Интерпретатор как социальный критик: опыт понимания языка культуры

Один из неизменных объектов социальной критики — язык культуры, искажающий восприятие социальной реальности посредством клише, стереотипов, сети заученных значений. Традиционная критика, так или иначе, начиналась с переименования вещей, с разрушения одного символического универсума, ассоциирующегося с «ложным», идеологическим сознанием, и создания другого, максимально приближающегося

к действительности. Современные условия ставят перед критиком другие задачи: не столько совершать попытки прорыва за пределы тезауруса культуры, сколько стремиться понять реальность, говорящую на многих языках, вернуть сознание из сферы языкового потока, где оно захвачено образами, словами, информацией, в сферу человеческих взаимодействий, побуждающую контролировать языковую стихию, учиться пользоваться языком, говорить с другими и приходить к взаимопониманию. Социальная критика борется не столько с языком или языками, сколько с индифферентностью по отношению к значениям и смыслам, проходящим перед взорами большинства.

На смену утопическим замыслам, обладающим мобилизующим единством наглядной цели, приходят критические интерпретации, в которых нет телеологического притяжения лучшего. Все лучшее, которое могло бы поражать и приводить в движение, уже сказано и переведено на язык рекламы, зрелища, спектакля. В отличие от традиционной критики, в своих интенциях опережающей социальную действительность, интерпретация сосредоточена на «здесь и сейчас». На первый взгляд она ничего не меняет: ее цель — понимание определенного культурного контекста (исторического, социального, художественного), относительности идеалов, ее метод — осторожность в обращении с языковыми конструктами, оказывающими ограничивающее влияние не только на сознание обывателей, но и на сознание интерпретатора. Критическая интерпретация перестает претендовать на социальную инженерию, перекройку реальности по тому или иному образцу.

Интерпретация снимает вызов трансцендентного; она в большей степени напоминает искусство различения, узнавания культурных и смысловых границ, чем протестное мышление. В бесформенной эклектической массе терминов, ценностей, образов критики-интерпретаторы (например, М. Фуко, Ж. Деррида, У. Эко) прослеживают очертания целостных образований, развитие микро- и макромиров, занимаются расследованием, анализом исторического материала. Вместе с тем процесс расследования сам по себе является негласным отрицанием навязанных установок сознания, включает в себя деконструкцию (а не деструкцию) культурных значений, представляет собой символический протест против аморфной реальности, в которой отсутствует прошлое и настоящее. Интерпретация — не средство преобразования мира, но самодостаточный процесс, частично приоткрывающий смыслы (находящиеся взаперти привычного языка культуры) и временно освобождающий сознание от давления лавинообразного потока обезличенных и разрозненных информационных файлов. Интерпретация – символи-

ческая борьба против бессвязности окружающего пространства в среде массмедиа.

Критическая интерпретация требует преодоления как потребительской установки сознания, так и привычек к монологичному восприятию действительности. Традиционная критика противопоставляет один монолог другому, слово-откровения (пророка, просветителя, марксиста) -идеологическим штампам, расчищая пространство для преобразовательных действий. Критическая интерпретация (в трактовке Ю. Хабермаса М. Уолцера, Р. Росальдо [4; 6; 5]) вносит в сознание людей элемент незнания, инициирующий желание понять другого и прояснить свою собственную позицию. Критика превращается в настойчивое напоминание всем, кто решается отстаивать собственную правоту, что они не одни, их проекты приемлемы не для всех, существуют иные взгляды на жизнь и иные ценностные координаты. Критическая интерпретация ограничивает самонадеянность и вместе с тем показывает возможности прийти к согласию ненасильственным путем, посредством обсуждения и прояснения волнующих вопросов. Интерпретация не учит, что нужно делать в том или ином случае, она показывает сложность действительности, в которой слово способно развязывать и предотвращать конфликты. Социальная критика, принимающая форму интерпретации, озабочена не масштабами и не сроками преобразований, а их последствиями, она требует не тектонических сдвигов в бытии, но изменения сознания, развития чуткого, уважительного отношения к различным стилям жизни и нормам социального общежития.

Идеалом социального субъекта в контексте новой модели социальной критики является субъект, способный абстрагироваться не столько от повседневности вообще, сколько от повседневных эмоций спонтанного неприятия непонятных феноменов чужой культуры и доверчивого отношения к «самопонятным» явлениям своего культурного ареала. Если традиционная критика начинается с опыта отчуждения, то современная — с опыта понимания. Также как опыт отчуждения заставлял индивида говорить не так, как все, выражать индивидуальное видение ситуации, опыт понимания есть выход из состояния массового гипноза общества масс-медиа, поскольку противопоставляет потребительскому сознанию аналитическое наблюдение и просвещенное воображение. Так же как опыт отчуждения неразрывно связан с чувством одиночества, опыт понимания дистанцирует человека от массы людей, погруженных в свои символические миры. Однако в отличие от опыта отчуждения критическая интерпретация настроена на непрекращающийся обмен идеями, точками зрения, сублимирующими любой радикальный

ули революционный жест, в динамичную стихию человеческого разговора, общения.

В традиционной критике разговор приобщает к новому миру, к новым формам социальных взаимодействий. Критика постулирует необходимость новой жизни, для осуществления которой требуется целеустремленность, воля к достижению единой цели. В современной критике разговор приобщает к социальному взаимодействию, освобождает от анонимности и случайности столкновения социальных атомов. Критика создает новую среду, публичную сферу, где критиком-интерпретатором в принципе может быть каждый, кто готов учиться сложному искусству слушать других, анализировать высказывания, выбирать приемлемые темы и стили обсуждения, способы самовыражения, кто допускает возможность пересмотра своей точки зрения, если для этого имеются разумные основания.

Сказанное не означает, что модель социальной критики как интерпретации полностью преодолевает утопизм дискурсов предыдущих эпох. Здесь присутствует свои завышенные ожидания. Традиционная критика наивно полагала, что разговор, воинствующее, острое слово способно стать «оружием» против инертной действительности, запустить механизм воплощения идеалов. Современная критика также во многом уповает на разговор, но разговор, который создает особое коммуникативное пространство, особое настроение, выбивающееся из рутины будней установкой на непредубежденное, «не присваивающее» понимание. Современное «постутопическое» мышление доверяет разговору, который, несмотря на возможную остроту затрагиваемых вопросов, не способен привести к агрессии, унижению человеческого достоинства, подавлению творческих возможностей; разговору освобождающему, в процессе которого человек возвращается к самому себе.

Новый человек современной социальной критики должен уметь разговаривать — разговаривать от своего собственного имени (оставляя за рамками интерпретации расхожие представления) и разговаривать с другими (оставляя за рамками коммуникации эгоцентрические настроения). Именно такой разговор, включающий презумпцию смысла другой точки зрения, интеллектуальную честность (стремление прояснить собственную позицию для других и для себя), открытость новым фактам и ситуациям, является вызовом традиционному мышлению, доверяющему абсолютам и единственно правильной позиции объективного наблюдателя. Это тот вызов, ответ на который не имеет четких очертаний, не табулируется в виде продуманного заранее алгоритма, но предполагает индивидуальный и совместный поиск, поиск длиною в жизнь и необходимый hic et nunc.

ЛИТЕРАТУРА

1. Бодрийяр Ж. В тени молчаливого большинства, или конец социального. Екатеринбург, 2000.

2. Ваттимо Дж. Прозрачное общество. М., 2003.

3. Уолцер М. Компания критиков. Социальная критика и политические пристрастия XX века. М., 1999.

4. Habermas J. Justice and Solidarity: On the Discussion Concerning "Stage 6" // The Philosophical Forum. 1989-1990. V. XXI. Nos. S.

5. Rosaldo R. Culture and Truth. Boston, 1989.

6. Walzer M. Interpretation and Social Criticism. Cambridge, 1987.

7. Yankelovich D. Coming to Public Judgment. Making Democracy Work in a Complex World. Syracuse, N.Y., 1991.

И.В. СИДОРЕНКО

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: