|
СРЕДНЕВЕКОВОЕ ИСКУССТВО ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ 151
152 СРЕДНИЕ ВЕКА
Собор Парижской богоматери. Интерьер
Ходячее представление о мрачности готических соборов сильно преувеличено. Ни снаружи, ни внутри они не кажутся подавляющими: живописные, динамические, обширные, они предстают как воплощение деятельной жизни средневекового города. Они рассчитаны на многолюдье, их высокие башни — беффруа — были дозорными башнями, колокол сзывал горожан и на молитву и на сходки; у подножия собора постоянно кипела жизнь со всеми ее земными страстями и интересами. Внутри собор просторен, трансепт почти сливается с продольным пространством, и таким образом устраняется резкая граница между клиром и посетителями: «святилище» перестает ощущаться как нечто недоступное и сокровенное. Гробницы помещаются прямо в храме, а не в темной подземной крипте, как в романских церквах. Стиль готики драматичен, но не мрачен и не уныл; он бурно, темпераментно драматичен. Ведь что такое были сами эти средневековые города? Основная масса городского населения складывалась
из самых активных и мятежных элементов феодального общества, из бывших крепостных, бежавших от своих жестоких хозяев туда, где «воздух города делал свободным». Ремесленники в городах уже не были чьими-то слугами — они объединялись в самостоятельные союзы, в цеха. Во многих городах возникали университеты; хотя обучение в них носило богословский характер, они давали толчок развитию умственной жизни; богословские диспуты перерастали в философские, и внутри самого богословия зарождались течения, подтачивающие ортодоксальную систему, подвергающие сомнению авторитет церкви. Здесь, в городах, буйствовали свободомыслящие, «школяры» — тогдашнее студенчество, — непокорные и насмешливые, как и положено студентам, меньше всего склонные к аскетизму и ханжеству, сочинявшие необычайно хлесткие песни и сатирические притчи, не щадя никаких авторитетов и властей, церковных и светских. Города еще подчинялись какому-либо крупному феодалу или фео-
СРЕДНЕВЕКОВОЕ ИСКУССТВО ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ
далу-монастырю, но горожане через свои «коммуны» — органы самоуправления, куда входили купцы, цеховые старшины, — упорно боролись за независимость. Эта настойчивая, страстная, иногда кровопролитная борьба составляет самую героическую страницу средневековой истории.
Соборы и ратуши возводились по заказу городских коммун. Строились и достраивались они долго — десятилетиями, а то и веками. Камень за камнем возводя здание своей независимости, горожане вместе с тем клали камень за камнем в свой собор, как бы символизирующий их вольность и силу. Одно из самых замечательных сооружений северофранцузской готики, собор в Лане, строился как раз тогда, когда Ланская коммуна отстаивала свою свободу, на которую покушались и сеньор, и король, и епископ. Епископ Годри, злейший враг Ланской коммуны, был в конце концов убит восставшими горожанами, а собор был достроен. Интересная деталь: на башнях Ланского собора стоят большие статуи быков, выполненные с необычайной «натуральностью». Предание говорит, что горожане захотели увековечить этих трудолюбивых животных за то, что они так много поработали на постройке собора, возя камни.
Все в целом изобразительное убранство готических соборов, включая статуи, рельефы, витражи и алтарную живопись, мыслилось как своеобразная энциклопедия средневековых знаний, конечно, подчиненных богословию. Причем в каждом соборе прослеживается какая-то главная, сквозная тема. Парижский посвящался богоматери и всему, что с ней могло быть связано. Амьен-ский собор выражал идею мессианизма: на его фасаде — фигуры пророков. Собор в Лане выдвигает на первый план аллегории наук и свободных искусств и рассказывает о чудесах творения. Реймс — наибо-
лее национален и историчен: особая роль отводится портретам французских королей. Бурж прославляет добродетели святых. Шартр-ский собор «энциклопедичен», охватывая все разветвления средневековой мысли и представляя широкую символическую картину мира небесного и мира земного. Замыслы этих изобразительных богословских энциклопедий были, в общем, настолько расплывчаты и аллегории настолько условны, что под их сенью находили себе место самые разнообразные сюжеты и мотивы. Например, многочисленные сцены ремесленных и сельских работ, изображения кузнецов, сеятелей, строителей оправданы были тем, что труд заповедан богом согрешившему человеку; подобные сюжеты включались также в аллегории времен года. Аллегории грехов и греховных страстей были удобным поводом для изображения все тех же излюбленных сказочных, языческих чудовищ, — в готике их было не меньше, чем в романском искусстве, — вроде химер, несущих дозорную службу на башнях Нотр-Дам. Звери и растения олицетворяли природный мир, созданный в первые дни творения.
В причудливый рой образов вплеталось много таких, которые имели самое отдаленное отношение к церковной концепции мироздания или вовсе его не имели. В густой вязи рельефов, покрывающих своды капелл Вавельского собора в Кракове, рядом со сценой грехопадения Адама и Евы можно разглядеть голого сатира, обнимающего нимфу, грифона со змеиной шеей, человеческой головой и орлиными крыльями; тут же всевозможные звери. Часто изображались жонглеры, музыканты и плясуны. По-видимому, во многих изображениях отразились народные потешные представления, очень распространенные в средние века: «шествия дураков», праздники с участием масок и т. д. Даже у монахов бы-
СРЕДНИЕ ВЕКА
ли в обычае массовые пляски мисте-риально-языческого характера, наподобие древних сатурналий. Готические гротески неисчислимы: это фейерверк народной фантазии. Нередки и фривольные мотивы, которые по понятиям нового времени считались бы непристойными, а тогда были обычными проявлениями соленого «галльского юмора», — он звучит и в песенках вагантов и в шутливых «фаблио». И все это располагалось в храме! Больше того — в храме были и прямые сатиры на монахов и церковников. Известен рельеф на капители Пармского собора, где осел в монашеском одеянии читает проповедь волкам: у волков оскаленные пасти, и они тоже одеты монахами. Надпись гласит: «Это монахи [а на самом деле волки] священные догматы толкуют». На капители Страсбургского собора находилось изображение церковной мессы с участием волков, козлов, лисиц и зайцев; все эти животные держат кресты, евангелия, кропильницы. Впоследствии страсбургские рельефы вызвали большой переполох среди духовенства, и торговец, продававший в своей лавке эстампы с них, был даже привлечен к суду. Но это произошло только в конце XVII века, а до того, в течение четырех столетий, кощунственные рельефы преспокойно украшали храм. Они явно перекликаются с подобными же пародиями в произведениях вагантов, вроде «Всепьянейшей литургии». Деятели церкви подчас взирали на все это с раздражением и недоумением (вспомним Бернарда Клервосско-го), но мало что могли сделать, ибо тут действовала непобедимая стихия коллективного народного искусства. Можно повторить то, что говорил о готике Виктор Гюго: «Книга архитектуры не принадлежала больше духовенству, религии, Риму, но — воображению, поэзии, народу... В эту эпоху существует для мысли, выраженной в камне, привилегия, совсем подобная нашей сво-
боде печати: это свобода архитектуры. Эта свобода идет очень далеко. Подчас портал, фасад или целая церковь представляют символический смысл, абсолютно чуждый культу или даже враждебный церкви».
Целые поколения художников-ремесленников занимались вовсе не тем, что иллюстрировали запутанные и темные богословские догматы, — это было для них чисто внешним, формальным «заданием». Они служили своему богу иначе: «сплетали корону господу из всех живых существ», по выражению одного ученого, и доверчиво рассказывали, как могли, о своей жизни, о своих мечтах и страданиях. Есть средневековая легенда о жонглере и богоматери. Бедный странствующий жонглер всю жизнь тешил людей своими танцами и фокусами. Ничего другого он не умел и не знал никаких молитв. «Служа всю жизнь людской забаве, не знал ни «Отче наш», ни «Аве». Однажды он попал в монастырь и предстал перед образом мадонны. Его охватило искреннее желание послужить мадонне, как служил он и людям, — и жонглер стал усердно кувыркаться и проделывать перед образом мадонны акробатические прыжки. Мадонна не отвергла посильный дар, идущий от чистого сердца, а благосклонно приняла его. В этой легенде есть истинная поэзия. И если вдуматься, она помогает понять существо и смысл средневекового искусства. Когда средневековые мастера населяли церкви массой разнообразных лиц и сцен, не поступали ли они так же, как жонглер, веривший, что мадонну должно интересовать то же самое, что интересует и волнует людей? Искусство говорило о жизни. А жизнь была не только интересна, но жестока и драматична. Нужно вообразить атмосферу средних веков, вспомнить, какие бедствия несли с собой хотя бы крестовые походы и с каким безрассудным мужест-
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:
©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.
|