ВНЕШНИЕ СВЯЗИ И ОТНОШЕНИЯ

Торговля, караваны, караванные пути и средства передвижения

Караванные пути

Можно с полным основанием констатировать, что в период всего обозримого прошлого Сахара всегда игра­ла роль моста между Северной и субэкваториальной Африкой, что между этими территориями никогда не су­ществовало непреодолимой преграды.

Североафриканцы всегда с вожделением смотрели на богатства юга. Среди многих доказательств тому — пла­вание вокруг материка карфагенянина Ганнона с целью покорить побережье Африки западнее Геркулесовых столбов, путешествие трех молодых насамонов, которые во времена Геродота (V век до н. э.) пересекли пустыню и достигли Нигера. «Дорога колесниц» в Центральной Сахаре, имевшая вначале военный характер, — еще од­но доказательство того, что пустыня не была непреодо­лима.

Субэкваториальная зона — это страна черных. Египтяне хорошо знали это. Они извлекли немало выгод из этого далекого края, их фараоны без колеба­ний направляли туда военные экспедиции и вывозили оттуда золото, слоновую кость, страусовое перо и ра­бов. Жители Северной Африки не могли не знать это; вскоре о богатствах Суданского пояса стало известно всюду, и множество дорог пересекло Сахару с севера на юг.

Находился ли на этом пути Ахаггар?

«Дорога колесниц» — какой мы себе ее представ­ляем — необязательно совпадала с торговым караван­ным путем, ибо она служила скорее всего для проник­новения белых народов на юг. Однако можно предположить, что при этом они воспользовались дорогой тор­говых караванов, иначе трудно представить, как завое­ватели прошли бы через пустыню (хотя в тот период объем торгового обмена был, вероятно, невелик).

Вполне очевидно, что уже потом ею полностью за­владели торговые караваны; действительно, это самый короткий путь между районом Большого и Малого Сир-тов с его крупными портами (Эа, Лептис) и Нигером. Во время владычества Карфагена, возможно, существо­вала дорога через Тозёр и Гадамес, однако нет никаких данных, позволивших бы утверждать это, хотя все более широкое использование верблюдов должно было ока­зать влияние на развитие этих торговых путей. Во всяком случае, такая версия вполне правдоподобна.

С приходом арабов Ахаггар оказался как бы отстра­ненным от караванных путей: его обходили. При этом Айн-Салах служил своего рода перевалочным пунктом: сюда приходили караваны из Туггурта, Тозера, Гадаме-са и отправлялись дальше на юг через Ин-Зизу (Анзи-ша — на средневековых картах). Причиной такого крю­ка стала репутация туарегов как разбойников с боль­шой дороги. Зато большие артерии, пролегавшие непо­средственно вблизи Ахаггара, связывавшие оазисы друг с другом, процветали именно благодаря ахаггарам: кель-ахаггар очень нуждались в этих путях для доставки продовольствия.

Самый значительный и широко используемый из этих путей — караванная дорога, связывающая оазисы Туа-та и Тидикельта с городом Агадес: по ней чаще всего ходили арабы из Айн-Салаха, у которых всегда были довольно хорошие отношения с кель-ахаггар, зависев­шими от арабских оазисов, продававших финики.

Чтобы добраться из Акабли до Агадеса, требуется 40 дней, и Ахаггар лежит как раз на полпути между ними. Гора около гельты Утул, в 32 километрах запад­нее Таманрассета, известная всем караванщикам (ара­бы называют ее Унус, а туареги — Тазоле), находится на середине дороги. Этот путь привлекал к себе всех торговцев-арабов туатской группы оазисов, отправляв­шихся в Сахель: они надеялись вернуться оттуда разбо­гатевшими (если, конечно, их не ограбят или они не потеряют в дороге верблюдов). Одна арабская надпись в Тиратимине гласит: «Я прошел здесь семь раз: в первый раз я был слугой, на седьмой — у меня самого их было семеро».

Караванный путь, начинающийся в Айн-Салахе, про­легает через ущелье Арака, затем достигает Нижней Кудьи в Ин-Амеджеле, далее идет в Таманрассет, по­том пересекает Танезруфт в Ин-Геззаме и достигает са-хельской зоны, проходя либо через колодец Ин-Абанга-рит, либо через колодец Такет-н-Кутат. Именно по это­му пути проложена автомобильная дорога Алжир—Зин-дер, по нему следовал и Ибн Баттута, когда возвра­щался из Аира в Марокко

Из Агадеса (ранее — Марандета), Тегидда-н-Тессу-ма, Азелика караваны отправлялись обычно на Зиндер, Кано или Сокото.

Другой путь, которым меньше пользуются в наши дни, но прежде игравший важную роль, связывает оази­сы Гадамеса и Гата с Томбукту и Гао. По этой дороге шли иногда сонгайские пилигримы, направлявшиеся в Египет; она служила скорее религиозным, чем коммер­ческим, целям, ибо торговые сделки между Феззаном и Томбукту касались в основном лишь золота из области Бамбук.

Начинаясь от Гата, дорога пересекала равнину Ад-жер, срезала Адрар-Анахсф, доходила до Аитоклана, Абалессы, Силета и пересекала Танезруфт либо через Тин-Рерхор, либо Ткм-Миссао, чтобы достичь Тин-Зауатена; пересекая затем Адрар-Ифорас, она заканчива­лась либо в Гао, либо в Томбукту. В общем это вари­ант «дороги колесниц», но без горных преград.

Существовала еще одна дорога: Гадамес—Гат — Томбукту, которая вообще миновала Ахаггар и шла из Гата в Айн-Салах через Тассилин-Аджер. Эта дорога, конечно, была длиннее, но зато более надежная для ка­раванщиков, чем дорога через Ахаггар, так как находи­лась под контролем туарегов Тассили, имевших хоро­шие отношения с племенами оазисов Гат и Туат. Тре­бовалось 25 дней, чтобы по этой дороге добраться из Гата в Айн-Салах, и 45 — из Айн-Салаха в Гао.

Дорога из Айн-Салаха в Гао до сих пор весьма оживленна, ею пользуются не только арабы Туата, но также туареги Ахаггара и туареги Адрар-Ифораса, а кроме того, и караванщики, торгующие живым скотом и снабжающие мясом оазисы Тидикельт и Туат, которые испытывают острую нехватку в нем. Благодаря наличию колодцев в Тим-Миссао и Ин-Зизе бараны довольно благополучно пересекали Танезруфт. Такие передвиже­ния осуществлялись, разумеется, лишь в самые прохладные месяцы года, то есть с октября по апрель, и при этом требовалось преодолеть много трудностей. В наше время баранов перевозят на грузовиках.

Приведем перечень колодцев, расположенных по до­роге из Тимейауина в Адрар-Ифорас, где поят животных при перегонах, а также указание дней пути от одного колодца к другому (по данным амрара племени кель-ахнет эль-Бака эль-Фасси):

Итого двадцать шесть с половиной дней пути.

От обилия корма на пастбищах при перегонах зави­село поголовье скота. Иногда караванщики теряли всех животных. Я видел одного кель-ахнета, совершившего переход в конце апреля (период малоблагоприятный) с 35 баранами, которому за всю дорогу пришлось зарезать лишь одного барана.

Не следует представлять себе караванный путь как более или менее благоустроенную дорогу. Сахарские до­роги отмечены лишь следами на земле, которые остави­ли верблюды за многие века. В Ахаггаре этот путь предстает как длинная светлая лента, петляющая сре­ди черных камней. Дорога может состоять из двух, трех, шести таких параллельных лент — в зависимости от ее влажности и структуры почвы.

Караванные пути пролегают, как правило, по доли­нам, связывая между собой естественным образом ко­лодцы, переходя из одной долины в другую через наи­более доступные перевалы, которые никогда не отмеча­ются никакими вехами. Лишь местами встречаются реджем — кучи камней, обозначающие перевал или бли­зость колодца, однако они попадаются, как правило, редко и стали устраиваться недавно, ибо ахаггары всегда стремились скрыть от чужаков свои дороги.

На песчаных участках, в регах, где почва под воз­действием ветра так или иначе трансформируется, ка­раванный путь становится подчас совершенно невиди­мым, и тогда караван полагается только на знающего проводника, неоднократно проходившего по этой доро­ге. Впрочем, время от времени случается, что караван теряет дорогу, особенно в районах регов, где буйствуют песчаные ветры, и это порой приводит к гибели людей и животных.

Вспомогательные пути

В самом Ахаггаре существует множество вспомога­тельных дорог, используемых для местных нужд. Они идут от одного источника к другому. Все центры земле­делия связаны между собой сетью хорошо намеченных дорог, по которым легко передвигаться, даже не обла­дая особым знанием местности. Существуют также пастбищные тропы, вытоптанные в результате много­кратного прохождения коз, ведущие от одной долины к другой и огибающие горы. Эта сеть невероятно обшир­на. Каждая гора, каждое плато изборождены большим количеством таких тропинок. Они есть даже в самых недоступных, самых пустынных местах, и это говорит о том, что некогда Ахаггар был исхожен вдоль и поперек по всем складкам массива, а следовательно, здесь было более интенсивное в то время разведение коз и более богатая растительность.

* * *

Разница в способах передвижения караванов у ара­бов и туарегов весьма существенна. Арабы всегда пускают верблюдов вперед, они идут свободно, без ка­кой-либо узды или привязи. У туарегов, наоборот, они привязаны один за другим и продвигаются вереницей; караван ведет человек, держа первого животного за уз­ду или в особом случае сидя на нем верхом.

Эти различия в способах передвижения обусловлены двумя причинами, связанными с особенностями мест­ности. Арабская Сахара — край в основном равнинный, где передвигаться легко, так как на пути животных не возникает никаких естественных препятствий, в гористой же местности Ахаггара, Тассили, Аира, Адрар-Ифораса узость некоторых троп, в частности при переходе через отдельные перевалы, заставляет принимать меры предосторожкости, следить за продвижением верблюдов, что­бы они не терлись друг о друга и не нанесли ущерба на­вьюченному на них багажу. Кроме того, и пастбища у них совершенно разные. В Северной Сахаре на извест­ковых почвах трава произрастает пучками, и верблюды, передвигаясь широким фронтом, ощипывают один пу­чок травы за другим. Поэтому арабы и не надевают пу­ты на своих животных.

В Ахаггаре же растительность сконцентрирована в долинах, где под песчаными наносами сохраняется влага. Нет никакого смысла давать верблюдам свободу при переходах; лучше как можно меньше времени потерять в пути, чтобы достичь быстрее места выпаса. Таким образом, здесь приходится соблюдать строгий порядок движения каравана.

Чужие караваны, пересекавшие некогда страну ахаггаров, были вынуждены идти под их защиту за ого­воренную заранее плату. Плата эта поступала аменока-лю, однако защита обеспечивалась лишь в той мере, в какой имела силу его власть, которая не распространя­лась за пределы его собственного племени. Так что ка­раванщик становился объектом безудержного вымога­тельства народов, живущих на пересекаемой им терри­тории, и избежать этого практически было невозможно. Иногда в его распоряжение предоставлялся проводник, получавший вознаграждение в виде товаров. Как толь­ко достигалась граница территории, защита больше не действовала, и туареги не колеблясь начинали грабить караван, который только что охраняли. Отсюда часто возникали конфликты между соседними племенами, но в конце концов все улаживалось за счет караванщика. В результате таких постоянных издержек он мог торго­вать лишь товарами, сулившими очень большую при­быль.

Иногда туареги сдавали своих верблюдов внаем. Для иностранных торговцев этот способ был дорого­стоящим, но зато в пути они меньше подвергались вымо­гательствам. Некоторые племена Тассили специализи­ровались на перевозках между Гадамесом и Гатом, Исеккемарены даже сдавали в аренду своих животных для караванов, курсировавших между Айн-Салахом и Нигером. Из этих операций они извлекали весьма ощу­тимую выгоду.

* * *

На дорогах Сахары существуют, правда малонадеж­ные, свои законы (это не относится к караванам, при­надлежащим враждебным племенам).

Например, широко распространен обычай оставлять на пути передвижения караванов, в расщелинах или других укромных местах, продовольственные припасы на обратный путь, чтобы не везти лишний груз. Их остав­ляют без всякой охраны, и здесь никому даже в голову не придет воспользоваться ими. Подобное наблюдали Дювейрье, капитан де Боннмен, М. Бу Дерба на марш­руте Уаргла — Гат. Я тоже был свидетелем похожего случая, правда, товары, сложенные на дороге, принадле­жали ахаггарам; никто и никогда не осмелился бы по­сягнуть на них (однако, если бы речь шла об имуще­стве чужеземцев, этого бы уже нельзя было утверж­дать с такой уверенностью).

Приведу еще один обычай: если в пути околевает верблюд, а другого животного для замены нет, то груз остается на месте «под общественным присмотром». В этом случае караванщик может быть уверен, что най­дет сьое добро в целости и сохранности, даже если вер­нется и через полгода. Надо сказать в этой связи, что туареги, какими бы грабителями они ни были, никогда не воруют. Я не один год прожил на их стоянках и ни разу не обнаружил у себя пропажи вещей и никогда не был свидетелем ссор туарегов между собой из-за укра­денного. Если кражи и случаются в этом крае, то совер­шаются они либо икланом, либо харратином. Единст­венное, что я заметил: туареги, перевозящие товары для торговцев арабов или мозабитов из Айи-Салаха, иног­да утаивают небольшую их часть, которую прячут в скалах перед самым Таманрассетом; это не считается у них чем-то предосудительным: на их взгляд, подобное изъятие у торговцев справедливо, ибо в конце концов он обогащается за их счет.

Караванная торговля

Какие товары перевозились караванами? С севера шли изделия мануфактуры, в основном полотно, одеж­да из шелка, к которому так неравнодушны туареги и народы Сахеля, безделушки, клинки для мечей (без ру­кояток), сахар, кофе (чай в Сахаре появился сравни­тельно недавно, его распространение началось в Марокко во второй половине XVIII века), туатский табак, пар­фюмерия, а раньше, когда переходы осуществлялись че­рез Кано, и медь. Стоимость этих предметов торговли при продаже или обмене возрастала раз в десять.

Обратно караваны увозили страусовое перо, золотой песок, слоновую кость, чернокожих рабов, продаваемых по очень высокой цене в городах Алжира. Упряжь для верблюдов, выделанные кожи также являлись предме­том бойкой торговли, равно как и медикаменты расти­тельного или животного происхождения (помет страуса и безоар антилопы) из фармакопеи Северной Африки, высоко ценимой арабами.

В наши дни торговые сделки остались такими же, за исключением золота и слоновой кости, ставших рарите­том (торговля ими сначала находилась в руках евро­пейцев, а теперь перешла к сенегальцам), а также ра­бов (торговля ими была запрещена после французской оккупации). Однако дороги стали безопасными, и туа­реги не могут больше рассчитывать на свой промысел «охранителей» караванов. Для них остается один источ­ник дохода — самим организовывать караваны, исполь­зуя таким образом своих многочисленных верблюдов. Правда, у туарегов нет никаких практических навыков в коммерции; впрочем, присутствие французов в Таманрассете очень облегчило им эту задачу.

* * *

Торговля баранами, получившая в последние десяти­летия широкий размах, в основном меновая. Ею, как правило, занимаются караванщики-арабы Туата, на­правляющиеся с финиками, табаком, полотном, покры­валами в Мали, где все это обменивается на скот, но не на рынках, а прямо на стоянках. Туареги Адрар-Ифораса и арабы племени кунта действуют так же, только, наоборот, гонят своих баранов в Тидикельт и Туат.

В 1939 году баран в Айн-Салахе стоил 75—100 фран­ков, тогда как в Адраре за него давали 35—45 франков в пересчете на товары.

Основным эталоном торгового обмена являлся верб­люд. В Адраре один верблюд стоил 120 баранов; один баран обменивался на 12—15 локтей полотна или 10 гесс фиников; доккали—большое покрывало из Туа­та, очень ценившееся туарегами, стоило 10 баранов в районе Гао и Менаки и 7 — в Адраре.

У туарегов никогда не было своих денег. Эль-Бекри говорит о наличии у людей Тадемекки неот­чеканенных монет. Веро­ятно, речь шла о золотом песке, который был пе­реплавлен, чтобы облег­чить его перевозку и реа­лизацию в торговых цент­рах севера. Зато они ис­пользовали талеры Ма­рии Терезии, имевшие хождение в Сахеле, и ту­рецкие лиры, распростра­ненные в Феззане. Са-хельские племена упот­ребляли в качестве валю­ты тукурди — тканое по­лотнище, служащее по­крывалом мужчинам, и каури — маленькие мор­ские ракушки из Индий­ского океана.

С началом французской оккупации некоторые ком­мерсанты поселились в Таманрассете, административ­ном центре Ахаггара. В большинстве своем это были мозабиты и арабы из Мешлили; они построили лавки и получали товар от своих людей из Алжирского Телля. Торговля развивалась так успешно, что почтовое агент­ство Таманрассета ежегодно исчисляло торговый обо­рот в десятках миллионов.

Эти доходы приходились в основном на чай, сахар, масло, ткани, парфюмерию, скобяной товар, карбид, по­крывала из Туата. Развитие торговли вызвало доволь­но значительную потребность в организации караванов и в погонщиках, чем воспользовались ахаггары и ара­бы Айн-Салаха, широко рекламируя коммерсантам сво­их верблюдов. Ныне перевозка этих товаров осуществ­ляется грузовиками.

Караванный цикл

Во все времена ахаггарам приходилось добывать продовольствие за пределами своего края, однако из-за скудости менового товара и опасности на караванных дорогах их существование часто находилось под угро­зой. Соль — единственный продукт обмена туарегов, имеющий какую-то ценность. Они добывают ее в Амадроре и меняют в Нигере. Это старинные соляные копи, но из-за постоянных сты­чек соседних племен они эксплуатировались весьма нерегулярно. Зато с пре­кращением реззу и межпле­менной вражды, с установ­лением мира соляное место­рождение Амадрора стало для ахаггаров источником ощутимых доходов, позво­ляющим им жить честно и достойно. Вокруг него и ор­ганизовался их законченный цикл караванного про­мысла.

В течение нескольких месяцев, с июля по сентябрь; туареги небольшими группами покидают стоянку и на­правляются к соляным копям со всеми своими вьючные ми верблюдами добывать соль. Копи находятся прямо под открытым небом, и глыбы соли откалываются с по­мощью топора. Тут работают все мужчины, какие есть на стоянке. Глыбы соли обвязываются ремнями для удобства их транспортировки, мелкие куски собираются в мешки. Закончив эту работу, люди возвращаются на стоянки. Здесь они начинают собираться в долгий путь на юг. Мужчины готовят веревки и поклажу, женщины растирают зерно, упаковывают просо и финики. В условленный день все погонщики верблюдов собира­ются со своими навьюченными животными. Караван на несколько дней останавливается на пастбище в Нижнем Ахаггаре, чтобы дать отдохнуть и подкрепиться верблю­дам, в последний раз напоить их, проверить крепления соляных глыб перед долгой дорогой.

В путь туареги отправляются обычно в конце сен­тября — начале октября, после окончания в Сахеле се­зона дождей, чтобы не подвергать соляной груз риску пострадать от торнадо. В зависимости от состояния пастбищ и из каких-то других соображений отправка каравана может задержаться на всю зиму, вплоть до февраля.

Караваны из 100—150 верблюдов доходят в зависи­мости от обстоятельств до колодца Ин-Абангарине или Такет-н-Кутате, на границе Сахеля; если они добирают­ся туда ранее середины октября, им приходится пря­тать соль от дождя в расселинах скал или же заворачи­вать глыбы в старые кожи. После отдыха в течение не­скольких дней или нескольких недель в зависимости от состояния животных они направляются либо в Тахуа, либо в Дамергу, где обменивают соль на просо.

Туареги также привозят в Сахель полынь (Artemisia herba alba), в изобилии растущую в Ахаггаре, и изюм, которые очень ценятся как лекарственные средства, а кроме того, предметы, сделанные женщинами, напри­мер веревки и пояса из козьей шерсти, особо пользую­щиеся успехом у их сахельских сородичей.

В разные годы в зависимости от урожайности вьюк соли обменивался на три-четыре вьюка проса. Рассказы­вают о таких исключительных годах, когда обмен осу­ществлялся в соотношении 1 : 10. Появление морской соли, привозимой из Европы через Лагос и Кано, сни­зило пропорцию обмена: в последние годы сделки со­вершались в равном соотношении.

Каждая группа погонщиков отправляется в «свою» деревню, где такой обмен происходит уже на протяже­нии многих лет и где их уже ждут.

Этот обмен исключительно выгоден туарегам, у ко­торых в результате оказывается больше проса, чем они могут увезти; поэтому излишки его они продают или обменивают на мануфактурные изделия из кожи: сан­далии, седельные сумки, седла для верблюдов, короба, а также одежду из хлопка из Северной Африки, литамы и т. д.

После двухмесячного отдыха, в течение которого верблюды блаженствуют на местных пастбищах с соч­ной травой, туареги отправляются обратно в Ахаггар и достигают его к началу января. Вот уже несколько де­вятилетий у многих туарегов, вынужденных из-за засу­хи отправлять часть своих верблюдов на выпас в Тамесну, вошло в обычай менять в этом пункте животных, что обеспечивает их рациональное использование.

В феврале—марте, отдохнув несколько недель на своих стоянках, многие мужчины племени вновь отправляются в путь в Тидикельт или в Туат. Теперь они уже ведут караван из меньшего числа верблюдов и собира­ются менять пшеницу, собранную на своих полях, и из­лишки мануфактуры, привезенной с юга, на финики. Кроме того, они везут в Айн-Салах сушеное мясо муф­лонов, сушеных ящериц-стеллионов, масло, сухие сы­ры, веревки из козьей шерсти, бурдюки, седельные сум­ки; ведут старых верблюдов, предназначенных на убой, иногда коз и баранов. Кроме фиников туареги старают­ся приобрести там доккали, ткани, туатский табак, чай и сахар.

Это путешествие длится в среднем два месяца. К концу апреля все возвращаются в Ахаггар и отды­хают несколько недель, но каждый туарег уже думает о следующей соляной кампании.

Во время этих долгих экспедиций на стоянках остаются лишь женщины, дети, старики и несколько мужчин, которые поручили своих верблюдов другим туарегам или отправили с караваном своих слуг.

Это и есть полный караванный цикл туарегов.

К сожалению, засуха, царившая в Нигере с 1970 года, неоднократно ставила под угрозу производство про­са, так что нигерийские власти даже запретили его экс­порт. Кроме того, и появившиеся ныне границы незави­симых государств создали барьеры на пути свободного; передвижения кочевников, это коснулось и караванщи­ков Ахаггара. Торговый соляной путь парализован и есть опасения, что он уже никогда не возобновится,

Средства передвижения

Вполне очевидно, что без верблюда жить в Сахаре сегодня было бы очень трудно. Его роль в передвиже­нии и в поддержании связи между оазисами трудно пе­реоценить. Верблюд — это верховое животное как вои­нов, так и простых людей, совершающих длительные переходы. Без его помощи невозможно преодолеть сот­ни километров в районе, лишенном водоемов.

Осел также играет немаловажную роль здесь, но его использование более локально и ограничивается Ахаг-гарским массивом, где редко не найдешь воды в тече­ние дня пути. На ослах осуществляются все внутренние перевозки — при перемене места стоянки, при подвозе воды и людей; так, если имхары путешествуют только на верблюдах, то имрады часто прибегают к помощи осла, а их женщины вообще не знают другого способа пере- движения. Роль осла тем более важна, что он позволяет сбере­гать верблюдов, которых в Ахаг-гаре стараются особо не нагру­жать работой; кроме того, он всегда под рукой, пасется вблизи стоянки, тогда как верблюды на­ходятся на пастбище, в несколь­ких днях пути. Своей неприхот­ливостью осел оказывает кочев­никам очень большую услугу.

Упряжь

Мехаристы имеют свою осо­бую упряжь — легкие седла, за­крепленные на холке животного, к ним привязываются разные дорожные сумки и бурдюки с водой.

Различают несколько видов верблюжьих седел у туарегов Ахаггара:

1) тарик — с передней лукой в форме креста, по­крытой красной кожей;

2) тамзак — той же формы, но более роскошное; внешние стороны передней луки и боковые стенки укра­шены небольшими ажурными пластинками из железа и меди, обиты медными гвоздиками;

3) тахьяст — грубое, с лукой и поддоном для груза из простого дерева, украшенное геометрическим рисун­ком.

Тариком чаще всего пользуются туареги Ахаггара; тамзак — более нарядный вариант тарика, своим укра­шательством обязан влиянию народа хауса. На нем об­наруживается характерная техника накладывания ажур­ных металлических пластинок и нашивок из кожи, рас­крашенной и снабженной вышивкой, присущая конским седельным мастерским хауса в Дамергу, Сокото и дру­гих. Нет никакого сомнения в том что это выспреннее искусство не имеет ничего общего с искусством туаре­гов. Характерно, что тамзак в других районах не изго­товляется, разве что копируется, притом весьма посред­ственно, энаденами иуллеммеденов или кель-адрар.

Оба седла с передней лукой в виде креста изготовляются ремесленниками Аира, однако старые мастера этого края делают только тарики, тогда как тамзаки — чаще всего дело рук энаденов, в какой-то степени сме­шанных с ремесленниками-хауса. Кузнецы Ахаггара де­лают лишь тахьясты — седла, получившие распростра­нение у туарегов племен ифорас, а также арабов кунта, берабиш (отсюда и его арабское название бербуша), которые сродни седлам мавров Западной Сахары.

Происхождение этих седел невозможно определить. На наскальных росписях и рисунках седло с крестом появляется довольно поздно; ранее всех там фигури­рует, пожалуй, мавританское седло с небольшим поддо­ном, уже не встречающееся у туарегов. По логике вещей здесь должны быть обнаружены также изображения седла со спинкой азиатского типа, однако они исключи­тельно редки в Центральной Сахаре.

Седельная лука в виде креста имеет сходство с украшением, называемым «агадесским крестом», и с рукоятью кинжала. Все они сделаны ремесленниками Аира, которые, возможно, являются и их авторами. Од­но время считалось, что седло с лукой в форме креста отражает христианское влияние, переданное через коп­тов, однако последние исследования, проведенные среди ремесленников Аира, указывают на то, что изготовление такого седла носит местный характер и хронологически насчитывает лишь несколько веков. Седло с крестооб­разной лукой встречается в туарегском крае нечасто, тогда как арабское вьючное седло широко использует­ся ныне в Тибести и в Эннеди, куда оно наверняка при­шло от арабов Кордофана.

Благородные семьи Ахаггара, которые ездят только на мехари, имеют специальные седла, похожие на базур арабских женщин, но без обручей, покрытых тканью; лишь иногда, при совершении длительных переходов, туареги крепят их, например при пересечении большо­го рега Ин-Геззам по дороге в Тамесну, а также для защиты от палящих лучей солнца. Такие седла называ­ются ахауи. Делаются они из дерева и снабжены тол­стой лукой спереди и планками сбоку, украшенными медными бляшками. Несколько подушек, положенных в середину, обеспечивают путешественнице комфорт. Та­кие седла украшены пышными черными помпонами из козьей шерсти, свисающими по обеим сторонам.

К седлам привязываются кожаные сумки со сменной одеждой, запасами продовольствия и бурдюками с во­дой, необходимыми в пути.

Для перевозки товаров на верблюдов надевают вьючные седла арабского типа, изготовленные из паль­мовых волокон, а их каркас — из джерида пальмового дерева; такие седла в основном делаются в Тидикельте. Они несколько отличаются от сахельских седел туаре­гов. На время длительного перехода каравана на каждое животное навьючивается до 100 килограммов груза, не считая бурдюков. Слуги, сопровождающие животных, не имеют личных средств передвижения, поэтому в самые жаркие часы еще и они усаживаются верхом на животных. Туареги не любят ходить пешком, они решаются на это лишь в крайнем случае, когда нельзя поступить ина­че или когда верблюд и без того чрезмерно нагружен. Обычно же даже короткие расстояния они предпочитают преодолевать верхом.

Ослы, используемые для перевозок в пределах мас­сива, снабжаются небольшим вьюком — ароку, — слу­жащим также и седлом. Если какому-нибудь имраду предстоит переход в одиночку, он берет осла, навьючи­вает на него свою сумку, небольшой багаж и покрыва­ло, пускает его впереди себя, а сам идет сзади с копь­ем на плече. Он садится на осла лишь в самые жаркие часы дня.

Примерно тридцать лет назад некоторые благород­ные туареги, в том числе аменокаль Ахамук, владели несколькими лошадьми и пользовались ими при поезд­ках по Нижнему Ахаггару, изобилующему широкими долинами, где можно было избежать каменистых до­рог. Однако это явилось слишком большой роскошью, от которой большинству пришлось отказаться. В 1929 году аменокаль Ахамук совершил путешествие из Ахаггара в Агадес на коне, а несколько верблюдов везли воду и корм для его скакуна.

Ахаггары никогда не ездят на зебу и не пользуются ими для перевозок, тогда как в Сахеле это животное используется как вьючное, а порой и для езды верхом.

Реззу и война

Грабеж стоянок противника считался у туарегов весьма почетным делом. Туареги Ахаггара особенно от­личались этим. Реззу у них называется эджен или эген в отличие от аннеменси или амджера, что означает открытую войну между племенами или целыми конфеде­рациями.

Реззу были более частым явлением, чем война. Они могли совершаться в любой момент и любыми силами, независимо от того, находились ли племена в состоянии войны или нет. Реззу стало столь обычным занятием, что было возведено в ранг реально существующего ин­ститута, со своими законами, правилами, четко соблю­даемыми участниками. Самой простой формой реззу бы­ло похищение соседского стада, по возможности без че­ловеческих жертв. Дело осложнялось, если жертва на­чинала защищаться и пыталась вернуть свое добро.

Для набега собирались самые разнородные элемен­ты, объединенные жаждой приключений и грабежа, по­множенной на желание завоевать благосклонность у женщин. Не одна разбойничья экспедиция состоялась лишь ради удовольствия женщин — добыть им красивые одежды и украшения. Тщеславие мужчин прекрасным образом соединялось тут с тщеславием женщин.

Как только принималось решение совершить такой набег, его организаторы старались собрать как можно больше боеспособных мужчин. Чаще всего реззу быва­ли летом, когда из-за оскудения пастбищ стоянки были вынуждены рассредоточиваться и находились на значи­тельном расстоянии друг от друга, что делало внезап­ность нападения более вероятной.

Каждый участник запасался оружием. Если у него не было мехари, он находил того, кто мог одолжить ему животное, обязуясь в случае удачи отдать ему полови­ну захваченного скота; если же операция проваливалась или верблюд погибал, убытки не возмещались.

Собравшись вместе, мужчины обсуждали планируе­мый набег и произносили священные слова — обычное в таких случаях заклинание «нархай алларх», которое тесно сплачивало их на время экспедиции, обязывало оказывать друг другу помощь, а после окончания ее справедливо разделить добычу. Затем назначался гла­ва, необязательно из числа благородных туарегов, но непременно человек, известный своей храбростью, на­ходчивостью и опытом участия в подобных делах. И группа отправлялась в путь, выслав вперед развед­чиков. Все препятствия устранялись. Запасы продо­вольствия прятались в ущельях, чтобы, с одной сторо­ны, не отягощать всадников, а с другой — обеспечить себя продовольствием на случай, если судьба окажется неблагосклонной. Двигаться приходилось быстро, что­бы использовать преимущество внезапного нападения, поэтому каждый имел при себе только самое необходи­мое. Еще до восхода солнца отряд был уже в пути, и марш продолжался без остановок до самого вечера. Все на марше было подчинено быстроте — этому ключу к успеху; приближаясь к цели, отряд реззу по возмож­ности еще более ускорял темп. Перед нападением люди делились на две группы; одна должна была захватить животных и угнать их в условленное место, другая со­вершала нападение на стоянку противника, чтобы сбить его с толку и дезорганизовать.

Несколько человек выстрелами из ружей старались посеять в стане врага панику, после чего вперед устрем­лялись мехаристы. Противник, подвергшийся нападению и чаще всего неготовый к обороне, спасался бегством, особенно если на стоянке находились в основном жен­щины. Тогда у женщин отбирались одежда, украшения, все, что имело хоть какую-то ценность, включая запа­сы продовольствия. Уводили стада, если те находились на стоянке, однако эту работу совершала обычно дру­гая группа.

Если же противник оказывал какое-то сопротивле­ние, на него обрушивался град дротиков, и вскоре муж­чины, спешившись, уже бились такубами. Однако чаще всего атакованное племя, оценив силы нападавших, от­ступало и в зависимости от обстоятельств либо потом оказывало сопротивление, либо организовывало ответ­ное реззу.

С сахельских стоянок уводили еще и негров, мужчин и женщин, а также верблюдов. Нескольких негров оставляли себе в качестве прислуги, остальных же про­давали на рынках Айн-Салаха и Туата. Подвергшиеся нападению собирались, в свою очередь, с силами, но не бросались в напрасное преследование налетчиков. По­скольку им был известен обратный путь нападавших, они старались первыми достичь колодца, мимо которо­го те обязательно должны были проследовать. Если им удавалось перерезать дорогу к этому водопою, завязы­валось настоящее сражение, ожесточенное и часто кро­вопролитное. Когда туареги видели, что их обошли, они образовывали плотное каре позади своих верблюдов и защищались с помощью щитов. Если они понимали, что завладеть колодцем им не удастся, они бросали добы­чу. Сражение прекращалось, лишь когда подвергшиеся налету отбирали все свое добро до последнего, если только среди них не оказывалось убитых и они не жаж­дали мести. Порой реззу следовали один за другим. Иной же раз все улаживалось довольно мирно: налет­чики проявляли себя по отношению к побежденным этакими добрыми принцами, возвращая какое-то коли­чество скота, необходимое им для существования, и за­бирая себе все то, что считали лишним. Подобное слу­чалось, когда племя подвергалось ограблению незакон­но, то есть когда ранее с его стороны не совершалось никаких действий, вызвавших этот набег. На сей счет существовали правила: делегация воинов («миад» — у арабов) приходила на стоянку нападавших и вела пе­реговоры о частичном возвращении им имущества.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: