Милосердие, или любовь к ближнему, и добрые дела 1 глава

392. За главой о вере следует глава о милосердии, потому что вера и милосердие связаны, как истина и добро; последние же связаны, как свет и тепло весной. Такое уподобление приведено здесь, поскольку духовный свет, тот свет, что излучается солнцем духовного мира, является в своей сути истиной, поэтому, где бы ни встречалась в том мире истина, она сияет с великолепием, соразмерным её чистоте. Духовное тепло, также излучаемое тем солнцем, является по сущности добром. Всё это изложено здесь потому, что милосердие с верой состоят между собой в тех же отношениях, что и добро с истиной; милосердие же есть всё добро в совокупности, которое человек делает своему ближнему, а вера — вся истина в совокупности, которую человек мыслит о Боге и о том, что Ему принадлежит.

Затем, поскольку истина веры — это духовный свет, а добро милосердия — духовное тепло, следовательно, они состоят в тех же отношениях, что и два явления природного мира, наделённые теми же именами. То есть, когда они объединены, всё на земле расцветает, и точно так же всё расцветает в человеческом духе, когда объединены милосердие и вера, с единственной разницей, что на земле это цветение вызвано природным теплом и светом, тогда как в человеческом духе оно вызвано духовным теплом и светом. Такое цветение, будучи духовным, представляет собой мудрость и ум. Кроме того, между теми и другими есть соответствие, и поэтому тот человеческий дух, в котором милосердие соединено с верой, а вера с — милосердием, уподобляется в Слове саду; таково же значение Эдемского сада, что полностью разъясняется в книге «Тайны небесные» (изданной в Лондоне).

Далее, необходимо знать, что, если за обсуждением веры не будет обсуждения милосердия, невозможно понять, что такое вера, поскольку, как утверждалось и доказывалось в предыдущей главе, вера без милосердия — не вера, и милосердие без веры — не милосердие, а жизнь им обоим даёт один Господь (355—361). Было показано также, что Господь, милосердие и вера составляют одно, точно так же, как жизнь, воля и разум; и если их разделить, то каждое в отдельности разрушается, как жемчужина, которая крошится в пыль (362—367). Кроме того, милосердие и вера вместе присутствуют в добрых делах (373 сл.).

393. Что веру и милосердие нельзя разделять, чтобы иметь духовную жизнь и спастись, — это незыблемая истина. Это нечто такое, что доступно восприятию разума любого человека, даже если он не отшлифован пудами и тоннами^[71] образованности. Найдётся ли кто-нибудь, кого бы некое внутреннее постижение не привело к тому, чтобы видеть и воспринимать умом это понятие, если он услышит, как кто-то говорит, что человек, живущий доброй жизнью и придерживающийся правильных убеждений, спасён? И найдётся ли кто-нибудь, чей разум не отбрасывает, как соринку, попавшую в глаз, утверждение, что человек спасается, также и если он держался правильных убеждений, но не жил при этом доброй жизнью? Ведь тогда его внутреннее постижение наведёт его на мысль: как же можно иметь правильные убеждения, не ведя доброго образа жизни? И чем тогда будут убеждения, если не живописным изображением веры, вместо её живого облика. Подобно тому, если кому-либо скажут, что живущий доброй жизнью спасается, даже если не верит, то разве разум его не увидит, не воспримет и не осознает, когда он поразмыслит хорошенько и разберёт это своим умом, что это утверждение бессвязно, поскольку добрый образ жизни исходит от Бога? Ибо всё добро, если это по сущности добро, исходит от Бога. Так что добрый образ жизни без веры — всё равно что глина в руках гончара, которую можно превратить лишь в природный сосуд, но не в тот, что пригоден для духовного царства.

Кроме того, кто же не видит, что в следующих двух утверждениях есть противоречие: первое — что тот спасается, кто верит, но не ведёт доброй жизни, и второе — что тот спасается, кто ведёт добрую жизнь, но не верит? Так вот, раз в настоящее время это известно, однако неизвестно, что значит вести добрую жизнь, то есть известно, что такое добрый образ жизни на природном уровне, но неизвестно, что это такое на духовном уровне, то, поскольку дело касается милосердия, необходимо это обсудить. Так и сделаем, разделив при этом вопрос на несколько утверждений.

I

Есть три общих вида любви: небесная любовь, мирская любовь и любовь к себе

394. Эти три любви составляют самую суть, поскольку они наиболее общие и служат основанием всем другим видам любви и поскольку милосердие имеет нечто общее с каждой из них. Небесная любовь означает любовь к Господу, а также любовь к ближнему, а поскольку каждая из них имеет целью определённое служение, то такую любовь можно назвать любовью к служению. Мирская любовь — это не только любовь к богатству и собственности, но и любовь ко всему, что дает мир для удовольствий телесных чувств; например, красота, которая чарует глаза, гармония, которая чарует уши, аромат, который чарует нос, лакомства, пленяющие язык, ласковые прикосновения, завораживающие кожу, не говоря уже об изысканной одежде, уютных домах, пирушках и всех удовольствиях, приносимых этими и многими другими вещами. Любовь к себе — это не только любовь к почёту, славе, известности и высокому положению, но и любовь к заслуживанию или добыванию должностей, и таким образом — превосходству над другими. Милосердие имеет нечто общее с каждым из этих трёх видов любви по той причине, что милосердие, рассмотренное по существу, есть любовь быть полезным. Милосердие хочет делать добро ближнему (а добро и есть польза); и каждый из перечисленных видов любви имеет пользу своей целью: небесная любовь — духовную пользу, любовь к миру — природную пользу, которую можно назвать гражданской, а любовь к себе — телесную пользу, которую можно также назвать семейной, для себя и своих.

395. В следующем разделе (403—405) я докажу, что каждый от создания, и потому от рождения, наделён этими тремя видами любви; и когда они приведены в надлежащий порядок, они совершенствуют человека, когда же нет — портят его. Сейчас же, наверное, достаточно заметить, что эти три вида любви приведены в надлежащий порядок тогда, когда небесная любовь образует голову, мирская любовь — грудь и живот, а любовь к себе — ноги и подошвы ног. Человеческий дух делится на три уровня, как я уже не раз говорил; на высшем уровне человек смотрит на Бога, на втором, или среднем, уровне — на мир, а на третьем, или нижнем, уровне — на себя. И поскольку дух таков, его можно возвысить, или он может подняться, смотря на Бога и небеса; его можно распространять, или он может простираться во все стороны, смотря на мир и природу в нём; и он может пасть, или опуститься, смотря на землю и на ад. В этом отношении зрение тела копирует зрение духа, ведь оно тоже может быть обращено вверх, по сторонам и вниз.

Человеческий дух подобен дому из трёх этажей, сообщающихся лестницами. На верхнем этаже живут ангелы с небес, на среднем этаже — люди в мире, а на нижнем этаже — злые гении^[72]. Если у человека эти три вида любви приведены в надлежащий порядок, то он может, по желанию, подниматься и спускаться. Когда он взбирается на верхний этаж, то он с ангелами, как один из них; когда он спускается оттуда на средний этаж, он находится среди людей, как человек-ангел; если же он спускается ещё ниже, то среди злых гениев он становится подобен человеку в мире, наставляя, укоряя и смиряя их.

Когда эти три вида любви у человека приведены в надлежащий порядок, они располагаются по отношению друг к другу так, что высшая любовь, то есть небесная, находится внутри второй, мирской любви, а посредством неё — внутри третьей, или низшей, то есть любви к себе. Та любовь, что находится внутри, полностью управляет той, что снаружи. Так что если любовь небесная — внутри мирской любви, и посредством неё — внутри любви к себе, то человек ведом Богом небес в тех видах служения, которые он исполняет на каждом из этих уровней. Эти три любви действуют, как воля, разум и деятельность. Воля действует по разуму и в нём отыскивает себе средства, позволяющие ей осуществлять деятельность. Однако на эту тему будет сказано больше в следующем разделе, где будет показано, что эти три вида любви, если они в должном порядке, совершенствуют человека, а если нет — портят его и переворачивают с ног на голову.

396. Тем не менее, чтобы пролить свет разума на сказанное далее в этой главе и в следующих главах о свободе выбора, преобразовании и возрождении и т. д., и сделать всё это более ясным, необходимы кое-какие предварительные замечания в отношении воли и разума, добра и истины, любви вообще, любви мирской и любви к себе в частности, внешнего и внутреннего человека и чисто природного и чувственного человека. Такое откровение необходимо для того, чтобы у человека рассудительного не возникло склонности воспринимать более отдаленные выводы скрытыми, словно за дымкой, как если бы их окутал туман, наполнивший улицы города так, что не знаешь уже, как пройти домой. Ибо какая же польза от богословия без разумения? Если при чтении Слова не просвещается разум, то в этом не больше пользы, чем в том, чтобы взять в руки светильник, лампы которого не горят, как у тех пяти глупых дев, у которых не было масла, не так ли? Итак, я рассмотрю все темы по очереди.

397^[73]. (I) Воля и разум.

1. Человек обладает двумя способностями, составляющими его жизнь, одна из которых называется волей, а другая — разумом. Они различны, но созданы быть одним целым, и когда они — одно целое, они называются умом. Таким образом, из них состоит ум человека, в котором вся его жизнь в своих началах, и это тот источник, благодаря которому она присутствует в теле.

2. Как всё во вселенной имеет отношение к добру и истине, если находится в должном порядке, точно так же и в человеке все имеет отношение к его воле и разуму, поскольку добро в человеке связано с волей, а истина — с разумом. Ибо эти две способности, две половинки его жизни служат вместилищами и субъектами для воздействия добра и истины. Воля — это вместилище всего, что относится к добру, и субъект для его воздействия; а разум — это вместилище всего, что относится к истине, и субъект для её воздействия. В человеке нет ничего другого для различных видов добра и истины; а раз нет в человеке ничего другого для них, то нет в нём ничего другого и для любви и веры, ведь любовь принадлежит добру, а добро — любви, вера же принадлежит истине, а истина — вере.

3. Воля и разум составляют также и душу человека. Ибо именно в ней обитают его мудрость и ум, а также его любовь и милосердие, и вообще, это место, где располагается его жизнь. Тело — это лишь послушный слуга.

4. Нет ничего важнее, чем знать, каким образом воля и разум составляют один ум. Они составляют один ум, как и добро с истиной образуют единое целое, ибо между волей и разумом существует тесная связь, такая же, как между добром и истиной. Какого рода эта связь, понятно из немногого, что можно добавить о добре, а именно, что как добро есть самое бытие вещи, а истина есть происходящее от него проявление, точно так же и у человека воля его есть само бытие его жизни, а разум — происходящее от него проявление жизни. Ибо добро, принадлежащее воле, облекается формой в разуме и становится видимым.

398. (II) Добро и истина.

1. Всё во вселенной, устроенное в соответствии с Божьим порядком, имеет отношение к добру и истине. Нет ничего такого ни в небесах, ни в мире, что бы не имело отношения к этим двум вещам. Причина в том, что как добро, так и истина являются всему источниками, исходя от Бога.

2. Из этого становится ясно, что необходимо знать, что же такое добро и истина, как они друг к другу относятся и как они между собой связаны; и в первую очередь это необходимо знать тому, кто принадлежит к церкви. Ибо как все имеет отношение к добру и истине в небесах, точно так же — и в церкви, потому что истина и добро небес являются также истиной и добром церкви.

3. Божественный порядок требует, чтобы добро и истина были соединены, а не разделены, и потому представляли собой одно целое, а не два начала. Ибо соединенными они исходят от Бога, и в небесах они соединены, значит, и в церкви они должны быть соединены. Соединение добра и истины на небесах называется небесным супружеством, поскольку всё, что там есть, находится в таком супружестве. Вот почему в Слове небеса сравниваются с супружеством, а Господь называется женихом и мужем, небеса же — невестой и женой; подобным же образом описывается и церковь. Небеса и церковь называются так по той причине, что те, кто в них, приемлют Божественное добро в истинах.

4. Все разумение, которое есть у ангелов, и вся мудрость происходят от этого супружества, и ничего — от добра, отделённого от истины, или от истины, отделённой от добра. У людей, принадлежащих к церкви, — то же самое.

5. Раз соединение добра и истины напоминает супружество, то ясно, что добро любит истину, а истина, в свою очередь, любит добро, так что они желают соединения друг с другом. Тот в церкви, у которого недостаёт такой любви и такого желания, не состоит в небесном супружестве; потому в нём ещё на самом деле нет церкви, поскольку церковь образуется соединением добра и истины.

6. Есть много видов добра; в общем же можно говорить о духовном добре и природном добре, которые вместе соединены в истинном нравственном добре. Каковы виды добра, таковы и виды истины, потому что истины принадлежат добру и являются формой добра.

7. Зло и ложь подобны добру и истине, однако противоположны им. Таким образом, как всё во вселенной, что сообразно с Божественным порядком, относится к добру и истине, точно так же всё, что противно Божественному порядку, относится ко злу и лжи. Соответственно, как добро любит соединяться с истиной, так и зло любит соединяться с ложью, а ложь — со злом. И опять-таки, как вся разумность и мудрость рождается от соединения добра с истиной, так и всё безумие и безрассудство рождается от соединения зла и лжи. Соединение зла и лжи, рассмотренное внутренне, оказывается не супружеством, а прелюбодеянием.

8. Из того, что зло и ложь есть противоположности добра и истины, ясно, что ни истину нельзя соединить со злом, ни добро с ложью от зла. Если же все-таки истину соединяют со злом, то она перестаёт быть истиной, потому что искажается; и если добро соединяют с ложью от зла, то оно перестаёт быть добром, потому что извращается. Но ложь, которая не от зла, может соединяться с добром.

9. Никто из тех, кто по убеждению или по образу жизни находится в состоянии зла или лжи, происходящей от него, не может знать, что такое добро и истина, так как он своё зло считает за добро и думает, что его ложь, от этого зла происходящая, и есть истина. Но каждый, кто по убеждению или по образу жизни находится в состоянии добра и истины, от него происходящих, может знать, что такое зло и ложь. Это потому, что всё добро и вся истина, ему принадлежащая, в сущности своей — небесны, а все зло и вся ложь, которая от него происходит, в сущности своей — адски; всё же небесное находится в свете, тогда как все адское — во тьме.

399. (III) Любовь вообще.

1. На самом деле, жизнь человека — это его любовь, и природа его любви определяет природу его жизни, а в действительности и человека в целом. Однако любовь, которая образует человека, — это господствующая, или преобладающая, любовь. Эта любовь имеет все множество производных от неё видов любви в своём подчинении. Они выглядят разными, но каждый из этих видов присутствует в преобладающей любви и вместе с ней составляет одно царство. Господствующая любовь является, так сказать, их царём, или главой; она управляет ими и, используя их, как промежуточные цели, держит в поле зрения и преследует свою собственную цель, первичную и конечную цель, причём как прямо, так и косвенно.

2. Господствующая любовь — это то, что любят превыше всего, и в этом её отличительная особенность. То, что человек любит превыше всего, постоянно у него на уме, поскольку это — у него в воле и составляет самую суть его жизни. Например, каждый, кто любит богатства превыше всего, будь то деньги или имущество, постоянно обдумывает, как приобрести состояние; в приобретении его он находит наибольшее удовольствие, наибольшее горе — при потере его, ибо в нём — его сердце. У каждого, кто любит превыше всего себя, на уме каждую секунду — он сам; он думает о себе, говорит о себе, делает всё для собственного превосходства, ибо его жизнь — это жизнь его собственного.

3. Цель человека — то, что он любит превыше всего; именно это у него перед глазами во всякой частности. Находясь в его воле, она, как невидимое течение реки, отвлекает и уносит его даже тогда, когда он занят чем-то другим; ибо именно это им движет. Нечто такое и ищет один человек в другом и, найдя, пользуется этим либо чтобы руководить им, либо чтобы действовать с ним заодно.

4. Человек в точности таков, каково то, что господствует в его жизни; это то, что отличает его от других, и определяет его небеса, если он добр, и его ад, если он зол. Это — его настоящая воля, его собственное и его природа, ибо это — самое существо его жизни. После смерти его уже не изменить, потому что оно есть сам человек.

5. У каждого чувство удовольствия, блаженства и счастья происходит от его господствующей любви и зависит от неё. Ведь приятным зовут то, что любят, потому что в этом находят удовольствие. Хотя человек и может назвать приятным что-то из того, о чём он думает без любви, но это не удовольствие его жизни. Удовольствие любви — это то, что считают за добро, а неприятное считают за зло.

6. Есть две любви, из которых, как из своих источников, возникают все виды добра и истины; и есть две любви, которые служат источниками всего зла и лжи. Две любви, что служат источниками всех видов добра и истины, — это любовь к Господу и любовь к ближнему. А две любви, что служат источниками всякого зла и лжи, — это любовь к себе и мирская любовь. Если две последние господствуют, то они представляют собой точную противоположность двум первым.

7. Эти две любви, то есть как было сказано, любовь к Господу и любовь к ближнему, создают в человеке небеса, так как они господствуют на небесах. А поскольку они создают небеса, то благодаря ним у человека образуется церковь. Те две любви, которые являются источниками всякого зла и лжи, а именно, как было сказано, любовь к себе и мирская любовь, создают в человеке ад, ибо в аду они господствуют. Следовательно, они также разрушают у человека церковь.

8. Те две любви, которые служат источниками всякого рода добра и истины, то есть как было выяснено, небесные, открывают и образуют внутреннего духовного человека, потому что в нём их жилище. А те две любви, которые служат источником всякого зла и лжи, то есть как было выяснено, адские, если господствуют, то закрывают и истребляют внутреннего духовного человека, от чего человек становится природным и чувственным соразмерно степени и природе их господства.

400. (IV) Любовь к себе и мирская любовь в частности.

1. Любить себя — значит желать добра себе одному, а не другим, разве только ради себя самого, и поэтому — ни церкви, ни своей стране, ни какому-либо человеческому обществу или своим согражданам. Сюда же относятся добрые дела, сделанные для них ради собственной репутации, почёта и славы. Если такой человек не видит никаких выгод в добрых делах для них, то он про себя скажет: «А к чему всё это? Зачем мне делать это, что мне с этого будет?» И не станет больше делать ничего. Отсюда ясно, что тот, кто в состоянии любви к себе, не любит ни церковь, ни свою страну или общество, ни сограждан, ни чего-либо действительно доброго, а только себя и то, что его собственное.

2. Человек находится в состоянии любви к себе, когда в своих мыслях и делах он не уделяет внимания своему ближнему, а значит, и обществу, а Господу и того меньше, но одному только себе и своим людям; и следовательно — когда он делает все ради себя или ради своих. Если он и делает что-то ради общества, то только напоказ; и если делает это для ближнего, то только чтобы завоевать его расположение.

3. Мы говорим: для себя и своих людей, потому что человек, любящий себя, любит и своих тоже. К ним относятся, в частности, его дети и внуки, а вообще говоря, все, действующие с ним заодно, которых он и называет своими. Любить кого-либо из них — это то же, что любить себя, ибо на них он смотрит, так сказать, как на себя, и видит себя в них. В число людей, которых он зовёт своими, входят также и те, кто восхваляет, чтит и уважает его. Всех других людей он может рассматривать как людей своими физическими глазами, однако для глаз его духа они едва ли более чем призраки.

4. Человек в состоянии любви к себе, когда он по сравнению с самим собой ни во что не ставит ближнего, обращаясь с ним, как с врагом, если тот не принимает его сторону, не почитает и не уважает его. Он ещё более в состоянии любви к себе, если за это он ненавидит ближнего и преследует его; и более того, если он загорается жаждой мести за это и стремится погубить его. Такие люди кончают тем, что любят жестокость.

5. Что такое любовь к себе, можно также показать в сравнении с небесной любовью. Небесная любовь — это любовь исполнять службы ради них самих, то есть любовь к тем добрым делам, которые человек делает для церкви, своей страны, своих соседей и сограждан ради самих добрых дел. Напротив, тот, кто любит добрые дела ради себя самого, любит их только как будто они его слуги, поскольку они полезны ему. Из этого следует, что человек в состоянии любви к себе хочет, чтобы церковь, его страна, общества, в которые он входит, и его сограждане были в первую очередь полезны ему, а не он им; таким образом, он ставит себя над ними, а их ниже себя.

6. Далее, насколько кто обладает небесной любовью, то есть любит разные виды служения и добрые дела и бывает сердечно рад, когда исполняет их, настолько его ведёт Господь, потому что это — любовь Господа, и любовь, исходящая от Него. С другой стороны, насколько кто любит себя, настолько он сам ведёт себя, и настолько он ведётся собственным. Собственное человека неизбежно злое, ведь оно представляет собой наследственное зло, то есть любовь к себе больше, чем к Богу, а к миру — больше, чем к небесам.

7. Ещё одна отличительная особенность любви к себе состоит в том, что насколько ослаблены сдерживающие её ограничения, то есть насколько сняты внешние оковы: боязнь закона и судебного взыскания, боязнь потерять доброе имя, честь, доход, должность и жизнь, — настолько далеко она рвётся без оглядки, до того даже, что хочет править не только над миром, но и над небесами, да что там, над Самим Богом! Нигде нет для неё конца или предела. Такое желание скрывается незримо в каждом, кто находится в состоянии любви к себе, хоть это и не очевидно миру, поскольку его удерживают упомянутые ограничения и оковы; и каждый человек такого нрава, встречаясь с какой-то невозможностью, попросту останавливается перед ней до тех пор, пока не представится возможность. Вследствие всего этого человек в таком состоянии не подозревает о том, что в нём скрываются такие бешеные, неуёмные стремления. Однако же истинность этого очевидна каждому на примере диктаторов и царей, которые не встречают всех этих ограничений, оков и невозможностей. Они устремляются покорять земли и царства, насколько позволяет удача, и домогаются беспредельной власти и славы; тем более если распространяют своё владычество и на небеса, приписывая себе всё Божественное могущество Господа. Такие люди всё время доискиваются большего.

8. Есть два вида власти: одна основана на любви к ближнему, другая — на любви к себе. Эти два вида власти противоположны. Тот, кто обладает властью вследствие любви к ближнему, желает добра всем и ничего не любит так, как приносить пользу или быть другим в помощь. (Быть другим в помощь — значит делать добро другим из желания им добра и приносить пользу.) В этом — его любовь, и в этом — услада его сердца. Кроме того, по мере повышения в должности, он радуется, но не должности своей, а той пользе, которую теперь он в состоянии приносить лучше и в большем количестве случаев. Такова власть на небесах. Напротив, тот, кто обладает властью вследствие любви к себе, никому не желает добра, кроме себя и своих людей. Службы, которые он исполняет, нужны для его собственных почёта и славы, ибо только их он и признаёт за пользу. Он оказывает услуги другим, только чтобы служили ему, чтобы его чтили и наделяли властью. Он добивается высоких постов не для того, чтобы иметь возможность делать добро, а чтобы занимать руководящее положение и быть в большом почете, доставляя таким образом удовольствие своему сердцу.

9. Любовь к власти остаётся с каждым после жизни в мире; причём тем, кто обладал властью из любви к ближнему, доверяется власть и на небесах, но тогда уже не они, а службы и добрые дела, которые они любят, обладают властью. Когда службы и дела обладают властью, тогда Господь обладает ею. Тех же, кто обладал властью в мире из любви к себе, когда заканчивается их жизнь в мире, смещают и отдают в рабство.

Вот признаки, по которым можно узнать тех, чьё состояние — любовь к себе. Нет никакой разницы, как они выглядят внешне, надменны они или смиренны. Ибо все те вещи располагаются во внутреннем человеке, а большинство людей скрывают своего внутреннего человека, внешнего же обучают принимать вид любви к людям и к ближнему, чувствуя на самом деле противоположное. Они делают это для своей выгоды, потому что знают, что любовь к людям и к ближнему внутренне располагает к ним всех, так что их больше ценят. Причина же такого расположения людей кроется в том влиянии, которое оказывают небеса на эту любовь.

10. Зло, встречающееся у тех, кто в состоянии любви к себе, представляет собой в основном неуважение к другим, зависть, недружелюбность по отношению к тем, кто с ними не заодно, возникающие отсюда проявления враждебности, различные виды ненависти, мстительность, обман, коварство, бессердечность и жестокость. А где всё это зло, там и презрение к Богу и Божьему, к истинам и добру церкви. Если же ко всему этому и проявляется внимание с их стороны, то это лишь пустая видимость, а не веление сердца. Поскольку из этой любви возникает зло такого рода, то и подобная ему ложь сопутствует ему, потому что ложь происходит от зла.

11. Мирская же любовь состоит в том, чтобы желать любыми средствами стяжать себе чужое состояние, души не чаять в богатствах и позволять мирским соображениям уводить и отвращать себя от духовной любви, то есть от любви к ближнему, а значит, от небесного начала. Любят мир те, кто стремится стяжать чужое добро себе различными способами, в особенности те, кто делает это с помощью коварства и обмана, ничуть не заботясь о благе ближнего. Те, кто во власти этой любви, вожделеют чужого добра и лишают людей их добра, насколько их не пугает потеря доброго имени в поиске наживы, точнее сказать, обирают их.

12. Но мирская любовь не так резко противоположна небесной любви, как любовь к себе, потому что в ней не кроется такое великое зло.

13. Мирская любовь имеет множество форм. Она включает любовь к богатству как средству снискания почестей; любовь к почестям и отличиям как средствам приобретения богатства; любовь к богатству ради достижения различных целей, приносящих мирские удовольствия; любовь к богатству ради одного богатства (то есть любовь скупца), и так далее. Цель, ради которой желают богатства, называется его употреблением; эта цель, или употребление, и придаёт любви её качества, ведь качества любви определяются тем замыслом, ради которого желают её предмета — все остальное служит лишь средствами.

14. Одним словом, любовь к себе и любовь к миру полностью противоположны любви к Господу и любви к ближнему. Любовь к себе и любовь к миру, описанные здесь, являются поэтому адскими видами любви; они господствуют в аду, и из-за них ад существует в человеке. Напротив, любовь к Господу и любовь к ближнему — небесные; они господствуют на небесах, и благодаря ним в человеке существуют небеса.

401. (V) Внутренний человек и внешний человек.

1. Человек создан быть одновременно в духовном и природном мирах. Духовный мир — это жилище ангелов, природный — людей. Поскольку человек был так создан, он был наделён внутренним и внешним, внутренним, чтобы ему быть в духовном мире, и внешним, чтобы ему быть в природном. Его внутреннее — это то, что называется внутренним человеком, а внешнее — то, что называется внешним человеком.

2. У каждого есть внутреннее и внешнее, однако разное у добрых и злых. У добрых их внутреннее — на небесах и в их свете, внешнее — в мире и его свете. У добрых свет мира усиливается светом небес, так что у них внутреннее и внешнее действуют как целое, как причина и следствие или как предыдущее и последующее. А у злых их внутреннее — в аду и его свете, который по сравнению с небесным светом — густая тьма, хотя внешнее у них находится в таком же свете, как и у добрых. Таким образом, положение здесь обратное, и оно позволяет злым говорить и учить о вере, милосердии и Боге, не будучи к этому побуждаемы верой, милосердием и Богом, как добрые.

3. Духовным называется внутренний человек, потому что он находится в свете небес, то есть в духовном свете; природным человеком называется внешний человек, потому что он — в свете мира, то есть в природном свете. Если у человека его внутреннее находится в свете небес, а внешнее — в свете мира, то он духовен в обоих отношениях, потому что духовный свет, идущий изнутри, усиливает природный свет, делая его будто бы своим. Однако у злых всё происходит наоборот.

4. Внутренний духовный человек, рассмотренный в сущности, есть небесный ангел; и живя в теле, он находится также в обществе ангелов, хоть и не знает об этом, и после кончины тела присоединяется к ним. У злого, напротив, внутренний человек — сатана, и живя в теле, он входит в сообщество с сатанами и с кончиной тела присоединяется к ним.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: