Древние культы, религии и верования

Сегодняшние туареги — это мусульмане, однако их исламизация искусственная и сравнительно недавняя. Как и все обращенные в новую веру, туареги стремятся скрыть свои прежние верования, но они все равно кое в чем проявляются. В течение определенного отрезка времени туареги считают себя прилежными последова­телями пророка; они стараются даже приписать себе шерифское происхождение, так что весьма трудно до­биться от них каких-то сведений относительно их преж­ней религии.

Какими были древние верования туарегов? Идолопо­клонничество или анимизм? Здесь приходится вести речьлишь об отдельных, весьма туманных фактах, предо­ставленных нам археологией и античными текстами[7].

Культы, исторические и протоисторические

Изучая непосредственно наскальные гравированные изображения и рисунки Центральной Сахары, находишь в них кое-что, могущее дать представление о веровани­ях их авторов. Однако интерпретация их нуждается в доказательствах.

Может быть, древние художники Центральной Саха­ры, жившие до «периода колесниц», и не имеют никако­го отношения к туарегам или имеют с ними связь весь­ма отдаленную, однако вполне допустимо, что у них бы­ли точки соприкосновения, следы которых выявляются у теперешних народов.

Фробениус при изучении больших гравюр Феззана не мог не вспомнить охоту у пигмеев и у автохтонных жи­телей Океании. Дело в том, что, прежде чем отправить­ся на охоту, и те и другие рисуют на земле или на ска­ле животное, которое хотят заполучить, и после ряда заклинаний совершают ритуал, имитируя его умерщвление. Аналогию можно проследить и на других рисунках, даже несмотря на то что там нет человеческих фигур, например франко-кантабрийских или австралийских. Совсем иначе выглядят рисунки «периода буйвола» в Южном Оране, Тассилин-Аджере и Феззане, которые нередко носят характер просто забавных историй. Спра­ведливости ради, следует сказать, что ряд животных (те, что отмечены спиралью над ними) являлись все же объектом какого-то магического ритуала.

В то же время в.рисунках этого периода попадают­ся человеческие фигуры с зооморфными головами (соба­ки, шакала, осла, антилопы), или с рогами, или же с приставным хвостом; все эти фигуры напоминают изо­бражения древнеегипетских богов и ритуальные переоде­вания в маски, которые еще сохранились в Тропической Африке. Очень трудно истолковать эти изображения: речь может идти как о переодеваниях, осуществляемых во время охоты, чтобы легче было приблизиться к до­быче (как это отчетливо видно на одном из рисунков уэда Тамрит, в Тассилин-Аджере), так и о масках, на­детых с культовой целью. Кроме того, в этот период был в почете и культ плодородия; ведь известно много ри­сунков с изображениями людей в момент совершения ими полового акта, эти рисунки можно было бы истол­ковать как чисто эротические, если бы не было известно (по аналогии с тем, что существует в настоящее время у африканцев Сахеля), что эти изображения имеют целью лишь выразить понятие мужского и женского на­чал в воспроизводстве.

Фробениус истолковал также некие круги с заклю­ченными в них фигурами страусов и жирафов как «об­ручи света», которые на более поздней стадии дали яко­бы рождение солнечному диску древнеегипетских куль­тов, материализовавшихся в виде быка и барана. Одна­ко такое истолкование сомнительно, контекст многочис­ленных сценок поимки животных больше наводит на мысль о ловушках и силках.

Жоло, например, решил, что обнаружил в изображе­ниях, как ему показалось, в момент мочеиспускания слона, барана, буйвола — ритуал вызова дождя. Сегод­ня эта теория не разделяется, ибо множество копий, имеющихся в нашем распоряжении, не дают тех дан­ных, на которые опирался Жоло. К тому же изучение изображений на местах и более четких копий позволяет утверждать, что это вовсе не изливание струй, а неров­ности поверхности скалы или случайные царапины.

В сюжетах «периода буйвола» обнаружено много изображений дисков и украшений между рогами жи­вотных, совершенно аналогичных изображениям на древнеегипетских памятниках. Некоторые авторы усмат­ривают здесь прямую зависимость, основываясь на гипо­тезе, что бык пришел сюда с востока; другие же по­лагают, что эти сходные черты могут быть случай­ными.

Имеется слишком много аналогий между отдельны­ми рисунками Египта и Сахары, чтобы между ними не прослеживалось родства; однако природа культа по-прежнему не поддается определению, египтологи часто теряются перед разнообразием типов изображе­ния урея и других атрибутов. Уточним, что баран, увен­чанный солнечным диском, столь часто встречающийся в Сахарском Атласе, в Сахаре нигде не фигурирует.

В рисунках Тассилин-Аджера, относимых обычно к «периоду буйвола», у многих персонажей есть рога, чтоможет быть просто украшением головного убора, не имеющим никакой связи с культом. Более показатель­ной с этой точки зрения является сцена танца на ска­ле в Тиратимине (Тассили), где изображено большое количество женщин, танцующих в кругу сидящих и хло­пающих в ладоши людей, а сбоку в этот круг входит че­ловек в маске, увенчанной рогами (колдун или носитель маски предка племени). Это буквальное воспроизведе­ние ритуальных танцев жителей Сахеля во время их праздников инициации или урожая. У туарегов таких танцев нет, но в Джанете на празднике зебиба земле­дельцы рядятся в мишуру и надевают маски с рогами, позаимствованные ими, вероятно, из Сахеля.

С началом французской оккупации в Центральной Сахаре найдено некоторое количество статуэток. Фигур­ки изображают буйвола, барана, зайца, антилопу, ка­ких-то звероподобных существ с головой совы или льва; это наверняка предметы поклонения. Несмотря на гру­бые формы, фигурки не лишены изящества, а порой и утонченности. Туареги не признают их своими изделия­ми. И действительно, высокая техника исполнения фигу­рок заставляет думать скорее об эпохе неолита, когда люди в совершенстве владели искусством резьбы по камню. Ныне известно, что они датируются «периодом буйвола». Тем не менее многие служили предметом культа еще относительно недавно; нет сомнения в том, что это было вторичное их использование, вероятно не имеющее ни малейшей связи с первоначальным пред­назначением фигурок. Речь идет о звероподобных суще­ствах с головой совы из Табельбалета (Тассили) и с головой быка из Тазерука (Ахаггар). Туареги приписы­вают этим статуэткам магическую силу, способную вы­звать дождь и дать плодородие женщинам.

А не попробовать ли связать эти фигурки и с рас­сказами позднелатинского автора из Африки Кориппа? По его словам, языческие народности луата и хоуара изображали свое божество в виде быка, который являл­ся также родоначальником и других местных богов; один из них звался Гурзил. Эти народности имели так­же своих священных идолов, чьи имена они выкликали во время сражений, а накануне сражений омывали кровью принесенных им жертв.

Похоже, что священный характер этих идолов сохра­нился через века и поколения, хотя трансформировался и ослаб.

Религия древних ливийцев

Мы располагаем немногочисленными сведениями о религии древних ливийцев, записанными древними ав­торами.

Геродот рассказывает, что насамоны почитали моги­лы предков (тех, кто прослыл у них самыми уважаемы­ми и справедливыми людьми) и что они клялись ими, прикасаясь к могиле. Аусы почитали богиню Афину, ко­торую называли дочерью Посейдона и Тритониды. Оби­татели оазиса Аммон поклонялись барану. Что касает­ся атлантов, славившихся своей мудростью, то они во­все не занимались прорицательством (то есть у них не« было оракулов) и не употребляли в пищу мяса живот­ных, что может быть истолковано как признак аними­стических верований. Кроме того, Геродот сообщает нам, что все ливийцы-кочевники, от Египта до озера Тритон, питались мясом и молоком, но в подражание египтянам не ели говядину и свинину, их жены также следовали этому правилу из почтения к Исиде — египет­ской богине. Все они совершали жертвоприношения луне и солнцу, племена с озера Тритон — Афине, затем Тритону и Посейдону. Говорят, в III веке до н. э. массилы, один из нумидийских народов, поклонялись Кро­ну (Кроносу) и приносили ему человеческие жертвы.

В более позднее время многие авторы упоминают о культе Аммона, существовавшем в различных ливий­ских племенах, и о знаменитом Храме солнца, где ора­кулом было божество-баран. Со всего Средиземноморья люди устремлялись в оазис Сива, чтобы узнать о сво­ей судьбе у старого ливийского бога. Ему оказывали почести египтяне, греки, карфагеняне, а среди ливий­цев — насамоны, псиллы, масеи, гараманты и другие.

Таким образом, почти очевидно, что у предков туаре­гов существовал культ Аммона, который был связан с культом солнца. Поэтому довольно удивительно отсут­ствие изображения барана на скалах Центральной Сахары, разве только что его культ в этих районах иг­рал второстепенную роль. Природа же изображений ба­рана в Южном Оране трактуется весьма противоречи­во: одни авторы видят в них истоки ливийского Аммона, другие — его производные. Отсутствие иных изображе­ний на территории между Южным Ораном и оазисом Си­ва тоже не способствует разрешению проблемы, однако возраст рисунков представляется, безусловно, более древним, чем сам культ барана у жителей оазиса Сива. Что касается существования культа солнца и звезд, то тому находится немало подтверждений. Е. Ф. Готье полагает, что встречающиеся в Сахаре многочисленные круги большого диаметра, выложенные из камней, имеют отношение к этому; тем не менее это лишь гипо­теза.

В связи со сведениями Коррипа о боге-быке Гурзиле можно заметить, что бык часто изображается на гра­вюрах и рисунках, однако они расположены в местах, которые никак не похожи на святилища; к тому же изо­бражение быка нередко встречается вперемежку с дру­гими животными, а во многих случаях изображаются целые стада быков, что скорее говорит о воспроизведе­нии сцен пастушеской жизни, чем о культовом назна­чении этих изображений.

На краю деревни Хирафок, на одной из труднодо­ступных вершин, изображено множество больших жирафов и очень красивый страус. Среди нагромождений камней видны небольшие холмики, на земле валяются черепки древних гончарных изделий. Никогда и нигде среди множества обнаруженных мною стоянок не встре­чалось ничего подобного: ни одна из гравюр не уцеле­ла, все сбиты. Видно, что это не случайность, а сделано преднамеренно. Не служили ли эти гравюры объектом культа? Тщательное изучение места позволило сделать такое предположение, а подкрепляется гипотеза тем фактом, что огромные плиты опрокинуты умышленно. Однако поскольку ни на какой другой стоянке подобно­го не встречалось, то сомнения все же остаются. Как бы то ни было, существовал такой культ на самом деле или нет, эти рисунки определенно были причислены к идо­лам и по этой причине разбиты пришедшими сюда чу­жеземцами (как это имело место в античном Средизем­номорье, когда первой заботой завоевателей при заня­тии территории противника было разрушение его идо­лов и храмов).

Конечно, нельзя определить точную дату этих собы­тий. Но одно несомненно: именно сюда пришли первые миссионеры ислама, многие из которых здесь и похоро­нены. Возможно, что эти первые на туарегской земле мусульмане и виновны в разрушении рисунков, воспри­нятых ими как языческие. Добавим, что в доме каида Хирафока над дверью был изображен знакТанит (Тин-нит)! Этот любопытный рисунок, отдаленно напоминающий о карфагенской богине, относится к явлению то­го же порядка, что и почитаемые символы в домах Уарглы и Гадамеса; однако это еще не дает права утверждать, что у туарегов был распространен культ Танит.

Христианизация

О христианизации туарегов в древности говорилось много. Дювейрье был первым, кто объяснял высокое положение женщины в туарегском обществе именно хри­стианизацией. Это же влияние он усмотрел и в наличии в языке тамашек определенного количества латинских слов религиозного характера, а также в декоративных мотивах ряда предметов, где часто присутствовало изо­бражение креста, например на щитах воинов, в самой форме луки седла, рукояток кинжалов и мечей.

Такую же теорию выдвинул С. Килиан, основываясь на тех же фактах и на ритуалах, в частности нанесе­нии туарегами крестов на миски и другие предметы, от которых им надо было отогнать злых духов; упор он делает на то, что мотив креста довольно частый в ис­кусстве туарегов.

Однако если говорить о современном оружии туаре­гов, то не вызывает сомнения тот факт, что его форма утвердилась много веков спустя после начала христиан­ской эры; что меч с гардой в виде креста, кинжал, при­крепленный к луке, седло рахла с лукой в форме креста появились очень поздно в наскальных росписях и ри­сунках, а щиты туарегов не фигурируют там вовсе. Но определить точную дату их появления в росписях не­возможно, а такуба появляется лишь с более поздними изображениями верблюда. Исследования в отношении оружия позволяют утверждать, что самые старинные клинки мечей — европейского производства — относят­ся к XIII веку, а имеющие уже клейма — в основном к XVI. Таким образом, здесь следует говорить о двух ви­дах клинков — о заимствованных через испано-марок­канский канал и о доставленных на рынки Северной Аф­рики торговцами из Генуи, Марселя и других мест. А с мечом машуашей, как это утверждалось, здесь нет ни­какой связи, ибо он более короткий и изготовлялся из бронзы.

Что касается ритуала наносить крест или класть в виде креста две деревянные палочки на некоторые пред­меты и сосуды, то в результате моего исследования в Сахаре выяснилось, что этот ритуал не является туарегским, а распространен во всем мусульманском мире и совершается арабскими марабутами, в той или иной степени занимающимися магией. Скрещенные палочки— ритуальный знак, означающий преграду, запрет, а если шире — то и защиту.

Совершенно очевидно, что рукоятка кинжала и лука седла похожи на агадесский крест. Эти мотивы типичны в основном для ремесленников Аира и людей племени кель-грес, искусство которых резко отличается от ис­кусства другой группы ремесленников — из племени даг-эш-шейх. Впрочем, мотив агадесского креста возник сравнительно недавно и существует на протяжении жиз­ни лишь нескольких поколений.

Итак, христианизация туарегов — факт сомнитель­ный. И прежде чем утверждать, что она имела место, следует изучить действительное положение с христиан­ской религией в Северной Африке, где она распростра­нилась в первые же годы христианской эры. Немало епископов несли новую веру от Цезарейской Маврета-нии до границ Византии, достигли Верхних Плато вплоть до шоттов Джерид. Согласно Тертуллиану[8], не только вся Проконсульская Африка стала христианской, но и весь район Большого и Малого Сиртов, а также некоторые гетульские племена. Однако отец Менаж, ко-торюму мы обязаны самыми значительными из опубли­кованных трудов о христианстве в Африке, не без осно­ваний задавался вопросом, достаточно ли хорошо па­стыри следят за чистотой веры вновь обращенных. Представление, данное, в частности, общиной Карфаге­на в 250 году, во времена гонений при Деции, выгляде­ло жалким, и отступников насчитывались тысячи[9]. Ну-мидийцы, обращаясь в христианство, просто принимали религию завоевателей, вернее, делали вид, что прини­мали, но в основной массе своей оставались язычни­ками.

Что же в таком случае говорить о кочевых племе­нах, которые всегда ускользали от властителей Север­ной Африки?

В письме к Гезихию. епископу города Салона в Далмации, святой Августин писал, что «Евангелие не встречает понимания у варваров, а что касается наро­дов более удаленных, которые никак не признают рим­скую державу, то они не приобщились к христианской религии — ни один из тех, что входит в ее состав» (письмо № 199).

Святой Григорий тоже сообщал, что многие бербе­ры, приобщившиеся к Евангелию, оставались язычника­ми и продолжали поклоняться камням и деревьям.

Однако Прокопий в 548 году отмечал, что при им­ператоре Юстиниане насамоны Гадамеса обратились в новую веру, гараманты Феззана заключили мирный до­говор с империей и также обращены в христианство. «Никогда еще вера, — говорил по этому поводу отец Менаж, — не имела такого широкого распространения в Африке. Обращение этих новых народов способствовало распространению влияния церкви и империи доволь­но далеко в глубь Африки. Но являлась ли она крепкой? Религиозная пропаганда долго была одной из из­любленных форм византийской экспансии. Из этого следовало, что обращение, которого она добивалась, бы­ло скорее политическим актом, оно осуществлялось без предварительного обучения катехизису, а следовательно, без наличия убежденности у новообращенных. Рели­гиозная пропаганда, увы, продолжалась лишь постоль­ку, поскольку политические интересы пребывали в согласии с интересами личными».

Позднее, в XIV веке, арабский историк Ибн Халдун, рассуждая о берберах санхаджа, говорил, что этот языческий народ никогда не принимал христианскую религию.

Многочисленные следы язычества, сохранившиеся у туарегов, свидетельствуют о том, что, хотя некогда они были подвергнуты христианизации, а теперь и ислами-зации, у них осталось не меньше привязанности и к сво­им древним верованиям.

Что же касается желания некоторых авторов пред­ставить туарегов потомками бывших крестоносцев, объясняя этим форму их оружия и крестообразные мо­тивы их украшений, то здесь мы находим лишь не имеющие под собой сколько-нибудь серьезной почвы умозаключения, основанные на литературе, не представ­ляющей научной ценности.

В общем только латинские слова, существующие в языке тамашек, могут указывать на то, что у туарегов были более или менее тесные отношения с христиан­ским миром; однако сами по себе они еще не свиде­тельствуют о христианизации туарегов в древности.

Иудаизм

Если христианство лишь коснулось берберов Север­ной Африки и опосредованно — сахарских кочевников, то, пожалуй, совсем иначе обстояло дело с иудейской верой.

Действительно, древние евреи рано обосновались в Северной Африке, в особенности в Киренаике, где тог­да существовало язычество, и смогли приобрести сре­ди берберского населения много последователей своей веры. Целые племена были обращены в их веру, так что, когда началось насаждение там христианства, обнару­жилось существование большого количества как иудей­ских, так и иудаизированных элементов. С приходом все большего числа переселенцев из Египта влияние пра­воверных иудаистов усиливалось; во времена Византий­ской империи оно стало уже столь сильным (как в культурном, так и в политическом отношении), что на­чало вызывать опасения у властей, и император Юсти­ниан решил изгнать иудеев. Многие бежали тогда в глубь континента и даже укрылись в Сахаре, где обра­зовали многочисленные сообщества. Так было суждено образоваться иудейскому государству в Туате.

Когда, в свою очередь, в Северную Африку пришли арабы, то они нашли здесь значительное иудейское на­селение. Начались жестокие преследования, новое изгна­ние; многие общины были вынуждены принять ислам.

Очень может быть (хотя нельзя утверждать навер­няка), что племена, объединившиеся вокруг Кахины, вы­ступившие на защиту независимости берберов, были иудаизированными. Имя героини массива Орес—Кахина — происходит от древнееврейского «кохен» («жрец») и означает «жрица». Отец Менаж, прочтя Ибн Халдуна, отметил, что многие фракции народа хоуара были иудаизированы, и в частности фракция херренеха, осев­шая ныне северо-восточнее Ореса.

В XV веке в Сахаре еще существовали евреи, одна­ко они уже не были иудаистами, под натиском мусуль­манских завоевателей они исчезли — были вынуждены обратиться в ислам или уйти в Мали; некоторые из них воспользовались гостеприимством племени даг-эш-шейх и сонгаев из Гао.

Ныне невозможно определить, в какой степени эти ранее иудаизированные племена участвовали в форми­ровании народа туарегов, чьи фракции, пришедшие из района Большого и Малого Сиртов или Киренаики, испытали на себе влияние религии евреев Кирены.

А вот энадены, бесспорно, еврейского происхождения, выходцы из Туата, они в 1492 году были изгнаны туда марабутом эль-Мерихли. Многие укрылись тогда в Уалате, где в 1506—1507 годах их видел Вален­тин Фернандиш. Эти изгнанники и положили начало касте энаденов; они унаследовали художественные вкусы предков; например, циновки, окружающие их палатки, всегда украшает звезда Давида.

Ислам

По арабским источникам, исламизация туарегов, в яастности туарегов Ахаггара, была проведена Абдаллой Эд-Джафарюм, наместником Сиди Окбы бен Нафи (ум. в 683 году); его два помощника якобы почили у церевии Тазерук в Тиокине, их могилы до сих пор являются местом почитания.

Разные авторы описывали то, как происходило за­воевание арабами Северной Африки, и Феззана в част-Иости, однако никто из них ни словом не обмолвился проникновении арабов в Ахаггар или в Тассили: по­хоже, что сюда попадали лишь отдельные проповедники.

В то же время с приходом арабов в Мармарик и район Большого и Малого Сиртов фракции хоуара, луата, маджила и другие оставили эти места, считая, что лучше покинуть родину и укрыться в пустыне, чем принять чужую религию и быть под игом завоевателей.

В легендах Сахары говорится о том, что Сиди Окба был убит туарегом по имени Косейлата; так туареги соединяют свою историю с историей племен Ореса и племени кунта клана даг-эш-шейх, потомков Сиди Ок­ры, и выражают таким образом атавистическую враж­ду, существующую между кунта и туарегами. Если даже допустить, что Косейлата по происхождению хоуара, что дает ему дальнее родство с туарегами Ахаггара, то это предание возникло на основе мании сахарцев, арабов и туарегов, приписывать известные исторические факты своей собственной истории. Впрочем, мы вовсе не убеждены в том, что кунта являются потомками Сиди Окбы, существует даже предположение, что они — арабизированные берберы.

Согласно другому преданию, бытующему у кель-ахаггар, их исламизация — дело Аггага, знаменитого ма­рабута Альморавидов, однако в сведениях, имеющихся о нем, нет упоминания о том, что он дошел до Ахагга-ра, равно как и о том, что туареги участвовали в заво­еваниях Альморавидов.

В Ахаггаре первым исламизаторам приписывают обычно могильники Тиокин, псевдокуфические надписи в Тим-Миссао, мечеть в Иламане, руины ксуров в Силете и Тите.

Не следует думать, что туареги сразу и навсегда приняли ислам; если они и приняли Коран как руковод­ство в вере, то отнюдь не отреклись от своих древних языческих обычаев. Арабы утверждают, что туареги чуть ли не четырнадцать раз становились отступниками от ислама, и до сих пор считают их весьма и весьма умеренными мусульманами. Более того, полагают даже, что в течение длительного времени они принадлежали к еретической секте ваххабитов, к которой присоедини­лись, чтобы вместе выступить против своих завоевате­лей.

Туареги малосведущи в религии, они, как правило, не могут сами читать Коран, за исключением несколь­ких человек у таитоков и в сахельском племени кель-эс-сук. Среди них живет очень мало арабов-марабутов; они находятся там в основном из меркантильных сооб­ражений, извлекая выгоду из невежества туарегов. У по­следних нет ни имама, ни муфтия; их мечети — просто места для молений, которые представляют собой хоро­шо утрамбованные участки земли, огражденные кам­нями.

Многие туареги не соблюдают предписаний Корана. Несколько лет назад некоторые вожди переложили на своих марабутов «вознесение молитв вместо них»; другие же блюдут Коран довольно тщательно, однако без осо­бой набожности. Многие туареги причислены к религи­озным орденам, но они, как правило, не знают значе­ния их ритуалов и ограничиваются тем, что носят чет ки. Так, в середине XIX века у них самым могущест­венным было братство Тиджанийя. Большинство из тех, кого встречал исследователь Фуро во время своего пу­тешествия по Тассили, входили в это братство. Однако он отмечал, что среди них было и несколько членов ордена Кадирийя. Вождь Ин Геддассен и несколько бла­городных из района Гата принадлежали к сенуситам. Когда племя улед-сиди-шейх, игравшее в Тиджанийи[10] значительную роль, сражалось с французами, большин­ство туарегов оставались связанными с этим братством; позднее многие присоединились к сенуситам.

Бесспорен тот факт, что исламизации туарегов во многом способствовало проникновение европейцев в Аф­рику и что под предлогом защиты веры марабутам удалось восстановить их против французов, а самим в то же время приобрести у них большее влияние.

Основными представителями ордена Тиджанийя в стране туарегов были ифорас из Тассили, их завийя в Гемазинине была основана одним из ифорас, эль-Хадж Эль-Фоки, в 1700 году. Его сын Муса прославился сво­ей святостью, и поэтому его могила, находящаяся близ пальмовой рощицы, почитаема всеми северными туарегами.

Туареги Адрар-Ифораса причислены к ордену Кадирийя и приняли вард от шейха Баи, бывшего марабута из племени кунта из Телейи. Он умер несколько десятиле­тий назад, а слава о нем распространилась по всей Сахаре. У иуллеммеденов одни племена относятся к Кадирийи (кель-эс-сук), другие—к Тиджанийи (ида-у-сахак). В Аире вероисповедание ордена Кадирийя более распространено, однако членов ордена Тиджанийя также много. Сенуситы до 1900 года имели мало адептов, но их движение привлекло многих во время восстания 1915—1918 годов, однако в наши дни сохранилось лишь несколько религиозных центров сенуситов.

Религиозная умеренность туарегов такова, что еще несколько десятилетий назад они не очень почитали ма­рабутов, а совершивших паломничество в Мекку было довольно мало. Когда в 1860 году Дювейрье посетил Гат, у северных туарегов насчитывалось около тридцати таких паломников. В 1950 году у ахаггаров лишь три человека имели звание эль-хадж. После провозглашения независимости паломничество в Мекку совершали многие туареги.

Однако умеренность не исключает фанатизма. Еще Карт отмечал, что во время путешествия ему случалось сталкиваться с фанатизмом туарегов, осаждавших его вопросами, а с некоторыми из них ему даже приходи­лось вступать в дискуссии по различным религиозным догмам. Он с честью выходил из положения благодаря превосходному знанию Корана и мусульманских нра­вов. В то же время невежество туарегов в религиозных вопросах делает их послушным инструментом в руках марабутов, которые часто пользуются этим, чтобы раз­жигать у них ненависть к христианам. Расправа с мис­сией Флаттерса в 1881 году — одно из следствий этого.

В настоящее время в Ахаггаре в земледельческих центрах существует несколько школ по изучению Кора­на, открытых арабскими марабутами. Их посещают в основном дети харратинов; дети же туарегов не могут ходить в такие школы, поскольку они находятся далеко от их стоянок.

Есть в Ахаггаре семья марабутов, по происхожде­нию шерифы из Аулефа (Тидикельт), поселившаяся там примерно 75 лет назад, к которой все относятся с вели­чайшим почтением. Сначала эта семья обосновалась на небольшом участке в Дар-Мули и возделывала его, но после случившейся там засухи переехала в Эссали-Се-кин; здесь ею каждый год устраивается праздник мило­стыни, на который съезжаются все туареги Ахаггара. Глава семьи — Мулей эль Вафи бен Мулей Абдаллах отличается глубокой набожностью и пользуется боль­шим уважением.

Анри Бассе говорил по поводу исламизации туаре­гов, что из ислама они почти ничего не взяли, кроме, может быть, Корана в качестве амулета, зато переняли от него фатализм. Многие другие исследователи тоже отмечают поверхностность мусульманской веры туаре­гов, однако не следует преувеличивать и степень их без­божия.

Со времени проникновения европейцев в Сахару ис­лам как знамя сопротивления добился больших успе­хов, а сенусизм в 1915—1918 годы еще более усилил это движение. Между тем сами французы способствовали тесному контакту арабов с туарегами: их гарнизоны состояли в основном из арабов, в результате чего в Ахаггаре обосновались арабские коммерсанты и мара­буты. Более того, когда южные территории стали без­опасными, появилось много марабутов, собиравших ми­лостыню. Все они были одновременно и проповедника­ми ислама. 204

Хотя марабуты и не охватывали стоянок туарегов в глубине Сахары, активная пропаганда, религиозный ха­рактер которой часто дополнялся политическим, сильно воздействовала на тех, кто кочевал и кочует вокруг Та-манрассета. Таким образом, можно сказать, что ислами-зация Ахаггара хоть и медленно, но проводится.

Уже заключено немало браков между арабскими марабутами и туарегскими благородными женщинами; дети от таких браков воспитываются в арабских тради­циях. Мало-помалу марабуты стараются вытеснить тра­диционный матриархальный уклад туарегов мусульман­ским патриархальным.

Все шире распространяется соблюдение поста и празднование мусульманских религиозных праздников.

И наконец, марабуты предложили многим туарегским вождям публично отречься от прежних верований, от всего того, что еще осталось у них от язычества. Аменокаль Ахамук, а за ним и Меслах публично высту­пили с подобным отречением.

Летаргия, в которую погрузились туареги в резуль­тате насильственного прекращения их разбойничьей жиз­ни, в сочетании с пропагандой арабов обратила их к религии. Теперь можно все чаще видеть благородных молодых людей, проводящих время за распеванием сти­хов Корана.

Пережитки язычества

Несмотря на достигнутые исламом в последнее время успехи, за десять веков, прошедших от начала исламизации, туареги все еще не избавились от своих древних верований. Конечно же, они стираются, теряют свою интенсивность, но остаются несмотря ни на что жить в глубине души туарега. Так будет продолжаться еще долго, и не сам ли край тому причиной, горы, холмы и долины, крепко хранящие свои легенды, отмечен­ные печатью языческой веры?

Туареги все еще верят в существование духов, в при­видения. Наряду с правоверными адептами ислама они охотно назовут вам разные таинственные существа, ко­торые, как говорил Е. Ф. Готье, являются не чем иным, как старыми их божками. Отец де Фуко обнаружил в зассказанных ему легендах имена нескольких таких божков: Тамарес, Бурдан, Тассуд, Уэрдаз, Нулана, Ра­дес; большинство из них сегодня уже забыты и хра­нятся только в памяти стариков.

Вера туарегов в сверхъестественное превосходит вся­кое воображение. Горы, источники, гельты, ущелья, де­ревья они населяют духами — алхикен, или имдунен — и для защиты от них носят множество талисманов, взя­тых у марабутов. Женщины более суеверны, чем муж­чины, и занимаются тем, что испрашивают совет у ста­ринных могил (тасауит) — точно так же, как это отме­чал еще Геродот у насамонов и Помпоний Мела у авгилов. «Авгилы, — писал последний, — не признают дру­гих божеств, кроме душ умерших. Они клянутся ими и спрашивают совета у них, как у провидцев; для этого они, изложив свою просьбу, ложатся на могилы и во сне получают ответ». Этот текст, которому 2000 лет, ак­туален в отношении туарегов и поныне, ибо туарегские женщины, когда хотят получить весточку от ушедших в иной мир, поступают точно так же.

Кроме того, туарегские женщины занимаются гада­нием — на зеркале, ящерице или рисунке на песке (ташилет), изображающем гадюку. Одни могилы, счи­тается, исполняют желание женщин — иметь любовни­ка или мужа; другие же, как, например, в Тазеруке, по­могают от бесплодия. Именно там были найдены ста­туэтки, так называемые тибарадины, над которыми со­вершали молитвенные действа только женщины, мужчи­ны же просто посещали эти старые могилы. Предназна­чение идолов с головой совы из Табельбалета, должно быть, весьма близко тому, которое имели идолы из Тазерука.

Эти петролатрические культы[11] оказались очень жи­вучими у туарегов. Они верят, что некоторые камни свя­заны с привидениями, и, дабы умиротворить духов, кла­дут рядом с ними булыжники как воплощение своих обетов. У перевалов, на узких и опасных тропах часто можно увидеть большие груды таких камней, похожие на курганы, а по обеим сторонам караванных дорог, ве­дущих, в частности, в реги Тенере или в районы пусты­ни, слывущие опасными, — множество небольших кучек.

Считается, что духи селятся и в некоторых деревьях, например Ваlanites aegyptiaca; туареги называют его ахемес. Они никогда не расположатся под таким дере­вом, предварительно не закидав его крону камнями, чтобы изгнать живущего там духа.

Выше мы уже говорили о том, какие предпринима­ются меры предосторожности в отношении пустой посу­ды, мест бракосочетания, а также местонахождения но­ворожденного, вокруг которого, как полагают, витают духи. С той же целью в палатке туарегов принято ве­шать на центральный шест старую сандалию.

Запреты же на определенные виды пищи, о чем то­же говорилось выше, суть, видимо, не что иное, как остатки анимизма.

Наряду с этими поверьями очень большое место у туарегов занимает колдовство. Оно почти всегда носит характер симпатической магии. Черепа варанов, кусоч­ки кожи аддакса, которые туареги носят в качестве аму­летов, предназначены для защиты от укусов змей и скорпионов; поскольку вараны и аддаксы уничтожают змей и скорпионов, туареги считают себя в безопас­ности. Так, согласно другому поверью, тому, у кого гноится рана, не рекомендуется пить молоко — из-за аналогии цвета и т. п.

Сны тоже имеют свое толкование у туарегов. Если человек увидит во сне черное — это плохое предзнаменование; белое — он получит деньги; финики — кто-то из его близких или он сам будет ранен; змею — на него напущена порча.

Есть у туарегов счастливые и несчастливые дни, от них зависит, браться ли за какое-нибудь дело и отправляться ли в дорогу. Тот или иной признак, встреча с тем или другим животным истолковываются как благо­приятный или неблагоприятный знак, чтобы идти на охоту и т. д.

Туареги верят в колдовство, и некоторые люди (эмекему), похоже, занимаются этим. Существуют колдовские зелья; секрет их приготовления хранят кель-джанет; самое известное из них — борбор: женщины пользуются им, чтобы привязать к себе мужчин и повелевать ими.

Таким образом, туареги все еще сильно привязаны к своему языческому прошлому.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: