртое воспоминание^[86].

Как-то заглянув в духовном мире на морское побережье, я обнаружил там дивный порт. Приблизившись, я увидел в нём судна, большие и маленькие, наполненные разнообразным грузом; на их скамьях сидели мальчики и девочки, раздававшие товары всем желающим. «Мы ждём, — сказали они, — когда появятся наши милые черепахи. Они вот-вот выйдут к нам из моря».

Вслед за тем я увидел черепах, больших и маленьких, на панцирях и щитах которых сидели черепашата, разглядывая окружающие острова. У взрослых черепах было по две головы, одна из которых, большая, была покрыта панцирем, как на теле, благодаря которому они выглядели красноватыми, а другая была маленькая, обычная черепашья голова, которую они могли втягивать в передний отдел тела, а могли спрятать и засовывая внутрь большой головы. Однако я остановился взглядом на большой, красноватой голове и обнаружил, что у неё человеческое лицо. Черепахи говорили с мальчиками и девочками, сидевшими на скамьях, и лизали им руки. Мальчики и девочки гладили их, давая им лакомые кусочки, а также разные ценные вещи: шёлк на одежду, дорогое дерево на столы, пурпур для украшения и багрец для окраски тканей.

Глядя на них, я захотел узнать, что они собой символизируют, поскольку я знал, что всё, видимое в духовном мире, — это соответствия, изображающие духовные проявления любовных склонностей и порождаемых ими мыслей. Тогда с небес мне было сказано: «Ты знаешь сам, что означают порт и корабли, а также мальчики и девочки на их скамьях; но тебе неизвестно, что такое черепахи. Они изображают тех из духовенства, — сказано было далее, — которые совершенно отделяют веру от милосердия и добрых дел его, утверждаясь во мнении, что нет явно никакой возможности соединить их, но Дух Святой, посредст­вом веры в Бога Отца, ради заслуги Сына входит в человека и внутренне очищает его вплоть до самой воли, которую они представляют себе в виде овальной плоскости. Когда действие Святого Духа достигает её, эта плоскость сворачивается вокруг своего левого края, не касаясь его, так что внутренняя, или верхняя, часть человеческого естества — для Бога, а внешняя, или нижняя, — для человека. Таким образом, что бы ни делал человек, зло ли, добро, — Богу это не заметно; добро — потому что оно ради заслуги, зло — потому что зло. Человек должен был бы погибнуть, если бы Бог увидел эти дела. Поэтому человек может желать, думать, говорить и делать, что ему угодно, если только проявит осторожность с мирской точки зрения».

Я спросил, считают ли они также возможным думать, что Бог не вездесущ и не всезнающ. Мне было сказано с неба, что у них и это позволяется, потому что у того, кто приобрёл веру и был очищен и оправдан ею, Бог не обращает внимания ни на какие мысли и желания, но во внутреннем тайнике, или высшей области его ума, или естества тем не менее сохраняется та вера, которую он принял благодаря её действию, причём это действие может время от времени возобновляться, человек же этого не осознаёт. «Вот это-то и изображается маленькой головой, которая либо убирается в переднюю часть тела, либо помещается в большую голову при беседах с мирянами. Ибо, говоря с ними, они пользуются не маленькой головой, а большой, у которой спереди нечто вроде человеческого лица. Основываясь на Слове, эти духовники говорят с ними о любви, милосердии, добрых делах, Десяти заповедях, покаянии; и при этом цитируют из Слова едва ли не всё, что там сказано на эти темы. Однако поскольку, делая это, они засовывают маленькую голову в большую, внутренне они понимают суть дела так, что всё это надо исполнять не ради Бога и спасения, а лишь ради общественной и личной пользы.

Оттого, что рассуждения их основаны на Слове, в особенности же полные очарования и изящности речи о Евангелии, о действии Духа Святого и о спасении, они кажутся слушателям милыми людьми, наделёнными мудростью превыше всех на земном шаре. Поэтому-то мальчики и девочки, сидевшие на корабельных скамьях, как ты видел, давали им лакомства и ценные вещи. Вот какие люди изображаются черепахами. В твоём мире их трудно отличить от остальных, разве только по тому, что они считают себя превосходящими всех других мудростью и смеются над ними, в том числе и над теми, кто разделяет их взгляды на веру, но не посвящён в их таинства. У них на одежде имеется определённый знак, по которому они могут узнавать друг друга».

Говоривший со мной продолжал: «Я не стану рассказывать тебе о том, каковы их мнения по другим вопросам веры, как то: об избранных, о свободе выбора, о крещении и Святом причастии. Хотя они и не распространяются на эти темы, мы на небесах знаем их мнения. Поскольку таковы они были в мире, а после смерти никому не дозволено говорить не то, что думаешь, то их считают сумасшедшими, так как они тогда уже не могут говорить иначе, чем следуя безумным понятиям, которые наполняют их мысли. Поэтому их выдворяют из их обществ, бросая в итоге в бездну пропасти (упомянутой в Откр. 9:2), где они становятся плотскими духами и выглядят, как египетские мумии. Внутреннее их ума облекается в грубую шкуру, так как и в мире они воздвигали преграды на пути к нему. Адское общество, которое они составляют, примыкает к обществу, образованному из макиавеллиан; они постоянно ходят друг к другу и зовутся взаимно товарищами. Но они всегда возвращаются назад из-за различия между ними, которое заключается в определённых религиозных чувствах относительно оправдания верой, поскольку макиавеллиане вообще не имеют религиозных чувств».

Понаблюдав за тем, как их изгоняют из обществ и собирают вместе, чтобы бросить в бездну, я увидел корабль о семи парусах, плывший в воздухе, с судовой командой, в которой все были одеты в пурпур и увенчаны лавровыми венками поверх головных уборов. «Ну вот, мы и в небесах, — кричали они, — мы доктора в пурпурных тогах, таких лавров не снискать никому, потому что мы — мудрейшие их мудрых в европейском духовенстве». Я заинтересовался, что это значит, и получил ответ, что это — образы гордыни и плодов воображения, называемых фантазиями, исходящие от тех, что изображены были черепахами; будучи изгнаны из своих обществ, они теперь собрались в одном месте.

Подойдя к этому месту с желанием поговорить с ними, я приветствовал их. «Так вы и есть те люди, — спросил я, — которые отделили внутреннее человека от внешнего, а действие Святого Духа в пределах веры — от Его действия, совместного с человеком, вне области веры, и, таким образом, отделили Бога от человека? Тем самым разве не изъяли вы не только само милосердие и его дела из веры, как делают многие доктора из духовенства, но и саму веру настолько, насколько человек может проявить её в глазах Бога? Однако, как вам будет угодно: чтобы я объяснил сказанное в свете разума, или на основании Слова?» «Говори сначала в свете разума», — ответили они.

И я сказал следующее: «Как можно разделять внутреннее и внеш­нее в человеке? Кто же не видит, или не в состоянии увидеть, будучи наделен обычными способностями к постижению, что всё внутреннее человека простирается до его внешнего и продолжается в нём, вплоть до самых внешних областей, для того, чтобы произвести своё действие и осуществить желаемое им? Не для внешнего ли существует внутреннее, дабы в нём достигнуть своей конечной цели и обрести постоянство, и, таким образом, осуществиться, подобно колонне, стоящей на своём основании. Вы можете видеть сами, что если бы не было такого продолжения и соединения с помощью него, то наружные слои исчезли бы, лопнув в воздухе, как мыльные пузыри. Кто станет отрицать, что те действия, которые Бог производит внутри человека, исчисляются миллиардами, тогда как человек о них ничего не знает; да и что толку знать о них, раз известны наружные слои, где человек в своих мыслях и желаниях пребывает вместе с Богом?

Давайте возьмём пример, чтобы пояснить сказанное. Знает ли кто-нибудь, как внутренне работает его речь: как лёгкие засасывают воздух, наполняющий пузырьки, бронхи и доли; как они выталкивают воздух в трахеи, где он становится звуком; как звук видоизменяется в голосовой щели при помощи гортани, и как язык затем артикулирует его, а губы завершают этот процесс, — всё то, что образует речь? Вся эта внутренняя работа, о которой человек ничего не знает, нужна только ради конечного результата — способности человека говорить. Отнимите, или отделите, хоть один из этих внутренних процессов, чтобы он не мог продолжаться в конечном результате, и человек будет способен говорить не более, чем кусок дерева.

Возьмём другой пример. Две руки — это конечности человеческого тела. Но внутренние части, составляющие с ними непрерывную связь, идут от головы через шею, далее через грудь, лопатки, плечи и локти; а в них — неисчислимые мышечные ткани, пучки двигательных волокон, узлы нервов и кровеносных сосудов, множество костных суставов со связками и оболочками, — разве кто-нибудь осознаёт всё это? Тем не менее каждая отдельная частица необходима для того, чтобы руки действовали. Представьте себе, что внутренние части заворачивались бы у локтя вправо и влево, вместо того, чтобы продолжаться далее; разве не отвалятся тогда руки по локоть, загнивая, как отторгнутые безжизненные части? Если хотите, с ними произойдёт то же, что и с обезглавленным телом. И совершенно то же самое произойдёт с человеческим умом, а равно и с двумя его составными частями, волей и разумом, если Божественная деятельность, имеющая отношение к милосердию и вере, остановится на полпути, а не пройдёт беспрепятственно в самого человека. Будьте уверены, человек тогда был бы не то что животным, а гнилым поленом. К такому заключению приводит нас разум.

Итак, если хотите послушать, всё это соответствует Святому Писанию. Не говорил ли Господь:

Пребудьте во Мне, и Я в вас. Я лоза, а вы ветви. Тот, кто пребывает во Мне, и Я в нём, приносит много плода.

Иоанн 15:4, 5

Разве эти плоды — не те добрые дела, которые делает Господь при помощи человека, а человек делает сам под руководством Господа? Господь говорит также, что Он стоит у двери и стучит, и войдёт к каждому, кто откроет дверь, и будет ужинать с ним, и он с Господом. (Откр. 3:20). Не даёт ли Он также мины и таланты человеку, чтобы он торговал на них и получал прибыль, даруя ему жизнь вечную в соответствии с этой прибылью? (Матф. 25:14—30; Лука 19:13—26). И разве не платит Он каждому человеку соразмерно той работе, которую он проделал в Господнем винограднике (Матф. 20:1—17)? Это всего лишь несколько примеров; можно исписать множество страниц цитатами из Слова, показывающими, что человек должен приносить плоды, как дерево, поступать по заповедям, любить Бога и ближнего, и так далее.

Но я знаю, что в вашем собственном уме не может быть ничего общего с этими учениями Слова, как они есть по сути своей. Хоть вы и говорите о них, ваши понятия извращают их. А иначе и не может быть, потому что вы отняли у человека всё то Божье, благодаря чему происходит сообщение и соединение. Что остаётся тогда, кроме того, разве, что относится к публичному богослужению?»

Позже эти люди предстали моему взору в небесном свете, обнаружившем и сделавшем явным, каков был каждый из них. Они уже не казались, как раньше, ни плывущими на корабле по воздуху, будто в небесах, ни одетыми в пурпурные наряды, с лаврами на головах. А оказались они в песчаной пустыне, одетыми в тряпьё, с рыболовными сетями вокруг бёдер, не скрывавшими их наготы. Их отослали в то общество, которое находилось по соседству с обществом макиавеллиан.

Глава 8

Свобода выбора

463. Прежде чем приступить к изложению учения новой церкви о свободе выбора^[87], я должен предпослать ему замечания относительно взглядов на этот вопрос современной церкви по её богословским книгам. Иначе любой здравомыслящий религиозный человек может подумать, что бесполезно писать ещё что-либо на эту тему. Ибо он может сказать себе: «Кто же не знает, что человек обладает свободой выбора в духовных вопросах? Ведь священники только о том и проповедуют, чтобы верить в Бога, обратиться, жить по заповедям Слова, бороться с вожделениями плоти и становиться новым творением», — и так далее в том же духе. И он непременно решит, что всё это было бы пустым словоблудием, если бы в том, что относится к спасению, не было бы свободы выбора, и отрицание этого — безумство, потому что оно противно здравому смыслу. Тем не менее современная церковь стоит против свободы выбора и изгоняет её из своих храмов, что очевидно из приведенных ниже отрывков книги «Формула согласия», которой клянутся в верности евангелические церкви. У реформированных церквей — подобное же учение, а поэтому и вера относительно свободы выбора, так что положение дел одно и то же во всём христианском мире, а значит, в Германии, Швеции, Дании, Англии и Голландии; это ясно из их богословских книг. Следующие отрывки взяты из книги «Формула согласия», изданной в Лейпциге в 1756 году.

464. (I) «Ученые аугсбургского вероисповедания полагают, что вследствие грехопадения наших прародителей человек крайне испорчен, так что в духовных предметах, касающихся нашего обращения и спасения, он от природы слеп, и, слушая Слово Божье на проповеди, он не понимает его и понять не может, но считает глупостью; он никогда не обращается к Богу, а скорее наоборот, остаётся врагом Бога, до тех пор пока силой Духа Святого при слушании проповеди Слова, по чистой милости, без какого бы то ни было содействия со своей стороны, обращается, наделяется верой, возрождается и обновляется» (стр. 655, 656).

(II) «Мы верим, что разум, сердце и воля того, кто не был рождён заново, не могут в духовных и Божественных предметах собственными способностями ни понимать, ни верить, ни постигать, ни думать, ни желать, ни начинать, ни завершать, ни делать, ни исполнять, ни содействовать в чём бы то ни было; но человек крайне испорчен и умер для добра, так что после падения и до возрождения ни искры духовной силы не осталось в нём, чтобы позволяла ему приготовиться к Божьей милости или ухватиться за неё, когда представляется случай, стать достойным её или быть в состоянии принять её самому по себе. Не может он также собственными способностями помочь своему обращению ни целиком, ни наполовину, ни в малейшей степени, или действовать, работать либо содействовать самостоятельно, или будто бы самостоятельно; но человек — раб греха и узник Сатаны, который и руководит им. Таким образом, по причине испорченности способностей человека и греховности его естества, природная свобода выбора его деятельна и действенна лишь в том, что неугодно и враждебно Богу» (с. 656).

(III) «В мирских и природных вопросах человек находчив и умён, но в духовных и Божественных вопросах, относящихся к спасению его души, он, подобно бревну, камню или соляному столпу, в который превратилась жена Лотова, не в состоянии пользоваться своими глазами, ртом или какими-либо чувствами» (с. 661).

(IV) «Тем не менее человек обладает способностью двигаться, то есть управлять своими внешними частями, слушать Евангелие и некоторым образом размышлять о нём, но всё равно в своих невыраженных мыслях он презирает его как глупость и не способен верить ему. В этом отношении он хуже, чем бревно, пока Святой Дух не окажет на него своего действия, образуя и зажигая в нём веру, другие угодные Богу добродетели и послушание» (с. 662).

(V) «В одном только смысле можно сказать, что человек — не камень и не бревно: бревно и камень не оказывают сопротивления и не понимают, и не чувствуют, что происходит с ними, тогда как человек своей волей сопротивляется Богу, до тех пор пока не будет к Богу обращён. Однако истина в том, что до обращения человек — мыслящее создание, наделённое разумом, но не в Божественных вопросах, и волей, но неспособной желать никакого добра, ведущего к его спасению; при этом он не может никак посодействовать своему обращению, и в этом отношении он не лучше бревна или камня» (с. 672, 673).

(VI) «Обращение — это целиком дело, дар и творение одного Духа Святого, который совершает и осуществляет его Своей силой и властью посредством Слова в разуме, сердце и воле человека, как в пассивных предметах; человек же в них не делает ничего, испытывая лишь действие на себе. Однако это происходит не так, как при вырезании статуи из камня или приложении печати к воску, поскольку воск не имеет ни знания, ни воли» (с. 681).

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: