Счастье по понятию афинянина.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава первая.

Общие сведения.

Содержание: 1. Эллинский тип. — 2. Греческий гений. — 3. Счастье по понятию афинянина. — 4. Сравнение афинян со спартанцами. — 5. Спартанское остроумие. — 6. Характер фиванцев. — 7. Простота греческой жизни. — 8. Деление времени. — 9. Меры, вес и монеты. — 10. Способ счисления.

Эллинский тип.

Эллинская раса была чрезвычайно красива; греки и сами были убеждены в своей красоте, и иностранцы не оспаривали их права гордиться ею. Послушайте, что говорит знаменитый врач начала V века после Р. Х., Адамантий, которого трудно заподозрить в пристрастии, потому что по происхождению он был еврей, а жил в Александрии: «В тех местностях, где эллинская раса сохранилась в чистом виде, население отличается довольно высоким ростом, широкими плечами, стройностью, крепким сложением; они блондины с белым цветом кожи и с устойчивым, хотя нежным, румянцем; у них прямые, красиво сложенные ноги с изящными ступнями, круглая, средней величины голова на крепкой шее. Их отливающие золотом волосы тонки и легко вьются; лицо у них прямоугольное, губы тонкие, нос прямой; томные, чрезвычайно блестящие глаза мечут нежные и проницательные взоры; среди всех народов греки отличаются красотой своих глаз».

Это описание совершенного по красоте типа эллинской расы сделано с такой точностью, что ему трудно не с. 2 доверять. Кроме того, оно и в настоящее время вполне соответствует наружности жителей некоторых отдаленных областей Греции, например, — Западной Аркадии.

Афродита. Статуя в Луврском музее.

Нигде в Европе мужской тип не отличается такой красотой, как в этих горах, куда завоеватели почти не проникали и где они никогда не оставались на такой долгий срок, чтобы испортить чистоту эллинской крови.

Однако не следует думать, что художникам достаточно было бросить беглый взор, чтобы найти образцы для типов той совершенной красоты, которой они одаряли богов и эфебов¹. Уважение, какое греки питали к изяществу форм и правильности черт лица, доказывает, что эти качества встречались не у всех. В Афинах, где большая часть населения состояла из рабов и с. 3 поселившихся на жительство иностранцев и где незаконные браки вошли в обычай, раса должна была иметь особенно много примесей, а отдельные типы поражать крайним разнообразием. Антропологи не могут вывести никаких заключений из сравнения черепов, находимых в афинских могилах.

Арес. Статуя в вилле Лудовизи в Риме.

Кроме того, стоит перелистать комических поэтов, чтобы найти указание на крючковатые и вздернутые носы, рты до ушей, сутулые плечи, толстые животы, чрезмерно тонкие или кривые ноги. Ряд произведений скульптуры — памятники частных лиц, портреты, надгробные барельефы и стелы² — дают часто изображения, черты которых очень далеки от классической правильности. Кроме того, ни все косметы³ эфебов, ни все великие люди (например, Демосфен и Эврипид) — не были красивы, Сократ⁴ же отличался самым грубым безобразием.

(Rayet. Monuments de l’art antique, t. II).

С. 4

Греческий гений.

Наиболее яркой чертой эллинской расы было многообразие ее способностей. Ювенал⁵ с горечью выставляет на вид пронырливость греков времен упадка, которые, наводняя Рим, оказывались способными ко всем ремеслам. В этой остроте заключается доля истины. То, над чем насмехался римлянин, вызывало восхищение Фукидида⁶ в афинянах его эпохи, а афиняне в этом отношении, как и во многих других, были изо всех греков наиболее греками.

Сократ.

Аристотель⁷ в свою очередь замечал, что вообще европейские народы, живущие в холодных странах, отличаются энергией, но не обладают достаточной живостью ума; населению Азии, обитающему в жарких странах, наоборот, при живости ума недостает энергии; у греков же, благодаря их умеренному климату, наблюдается сочетание энергии характера с умственной тонкостью. Это равномерное развитие различных способностей было причиной счастливого душевного равновесия и с. 5 гармонии, проявляющихся в великих произведениях литературы и искусства греков. Воображение у эллина всегда соединялось с элементом рассудочности, чувство с умом, страсть — с размышлением. Он никогда не предавался какому-нибудь одностороннему увлечению. Он был, так сказать, обладателем многочисленных способностей, пригодных для каждого случая; объединяя эти способности, он придавал созданиям своего творчества их настоящий характер. Другой существенной чертой греческой расы была ее неистощимая любознательность. В области естественных и нравственных наук, в истории, географии, философии, математике греки проявляли любопытство в лучшем значении этого слова и потому первые положили начало почти всем великим научным задачам и изобрели почти все правильные методы. Их всегда искушало все загадочное, под каким бы видом оно ни проявлялось, в особенности же влекла их ум тайна мироздания. Они хотели все увидеть и все познать. Эта потребность ставить вопросы всему, где только можно получить ответ, проявляется у первых ионийских философов-натуралистов⁸ и с восхитительной наивностью и величием сказывается в труде Геродота⁹. В истории наук навсегда останется один из лучей славы перипатетической школы¹⁰, открывшей столько путей исследованию. Правда, эта легкость понимания всего и приспособляемость ко всему является иногда опасным преимуществом. В одной старинной поэме герой ее, Амфиарай, при расставании со своим сыном, Амфилохом, говорил ему: «Дитя мое, бери пример с с. 6 осьминожки и сумей приноровиться к нравам тех, к кому ты попадешь; постарайся под тем или иным видом казаться похожим на людей, среди которых ты будешь жить». В этом совете отразилась одна из черт национального характера: изворотливый и лукавый Одиссей — грек по преимуществу. Тонкость ума была главнейшим свойством эллинской расы. «С давних времен», говорит Геродот, «эллин отличался от варвара своей сообразительностью и отсутствием глупого легковерия». Это можно видеть у греков всех времен и во всех странах. Часто не без справедливости противопоставляют важность дорийского гения изящной тонкости ионийского, смеются над глупостью обитателей Кум¹¹ и приводят примеры тяжеловесности беотийцев. Но все это или относительные и крайне преувеличенные истины, или просто порождаемые злословием остроты. Не говоря уже о великих литературных и политических деятелях Беотии, едва ли возможно убедить кого-нибудь, что неизвестные артисты, лепившие без всяких претензий прелестные танагрские статуэтки¹², были грубой деревенщиной. Что же касается важности дорийцев, то было бы в высшей степени ошибочно представлять себе их людьми с тяжеловесным умом, лишенным тонкости. Остроты спартанцев пользовались громадной славой по всей Греции. Хотя они менее грациозны и в меньшей степени проникнуты тонкой иронией, чем афинские, зато в них больше сжатости и силы. Многие мудрецы, прославившиеся своими изречениями, вышли из дорийской части Греции, и когда Цицерон¹³ хотел показать, как надо пользоваться остроумными словами в качестве орудия красноречия, он обращался за образцами ко всем грекам без различия. «Я встречал у греков», говорит он, «множество острот; в с. 7 этом отношении выделяются сицилийцы, а также родосцы и византийцы, но в особенности афиняне»…

Традиции имели в Греции огромную силу, но они никогда не подавляли вполне свободы отдельной личности. Благодаря смелости суждений, фантастичности воображения, непосредственной или рассудочной искренности чувств, эллин избежал стеснений в развитии своей натуры. Никакая искусственность не подавляла в нем чисто-человеческих черт. Эта человечность придавала его произведениям своеобразный характер; она как бы проникала их собой, потому что грек действительно носил ее в своей душе, и она не являлась следствием ни взятой на себя роли, ни какой-либо выучки. Что касается духовного облика греков, то знаменитые критики высказывают по этому поводу очень противоречивые мнения. Для одних основа греческого характера — беззаботность и веселость. «Греки», говорит Ренан¹⁴, «как истинные дети, какими они на самом деле и были, воспринимали жизнь так радостно, что у них никогда не являлось мысли посылать богам проклятия, находить природу несправедливой и коварной по отношению к человеку». В другом месте этот же писатель говорит «о той вечной юности, той веселости, которые всегда свойственны настоящему эллину, и которые даже в настоящее время делают его как бы чуждым тяжелым заботам, снедающим нашу душу».

Жюль Жирар¹⁵ утверждает как раз противоположное. «В действительности», говорит он, «душу грека проникала забота о самом себе, о своем положении и своей участи; эта черта пробудилась в нем одновременно с блестящим воображением и наложила на его ранние произведения, несмотря на проникающую их энергию, оттенок скорби, которую по силе пафоса не могло превзойти ни одно из творений новых времен. Никто не может отрицать доли справедливости, заключающейся в этих словах. Но и первое мнение, несмотря на преувеличения, с. 8 допускаемые, конечно, сознательно, дает в общих чертах правильное представление. Греки чувствовали жизненные невзгоды и страдали от них. Но отсюда еще далеко до совершенно мрачного мировоззрения. Вся их поэзия в конечном выводе есть поэзия жизни; их идеал — идеал молодости и красоты, который они постоянно стремятся осуществить и на котором охотно сосредоточивают свою мысль. Грекам почти незнакома была великая причина обычной скорби, т. е. глубокое чувство постоянного несоответствия между желаниями и их удовлетворением. Некоторые из их мыслителей подозревали это, но греческая раса более всех других любила жизнь, наслаждаясь своими мыслями и чувствами, и по природе была склонна к постоянно деятельному оптимизму.

(Maurice Croiset. Hist. de la litt, grecque, t. I, p. 3—20).

Счастье по понятию афинянина.

«Счастливейшим из людей», чистосердечно говорил Солон Крезу¹⁶, «я считаю афинянина Телла». Изумленный Крез поспешно спросил: «Почему же Телла ты считаешь счастливейшим?» Солон отвечал: «Во-первых, родное государство Телла было счастливо; он имел прекрасных детей и дожил до той поры, когда у всех их дети родились и благополучно выросли; во-вторых, средства к жизни были у него, по нашим понятиям, достаточные, а кончил он дни свои славною смертью: во время сражения афинян с соседями, элевсинянами, он помог своим обратить врагов в бегство и умер мужественной смертью; афиняне похоронили его на государственный счет на том самом месте, где он пал, и почтили высокими почестями».

Во времена Платона¹⁷ Гиппий высказывал следующие мысли, согласные и со взглядами греческого народа: с. 9 «Самое лучшее для всякого человека во все времена и во всех странах — пользоваться богатством, здоровьем и уважением среди греков, дожить так до старости и, отдав с честью своим родителям последний долг, быть самому похороненным своими потомками с тем же великолепием».

(Геродот, I, 30, по пер. Ф. Мищенко. Платон (?), Hip. Maior).

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: